Lovaine

Юнги со всей силы захлопывает дверь одноэтажного домика и выдыхает, только выйдя за порог. Июньское солнце нещадно палит, от яркого света глаза слезятся, и Юнги бы вернулся обратно за очками, но перспектива вновь видеть осточертевшее лицо Сайруса не привлекает. Омега, пиная ногами камушки, идёт к ларьку у дороги и, бросив пару центов на прилавок, достает из распечатанной пачки мальборо, закуривает привязанной к решетке зажигалкой. Он находит островок тени и, прислонившись к столбу, медленно наслаждается сигаретой. Через восемь часов надо идти на работу и продержаться там до пяти утра, а Юнги вместо того, чтобы спать, торчит через улицу от своего дома, не в силах вернуться туда, потому что слушать очередное нытье или скандалить с Сайрусом нет сил. Он докуривает сигарету, размазывает окурок по стене, оставляя очередную полосу рядом с им же оставленными сотнями, и, бросив его в решетку водостока, вновь идёт к ларьку теперь за газировкой. Юнги девятнадцать лет, из них четыре он живет в этом богом забытом городке, в самом жарком штате страны. В тринадцать лет Юнги сбежал из приюта, жил за счет того, что занимался мелким воровством, даже стоял на учёте полиции. После очередного воровства, закончившегося избиением, он на попутке добрался до соседнего штата. Тут какое-то время он тоже промышлял воровством, пока в семнадцать не попросил прикурить у одного альфы на тротуаре. Юнги почти два года встречался с главой крупной автомобильной сети городка, но того посадили и через три месяца в тюрьме же убили. Юнги горевал больше из-за потерянного места жительства и вынужденных поисков работы, чем по погибшему альфе. К воровству омега возвращаться уже не хотел, иначе бы снова пришлось сбегать. Работу в итоге он нашёл в местной сети супермаркетов и какое-то время жил впроголодь и делил квартиру еще с двумя омегами. Позже Юнги начал подрабатывать и в местной газетёнке, носил кофе и убирал кабинет главного, отдельно квартиру снимать всё равно не получалось, но хотя бы питаться и нормально одеваться он уже мог. Юнги познакомился с Сайрусом год назад в его же ночном заведении, куда забегал раз в месяц выпить коктейль. Из-за того, что город маленький, увеселительных заведений в нём очень мало, и основная часть населения торчит по вечерам в пабах, где, напившись дешёвого пива, расходится встречать новый рабочий день. Заведение Сайруса предлагало хоть и небольшой, но выбор коктейлей, танцовщиков у шестов и неплохую музыку, под которую можно было расслабиться. После пары встреч, выпитых литров коктейлей, Юнги переночевал у него дома, а потом окончательно к нему переехал. Три раза в неделю Юнги танцует в клубе, откладывает таким образом себе на «черный день» в случае, если и Сайруса, к примеру, посадят или вообще убьют. Теперь омега мысленно ко всему готов. День за днём он проживает мечтами, что когда-то наберёт достаточную сумму и сможет уехать из этой дыры в большой город и начать нормальную жизнь, потому что нынешнюю он считает жалкой. Напившись газировки, Юнги все-таки идет обратно в дом, уговаривая себя не реагировать на альфу, с которым бы уже давно расстался, но всё нормальную квартиру подыскать не может. Он заходит в дом и прямиком идёт в спальню. Миссия не реагировать проваливается, потому что Сайрус стоит у двери, и даже подушка, под которую засунул голову омега, — не спасает. У альфы опять какие-то проблемы с местными криминальными авторитетами, и Юнги все тяжелее сдерживать себя и не заявить ему, что когда нет мозгов, лучше так высоко не прыгать. Юнги всё-таки мысль озвучивает и, как и всегда, получает в ответ мат. Он продолжает валяться на постели и убирает подушку только, когда замечает возню в шкафу рядом с кроватью. Сайрус второпях собирает в дорожную сумку вещи. — Куда ты собрался? — присаживается на постели омега. — К другу в соседний город на пару дней, — пытается застегнуть молнию на сумке альфа. — А клуб? Твой придурошный Мэт будет им управлять? — Он не придурошный, и да, он будет, поэтому хотя бы пару дней не веди себя, как сучка, и слушайся, — перекидывает сумку через плечо и идёт к двери Сайрус. — Если ты не вернёшься, я не расстроюсь, — кривит рот Юнги и вновь валится на постель. Вечером следующего дня Юнги в гримерке клуба густо мажет на губы бесцветный тинт и подправляет уже успевший размазаться лайнер на глазах. Он вертится перед зеркалом, проверяет, хорошо ли держатся на ногах чулки, и, оставшись довольным своим внешним видом, идет на выход к припаркованному через дорогу автомобилю за своим телефоном, который забыл там. — Ты не вернешься обратно в таком наряде, — кричит ему в спину охранник на входе и присвистывает, провожая голодным взглядом одетого в короткие джинсовые шорты с черными чулками в сетку и белой майкой, завязанной впереди, омегу. Юнги, не останавливаясь, поворачивается к нему лицом и шлет воздушный поцелуй. Он только запрыгивает на тротуар, как засмотревшиеся на него водители двух проезжающих мимо автомобилей въезжают друг в друга. Юнги смеётся, уже привыкший к реакции на свою внешность, и бежит к своему потрёпанному временем камаро, оставляет мужчин ругаться на дороге. Сегодня пятница, клуб полон посетителей — Юнги только рад. Вся сцена в зеленых купюрах, они мнутся под его ботинками, отделанными железными шипами, но он потом соберёт их и любовно разгладит каждую, отправляя на свой счет, который называет «будущим». Многие пришли сюда выпить, отдохнуть, но большая часть пришла смотреть. Смотреть и впитывать, а дома запускать руки в штаны или представлять вместо своих омег тех, кто на сцене и кто сводит с ума своими движениями. На большее у здешнего сброда денег не хватит, а смотреть Юнги не запрещает. Он красиво выгибается, двигается, как змея вокруг шеста, и под громкое улюлюканье покидает сцену. Юнги идет прямиком к бару, подмигивает угостившему его альфе, с наслаждением посасывает коктейль. Он берёт у бармена сигарету, обхватывает ее розовыми губами и, посмотрев на одновременно три загоревшиеся перед ним зажигалки, проводит ей по каждой. Юнги стоит спиной к барной стойке, облокотившись о нее локтями и сканирует взглядом клуб. Он качает головой под такт музыки, когда она резко вырубается и вместо неё слышно одно — «на выход». Юнги не двигается, обхватывает красивыми пальцами сигарету, выпускает дым в потолок и следит за тем, как гости в спешке покидают заведение. Он тушит сигарету о пепельницу на стойке и тоже двигается в сторону выхода, но слышит громкое «персоналу клуб не покидать». Бармен, до этого щедро поящий Юнги лонгом за чужой счёт, все равно срывается к выходу, но падает на пол, подкошенный пулей. Парень хватается руками за подстреленную ногу и катится по полу, скуля. Теперь Юнги по-настоящему страшно, он медленно сползает по стойке вниз и, сев на пол, обхватывает руками колени. Танцоры так и стоят на сцене, кто-то рыдает за стойкой, официанты топчутся у диванчиков. В помещении вырубают лазеры и светомузыку и включают освещение. Юнги жмурится, с трудом привыкает к яркому свету и видит, как в клуб входят несколько вооружённых альф. Один из них, который без оружия в руках и, судя по всему, главный, прогуливается по центру, осматривает помещение и недовольно морщится. — Ну и дыра, — выговаривает с отвращением альфа. Явно нездешний. Этот альфа с убранными назад волосами цвета ночи за окном пугающе красив. Его красота отталкивающая, холодная, давящая, на него и хочется смотреть, и хочется глаза в пол опустить, потому что не дай Бог заметит. Юнги всё равно смотрит и даже шумно сглатывает, сам не знает почему, но на секунду думает, интересно, какие у него омеги, каких он любит, каково это, рядом с таким ходить, его своим называть. Всё, что Юнги остается — это быть звездой в этой дыре, где давно потерявший форму, откровенно туповатый Сайрус только из-за того, что обладает этим клубом, является самым завидным альфой. Максимум Юнги — это Сайрус. Он прекрасно свои возможности знает, но мечтать никогда не прекращает. Даже сейчас смотрит на этого демонически прекрасного мужчину, на котором один костюм небось штук двадцать стоит, и думает «хочу». И плевать, что такой на Юнги не посмотрит, что для него и город этот, и всё его население нечто грязное, но Юнги себе новую цель придумывает, если у него не будет такого альфы, то после Сайруса их вообще не будет, решает. — Мне нужен Сайрус, — мажет взглядом по официантам мужчина. Те молчат и трясутся, всё больше в диван вжимаются. — Где Ли Сайрус? — повторяет, теперь уже смотря на застывших на сцене танцовщиков. — Я восхищаюсь тем, что вы хотите защитить своего босса, вы молодцы, но вы все умрёте. — Мы не знаем, — заикается выглядывающий из-за кресла Мэт. — Хорошо, — альфа заводит руку за спину и ленивой походкой идет к нему. — Клянусь, мы не знаем, но он знает, — кричит, указывая пальцем на сидящего на полу у стойки Юнги, увидевший в руке мужчины пистолет Мэт. — Он его омега! Он точно знает! Альфа замирает, медленно поворачивается в указанную Мэтом сторону и усмехается на протяжное «сука» омеги, адресованное администратору. — Выпускайте остальных, все равно далеко не уйдут, — приказывает он своим и идет к Юнги. — Я слушаю, — останавливается напротив альфа и смотрит на вытянутые по полу и затянутые в сетку стройные ноги. — Я не умею петь, но если очень попросишь, попробую исполнить что-то, — растягивает губы в улыбке Юнги. — А язык-то длинный, — усмехается. — До Гонконга может довести, — опрокидывает голову назад и, продолжая улыбаться, смотрит на него снизу вверх. Мужчина делает еще один шаг вперед, опускается на корточки напротив, оказываясь таким образом между расставленными в сторону ногами омеги. Юнги тушуется, вся прыть мигом испаряется. Когда между ними было расстояние — язвить и держаться было легко, но сейчас он очень близко, даже между ног, и омега борется с желанием свести колени, хотя уже и не сведёт, пока альфа не отойдёт. — Где Сайрус? — всматривается в карие глаза с жёлтыми вкраплениями альфа и приближается — у Юнги затылок от того, как сильно он его в стойку вжимает, побаливает. — Я не знаю, — говорит омега и первым уводит взгляд, смотрит на воротник его рубашки, из-под которого видны узоры татуировки. — Твой альфа забрал у меня два миллиона и смылся, но это он так думает, что смылся, я его найду, — продолжает тем временем мужчина, не в силах увести глаза от острых коленок и белоснежной кожи бёдер, которые хочется ладонями обхватить, сжать, следами своих пальцев полюбоваться. — Ты можешь мне хоть десять раз сказать, что ты не знаешь, где он, я не поверю. — Два миллиона? — ошарашенно смотрит на него Юнги, переваривая информацию. Альфа кивает. — Если бы я знал, где этот ублюдок, я бы сам его нашел и скормил собакам, потому что этот урод стащил у тебя деньги, обезопасил свою задницу и оставил меня в этой дыре. С хуя ли мне его покрывать? Сам подумай, — шипит Юнги, злясь на Сайруса, которому настолько оказалось похуй на омегу, что даже больше, чем Юнги на него. Это, оказывается, обидно. — Мало ли, любовь у вас такая извращенная, — смеётся альфа, продолжая любоваться красивым, пусть и переборщившим с косметикой парнем. — Я просто тут танцую, мы с ним вообще расстаться собирались, так что я не могу тебе ничем помочь. Хотя могу, станцую, и ты перестанешь быть таким нервным, — пытается улыбнуться омега, но режется о лёд в чужих глазах, и улыбка выходит жалкой. — Только если приватный, и только если мне можно будет тебя раздеть. Юнги облизывает пересохшие губы, всматривается в разжигающиеся костры на дне чужих глаз и чувствует, как врассыпную бросается табун мурашек по всей поверхности кожи. — Голым я соглашусь только под дождем из двух миллионов. — Отличный аппетит, только сперва мне нужно их найти, — он ещё ближе, Юнги чувствует его дыхание, запах горького лимона и дорогого парфюма, если до этого в стойку вжимался, то сейчас не бежит, вдыхает. — Я тебя отпущу и пальцем не трону, скажешь спасибо своим шортикам, — альфа кладёт руку на его бедро и скользит вверх к кромке шорт. — Ещё спасибо твоему язычку, который меня позабавил. — Юнги еле держится, чтобы веки не прикрыть, потому что он его поцелует, определённо точно поцелует. — Но ты будешь умной деткой, если этот урод выйдет на тебя, свяжется, ты сообщишь мне, — альфа достает из внутреннего кармана пиджака визитку и протягивает Юнги. — Город не покидай, сбегать не пытайся, не зли меня. У нас так чудесно все началось, я не хочу тебя наказывать и уж, упаси бог, делать тебе больно. Договорились? — Юнги кивает. — Умница, — поглаживает его по скуле альфа, спускается к губам, проводит по ним большим пальцем и, с трудом оторвав взгляд, встает на ноги. Не поцеловал — Юнги мат на самом кончике языка ловит, проглатывает. Прямо у выхода альфа поворачивается и, на секунду замерев, рассматривает так и сидящего на полу омегу. Таких омег красивыми в общепринятом понятии не назовешь, но черт, есть в нем что-то, что в узлы низ живота скручивает. То, как он разговаривает, как ресницами взмахивает, как улыбается — всё в нём сплошная эстетика, всё вызывает желание. Есть люди, источающие секс одним своим присутствием, — этот омега именно из таких. Чонгук не знает ни имени, ни прошлого — ничего, но чтобы его встреча, длиной в пару минут, так сильно зацепила — не было. Чтобы у взрослого альфы от обычного разговора в брюках тесно стало — никогда. Его отмывать, воспитывать, обучать, но это стоит того, чтобы потом от его голоса с хрипотцой дуреть или от взгляда лисьих глаз чувствовать, как скелет плавится. Чонгук в этом отвратительном городишке определённо задержится. Он заберет у Сайруса свои деньги, его жизнь и его омегу.

***

Первым делом Юнги пихает в сумку самое необходимое и, на ходу набирая общего с Сайрусом знакомого, садится за руль своей развалюхи. По словам знакомого, Сайрус в соседнем штате, больше подробностей он не знает. Зато Юнги знает, где альфа может быть, и один отвечать за последствия его деяний не будет, а ещё омега хочет, чтобы он поделился. Он выезжает с темнотой, всё время проверяет наличие «хвостов» и, не заметив их, решает, что тот альфа в клубе всё же больше воздух сотрясал. К вечеру следующего дня камаро паркуется у старого одноэтажного мотеля. Когда они только начали встречаться, Сайрус привозил Юнги сюда, называя это место началом своей «карьеры». Юнги даже знает любимый номер альфы. Он идет по террасе прямо к двери «тринадцать» и три раза стучит. — Это я, и я знаю, что ты здесь. Дверь открывается, и на Юнги смотрит дуло пистолета. Омега, пальцем отодвинув дуло, проходит внутрь и, подняв руки, обиженно смотрит на мужчину. — Какого хуя ты приперся? А если за тобой хвост? — кричит Сайрус, но убирает пистолет. — Какого хуя ты меня бросил, а если бы меня убили? — кричит на него в ответ омега. — Но ты ведь жив, — открывает банку с газировкой альфа. — Он нашел тебя? — Нашел, — проходит к кровати Юнги и опускается на изножье. — Пригрозил, что если сбегу, найдет и закопает. — Чон Чонгук может, — вздыхает Сайрус. — Но я оказался умнее, я стащил у него из-под носа бабло, и все заебись. — Я хочу долю. — Ты охренел? — Я же тебя, ублюдка, не сдал! Хотя знал, где ты можешь ошиваться! — возмущается Юнги. — Я хочу начать новую жизнь, хочу перестать жить в этой дыре, хочу вырваться отсюда. Я хочу половину, иначе он узнает, где ты. — Ах ты, сученыш, ты меня шантажируешь? — шипит Сайрус. — Ладно, давай сорок процентов, — бурчит Юнги. — Ты понимаешь, что ты несешь? — откладывает банку Сайрус. — Я тебе голову оторву и отдельно от тела похороню, и никто не узнает. — Сайрус, ты только что эти деньги украл, неужели у тебя уже из-за них крыша съехала, что ты угрожать мне начал? — хмурится Юнги. — Прости, детка, но я заберу эти деньги, на которых ты, кстати, сидишь, — кивает в сторону кровати альфа, — и заживу, как король. Тебя в моих планах нет. — Ты не посмеешь, — испуганно смотрит на него омега. — Ты, может, и идиот, и подлец, но ты не убийца, не сходи с ума. Я уйду, — встаёт на ноги омега. — Не нужно мне твоих денег. — Не уйдёшь, ты сдохнешь, потому что не надо было за мной ехать. Мне не нужен тот, кто может меня раскрыть, — альфа достает пистолет, Юнги бросается на пол и уже через секунду в шоке смотрит на лежащего на полу рядом с простреленной головой Сайруса. Стреляли с улицы, только теперь Юнги понимает, откуда был звон бьющегося стекла. Он поднимается на ноги, не выпрямляясь, подходит к кровати и отодвигает матрас. Убедившись, что деньги там, он вновь возвращает матрас на место и только собирается метнуться к выходу, как видит прислонившегося о косяк двери Чонгука и двух его людей, которые проходят в номер и забирают труп Сайруса. — Я знаю, что я не послушался, — дрожащим голосом говорит омега и проклинает себя, что слезы, когда они так нужны, не идут. — Я думал, он одумается, вернет деньги, и я спасу ему жизнь, но… — Но он захотел убить тебя, — цокает языком альфа и подходит ближе. — Я просто… я не знаю, — всхлипывает Юнги, садится на кровать, сам себя поздравляя с тем, что разыгрывать роль напуганного омеги совсем неплохо получается. — Не плачь, он того не стоил, — опускается рядом на кровать Чонгук. — Где деньги? — Он сказал, что перевел их куда-то на острова, я не смог узнать большего, — шмыгает носом. — Умно, — усмехается Чонгук и, повернувшись к нему лицом, большим пальцем утирает с трудом выжатую слезу. — Тебя когда-нибудь трахали на двух миллионах? — дьявольский оскал расползается по красивому лицу. Юнги не успевает даже осознать, что проебался, как Чонгук опрокидывает его на постель и, поймав руки, вжимает собой в матрас. — Ответь. — Нет, — брыкается Юнги, кусается, но безуспешно. — Не надо, не сопротивляйся, — водит губами по нежной коже альфа. — Хочешь эти деньги? Ты их получишь. Только отныне танцуешь приватный танец только для меня и голым. — Только я проклят, — расслабляется омега и, почувствовав свободу, обвивает руками его шею. — Все мои альфы погибают. Не боишься? — выдыхает ему в губы. — Я тоже проклят, умею с того света возвращаться, — ловит его нижнюю губу Чонгук, который больше не хочет разговаривать — хочет его. — Сколько я буду танцевать? — Вечность.