Я его не боюсь

      — Я живу с Эреном.       — В самом деле? — доктор поправляет на себе очки в попытке за этим жестом спрятать свое удивление, уместное относительно того, с кем говорит Крюгер, но неуместное для врача. — Это огромный прогресс, Леви. Чья была инициатива съехаться?       — Пожара, — фыркает он, потирая шею ладонью. — По большей части моя, но на самом деле это воля обстоятельств. У него сгорела комната, это показывали по телеку. Я позвонил ему, и, когда он сказал, что ему некуда идти, мне хватило одной секунды, чтобы понять — ни одно из тех мест, куда он мог бы пойти, меня не устраивает.       Его голос звучит спокойно и даже лицо расслаблено, но рука нервно сжимает затылок и взгляд серых глаз устремлен в пол, словно он пытается рассмотреть что-то в своем сознании, найти нить, за которую хочет ухватиться.       — Вас беспокоит что-то?       — Да… — вопрос наконец-то срывает с лица маску, и Леви хмурится, опуская руку на колено. — Человек может стать обсессией? ***       Из теплых и ласковых объятий сна вырывают самым жестоким способом — трясут за плечо. Сознание резко возвращается в голову, но ударяется о невидимую стену, заставляя вздрогнуть, и глаза не спешат открываться.       — Эрен, вставай, уже утро.       — Мф… — он накрывается одеялом с головой, перекатывается на другой бок и вытаскивает телефон из-под подушки. — Ты издеваешься? — звучит из недр кровати хриплый голос, а затем раздается глухой звук, когда телефон падает на пол, но на это никто не обращает внимания. — Семь утра, воскресенье… Что ты за человек…       — Поднимайся, — настаивает строго Леви и сам поднимается с кровати. — Ты сбил режим к хренам. Спишь на выходных до обеда, а в будни, как зомби, восстаешь. Сам говорил, что почти спишь на первой паре.       — Я обещаю встать завтра нормально, дай поспать, пожалуйста, — стоит на своем голос из королевства теплых одеял.       Откровенное ворчание прерывается, когда лицо утыкается в подушку. Шаги отдаляются от кровати, лохматая макушка высовывается из-под одеяла, и дремота сразу же ловко набрасывает лассо на легкую добычу и начинает показывать медленно меняющиеся картинки без какого-либо содержания. Все мышцы расслабляются, только указательный палец подергивается, будто чешет кому-то нос. Внезапно кожу буквально обжигает. Эрен резко открывает глаза и сразу жмурится. Рядом с ним явно взорвалась какая-то кислотная бомба, и теперь химикаты разъедают кожу. Он хватается за лицо и лишь тогда понимает, что произошло. Леви облил его холодной водой и теперь стоит рядом с кружкой и тяжелым взглядом.       — Встаю, — выдыхает побежденный, откидывает одеяло и свешивает ноги с кровати.       — Вывеси подушку за окно сушиться, — командует и выходит.       Надо отдать должное — свои обещания Аккерман выполняет всегда, человек он крайне обязательный. Приходится радоваться тому, что это была только кружка, а не целое ведро. У его привычек есть две стороны медали, некоторые даже умудряются помогать ему в жизни, например, не забывать ни о чем. Если кто-то может забыть оплатить счета за квартиру, внезапно лишиться интернета или расстроиться на утро, что вчера из головы вылетела покупка яиц и придется завтракать чем-то еще, то с Леви такого не происходит. Тотальный контроль распространяется на все. Однако другая сторона медали — это та самая невидимая часть айсберга. Ее не видят все те, кто знает его поверхностно. Например, при всей вспыльчивости на работе трудно представить себе, что его из колеи может выбить грязное полотенце. Как-то во время готовки Эрен не убрал его со стола и капнул на него соусом. Крика и припадка, конечно, не было, но лекцию на тему «если вещи лежат на своих местах, с ними ничего не происходит» выслушать пришлось. На фоне этих мыслей в голову приходит идея.       — Эй, Леви!       — Что?       — Не мой кружку, — Эрен зачесывает пальцами назад мокрые волосы, выходя из спальни с подушкой, и застает его у раковины.       — Почему это?       — Ты ведь не пил из нее. И я не пил. Она чистая.       Это лицо просто надо видеть. Лицо человека, который много лет забивал гвозди не тем концом молотка, и его застали за этим. Причем он делал это намеренно, ему так было удобнее по какой-то причине. Леви разрывается между вполне себе логичным действием и той херней, которую несет Йегер. Серые глаза прищуриваются.       — Она чистая, — Эрен уговаривает мягко, осторожно, чтобы не спровоцировать конфликт.       Сомнительно чистая кружка уже рискует треснуть в руках и заставить пожалеть об этой просьбе. Но Леви отмирает, кивает и ставит кружку на полку к остальным. Атмосфера напряжения исчезает. Одержана победа в очередном сложном бою, который они ведут плечом к плечу. Аккерман заваривает чай, и Эрен, убедившись, что воздух не пахнет опасностью, а именно очередным приступом, вывешивает подушку за окно и, зевая, возвращается на кухню. Он аккуратно обнимает любовника со спины и утыкается носом в его затылок. В литературе написано, что нельзя заострять много внимания на преодолении какого-либо барьера. Это как выманивать мышку из норки сыром. Нельзя постоянно протягивать к ней руку, иначе все усилия будут напрасны и мышка вернется в изначальное положение, не испытывая доверия к ситуации.       — Что ты хочешь на завтрак?       — Ты мне как-то медовые гренки обещал, — ровным голосом напоминает Леви, не отвлекаясь от своего занятия и не стряхивая с себя теплую грелку для спины. — И можешь приступать к рассказу о поездке.       — Да на самом деле рассказ получится довольно коротким. Мы как-то решили зимой устроить марафон по фильмам ужасов, и среди них был «Хижина в лесу», — Эрен отступает назад и отходит, чтобы начать готовить. — Видел его?       — Это где всяких монстров раз в год выпускали убивать людей?..       — Да. Ты смотришь такие фильмы?       — Петра любит ужастики. Ханджи не дает ей их смотреть, поэтому она смотрит у меня.       — А-а. Ну, короче, мы смотрели его, и нам пришла мысль о том, что мы ни разу не выбирались никуда, вот так, в лес. Но после фильма нам показалась неуютной идея того, чтобы снимать домик, все эти проклятые вещи… Да и дорого это. Ну тогда мы и решили поехать с палатками. Дешево и сердито. Думали поехать летом, но в фирме отца Жана в декрет ушла секретарша, и он взял его типа на стажировку. Вот только в сентябре получается.       — Вы серьезно решили поехать в лес с палатками после ужастика? Очаровательно…       Посмеявшись, Эрен достает хлеб, молоко, яйца, мед и масло, чтобы начать готовить завтрак. Рецепт простой, им пользовалась еще мама, поэтому от него веет деревенским уютом.       — Почему ты используешь именно это слово, когда считаешь что-то глупым?       — В военной школе запрещали материться, — на заднем фоне слышится, что он запустил игру. — Мы с одноклассниками придумывали аналоги словам.       Леви берет свою кружку и отходит к столу, поэтому не может видеть, как вытягивается лицо у его любовника от удивления. И, конечно, он удивляется не изобретательности подростков и факту военной школы в прошлом своей пары, о чем не знал. А тому, что слова об этом прошлом вдруг вылетают так легко и непринужденно. Кадык дергается, Эрен облизывает губы и начинает готовить так, будто ничего не произошло.       — А кроме «очаровательно» я от тебя, по-моему, ничего больше и не слышал.       На кухне начинает вкусно и сладко пахнуть шкварчащими гренками на сковородке, наполняя воздух утренней легкостью.       — Ну так я и не в военной школе, мне можно материться. На работе даже нужно. Там это волшебные слова.       — Какие еще слова вы заменили?       — Вместо «сука» — «красавица». «Очаровательно» вместо «ахуеть» и «пиздец». Вместо «блять» — «бляха от сандалий», — он замолкает, чтобы сделать глоток. — Много их было, сейчас все и не вспомню.       Такой короткий экскурс в прошлую жизнь любимого человека отзывается теплом в груди. Сразу в голове вырисовывается картинка того, как юный Леви сидит в компании друзей и, смеясь, придумывает приличные синонимы вульгарным словам. Интересно, каким он был? Наверное, маленьким, все остальное предполагать тяжело, ведь характер человека очень меняется с течением жизни. Тем более при наличии того, что разделило жизнь на «до» и «после». Может быть, у него была другая прическа. Часто ли в то время на его губах появлялась улыбка?       — Кстати, у тебя вообще есть фотки?       — В пропуске на завод.       — И все?       — И все.       Решив, что на этом порция откровений достаточная на сегодня и не стоит играть с огнем, Йегер заканчивает приготовление завтрака. Он ставит перед Леви тарелку с горячими гренками и наклоняется в очередной провальной попытке поцелуя в щеку, пока того отвлекает игра, но не успевает приблизиться.       — Не облизывай меня.       После неудавшегося маневра остается только хмыкнуть с беззаботной ухмылкой и занять свое место. Прежде чем начать есть, обязательно надо полить гренки медом. Мед с медом, что может быть вкуснее. Жаль, Леви имеет что-то против сахарной пудры, точнее, постоянно называет ее кокаином. И муку тоже.       — Не обижайся.       Из мыслей о том, что в прошлом у военного вряд ли могли быть проблемы с наркотиками и это, скорее всего, просто невинные загоны, Эрена вырывает голос, а само содержание посыла ставит в замешательство. Это похоже на неловкое признание своей ущербности и просьбу в очередной раз закрыть на нее глаза.       — Я не обижаюсь, — пожимает плечами Йегер и облизывает пальцы от меда. — Я просто проверяю. Надо подождать еще.       На него устремляется нахмуренный, непонимающий взгляд, безмолвно спрашивающий «что ты несешь?», который заодно еще и осуждает облизывание собственных пальцев.       — Обниматься и целоваться ты тоже не любил. Я просто подожду еще.       Леви отвечает нечитаемым взглядом, рассматривая улыбающуюся морду напротив, но в итоге просто утыкается в свой телефон снова. Дома он делает это не для того, чтобы уйти от разговора и всем своим видом показать, что не настроен слушать. Просто это стало частью семейного уюта — вместе запускать игру и проходить очередную миссию. Правда, сейчас Эрен бегло осматривает стол и понимает, что не приносил телефон из спальни, но и идти за ним слишком лениво. Вместо этого, пока она никому не нужна, можно взять газету и найти раздел с бородатыми анекдотами.       — В душ пойдешь?       — Угу, — Эрен сует вилку в рот, чтобы двумя руками взять газету, ведь после анекдотов вдруг оказались довольно забавные истории.       — Пойдем вместе, — поднимаясь со своего места, то ли сообщает, то ли приказывает Леви — по нему никогда не понятно — и вытаскивает столовый прибор изо рта любовника.       — Хо-ро-шо.       Совместный душ — это не то, что в порно показывают. Это лишь способ экономить воду, хотя Леви и так моется очень быстро. Глядя на него и зная его, можно предположить, что для него купание — это долгое и обстоятельное мероприятие, но, серьезно, это занимает у него минут пять от силы. Может, у него в роду кошки были? Или духота ему не нравится? Может растаять, как в сказке?       Часто приходится гонять глупости в голове, когда задавать вопросы чревато. Эрен раздевается первым, залезает в ванную и начинает настраивать воду, когда Леви заходит за ним и закрывает створку из небьющегося стекла. Первые теплые капли начинают струиться по телу, пропитывают влагой волосы и заставляют закрыть глаза. Он собирается отойти в сторону, чтобы дать намокнуть и Аккерману, но теряет ориентацию в пространстве и оказывается прижат к стене с глазами, закрытыми мокрой челкой. Между их губами, когда они на долю секунды отстраняются друг от друга, бежит вода. Кожа горячая и мокрая. Телом Леви крепко прижимает к скользкой кафельной стене, удерживая за талию, затем вслед за водой руки стекают на бедра и сжимают с явным намерением оставить на них синяки. Но так же внезапно это властное прикосновение пропадает, хотя губы никуда не деваются. Эрен решает, что ему нужно повернуться спиной, но не успевает ничего предпринять, потому что его снова касаются руки и заставляют восторженно шумно выдохнуть. Открыть глаза он не может, даже не пытается. Кажется, откроешь глаза, и магия испарится. Скользкие пенные руки обхватывают его член, мнут мошонку, оттягивают кожу с головки, растирают пену по поверхности ствола, срывают с губ стоны. Чтобы не упасть, Эрен вынужден держаться рукой за сильные плечи. От накатившего возбуждения в горле становится сухо. Иронично, наверное, умереть от жажды, когда кругом вода.       — Прижми свои руки к стене.       Голос гулом звучит сквозь шум воды, громкий такой. Повинуясь, Йегер растопыривает пальцы для пущей убедительности и надежно прижимает ладони к мокрой стене, хотя и не представляет, что происходит или должно произойти.       — Умница.       Его голос раздается рядом и опаляет дыханием губы. Хочется до них дотронуться. И ему позволяют, но лишь на секунду. Потому что в следующую Эрен едва не теряет сознание. Член быстро погружается в горячий рот, и головку сдавливает горло. Эрен распахивает глаза, чтобы проверить, точно ли это Леви вообще, но сразу зажмуривает, потому что в них затекает вода. Специально поставил прямо под струями, лишая возможности смотреть. А так хочется увидеть тонкие губы вокруг члена и то, как рот натягивается на него до самого лобка. В нем так тесно. Язык плотно прижимает ствол к небу, а горло легко впускает в себя. От плоти по телу разносятся с кровью и впиваются в нервные окончания миллионы иголок. Пальцы на руках дергаются в желании сжать черные смоляные волосы, а на ногах поджимаются. Это длится совсем недолго, но Эрен ощущает, что его скоро накроет головокружительный оргазм, и не может сказать об этом. Губы открываются, но из горла вылетают только какие-то звуки, и это далеко не адекватная речь. Как теперь смотреть в глаза Леви, зная, что он делает это намного лучше? Живот Эрена начинает часто и судорожно поджиматься, только слепой не заметит, что он на пределе. Леви выпускает член изо рта, отчетливо слышится звук полоскания рта и плевок. Их губы снова соприкасаются в поцелуе, а плоть теперь оказывается в широкой мозолистой ладони, прижатой к плоти любовника. Сильная рука быстро, грубо двигается, лаская сразу два члена. Эрен несдержанно стонет в рот, окутывая его вибрацией, хватается за плечи и кончает, пачкая спермой ладонь уже через пару минут.       — Леви… это было ахуенно, — отрывается от губ буквально на секунду и снова продолжает ленивый, нежный поцелуй.       — А теперь свали из-под душа, я хочу помыться.       Вот теперь у совместного душа появился еще и этот подтекст, который не будет давать покоя. Тяжело выползать из душа на дрожащих ногах, и только со второй попытки, не глядя, удается найти свое полотенце. Сердце еще долго отбивает гулкий, частый ритм.       — Ты это делаешь лучше меня, — зачарованно нежно признается Йегер.       — Откуда ты знаешь? Твой член никогда не был у тебя во рту.       Леви оборачивает бедра полотенцем и выходит первым, пока любовник копается, отравленный сладким дурманом. Он сегодня особенно благосклонен. Сначала минет в душе, а потом еще и разрешение убрать квартиру вместо него. Правда, он тратит много времени на объяснение того, что Эрен и так уже знает. Относительно уборки в своей квартире он ведет себя как молодая мать новорожденного ребенка, которая считает, что лишь она в состоянии позаботиться о нем. Ну а Эрен, получается, выступает в роли отца, убеждающего в том, что он тоже, как минимум, не полный идиот и знает, что делать.       — И не забудь, что выливать содержимое пылесоса нужно в унитаз, а не в ванную, как в прошлый раз, — Аккерман застегивает джинсы и оборачивается. — Эрен, ты меня слушаешь?       — Да слушаю, — отвечает он на возмущенный голос, продолжая перерывать кровать. — Не могу найти телефон. Можно позвоню с твоего?       — Позвони, — выдыхает. — Он на столе, в кухне.       Не только Эрен подстраивается, но и Леви. Например, приходится терпеть периодическую рассеянность любовника, и не только. Йегер берет в руки телефон, открывает записную книгу и вводит первую букву своего имени в поисковую строку, но видит только контакт Эрвина. Чуть нахмурившись, он вводит первую букву фамилии и не видит совсем ничего. Беглая догадка проносится в голове и даже не успевает толком оформиться, когда в поиске появляется другая буква. Так и есть. Он записан как «Щенок». Телефон находится под кроватью, и Эрен успешно выпроваживает «мамочку» из дома, чтобы приняться за уборку. Благо, судьба распорядилась послать ему подругу сестры Сашу и должность уборщика в ее маленьком салоне. Убираться он действительно научился, потому что привык ко всему относиться ответственно, да и деньги были нужны.       Он аккуратно переставляет вещи и ставит их точно на место, протирая пыль. Многие мелочи Леви хранит в черных пластиковых коробках, чтобы пылесборников было меньше. Взяв очередную коробку за ручки, Эрен роняет тряпку и наклоняется за ней, удерживая груз одной рукой. Конечно, идея так себе, и коробка падает. Из нее высыпаются папки, бумаги и какие-то документы, судя по виду.       — Черт…       И как теперь сложить все так, как оно было? Или проще признаться в том, что произошло, и пусть Леви сам все сложит, чтобы потом это не стало для него неприятным сюрпризом? Но в любом случае надо поднять все с пола, чтобы пропылесосить, и хотя бы убрать на стол. Эрен старается аккуратно сложить все обратно, лист за листом, папка за папкой, пока его взгляд не цепляется за один конкретный листок. Он поднимает его и читает, шевеля губами.       — Капитан Леви Аккерман, дата… — написанное заставляет перечитывать это снова и снова. Это что-то неправильное, не может быть написано именно это. Утром его облило ледяной водой, а теперь будто окатило кипятком. — Капитан Леви Аккерман, дата смерти: двадцать четвертое июня две тысячи…       Это дата девятилетней давности. Теперь кажется, что в комнате становится значительно холоднее, в то время как тело сковывает липкий жар. Эрен пялится на листок и никак не может понять, что это, зачем. То ли глупая шутка, то ли какая-то ошибка. Может быть, это отец Леви? Но он говорил, что не знает отца… Какой-то другой человек, который его полный тезка? Но зачем бы хранить у себя документы другого человека? Рука тянется к остальным папкам, в которых наверняка есть ответы на все его вопросы. Но она же решительно кладет непонятную бумажку на место и закрывает коробку. Это все то же топтание на месте, ничего нового. Он уговаривает себя вспомнить, о ком идет речь. Да, у Леви есть прошлое. Оно ужасно. И он не готов его открыть. Коробка возвращается на свое место, а уборка продолжается. Тщательная настолько, чтобы занять как можно больше времени и как можно больше мыслей. ***       — Слушай… а фамилия Ханджи..?       — Зое, — отрываясь от вида за окном, отвечает Леви.       — Она не брала фамилию Эрвина? Он же Смит?       — Да. Она и мою не брала.       — А Петра?       — У нее моя фамилия, — его голос почти равнодушный. — Тоже хочешь такую?       — Я просто спросил! — смущенно вспыхивает Эрен и отворачивается к своему окну, дорога за которым уже привела их в нужный район.       Решение не думать о странной находке было верным, но несколько сложным. Мысли то и дело возвращаются к прошлому Леви, а отсюда и глупые невинные вопросы, на которые точно ответят. Господи, по факту это как гладить все вокруг возбужденного члена, а его не касаться! Со стороны может показаться, что он нервничает. А вопросы про семью могут навести на догадку о причине нервов. Однако молчаливое разногласие не мешает найти верное лекарство. Теплая рука, с которой можно переплести пальцы, успокаивает. Леви сам по себе успокаивает, он надежный. Поэтому смело можно откинуть версию о том, что он все-таки маньяк и присвоил себе имя хозяина квартиры, которого убил. Эрен смотрит слишком много ужасов. Да и к тому же, Ханджи и Петра не выглядят идиотками, не способными узнать бывшего мужа и отца. Разве что, они все маньяки, но план тогда у них очень и очень странный.       — Привет! — звучит веселый звонкий голос девочки с широкой улыбкой.       — Здравствуй.       Дочь тоже не целует отца, только едва ли не скачет возле него. Он — определенно тот самый Леви Аккерман, а бумага — это лишь глупая ошибка.       Убранный по-домашнему стол встречает вкусной едой. На нем курица, ароматное пюре и салаты из овощей, небрежно нарезанных крупными кусками. А еще открытая бутылка вина, полная бутылка коньяка, нарезанные лимоны и стеклянная бутылка пива.       — Да, — на выдохе отвечает Леви на вопросительный взгляд, разрешая пить, и садится за стол. — Твою мать, ты что на себя напялил?       — А что? — вошедший в комнату Эрвин останавливается и смотрит на себя, а именно на футболку с большой надписью «Рыболовный отряд», и поворачивается спиной с еще тремя надписями: «1. Не клюет», «2. На червя», «3. Пиво буду». — Нравится?       — Очаровательно, — привычная интонация.       — Ханджи подарила, — немного понизив голос, с улыбкой поясняет хороший муж.       — Ты и до нее носил дурацкие вещи.       До нее? Значит, эти двое были знакомы до свадьбы Эрвина и Ханджи. А до него она была женой Леви. Она бросила его и ушла к его другу? Поэтому в жизни дочери не было отца? Именно это стало таким потрясением для Леви? Голова начинает болеть. Эрен будто одновременно находится в нескольких параллельных вселенных с совершенно разными событиями, но при этом упорно пытается соединить их в одну линию. Скоро, очень скоро он не выдержит. Его голова лопнет, и поток мыслей польется на первого, кто окажется рядом.       — Ты в порядке? — Эрвин со смешком хлопает по плечу широкой ладонью, вырывая из мыслей.       — А… Да, я просто задумался.       Часть разговора он явно пропустил, но вряд ли бы тот дал ответы. А может, создал бы новые вопросы. Этого Эрен просто не выдержит. Женская часть семьи присоединяется к ужину, и спокойные, неспешные разговоры временно уносят все тревоги.       Когда-то такая атмосфера была очень привычной. Мама готовила ужин, папа рассказывал, чем занимался на работе, Микаса зачем-то сверх меры ухаживала за младшим братом и его другом, часто заглядывающим в гости. И приятно снова почувствовать себя частью семьи, какой бы странной она ни была.       — Так, а то еще пара рюмок, и я забуду, — глава дома утирает рот салфеткой, дотягивается до полки, не вставая со стула, и протягивает нечто в файле Эрену.       — Что это? — он рассматривает бумажки. Бумажки. Что за день непонятных бумажек?       — Это договор на оказание образовательных услуг, а именно: кулинарные курсы. Набор у них закончился, но по знакомству мне сделали исключение.       — Это… — все прочие мысли резко исчезают из головы, Йегер замирает с открытым ртом.       — Леви сказал, что тебе хочется, — объясняет Смит. — Они в вечернее время, можно совмещать с учебой.       А Аккерман совершенно невозмутимо поедает кусок лимона, будто речь идет совсем не о нем. Он не говорил об этом ни слова с тех пор, как они обсуждали это за столом с Петрой. Тогда сказал лишь о том, что не пустит на курсы кондитеров, а выходит, что повесил это на крючок в памяти, не забыл и воплотил в жизнь. Учеба в университете никогда не была в тягость, не была чем-то обременительным, но, по сути, и правда, была вынужденной, ведь ничего другого не было. Эти курсы маячат чем-то своим собственным, приятным. Однако рядом с метафорической легкой и возвышенной девочкой-надеждой в ситцевом платье, которая машет ручкой, стоит и машет молотком огромный бугай, представляя собой реальность.       — Это же дорого…       — Денег у меня хватит, — в разговор все-таки вступает Леви. — На твою нынешнюю работу это не повлияет, занятия всего три дня в неделю до окончания рабочего дня в парикмахерской. Но да, уставать ты будешь сильнее. Зато будешь учиться тому, что нравится. А по окончании этих курсов пойдешь учиться водить машину.       — Ты будешь ждать так долго и продолжать ездить на автобусе?       Леви тоже махала та девочка-надежда, обещавшая избавить от ненавистного автобуса, а он намеренно прогнал ее прочь, делая тем самым не просто шаг в сторону Эрена, а настоящий прыжок, потому что поставил интересы другого человека высоко над своими.       — Ездил и продолжу, с этим я заморочился раньше, чем предложил тебе сдавать на права. Согласен?       Документы трясутся. Нет, трясутся руки, которые их держат. Йегер снова таращится на них, слушая удары собственного сердца.       — Да.       — Так давайте выпьем за это! — громко и весело провозглашает Ханджи, будто один другому как минимум предложил руку и сердце.       Они с Петрой похожи своими озорными глазами, когда начинают переговариваться, развлекая всех за столом. Девочка рассказывает о сборах, о тренировках и о школьных днях, а ее мать о своей работе и неадекватных посетителях. Вроде тех, кто на спор сует лампочку в рот. Хотя куда больше фантазию невольно будоражат истории о тех, кто якобы падает прямой кишкой на всякие предметы. Эрен долго смотрит на свою еще недопитую бутылку пива и размышляет о том, зачем кому-то может понадобиться засовывать ее в зад так, что та застревает. Это ж с каким рвением надо ее туда запихивать.       — Зачем палатка? — прожевав, заинтересованно спрашивает Эрвин.       — Едем в лес с друзьями Эрена.       — Обалдеть! — восторгается немного захмелевшая Ханджи. — Сам Леви Аккерман едет в поход! А мы тебя в том году так и не уговорили! — по ней непонятно, радуется ли она сейчас или возмущается, но делает это шумно.       — На вас и ваших полоумных друзей никаких таблеток не хватит.       — Кстати! — безумно резкая женщина. Секунда, и ее нет, еще одна — и она за столом. Если бы она была персонажем мультика, то оставляла бы за собой облако пыли в форме ее самой. — Вот! — со стуком она ставит на столешницу пузырек с таблетками.       Леви берет его в руку и, немного сузив глаза, смотрит на маленькую белую этикетку.       — Это не те, — мрачно произносит он и ставит таблетки обратно.       — Я говорила с доктором Крюгером. Учитывая то, что произошло на днях, стоит временно вернуться к препарату посильнее.       — А что произошло? — тихо и немного испуганно спрашивает Петра.       Но ответа не следует. Столовая погружается в тишину, в воздухе физически ощущаются волны напряжения. Взгляд Леви, направленный на Ханджи, тяжелый и металлический, но нужно отдать ей должное — она его выдерживает, чего не скажешь об Эрвине. Он явно отдал бы сейчас все, чтобы уйти.       — Петра, иди к себе, — холодно приказывает Аккерман.       Дочь бросает взгляд на маму, но понимает, что сейчас не та ситуация, чтобы спорить, ведь между родителями начинают летать искры. А сам Эрен не знает, чья позиция ему ближе. С одной стороны, он бы и сам не против удалиться в детскую, а с другой — боится, что именно это прикажут и ему. Леви складывает руки на груди. Всегда, когда он так делает, они начинают казаться еще больше и мощнее, чем есть, выражая угрозу. Где-то наверху едва слышно закрывается дверь, и лишь тогда разговор продолжается.       — Я не стану принимать их. У меня от этих колес поганая каша в голове. Я не мог работать. Я свои руки перед собой почти не видел, — с каждым словом он раздражается все больше.       — Леви, ты должен понимать, что…       — Не говори со мной, как с пациентом.       Первый раз он выглядит таким злым при Эрене, первый раз его челюсти так сжимаются, что под кожей ходят желваки. Голова чуть склоняется, и он смотрит на собеседницу исподлобья прямо и агрессивно. Та еще ничего не успела сказать, а Леви уже зол. Возможно, эта претензия высказывается не в первый раз.       — Леви, ты вышел на поруки…       — За мужа боишься?       — Я за тебя боюсь, — Ханджи подается вперед, чтобы не повышать голос, но сказать достаточно настойчиво. — А если бы этот пьянчуга накатал на тебя заявление?       — Он был в дупель пьян, он себя-то на следующий день вряд ли вспомнил, не то что какого-то левого человека, — разжевывает, как непонимающему элементарных вещей ребенку, с долей яда.       — Ты сам знаешь, как вредят тебе приступы.       — Это не был приступ! — теперь и он подается вперед, но сдерживается и не кричит, хотя по нему видно, что хочет.       Эрен и Эрвин явно лишние в комнате, но никто из них не двигается со своего места. Они говорят о личных вещах, о том, что, по идее, знают лишь члены их семьи, и чего не может знать любовник. Леви не говорил ему о том, что выпущен откуда-то под ответственность нового мужа своей бывшей жены, и от этого Эрен чувствует себя неуютно, будто подглядывает в замочную скважину и слышит то, чего не должен.       — Я осознавал четко, где нахожусь. Я осознавал, что происходит и что именно я собираюсь сделать. И знал, какие у моего действия будут последствия. Человек за рулем был мертвецки пьян. Он сбил Эрена машиной и собрался ехать куда-то дальше. Может, на того же Эрена, который не успел встать. Его друг пытался докричаться до этого алконавта, но тот нихрена не понимал. И, может, у него получилось бы уехать, и он сбил бы людей. Может, и сам бы подох, но на него мне откровенно насрать. Я разбил камнем окно, потому что дверь была заблокирована, и забрал ключи. Его я и пальцем не тронул. Он даже не понял, что машина больше не заведена, дальше крутил баранку.       — Да какая разница, Леви! — в противостоянии «сохрани спокойствие» первой не выдерживает Ханджи. — Могли быть свидетели, тебя мог узнать какой-нибудь работник бара! И ты бы снова оказался в этом чертовом центре, на лекарствах, и тебя не выпустили бы снова, пока ты там, в их условиях не докажешь им, что больше не болен! Я знаю, что тебе неприятна моя забота, но я ведь волнуюсь о тебе! Я ведь обещала, что не брошу тебя!       — Опять? — Аккерман почти рычит. — Ты опять строишь из себя жертву моей обиды? Я уже говорил, что ты не виновата ни в чем, и я не буду повторять это каждый раз, когда ты испытываешь чувство жалости ко мне, — к концу тирады голос становится спокойнее, тише, но в нем слышится разочарование. — Мы уже говорили об этом. Мне хватает одного лечащего врача.       Ладони Эрена вспотели, и теперь он вытирает их о штаны, и это единственный, пусть и тихий, звук в затихнувшей комнате. В воздухе до сих пор летают искры. Они опускаются, ложатся на одежду, проникают под ткань, прокалывают кожу и заставляют вздрагивать. Следующим становится звук отодвигающегося стула, затем тихий грохот пластиковой баночки, которая опрокидывается на стол щелчком пальцев. Леви выходит из столовой по направлению к двери. Как послушный щенок, любовник срывается за ним, хочет нагнать его хотя бы на улице, но неожиданно сталкивается с ним.       — Нет, — тихий голос останавливает любые слова. — Останься здесь. Дай мне время. Мне это нужно. Ладно?       Тяжелый взгляд, напряженные плечи, шумное дыхание. Все еще зол, но не хочет продолжать разговор и не хочет выплескивать свою злость на кого бы то ни было. Тем более на Эрена.       — Ладно… — почти шепотом соглашается Йегер и отступает на шаг назад, неловко сжимая собственный локоть.       — Спасибо, — возможно, ненамеренно, но и в эту сторону капает небольшая капелька яда, которая проникает в молодое сердце, но в открытой двери Леви останавливается и бросает через плечо. — Пусть она тебе все расскажет. Потом, если захочешь, приходи домой.