18 марта 2014 г.
Злоба. Гнев. Агрессия. Все эмоции ядовитой смесью вскипали внутри Лены: ей хотелось одновременно грубо проехаться с размаху ладонью по чужому лицу, но при этом тут же, будто бы жалея о совершённом, прислониться губами ко лбу и прижать слабое тело к своему — с неимоверной силой. С такой силой, от которой, как правило, остаются синяки, а кости начинают неприятно ныть. Ощущение было одно: словно кто-то прошёлся по голове массивным булыжником, чтобы запутанное сознание ещё больше тонуло во всём сложившемся пиздеце. Темникова со злостью ударила по раскрытой кисти, сразу же выбивая всю химию из ладони — так, чтобы никогда больше не видеть её. Ящики из скрипящих прикроватных тумбочек шумно полетели прямо на пол — стремительно выплёвывая всё своё содержимое. Собственная глупость сыграла злую шутку: Оля сама нашла в одном из таких ящиков этот ёбанный клофелин, который зачем-то валялся на самом видном месте и который никогда не нужен был, по сути; Оля сама выдавила из упаковок все белоснежные крошечные круги, аккуратно, точно редкие сувениры, складывая их себе в руку; Оля сама положила под язык сразу десяток этой отравы, явно понимая, что произойдёт через полчаса с организмом после такой дозы. Можно было бы найти тысячу виноватых во всём происходящем, скидывая вину на независимые от произошедшего обстоятельства, но в данный момент Лену волновало другое — что делать, чтобы вновь не потерять ещё одного человека. Что делать, чтобы в этих карих глазах снова поселилось животное желание жить. В руках — несдерживаемая дрожь, в голове — невообразимая путаница, в груди — тяжёлый ком, давящий изнутри на все рёбра. Темникова вытащила из скинутой на пол куртки мобильный телефон и набрала номер, который Оля несколько дней назад, чуть ли не умоляя, просила никогда не набирать. — Рассказывайте, — как только открылась входная дверь, оглушающий бас раскатом прошёлся по небольшой московской квартире. — Что случилось? — Не знаю. Нашла это, — и в ладони та самая пустая упаковка как доказательство ненавистной лжи. — Возможно, подмешали что-то в кофе. Всем своим нутром Лена терпеть не могла пытливых врачей, которые так дотошно пытались узнать всё то, о чём рассказывать абсолютно не хотелось. И даже не так: пытались разузнать то, что знать-то, в принципе, им было абсолютно не обязательно. Уставший фельдшер с недовольным прищуром смотрел на происходящее и всё равно — скорее, интуитивно — понимал, что случилось. Наверное, опыт. Или тот самый разбитый взгляд, от которого любой нормальный человек мечтал скрыться. В отличие от него молоденькая медсестра, так судорожно трясущаяся над аптечкой, даже боялась пошевелиться и, пока накачивала воздух в затёртую манжету старого тонометра, успела случайно скинуть несколько бинтов прямо на пол. Темникова старалась сидеть спокойно и не вмешиваться: смотреть на все эти торопливые махинации не хотелось — казалось, ей и самой бы не помешало вколоть чего поубойнее, чтобы тело наконец-то смогло расслабиться. Вся прошедшая неделя превратилась в гигантское немыслимое пятно, зависшее в сознании: пятно было настолько грязным и тянущимся, что в мыслях было одно — закрыть глаза и уснуть. Уснуть слишком крепко и слишком беззаботно. Однако воспоминания вспышками встревали в это пятно, и от них начинало трясти ещё больше — трясти от кончиков пальцев до зудящего беспокойства внутри. — Почему у неё вывихнуты оба запястья? — седой врач не смог прощупать пульс на руке и пытался прислушаться к биению сердца на сонной артерии. А в ответ — глухой молчание. Лена боялась даже поднять голову, так невыносимо пристально всматриваясь в свои испачканные пылью носки. Похоже, жизнь испачкалась точно так же — незаметно и окончательно. И даже капитальная стирка уже не поможет в такой ситуации. — Почему у неё разбита губа? — голос медсестры такой детский и такой тонкий, будто она только вчера закончила первые девять классов. Боковое зрение всё же передавало те детали, которые хотелось побыстрее выкинуть из своей памяти: как ослабший организм, подобно игрушке из дешёвого магазина, положили на не заправленную кровать. Как чужие руки расстёгивали на груди рубашку. Как чужие руки касались лица Оли. Лучше было дальше продолжать молчать, пока есть возможность сдерживаться. — Почему у неё на плече гематома? — Вы долго будете задавать мне тупые вопросы, на которые у меня нет ответов? — не вытерпела Темникова и случайно всё же обратила внимание на едва ли живой организм. Волосы слиплись на лбу. Губы покрылись ещё больше синевой. Казалось, Оля уже даже не слышала, что произносили нависшие работники скорой, и от одного этого вида Лена с силой сжимала руки, впиваясь ногтями в ладони до красных следов, и пыталась хотя бы сама сконцентрироваться на произносимых словах, которые тут же превращались в немыслимую речевую кашу. Внезапно врач спокойно произнёс что-то медсестре, отчего девушка, ещё больше пугаясь, ринулась к новым упаковкам с ампулами. — В больницу не повезём? — и вновь этот неуверенный срывающийся голосок. Лена закрыла лицо руками. В комнате стало слишком тесно — стены давили, сковывая внутри этих несчастных двадцати квадратных метров. Хотелось открыть окно нараспашку и проветрить каждый угол. Хотелось схватить Олю за руку и спрятаться вдвоём под одеялом. А на деле под одеялом лежала одна Серябкина, сбито выдыхая углекислый газ из лёгких. — Нет. Поставим налоксон внутривенно, — мужчина забрал наполненный шприц и сам аккуратно ввёл в подготовленную вену, — дальше сами справятся. Я распишу всё. Справитесь же? Жаль, что Лена сама постоянно задавала себе этот вопрос. И правильного ответа, как бы это было удивительно, она не знала. Пока что.***
19 марта 2014 г.
За всю ночь Темникова смогла поспать лишь жалкие четыре часа, в половину из которых она, нервно просыпаясь чуть ли не через каждые двадцать минут, проверяла пульс Оли — такой тихий, спокойный, но всё же «живой» и ровный. Врач, явно вымотавшийся за всю свою смену, сообщил, что в подобном состоянии здоровый человек может продержаться целые сутки — в зависимости от того, сколько фармакологического дерьма в итоге оказалось в ослабленном организме. Уже в семь часов утра Лене стало просто-напросто дурно лежать, пялясь то в медленно поднимающую спину, то в выбеленный до идеального состояния потолок. Приоткрыв окно на балконе, она сняла прилипающую прозрачную плёнку с очередной пачки сигарет и зачем-то — чуть ли не в первые в жизни — подробно всмотрелась в картинку на упаковке. Жёлтые сгнивающие зубы и такая банальная надпись — «пародонтоз». Заканчивающаяся зажигалка тихо щёлкнула, и пачка, уже с девятнадцатью сигаретами, полетела на рядом стоящую тумбу. Возможно, когда-то можно будет избавиться от этой ненужной привычки, но точно не пока вся это блядская ситуация, подобно табачному дыму, парит плотным занавесом в воздухе. На экране телефона застыли скромные 07:25, и Темникова, напоследок впуская никотин в лёгкие, нажала на вызов номера, который из-за всей этой череды событий и не особо-то часто набирала. — Зачем звонить в такую рань? — сонный Егор был похож на недовольного котёнка, которого с самого утра переложили с удобной кровати на ледяной пол. — Ты мне срочно нужен, — Лена смахнула пепел и прикрыла окно — становилось прохладно. — Насколько срочно? — неохотно раздался вопрос, и тут же последовал нескрываемый зевок, который, как бы не старался собеседник, можно было услышать даже через динамик: — Я в Пензе. Уехал до конца недели к родителям. — Мне нужно, чтобы ты остался у меня дома часа на два, — из комнаты раздался кашель, и пришлось тут же испуганно обернуться. Так крепко — Оля спала на одном боку, всё так же прижав к груди ноги. Одеяло слегка сползло вдоль стенки матраса, оголяя плечи и касаясь ворсистого ковра. — Я думал, мы прошли этот этап, — Егор попытался хоть как-то разбавить столь официальную обстановку. — Мне сейчас не до шуток, — последняя затяжка — и уже стало неприятно опьяняюще. — Мне в двенадцать надо быть в «Чили». — У тебя же вчера был бой. Не слишком ли много? И какой дебил вообще ставит бой посреди рабочего дня? Сигарета потухла в пепельнице, и остатки осыпались в чашку, смешиваясь с предыдущими результатами пагубных привычек. Лена поправила одеяло и бережно провела ладонью по щеке Оли, будто бы забирая своим касанием с кожи невидимую усталость и тяжесть. — Ты сможешь или нет? — серьёзно спросила Темникова, вновь скрываясь за дверью застеклённого балкона. — Я не успею, — признался честно Крид, но, решив хоть как-то сгладить свою вину, предложил другой вариант, показавшийся ему вполне разумным: — Могу попросить Макса. Если доверишь квартиру, то пропустит один день своей работы. Как раз живёт через станцию от тебя, — он на несколько секунд замолчал, ожидая хоть какую-то реакцию. — Что с Олей в итоге? Всё хорошо? «Хорошо уже никогда не будет» — всплыла та самая фраза и тот самый пустой взгляд, от которого внутри всё холодело. — Звони Максу. Барских, в отличие от Егора, был настоящим, многолетним жаворонком и в это время уже определённо знал свой распорядок и какие планы намечались на ближайший день. Безусловно, сидеть несколько часов в чужой квартире не входило ни в какой график парня — даже в чрезвычайный, вот только просто так, от скуки, не звонят несколько раз в минуту, буквально умоляя помочь. — Это ещё что такое? — как только Макс переступил порог, Лена прикрыла стеклянную дверь, ведущую в единственную комнату, и указала взглядом на скинутую на пол сумку, явно набитую не только блокнотом и ручкой. — Это ноутбук, — блондин, опустившись на корточки, развязал туго связанные шнурки чёрных кед. — Я ещё праздники фотографирую, если ты не знала. — Я про то, что шевелится рядом с ноутбуком. — А, это кот, — невзначай ответил парень и повесил куртку на крючок. — Подарили. Он вчера наелся бумаги, поэтому одного не рискну оставить. Не нагадит, честно, — он скромно улыбнулся. — Ему уже полгода. С таким довольным взглядом Макс уже хотел пройти в комнату, как Темникова остановила его лишь одним движением — протестующе положив руку на грудную клетку. Повисло молчание: никто не хотел начинать первым говорить, понимая, что тема, которую придётся обсудить, окажется не самой приятной. — Я понимаю, зачем ты меня позвала. Можешь не объяснять. Я видел её ещё после боя в пятницу, и всё понял сам, — Барских утвердительно кивнул и, поправив на плече сумку, посмотрел на девушку своим тёплым взглядом, от которого на душе становилось так же тепло. — И поверь, мне прекрасно знакомо то, что она сейчас чувствует. Ей кажется, что мир — это такое дерьмище, где каждый человек намного лучше неё, а она, подобно ненужному тапку, затерялась под чужой кроватью. — Если что-то меняется — ты сразу мне звонишь, — Лена моментально опустила руку вниз. Связка ключей издала звонкий звук в ладони, и металлическая дверь захлопнулась. Первая половина марта оказалась крайне холодной. Разговорчивый таксист, летящий по оживлённой дороге, так нервно ругался на приближающиеся заморозки, точно это происходило впервые в его пятидесятилетнем возрасте. Вот только Лене, откровенно говоря, были безразличны все эти погодные выкрутасы — пусть хоть снег снова выпадет, огромным слоем скрыв не так давно обнажившуюся землю; пусть хоть солнце выжжет дотла каждое дерево, каждый куст с нераскрывшимися почками. Темникова уже не совсем понимала, чего она хотела. Тело действовало по определённому алгоритму, а сознание оставалось там, где на белой простыне лежал человек с бледной кожей. В «Чили» к одиннадцати часам оказалось непривычно безлюдно, и это, впрочем, было не так уж и чудно: кому было дело до этого дурдома в рабочее время? Клуб словно в один миг превратился в ненужное никому сборище полуголых танцовщиц, извивающихся под однообразные мотивы вдоль своих шестов. Недоверчиво Лена, стоя около входа в зал, осмотрела ещё раз помещение и хотела уже развернуться в холл, чтобы связаться с гордо стоящими охранниками, как внезапно почувствовала, как кто-то приставил что-то продолговатое к пояснице. — Ты спокойно поднимаешься сейчас по лестнице и поворачиваешь налево, — этот «кто-то» невыносимо наигранно произнёс на ухо фразу, по-разному выделяя каждое слово. — С тобой хотят поговорить. Лишнее движение — и я пущу пулю тебе между позвонков. Помереть — не помрёшь, но ходить вряд ли уже будешь. Когда дуло пистолета властно упирается тебе со спины, то единственное, что может сделать адекватный человек с мозгами, — это прислушаться к всему тому, что этот придурок так жадно и довольно озвучивает. И Лена была уверена на сто процентов, что парень, лицо которого она не видела и от которого лишь ощущался лёгкий аромат свежего парфюма, был обычной шестёркой — из тех, каких зачастую посылают на самую грязную работу, где и не нужно особых знаний. Ведь главное было пафосно произнести необходимые слова и так же пафосно сжать острые плечи, подталкивая в верном направлении. Лестница, ведущая на второй этаж, невинно скрипела, будто бы жалуясь на отсутствие длительного ремонта, и Темникова понимала, что под ногами деревянный каркас буквально выгибается, на несколько секунд продолжая оставаться в форме нелепой дуги. На перилах скопилась многолетняя пыль. Сверху противно капало. Таявший снег проникал через прогнивающую кровлю и тонкими кривыми струйками разливался по всему сайдингу. Дверь, оказавшаяся по левую сторону, уже была открыта. Здесь, вальяжно развалившись на таком же скрипящем табурете, сидел Фадеев и разглядывал дно высокой закупоренной бутылки. Не успела Лена толком осмотреться, как ведущий парень толкнул её в спину и, надавив на плечи, заставил опуститься на колени. — Привет, давно не виделись, — деловитый мужчина поднял стакан и, закрыв один глаз, всмотрелся в неровную огранку стекла. — Ищешь кого-то, милая? Из угла раздался знакомый ехидный смешок: похоже, там уже успела расположиться Ирма — вечно не отлипающая от любого важного для системы спонсора и заинтересованно чиркающая что-то в своём перетянутом толстой кожей блокноте. — Как дела? — Фадеев самостоятельно откупорил бутылку и налил багровый напиток себе в стакан. — Как Серябкина поживает? Радуется, наверное, жизни, да? Лена дёрнулась, но подобный проступок оказался тут же наказуемым — пистолет уже переместился с района лопаток на затылок, упираясь холодным металлом в распущенные волосы. — Если ты пытаешься спрятать девку, то это не значит, что мы её простим. Она там тебе не разбила весь дом ещё? Таблетки-то я ей выписывал. Хотя с её финансами можно было и самой обеспечить себя. — Что ты ей дал, сука?! — всё та же злоба, всё тот же гнев, всё та же агрессия. — Не стоит так грубить тем, на кого тебе ещё как минимум год пахать, — Ирма откинула блокнот и, абсолютно не стесняясь, села на разваливающийся стол, найденный за копейки незнамо где. — За такой острый язычок можно поплатиться. По просторному помещению раскатился довольный смех — настолько довольный, что захотелось подойти и выдрать с кишками из этой туши всю эту неподдельную радость. — Глупая ты, Лена. Из-за одного ввязалась в одно дерьмо, из-за другой — топишь себя в этом дерьме ещё больше, — стакан окончательно опустел, и на дне осталось несколько капель, так хаотично разбросанных по прозрачной поверхности. — Может, тебе тоже следовало бы обратиться к специалисту? Поговоришь. Полегчает. Отпустит. Будешь выходить на ринг с чистой головой. У тебя тоже, похоже, нервишки-то сдают, — Фадеев подошёл ближе и, пододвинув стул, сел напротив Лены. — Чего руки так трясутся, переживаешь за себя или за свою сумасшедшую шлюху? — Таких специалистов, как ты, надо расстреливать, — сквозь зубы начала произносить Темникова, чувствуя закипающую злость и не особо обращая внимание на приставленный пистолет, — а трупы сжигать, чтобы никто не видел этот созданный тобою пиздец. — Девочка, это мой заработок. Какие обиды? Я нахожу не совсем адекватных ребят, промываю им мозги и затаскиваю сюда. Ничего удивительного. Всем хочется есть, знаешь ли. Ты размахиваешь кулаками, я — ищу камикадзе, готовых, по сути, на самоубийство. — Ты врач, какой ты врач после этого? — Психотерапевт. Высшей категории. — Сука ты высшей категории, а не психотерапевт, — с трудом вымолвила девушка — слишком много мыслей о том, как можно было бы обойтись с этим подонком, если бы не его статус. — Ещё одна невоспитанная выходка, и пуля вылетит из твоей головы с той же скоростью, как твоя подстилка кончает под тобой, — в этот раз в голосе пропала вся та интонация, от которой с безумным взглядом хотелось содрать кожу с этой массивной глыбы. Лена резко дёрнулась и тут же ощутила ледяную руку, так крепко передавливающую горло. Парень, стоящий сзади, приложил дуло к её виску и, как будто напыщенный герой из дурных дешёвых боевиков, демонстративно снял пистолет с предохранителя. Щелчок эхом прошёлся по периметру помещения, отскакивая от тёмно-бордовых стен. — Но собрались мы не для этой милой беседы. Дружеский совет — не пытайся скрыть девку. Ей, может, ничего и не будет, но тебе придётся всю жизнь смешивать себя с грязью. Радуйся, что после ситуации с Димой тебе хотя бы платят, — Фадеев встал со стула и шатающейся походкой сократил дистанцию между ними. — Твоё милое личико сыграло на пользу. Я предлагал просто оставить тебя сгнивать за решёткой. Желание было одно — занести руку подальше и ударить по этой бородатой роже посильнее: так, чтобы кровь брызнула на пол фонтаном, а зубы пришлось собирать по всему помещению. Однако вместо этого она так глупо молчала, переваривая в голове всю сложившуюся ситуацию. Многое в поведении Оли становилось логичным — пусть даже этот мудак поспособствовал этому. Он, безусловно, знал, как вызвать у любого человека необходимое для него и для этой ёбанной системы боёв состояние, от которого казалось, что ты — великий и могучий воин, и, подобно персонажу из Мортал Комбат, готов сразиться хоть с самым титулованным чемпионом мира. — Ты сделала вывод, дорогуша? — Фадеев поднял бледное лицо указательным пальцем и впился своим хитрым взглядом в обозлённые бирюзовые глаза. — Что ты ей давал? — Лена попыталась задать вопрос как можно безразличнее, но голос всё же так по-блядски подводил, выдавая всю подноготную. — Ох, золотце, ей уже ничего не поможет. Я тебе как врач говорю. И да, — мужчина развернулся и махнул рукой, давая тем самым знак стоящему позади прислуге опустить пистолет, — через неделю приведи её ко мне. Максимум — две. Не приведёшь ты — приведу сам. И не факт, что в живом виде. Свободна. Тяжёлый ботинок пришёлся по пояснице, и Темникова упала прямо на локти, сдирая об деревянный пол ткань собственной куртки. Фадеев, улыбаясь, кивнул Ирме в сторону двери, и оба, с такой довольной походкой, покинули помещение. Злость внутри Лены с каждой секундой только усиливалась, и, не выдержав, она со всей силы ударила ладонью по рядом стоящему стулу. Стул тут же мгновенно опрокинулся и издал жалобный стук, а по ладони мурашками прошлось неприятное онемение. Девушка села прямо на пол и закрыла лицо ладонями, чувствуя, как даже приглушённый свет нелепо ослепляет, оставляя на радужке чёрные пятна. В кармане раздалась хлипкая вибрация. Похоже, кто-то внезапно вспомнил о том, что на мобильный телефон можно присылать сообщения. Барских: У нас всё в порядке. Я знаю, ты беспокоишься. Барских: Но ты же понимаешь, что само это не пройдёт? Если ты один раз успела, то второй раз можешь опоздать. Лена закрыла все уведомления и, зайдя в телефонную книгу номеров, пролистала до нужного контакта. — Ты ещё поддерживаешь контакт с Лазаревым? — после продолжительных гудков последовал вопрос, без какого-либо приветствия и даже объяснения проблем. — С тем, который заведует больницей где-то в Подмосковье? — Не говори, что ты успела вляпаться в хуёвую ситуацию ещё до моего приезда, — в трубке раздался радостный голос Полины, и девушка, не услышав должной реакции, тут же серьёзно ответила: — Контакт поддерживаю, но, скажем так, пассивно. Тебе опять лекарства понадобились? — В этот раз кое-что другое. Лена внезапно замолчала. «Если ты один раз успела, то второй раз можешь опоздать». — Мне нужно место в больнице. Да, в той самой больнице.