Пять лет спустя.
— Бороду проверь, нам нельзя выдать себя, твой старший — мега-мозг, — хлопает по плечу своего друга, лидера крупнейшей триады региона, но в данный момент переодетого в зеленый костюм эльфа Хосока Чонгук. — Вообще-то у эльфов нет бороды, почему я должен ее носить, — пытается выплюнуть лезущую в рот бороду Хосок. — Без бороды тебя сразу узнают! Я своего отца в костюме Санты по носкам узнал, — не разрешает ее сорвать Чонгук. — Мешок проверили, подарки на месте, так что вырубай оленей, и пошли. — Какого черта я вечно поддаюсь Тэхену, договорились же, что просто соберем подарки под елкой и все, — выключает двигатель автомобиля Хосок. — Ты под каблуком у моего братца — все это знают, — смеется Чонгук и, выйдя из автомобиля, поправляет на себе костюм Санты. — Кто бы говорил! — фыркает заблокировавший двери мерседеса Хосок. — Когда мы выбирали, кто будет Сантой и эльфом, ты грудью вперед и сразу заявил, что будешь Сантой, хотя мы до этого в баре все страдали, что не хотим переодеваться. А все почему? Потому что Юнги ресницами хлопал. — Я делаю это ради детей, — перекидывает через плечо мешок альфа и идет к лифту. — Ну да, а не ради глазок своего крохи, крошки, крохотули, — кривит рот Хосок. — Я тебе врежу мешком, а в нем огромный конь моего сына, — грозится Чонгук. — Вон Намджун молодец, — бурчит Хосок, — пулю словил, лишь бы Сантой не быть. Чонгук прыскает, и пару минут парни громко смеются в лифте. Приходится заново поправлять бороды. — Ладно, некрасиво смеяться над собственным братом, на которого было покушение, — прокашливается Чонгук. — Да я клянусь тебе, он сам нанял наемников, лишь в этом нелепом костюме не ходить, — заливается по новой Хосок. Альфы выходят из лифта и, кивнув охране, подходят к дверям.***
— Мини, в последний раз тебе говорю, оставь отца в покое! — кричит на взобравшегося на отца сына Чимин. — Но я же лечу его, — дует губы трехлетний омежка, продолжая тыкать игрушечный шприц в забинтованное плечо альфы. Намджун лежит на диване в гостиной и придерживает здоровой рукой малыша, чтобы тот с него не скатился. — Не кричи на моего сына! — возмущается Намджун. — Если бы он меня не лечил, мне бы было очень больно. — Если бы ты не разгуливал без охраны, тебе вообще бы не было больно! А если бы ты умер? — заводится по новой Чимин, который в ночь ранения Намджуна залетал в палату, кричал на мужа из-за его безответственности, а выйдя в коридор, горько плакал, потому что чуть не потерял самого дорогого человека. — По-твоему я буду растить твоего сына вдовцом? На кого ты собирался меня оставить? — Началось, — закатывает глаза сидящий в кресле Тэхен и, перестав наполнять вином бокал на тонкой ножке, пьет уже из бутылки. — Где их носит, детям уже ложиться пора, — ворчит Юнги и пытается собрать разбросанные по всему дому игрушки в коробку в углу. — Сегодня праздник, лягут, когда захотят, — восклицает Тэхен. — Мои лягут вовремя, твои могут хоть до утра просидеть, — безапелляционно заявляет Юнги. — Ты очень строгий папа, — фыркает Тэхен и вновь возвращает внимание бутылке. Юнги зажигает свечи на столе, перетаскивает испеченный им же торт в центр и, подняв с пола упавшую мишуру, вновь прикрепляет ее к елке. Закончив приводить в порядок гостиную, омега плюхается на диван рядом с Тэхеном и отбирает у него бутылку. Мини теперь уже лечит отца поцелуями, а альфа продолжает ныть и просить еще, потому что все еще болит. Чимин, который в душе умиляется редким минутам, когда отец и сын вместе, закатывает глаза и нервно ходит по комнате, поглядывая на дверь. — Хо-хо-хо, — доносится бас мужа Юнги из-за двери, и омега прыскает. Дети бегут в коридор за уже открывающим дверь Тэхеном и, увидев Санту, наперебой начинают рассказывать ему, как хорошо себя вели. — Я вылечил отца, Санта, он упал, а я его много целовал, — говорит запыхавшийся Мини, который идет за гостями в гостиную. — Он упал на пулю, знаем, — бурчит в бороду Хосок. — Следи за голосом, — шепчет ему Чонгук. — Они могут узнать. — А я помогал папе печь торт! Я сам его украшал, — с гордостью заявляет младший сын Чонгука — альфа Джеон. — Поэтому он выглядит так, будто Намджун до того, как упасть на пулю, приземлился на торт, — хохочет Хосок и охает, получив локтем в бок от Чонгука. — А я… я… я… — задумывается Ви, четырехлетний сын-омежка Хосока, длинные волосы которого собраны в два хвостика по бокам. — Ты просто есть, и ты уже очаровашка, — нежно говорит Хосок малышу. — Да, — вздыхает ребёнок. — Подарки отдай! — Мой мелкий вылитый папа, мало мне было одного, кто на моей голове ездит, так и второй туда же, — тихо жалуется брату Хосок и внимательно слушает рассказывающего ему стихотворение младшего сына — двухлетнего альфу Хоупа. — О, мой верный друг эльф, помоги мне раздать подарки, — садится на корточки Чонгук и развязывает большой блестящий мешок. Чонгук терпеливо передает детям подарки, и те, сразу забыв о гостях, начинают их распаковывать и играть. Все, кроме четырехлетнего омежки сына Чонгука Шу, который так и стоит у стены, пристально разглядывая Санту. — Кажется, нас спалили, — нервно говорит эльфу Чонгук. — Я так даже перед самой крупной сделкой не переживал. — Мне страшно от его взгляда, — натягивает бороду на глаза Хосок. — Аж холодный пот прошиб. — Санта, — подходит к ним малыш с темными вьющимися на концах волосами и лисьим разрезом глаз. Чонгук, когда родился Шу, сам слег в соседнюю палату, потому что не выдержавшее счастья сердце забарахлило. Чонгук зовет Шу не иначе, как «мое сердце», и любит такой огромной любовью, что до сих пор, проснувшись ночью, первым делом бежит в детскую проверить, не соскользнуло ли с омежки одеяло. Джеон, которому только недавно исполнилось два годика, пока спит с родителями. — А почему у тебя на пальцах рисунки, как у моего отца? — насупившись, спрашивает Шу. — Блять, — шипит Хосок и сразу больно кусает свой язык, а Чонгук бьет себя по лбу. Юнги, закатив глаза, падает на диван рядом с Намджуном. — Как я вообще стал его супругом? — смеется Юнги, смотря на растерянное лицо мужа, которого атаковал малыш. — Обожаю, когда эти два идиота, при которых главы других триад дышать боятся, оказываются абсолютно беспомощными перед своими же детьми, — усмехается Намджун. — А-то ты сам прям можешь устоять? — садится на подлокотник дивана у головы мужа Чимин. — Ты час терпел боль, но эту мелочь с себя не снял, видите ли ему обязательно было проверить на тебе свой медицинский чемоданчик. — Он меня поцелуями лечил, от тебя ведь не дождешься, — обиженно говорит альфа и отвлекается на умоляющего ему помочь Чонгука. — Сам разбирайся, — твердо говорит Юнги. — Какого черта, вы, двое взрослых альф, не додумались хотя бы перчатки надеть? — спрашивает Намджун. — Ты не Санта! — визжит ребенок, глаза которого наполняются слезами. — Ты мой отец! — кричит на весь дом Шу, привлекая внимание и других детей. — Шу, я объясню, — бежит за малышом, спотыкаясь об игрушки и подарки, Чонгук и, поймав пытающегося спрятаться за креслом омежку, поднимает его на руки. — Я не Санта, ты прав, но я его заменяю, — пытается успокоить сына. — Ты меня обманул, — заливается слезами Шу и пытается выпрыгнуть из рук отца. — А я сразу понял, что эльф — мой отец, — не может нарадоваться своему подарку Ви. — Мне неважно, главное, что подарки подарил. — Горжусь! — целует его в лоб Тэхен. — Пойду помогу мужу, иначе он сам сейчас расплачется, лишь бы Шу не ревел, — смеется Юнги и, подойдя к Чонгуку, забирает ребенка. Омега проходит с малышом в руках в спальню и садится с ним на кровать. — Зайчонок мой, Санта был занят, он попросил твоего отца его заменить, но твое письмо Санта сам прочитал и подарки сам выбирал, — гладит по голове ребенка Юнги. — Санты нет! Вы меня обманули, — продолжает плакать ребенок. Чонгук, стащив бороду, тоже проходит в спальню и садится рядом с супругом. — Ну же, малыш, не плачь, — просит альфа сына. — Честное слово, он был в другом городе и послал ко мне гонца на оленях, они попросили, чтобы я его заменил. — Я хочу Санту! — не дается в руки отца ребенок. — Вы меня обманули. — Неудачники! — кричит из гостиной Намджун. — Мини, передай мне мобильный. Главы самого крупного клана Азии не смогли провести малыша, мне стыдно, что мы родня, — выкрикивает альфа, а потом, набрав чей-то номер, говорит по телефону. — Любимый, — подзывает супруга Намджун и просит нагнуться. — Через двадцать минут уведи детей на кухню. — Только ты и можешь спасти праздник, — целует его Чимин и идет собирать детей. Шу не успокаивается, к отцу в руки не идет, так и прячет раскрасневшееся лицо на груди папы. Чонгука зовет Намджун, и расстроенный альфа возвращается в гостиную. Послушав про план старшего, Чонгук радуется и помогает омегам загнать детей на кухню, где Юнги раздаст им печенья. — Я всегда говорил, что лучше довериться профессионалам, — горд собой Намджун, чем злит остальных альф. Через несколько минут в квартиру заходит одетый в костюм Санта Клауса мужчина и, поздоровавшись с альфами, двое из которых смотрят на него, как на спасителя, с трудом протискивается в камин и, усевшись на имитацию углей, дает команду запускать. Юнги вместе с Шу на руках выходит в гостиную, за ним следом выбегают и остальные дети. Шу, увидев выбирающегося из камина неуклюжего Санту, счастливо хлопает в ладоши и, спрыгнув с рук папы, бежит к нему. — Хо-хо-хо, — почесывает бок Санта, улыбаясь окружившим его детям. — Мои помощники передали вам подарки? — Все-таки мой альфа гений, — чмокает в нос мужа Чимин, а Юнги шепчет ему «спасибо». — Почему он вечно выставляет нас в плохом свете? — хмурится Хосок, косясь на Намджуна. — Потому что когда раздавали мозги, ты, — смотрит на Хосока Намджун, — выбирал очередной ламборгини, а ты, — поворачивается к Чонгуку, — не вылезал из объятий одного конкретного омеги. — Пока они играют, мы соберемся, у нас же бронь на одиннадцать, — поднимается на ноги Чимин. — Вы проследите за всем и помогите Намджуну одеться, потом вы переоденетесь, уложим детей и поедем. — Я тут подумал, — проводит пальцами по груди мужа Тэхен. — Когда мы поедем домой, ты можешь снова надеть этот костюм? — у альфы глаза загораются. — Всегда хотел, чтобы меня эльф трахнул, — подмигивает ему омега и скрывается в гардеробной друга. Через два часа, уложив детей, вся компания отправляется в клуб, который расположен на двадцать пятом этаже знаменитого отеля. Стоит переступить порог ночного заведения, как усталость дня рукой снимает. Альфы наслаждаются выпивкой и закусками, а омеги танцуют и периодически возвращаются к столику, чтобы промочить горло и получить поцелуи. — Жаль, Сокджин не смог приехать, — вздыхает Хосок. — Скучаю по его смешным только ему самому шуткам. — Он приедет через пару дней, будем праздновать по новой, — ободряюще хлопает его по плечу Чонгук. — У нас есть целая империя, но все богатства мира меркнут, когда он улыбается или когда наш сын взбирается мне на руки, — не сводит глаз с обматывающего вокруг себя мишуру Чимина Намджун, пока Юнги и Тэхен заливаются смехом. — Ты очень сентиментальный, — усмехается Хосок. — Я чуть не умер, — хмурится Намджун, — и вот тогда, прежде чем потерять сознание, я не думал о наемниках, контрактах, о своем счете в банке и власти, я думал о Чимине и Мини, о том, что, возможно, уже никогда не проснусь и не смогу их поцеловать. Я испугался не смерти, я испугался того, что остался без них. — Так выпьем же за то, чтобы наши любимые всегда были с нами, а нас эта старуха не трогала и позволяла продолжать их любить и оберегать, — поднимает бокал Чонгук. — Своего я даже ей не отдам, — делает глоток альфа и, поймав подбежавшего Юнги, сажает его на колени. Тэхен плюхается рядом с мужем на диван, а Намджун, поднявшись с места, идет к своему омеге. — Я люблю тебя, и я любил твою песню про счастье, потому что ты стал моим счастьем с первого взгляда, — зарывается носом в шею супруга Чонгук. — Я редко тебе это говорю, но ты мой мир, и я благодарен тебе, что ты подарил мне двух прекрасных сыновей. Я бы сказал, что в новом году буду любить тебя больше, но куда еще больше. — Я тоже тебя люблю, — обвивает руками его шею Юнги, — а теперь пошли смотреть фейерверки. Все парни, кроме Намджуна и Чимина, подходят к стеклянной стене и вторят толпе внизу, хором отсчитывающей секунды до того, как пробьет полночь и 2020 год вступит в свои права. — Намджун, идем уже, — пытается перекричать музыку Чонгук, но Юнги тянет его на себя и просит не мешать брату. Куранты бьют двенадцать, фейерверки озаряют ночное небо разноцветными огнями, распускаются на нем мерцающими пальмами, но четверо смотрят на сцену. На усыпанном мишурой танцполе, обнявшись, стоят двое. Внезапно Намджун отступает и, резко подняв на руки супруга, кружит его в воздухе. Альфа почти сразу же сгибается от боли, схватившись за раненное плечо, а на рубашке проступает кровь. — Какого хуя, — кричит Хосок, срываясь на сцену, а Чонгук, достав телефон, требует подогнать автомобиль. — Он просто сказал ему, что ждет малыша, — улыбается Юнги, — а вы, альфы, никогда силы не рассчитываете. — Там, где это касается вас, мы вообще разум теряем, — восклицает Чонгук и помогает Хосоку увести брата в автомобиль. Город забит людьми и автомобилями, альфы с трудом вырываются из центра и на полной скорости несутся к больнице. Пока Чонгук нервно крутит руль, двигаясь за бентли, в котором его брат, Юнги, прислонившись к стеклу, смотрит на продолжающих гулянья людей. — Надо было вызвать скорую, — поворачивается к мужу Юнги. — Она бы тоже с трудом въехала, ты же видел, люди прям по дороге гуляют, — отвечает Чонгук. — Скажи мне, как так? Ведь у них не получалось, а тут он забеременел? — растерянно смотрит на супруга. — Мы сами в шоке, но это невероятное счастье, и я очень за них рад, — улыбается Юнги. Утро первого января семьи встречают в больнице, где Намджуну заново накладывают шов и делают перевязку. — Когда ты впервые познакомил меня с Мини, — говорит, утирая слезы после отпустившего напряжения, Чимин, который сидит у койки мужа в окружении друзей, — я думал, что больше я никого уже полюбить не смогу. Но этот ребенок еще не родился, а я уже его люблю. — Я тоже, и это удивительно, — поглаживает его руку Намджун. — Я и Мини полюбил сразу, как увидел, так и понял, что это мой сын и половина моего сердца принадлежит ему. Я познакомил вас, чтобы ты перестал ревновать меня к выдуманному омеге, но в глубине души я так хотел, чтобы мы его забрали, и очень боялся твоей реакции. Я боялся, что, во-первых, ты подумаешь, что я поставил крест на наших попытках завести своего ребенка, во-вторых, что ты не сможешь полюбить его, как своего. Я ведь не знал тогда, как ты относишься к усыновлению. Намджун и Чимин шесть лет безуспешно пытались завести ребенка, врачи говорили разное, лечили обоих, и уставшая от постоянного напряжения пара решила, что пора научиться перестать зацикливаться на ребенке. Мини было шесть месяцев, когда его семья погибла в автокатастрофе. Авария произошла на мокрой после дождя трассе, по которой проезжал в ту ночь и Намджун. Он приказал остановить автомобили, вызвал помощь, но пассажиры были уже мертвы. Все, кроме заливающегося плачем в детском автокресле на сидении сзади ребенка. Пока не приехала помощь, Намджун с трудом, с помощью своих парней, смог открыть покорёженную дверь и, вытащив малыша, сам его успокаивал и не выпускал из рук. Родители Мини не назначали опекуна, и Намджун почти каждый день связывался с органом опеки и узнавал, как дела у ребёнка, и навещал его. Спустя неделю после аварии, Намджун привел на знакомство с малышом Чимина, который начал шутить, что муж часто пропадает и точно бегает к другому омеге. Чимин был прав, только омега, к которому бегает его муж, оказался весом в восемь килограмм и c шоколадного цвета глазами. Через пару недель в доме Кимов поселился обожаемый родителями малыш, имя которого пара менять не стала. — Мы зацикливались на ребенке, и у нас ничего не получалось, как только мы перестали об этом думать, у нас появился Мини, а теперь еще один, — улыбается друзьям Чимин. — Отныне я убежден в том, что не стоит быть одержимым чем-то, особенно тем, что никак не получается. Иногда надо уметь пустить все на самотек, и судьба сама решит, что и в какой момент тебе будет нужно. Друзья распивают бутылку шампанского в честь будущих родителей прямо в палате и расходятся с обещанием вечером всем вместе поужинать у Хосока и Тэхена. Больше без охраны никто из альф не ходит, потому что, как сказал Юнги: «надо будет, в преисподнюю наведаюсь, но тебя достану», — другие омеги подтвердили, а Чонгук усмехнулся: — Знаем, проходили.***
Каждый новый год приносит разное, как хорошее, так и плохое, но одно остается неизменным — ровно в полночь семь парней загадывают одно и то же желание и не подозревают об этом. Они загадывают себе счастье. Это желание всегда сбывается, потому что они не сидят и не ждут своего счастья, строят его собственными руками. Даже когда случается плохое, они воспринимают это, как экзамен, как опыт, возможность почувствовать контраст и еще больше ценить каждый хороший миг, будь то улыбки детей или сорванный куш. Тяжело быть счастливым целый год, улыбаться и радоваться каждый день, не позволять плохому событию, неважно, мелкому или крупному, выбивать из колеи, но главное, на пороге любой трудности быть уверенным, что и это пройдет, что и небо не остается вечно закрытым свинцовыми тучами. Юнги по-прежнему поет мужу песню про счастье, которое после встречи с Чонгуком для омеги поменялось. Счастье у каждого свое, оно разное, и никто не имеет права называть чье-то счастье глупым. Счастье — это наконец-то дождавшийся хозяина питомец. Счастье — это после тяжелого дня бежать домой, а не оттягивать время, не желая переступать порог. Счастье — здоровье и благополучие самых близких и родных. Счастье — это возможность смотреть на ночное небо, которое озаряют фейерверки, а не взрывы, обязательно уносящие с собой чужое счастье. Счастье Чонгука — это знать, что дома его ждет тот, на чьи колени он положит свою голову и кто залечит его раны. Счастье Юнги — это дом, в котором горят огни, и пока они есть друг у друга, огонь будет гореть и в этой, и в следующей.