Когда день не задаётся с утра, то пиши пропало. Мало было Чонгуку проблем с властями, несостыковок в отчёте поставок, так ещё Хосок при столкновении, из-за вечного желания лезть на передовую, пулю получил. Чонгук нервно ходит по коридору больницы, рычит на толпящуюся у входа охрану и всё ждёт доктора с операции. Двери в конце коридора наконец-то разъезжаются, и к нему твёрдыми шагами, на ходу снимая медицинскую маску, подходит хирург.
— Как он? — подлетает к нему альфа. — Как мой брат?
— Господин Чон, отпустите мой воротник, — шипит омега и поправляет бейджик на груди с надписью «Ким Тэхён». — Всё хорошо, пулю достали, жизненно важные органы не задеты, — слышит он вздох облегчения. — У вашего брата прекрасная физическая форма, он быстро встанет на ноги. Позже его переведут в палату, и вы сможете его увидеть.
— Лично за него отвечаете, иначе… — смотрит прямо в глаза, даже не продолжает фразу, уверен, что сомневаться в том, что отвечает головой, Тэхёну думать не приходится.
— Я, конечно, знаю, кто вы и кто мой пациент, но я делаю свою работу, а ваши угрозы мне не помогают, — вкладывает в голос всю свою смелость омега.
— Чонгук, — подходит к альфе его дядя Мадо и кладёт на плечо руку, почти все пальцы которой усеяны перстнями. — Уверен, Хосоку оказывают лучший уход, не будем запугивать очаровательных омег, — подмигивает он Тэхёну.
— Я надеюсь, — провожает недобрым взглядом поспешно удаляющегося омегу Чонгук. — Я дождусь, когда этот идиот очнётся, скажу ему пару лестных слов, что так напугал, и поеду на встречу с китайцами. Ты проследи за выполнением поручений и наведайся в офис. Пойду покурю, — телохранители Чонгука сразу становятся в «живой» коридор, а он, на ходу доставая сигарету, идёт к выходу, где какое-то столпотворение из врачей и посетителей. Альфа взмахом руки оставляет охрану позади, а сам прислушивается.
— Мы частная больница, а не благотворительный фонд. При нём даже документов нет, я не буду брать на себя такую ответственность, — узнает по голосу Чон главврача. — Как сюда приволокли, так и заберут. Это нонсенс какой-то.
— Что происходит? — спрашивает Чонгук у стоящего невдалеке медбрата.
— Кто-то омегу раненного подкинул, или он сам приполз, понятия не имею. Парень в отключке.
— Слышь ты, — тщетно пытается вспомнить имя главврача альфа. — Алло, да, ты, лысый любитель пончиков, — Чонгук сколько раз замечал на столе в его кабинете коробки из известной кондитерской.
— Господин Чон, — подходит к нему, заикаясь, мужчина. — Простите, что криками вас побеспокоили…
— Что с парнем?
— Оборванец какой-то, — пожимает плечами и вытирает покрывшийся испариной лоб доктор. — Мы ведь не будем лечить каждого проходимца, мы экономим ваши деньги, и нам проблемы потом с законом…
— Я сам со своими деньгами чудесно справляюсь, — усмехается альфа и идёт к выходу, люди расступаются, а он, выйдя наружу, спускается на пять ступенек вниз.
На серой мраморной площадке лежит омега. То, что он омега, понятно по лёгкому, на секунду вернувшему Чонгука в его лучшую весну аромату нарциссов. Даже кровь этот запах не перебивает. А её слишком много. Рубашка парня заляпана разводами, даже на голубых джинсах есть потемневшие пятна, только лицо ничем не тронуто — будто его с небес так об асфальт и швырнули, а кровь от столкновения с мрамором. Потому что красота раненного парня неземная, и Чонгук даже забыл, зачем вниз спустился. Он вокруг столпившихся людей не замечает, он рядом с ним на корточки опускается, костяшками по бледной щеке проводит. Чонгук со смертью на «ты», с болью ужинает, видел картины похуже, сам не особой нежностью к врагам славится, но от почти бездыханного тела на земле выть хочется. Как можно было этот нежнейший цветок сорвать, вот так грубо на грязном мраморе распять, его кровь проливать, не понимает.
— Возьмите его, — встаёт на ноги и подходит к главврачу. — Не выживет он — не выживешь ты.
Мужчина, разинув рот, пару секунд смотрит на альфу, а потом, поняв, что тот не шутит, сразу суетится, и парня, переложив на носилки, поднимают с пола. Чонгук взглядом провожает проходящие мимо носилки и, не удержавшись, тянется, обхватывает пальцами свесившуюся вниз руку, поражается тому, насколько тонкое у омеги запястье и перекладывает её ему на грудь.
— Я не умер? — разбитыми губами спрашивает парень, но глаза от бессилия не открывает.
— Ты не умрёшь, — заверяет его Чонгук, и раненного увозят в отдел реанимации.
Чонгук теперь, кроме брата, и за омегу переживает, нервно на закрытые двери поглядывает, вестей о нём ждёт.
— Ножевое ранение, много крови потерял, но выкарабкается. Так же его избили, пара гематом на боках. Мы сделали всё, что от нас зависит, дальше он сам, на ноги точно встанет, — докладывает врач. — Придёт в себя, вызовем родных и близких.
— О любых изменениях в его состоянии докладывайте мне, — требует альфа и уходит к брату.
После короткого диалога с пришедшим в себя Хосоком под пристальным присмотром торопящего зануды-врача, которому альфа всё же брата доверяет, Чонгук уезжает на встречу. Приехав навестить Хосока на следующий день, альфа долго разговаривает с врачом, узнаёт, пришёл ли в себя вчерашний омега.
— Пришёл, но толку мало, — озабоченно говорит доктор. — Мин Юнги, двадцать лет, родных нет. Большее из него вытащить не можем, а давить боимся, он и так травмирован. Хорошо, что от потери крови не умер.
— И не надо давить, придёт в себя нормально и всё расскажет, — хмурится альфа. — Сейчас главное его здоровье.
— Конечно, — учтиво кланяется и отходит врач.
Чонгук проходит мимо палаты омеги, останавливается напротив, смотрит через стекло на лежащего на койке парня и, простояв так пару секунд, уходит к брату.
На следующий день он приходит с букетом белых лилий, молча проходит в палату, наполняет в туалете вазу водой и ставит цветы на тумбочку рядом с койкой. Потом Чонгук притаскивает к койке стул и опускается на него. Всё это альфа проделывает под пристальным взглядом продолжающего молча наблюдать омеги.
— Кто ты? — шевелит бледными губами парень и инстинктивно подаётся вперёд, пытаясь проверить, точно ли уловил этот странный, но нереально притягательный запах моря, от которого омега солоноватость на губах чувствует, он бы в него сейчас с головой нырнул, от кого все бегут, к тому бы ближе стал.
— Меня зовут Чон Чонгук, я тут главврач, — спокойно отвечает альфа, поражается, что на этом омеге даже просвечивающие сквозь тончайшую кожу венки выглядят, как искусство.
— Но я уже говорил с главврачом, его зовут мистер Хёк, — неуверенно отвечает парень.
— Он тоже главврач, — усмехается альфа. — Типа он главврач, а я его главный врач.
Юнги улыбается — Чонгук то, что окончательно пропал, понимает. Улыбка меняет парня за секунду, альфа бы и так ему больше восемнадцати не дал, но сейчас перед ним будто ещё ни разу не увидевший грязи людской ребёнок лежит. В Чонгука целились сотню раз и разным: и свинцом, и сталью, и взглядом из-под густо накрашенных ресниц, и сотней улыбок, но других. В Чонгука так ни разу не попали, а этот не целится даже, а альфа щелчок предохранителя слышит. Он не подыгрывает, не старается, он слушает его шутку и просто открыто улыбается, и она моментально цели достигает, сердце поражает.
— Повтори.
— Простите, — растерянно смотрит на него парень.
— Ты прости, — исправляется Чонгук. Она ведь не на заказ, он настолько привык приказывать и получать, что подумал, и здесь так будет, но нет, омега должен сам захотеть улыбнуться, а Чонгук ради этого постарается, потому что его улыбка определённо того стоит.
— Я думаю, вам надо знать, что я не смогу оплатить лечение, я даже не знаю, как здесь оказался, — говорит тем временем парень. — Я говорил другим врачам, но меня никто не слушает.
— Неважно, — отрезает альфа. — Считай, тебе повезло и ты как раз попал под ежегодную акцию, когда мы лечим одного пациента бесплатно.
— Серьёзно? — загораются огоньки на дне чужих глазах.
— Серьёзнее некуда, — улыбается Чонгук. — А теперь расскажи мне, что с тобой случилось, я должен дать отчёт полиции, ты ведь попал сюда с ножевым ранением.
«Я должен найти этого ублюдка, или ублюдков, и вырвать им позвоночник голыми руками, должен заставить их харкать кровью, что посмели руку на лучшее творение человека поднять».
— Скажите полиции, что была потасовка на улице, я не узнал нападающих, — сразу грустнеет омега и, опустив взгляд, прячет блестящие от слёз глаза.
— Я понимаю, что тебе тяжело, — мягко говорит Чонгук и кладёт ладонь поверх его руки, но парень будто обжёгся, сразу её отнимает и зарывает под одеяло. — Но ты должен рассказать, это нужно будет для следствия, и неужели ты не хочешь, чтобы тот человек заплатил за содеянное. Ты бы мог погибнуть.
— Это бесполезно, — поднимает на него глаза, полные боли, Юнги. — Таких, как я, полиция не слушает, и это ничего не изменит, потому что… потому что он умер, — резко тянет наверх руки и, срывая капельницу, прикрывает лицо.
Чонгук зовёт врачей и, встав на ноги, отходит к стене, пока к омеге вновь присоединяют трубочки и колют успокоительное.
На следующий день Чонгук к нему не заходит, сгорает за стеной от желания увидеть, послушать, вместо этого сидит у брата, слушает, как он за своим врачом приударяет. Альфа всю ночь только о Юнги и думал, имя его про себя несколько раз произносил, даже оно у него непривычное, тягучее, завлекающее. Чонгук бы в него с головой нырнул, пусть даже под лилиями и лотосами тьма беспросветная, а дно твари разные заселяют, и век не вынырнуть. Он поразил собой, добил улыбкой, теперь голосом завлекает. Юнги не на камне под лунным светом на берегу сидит, белоснежные волосы перебирает, но если сирены и существуют, то один из них за стеной в метр и в красном тронном зале в самом сердце альфы обитает.
Двадцати часов оказывается достаточно сполна. Он вновь с лилиями в руках в его палате, вновь вазу водой наполняет. Он даже не спрашивал, нравятся ли они ему, просто Чонгук их никому не дарил, ограничивался вечно розами да тюльпанами, а тут, пока букеты смотрел, взгляд на них задержал и то, что его кожа на ощупь, как и лепестки лилий, подумал.
— Как ты себя чувствуешь? — выбрасывает в урну ещё даже не успевшие завять цветы, ставит новые.
— Неплохо, — хмуро отвечает парень.
— Ты любишь лилии? — поворачивается через плечо к нему альфа.
— Зачем вы приходите? Вы даже показатели не проверяете. Какой тогда вы врач? — обиженно бурчит Юнги.
— Я настолько профессионал, что мне хватает одного взгляда на пациента, — подмигивает ему альфа и, сняв пиджак, вешает его на спинку стула. Чонгук расстёгивает рукава рубашки под пристальным взглядом омеги и закатывает их до локтей, хватает со столика блокнот и ручку и, подтащив стул к койке, садится рядом. Юнги восхищённого взгляда от перекатывающихся под белоснежной рубашкой мышц увести не может, глаза на его руки опускает, от переплетающихся на них вен сглатывает, от чего на него так незнакомый альфа действует, не понимает.
— Ладно, начнём проверять показатели, — отвлекает его от созерцания Чонгук и готовится записывать. — Имя, возраст, работа?
— Вы знаете это.
— Кто с тобой это сделал? — откладывает блокнот в сторону и пристально в глаза смотрит. — Я правда не хочу говорить об этом, понимаю, у тебя травма, но я должен узнать, и я не отстану.
«У меня кожа на ладонях от чесотки сходит. Я на блеск своих кинжалов смотрю, нарочно точить не приказываю, тупыми их резать буду, потому что с тебя, произведение искусства, только пылинки сдувать, а не кровь проливать. Я им кости хосоковской битой самолично дробить буду, их криками упьюсь похлеще любого самого крепкого виски. Я никогда руки не пачкаю, но ради тебя этот город вырежу, только скажи мне».
— Мой друг, — слабо начинает омега. — Он связался не с теми людьми, я не знаю, я понятия не имею, — теребит одеяло на своей груди. — Я знаю, что он что-то натворил, что-то серьёзное, но я не знаю что. Я просто приехал к нему, думал, кино посмотрим, мы часто так отдыхали, и увидел открытую дверь. Я сглупил, надо было сразу уходить, а я зашёл внутрь. Уже было поздно. Он лежал на полу, залитом кровью, с ножом в сердце, а рядом стояли парни в масках. Я просто развернулся и побежал. Меня догнали внизу, за два шага до улицы. Они пытались потащить меня обратно в квартиру, но я сопротивлялся, последнее, что я помню, как заблестел нож в руках одного из них. Я даже не знаю, кто приволок меня к больнице. Они убили его, — поднимает на него мокрые глаза. — Я никогда ту картину не забуду, — всхлипывает и уже переходит на рыдания омега.
Снова Чонгук стоит в стороне и следит за тем, как ему колют успокоительные, снова корит себя, что довёл парня. Пока альфа к этой теме возвращаться не будет, но позже обязательно узнает имя погибшего и адрес.
Хосока вот уже три дня как выписали из больницы. Хосок при выписке же позвал на свидание своего врача, а тот ему отказал. Хосок поклялся, что если Ким Тэхён не передумает, то выстрелит в себя сам и вернётся на койку. Вечно хмурый и строгий врач улыбнулся, а Чонгук поставил на брате крест.
Три дня как Хосока в больнице нет, но Чонгук каждый день здесь, хоть на десять минут, незаметно в стекло поглядывает, пока не заходит, даёт омеге от им же вызванных воспоминаний оправиться.
Сегодня Чонгук приходит с нарциссами, ставит их в вазу, на еле слышное
«где лилии?» «будут завтра, я эти дни только нарциссы нюхаю, по тебе и твоему запаху скучаю» отвечает.
— Расскажи про себя, только не о той ночи, расскажи всё, что хочешь, я хочу послушать, — просит альфа и снова садится на стул рядом.
— Ты не главврач, — улыбается омега, который идёт на поправку, и даже всё это время бледные щёки парня порозовели. В Чонгуке мысль, что он на вкус его кожу попробовать хочет, только разгорается.
— Я главный, но да, не врач, — тоже улыбается. — Но я хочу послушать про тебя.
— У меня нет родных, хотя, может, и есть, но я вырос в приюте, не могу точно знать, — рассказывает омега. — Я днём работаю в столовой в школе, по вечерам хожу на частные занятия, учу школьников математике. У меня неинтересная жизнь, скорее, обычная. С Дейвом — это тот, кого убили, — запинается Юнги и набирает воздуха в лёгкие. Чонгук накрывает ладонью его руку, поглаживает большим пальцем, в этот раз Юнги руку не одёргивает, напротив, успокаивается.
— Мы познакомились с ним два года назад на фестивале рок-музыки, а потом оказалось, что мы когда-то жили в одном районе. Мы стали общаться, подружились, я от него ничего не скрывал, но то, что он скрывает — я знал. Я понимаю, что работник игрового зала столько не зарабатывает, а Дейв за год четыре раза поменял машину, притом каждый раз брал подороже. На все мои вопросы, откуда деньги, он говорил, что, мол, пара клиентов очень щедрая, а я верил. А потом за месяца два до той ночи он стал пропадать, когда появлялся, то был весь в синяках, с ним невозможно было общаться, он будто что-то ждал, чего-то боялся. Тогда я этого не понимал, но теперь уже ясно. Я не знаю, кому насолил Дейв, не знаю, за что с ним так, — прерывается, стекающие вниз ручьём слёзы глотает. — Ему было двадцать четыре, он только начал жить… — срывается на рыдания омега, только Чонгук в этот раз врачей не зовёт. Он пересаживается на койку и, притянув его к себе, обнимает. Юнги глубже его запах вдыхает, как за якорь, за него цепляется, как ни странно, то, как горечь и боль отходят, чувствует.
После того, как омега успокаивается, его очередь слушать. Он узнаёт, что Чонгуку двадцать шесть, он глава крупнейшего холдинга страны и в то же время попечитель клиники. Узнаёт, что в тот роковой вечер альфа навещал пострадавшего в конфликте и получающего здесь лечение брата.
Юнги ждёт Чонгука каждый день, цепляется за него, как за единственное, удерживающее его в реальности. Рядом с ним он не вспоминает картину, которую видит все оставшиеся двадцать три часа. Стоит Чонгуку войти в палату — омега всё забывает, слушает его, шутит и улыбается. Юнги понимает, что это ненадолго, что всего лишь до выписки, ведь как бы омеге ни казалось, что альфа ему симпатизирует, тот ничего про это не говорит, что будет дальше, не рассказывает. В день выписки Юнги плачет, на вопросы персонала не отвечает и, зная, что Чонгук придёт только к вечеру, с утра, оставив для него записку на тумбочке, сам выписывается.
Он провёл в больнице почти месяц, а Чонгук был рядом почти каждый день, то есть у альфы было время сказать то, что бы заставило омегу его подождать. Он не сказал. Юнги себе повод остаться не придумывает, вызывает такси и называет адрес своей квартиры. Приехав домой, омега первым делом открывает ноутбук.
***
Палата пуста и убрана. Чонгук в бешенстве. Он стоит с клочком бумаги, на котором выведено одно только
«спасибо за всё», и отчитывает подвешенного за воротник халата к крючку на стене главного врача. Альфа в ярких красках рассказывает, что сделает с врачом за его оплошность, стоящий рядом дядя ему в этом помогает.
— Вы не приказывали доложить, — чуть ли не воет мужчина. — Пожалуйста, у меня дома дети, отпустите меня, и я сам его найду.
— Пусть твои ищейки его найдут, — поворачивается Чонгук к Мадо. — Даю им пять часов.
— Восемь.
— Пять.
Юнги находят за два. Камера во дворе больницы сняла номер такси, а дальше Мадо просто выяснил адрес заказа.
***
Юнги, прилипнув к двери, смотрит в глазок и улыбается, увидев белые лилии. Он проглатывает поднявшееся к горлу от счастья сердце и открывает дверь.
— Как ты меня нашёл? — лилии отлетают на тумбу, омегу притягивают к себе и жадно целуют. Юнги хватается за воротник его рубашки, боясь, что пол уйдёт из-под ног, и горячо отвечает.
Сколько раз Чонгук представлял себе эту картину, но всё равно не думал, что будет так сладко, так вкусно, что нутро обжигает, что сердце обугливаться заставляет. Он целует его — будто идёт по самому краю, по лезвию, грани, всё, что было до этого порога, первого прикосновения губ, всё осталось там. Чонгук пересёк границу, осознанно сделал последний шаг — назад не то, чтобы нельзя, назад уже и не захочется. Эта сирена его корабли не топила, в щепки о скалы биться не зазывала, она, напротив, со дна потопленные подняла, она в него своими губами жизнь вдохнула, свою улыбку его смыслом сделала.
— Ещё раз сбежишь от меня вот так, то покусаю, а не целовать буду.
— Но я… я не думал, что у тебя, что ты… — путается в словах Юнги.
— Люблю тебя.
— Что?
— Я люблю тебя. Ты сбежал, потому что я этого не сказал, я и не хотел говорить это в больнице, — поглаживает его скулы альфа, ни на сантиметр от себя отойти не позволяет. — Ты сбежал, потому что я не обсуждал с тобой будущее, не планировал, но я люблю тебя, Мин Юнги, и если ты тоже любишь меня, бери цветы и поехали домой.
— Любишь меня? — всё ещё растерянно смотрит на него парень. — Правда любишь? Вот так вот быстро? Не узнав… — не верит.
— Иногда хватает секунды, чтобы понять, что ты нашёл своего человека, — всматривается в его глаза Чонгук. — Я нашёл тебя в крови на ступеньках и сразу понял, что ты не просто омега, ты особенный. Ты — мой омега. Хочешь, будем ходить на свидания, опять часами общаться, по новой знакомиться? Опять будем терять время…
— Молчи, — обхватывает его лицо ладонями Юнги и, встав на цыпочки, сам целует.
Два месяца спустя.
— Я сделаю ему предложение сегодня, надеюсь, всё оформлено, как я и просил? — говорит стоящему напротив его стола в кабинете помощнику Чонгук.
— Можете быть уверены, что все ваши распоряжения выполнены и всё готово к вашему визиту, — учтиво отвечает ему альфа.
В кабинет без стука входит Мадо и терпеливо останавливается у стола, ожидая своей очереди.
— Нам надо срочно поговорить, — торопит он альфу, понимая, что тот не намерен обращать на него внимание.
— Их должно быть много, он обожает эти цветы…
— Чонгук, это важно.
— Ладно, ты можешь идти, — отсылает Чон помощника и поворачивается к дяде.
— Мы нашли напавших на Юнги и убивших его друга.
— Я думал, это и так будет лучшим днём в моей жизни, учитывая, что я делаю ему предложение, но теперь этот день стал однозначно самым прекрасным, — присвистывает Чонгук.
— Это ты.
— Конечно, это я, — открывает ящичек и думает, какое бы оружие взять с собой альфа. — Кто они? Где они? Надеюсь, уже в моём подвале.
— Чонгук, это ты, — повторяет Мадо.
— Прости?
— Убитого звали не Дейв, а Феликс. Ты сам отдал приказ о его казни.
— Не понял, — нахмурившись, смотрит на него альфа. — Тот Феликс, который полтора года работал на меня, а потом ограбил меня, переведя деньги из оффшоров?
— Да, именно он. Четырнадцать миллионов, которые этот чертов гениальный сукин сын забрал по щелчку пальцев и которые мы так и не вернули.
— Блять.
— Ты приказал убрать Феликса три месяца назад, я перепроверил и переговорил с парнями, там был омега, его пырнули ножом.
— Я не приказывал убивать кого-то ещё! — подскакивает на ноги Чонгук. — Та мразь обчистила меня, а деньги спрятал так, что ни одна пытка их не выяснила. Когда мне позвонили в десятый раз с тем, что он не знает, где деньги, я приказал, чтобы его грохнули. Я помню… Блять, это было в день ранения Хосока. Ты прав.
— Пацаны не могли оставить случайного свидетеля.
— Но оставили, — громко смеётся альфа. — Выйди, мне надо подумать.
Чонгук обхватывает голову руками, нервными шагами меряет комнату. Юнги перенёс такой кошмар из-за него. Он чуть не погиб из-за него. Даже если омега Чонгуку это простит, что маловероятно, то альфа себе такого точно не простит. Он не позволит Юнги узнать правду, потому что лично для него цена слишком высока. Если Юнги уйдёт, Чонгук этого не перенесёт. Он купил им роскошный дом на берегу, пусть они пока и не ждут детей, но уже выделил для детской две комнаты и обставил их. У них с Юнги идеальная жизнь и отношения, он не позволит прошлому испортить их будущее, пусть даже омега заслуживает правду, но это он никогда не узнает. Он идёт быстрыми шагами к столу и, схватив мобильный, звонит Мадо.
— Кто был на исполнении в ту ночь?
— Трое наших.
— Убери всех троих, так, чтобы и следов не осталось. Если это когда-то всплывёт, твой род на тебе и закончится.
— Я понял.
— Я думал, что первым я женюсь, я даже кольцо купил, — влетает в комнату Хосок и зло смотрит на брата. — Какого чёрта?
— Кто не успел, тот опоздал, — усмехается Чонгук.
— Мой омега женат на своей работе, я уже месяц кольцо в кармане ношу, но боюсь, что он мне откажет, а ты, блять, ничего не боишься.
— Я, блять, люблю его, а он любит меня, чего бояться? — копирует его голос старший и, схватив пиджак, идёт наружу. Он соскучился по своему мальчику.
***
— Как так? — сидит на диване, прикрыв ладонями лицо, Чонгук и не может перестать смеяться. — Как, блять, так?
— Феликс и правда не знал, где деньги, потому что они были не у него, — стоит напротив него Мадо, который уже в восьмой раз рассказывает альфе произошедшее. — Мин Юнги и есть мозг всей операции. Я не знаю, как и на каких основаниях Феликс с ним сотрудничал, может, он даже не знал, что его обвели вокруг пальца, ты ведь так и не понял… — альфе приходится пригнуться, потому что в него летит только недавно открытая бутылка коньяка. — Он профессионал, он сломал всю защиту, снял все деньги и был таков. Часто он у тебя в кабинете ошивался?
— Бывало, — усмехается Чонгук. — Любимый, я соскучился. Любимый, я принёс тебе твой лучший кофе, — кривит рот альфа и переворачивает стеклянный столик. — Сука!
— Какие будут распоряжения?
— Найти его. Из-под земли достать. Счёт 1:1. Пока я не поменяю его на 2:1 в свою пользу, никто не будет спать, отдыхать, гулять. Не смогу поменять — и жить не будете, — кричит он на собравшихся. — Хочу видеть эту суку перед собой на коленях.
