13 апреля 2014 г.
В сосудах вместе с кровью растекалась ни с чем несоизмеримая агрессия. Лене хотелось сделать многое: хотелось кричать, срывая голос; кидать первое попавшееся под руку на пол; разбивать зеркала, отражающие собственный уставший организм; но делала она лишь одно — злилась и ещё больше скрывалась от всего мира с его непредсказуемыми выходками. Каждый человек, который за окном мирно шёл по своим делам; каждая вещь, которую Серябкина оставила на виду в чёрном автомобиле; и даже помятая фотография с собственным, едва различимым силуэтом, так невинно лежащая в бардачке вместе с документами, — Лена злилась на всё, пытаясь дальше скрыть все эти блядские эмоции, словно водопадом падающие с тех глупых мыслей, где уже было всё хорошо. В этих мыслях, таких наивных и честных, она медленно прикасалась губами к каштановым волосам и вдыхала уже привычный запах лекарств. И рассчитывать, что так было бы всегда, оказалось крайне глупо. Смятая простыня и мобильный телефон, оставленный на прикроватной тумбе, — и Темникова сразу поняла, что Оля исчезла не просто так, не по собственному желанию; исчезла не из-за очередного нездорового щелчка, промелькнувшего молнией в голове. Что-то произошло, и входная дверь, оказавшаяся для приличия прикрытой, была подтверждением всех невыносимых догадок. Возле порога — принесённая грязь. Те самые кеды, в которых Серябкина ходила в больнице и которые вместе с хозяйкой перебрались в подмосковное захолустье, так же опрятно ровно стояли на специальном коврике, рядом с чёрными кроссовками Лены. Кто, чёрт возьми, убегает босиком и в одежде из психушки? Не так давно снятую квартиру пришлось бросить мгновенно — так же мгновенно, как и найти её. Собственник в лице молодого армянина с аккуратной ухоженной бородой и такими же аккуратными причёсанными волосами был и не особо против: первый месяц пришлось оплатить сразу же, при заезде. Деньги — и остальное не так сильно волновало, оттого и все недовольства тут же прекратились после того, как в первый день на стол упали несколько десятков бумажных купюр. Никакого договора, никакого другого документа, подтверждающего намерения Темниковой оставаться здесь надолго, не было и в помине. Стремительно собрав вещи, которых, по сути, было не так много, и, наплевав на всё, Лена вернулась в Москву и подобно заблудившемуся в лесу ребёнку без компаса так отчаянно пыталась найти выход из всей сложившейся ситуации. Машина Оли, оставленная под окнами многоэтажки Лены, за месяц одинокой стоянки успела покрыться новыми кусками грязи от проезжавших мимо нахалов, которые обрызгивали всех и вся только из своего собственного удовольствия. В салоне оказалось слишком пусто: на задних сидениях засохшие капли крови, в бардачке — карта центральной федеральной зоны, документы и нелепый фонарик, доживающий свои последние дни. За окном темнело. Лена сидела в автомобиле несколько часов, абсолютно не понимая, что вообще следовало делать. Сидела молча, просто упираясь головой в потёртый руль и вдыхая запах приторного ароматизатора, покачивающегося на зеркале заднего вида от порывов ветра, бьющих по машине снаружи. На коленях лежали мобильный, паспорт Оли, заканчивающаяся пачка сигарет с зажигалкой внутри и фотография, которую Барских сделал ещё в январе. На кадре она — так нелепо закрывающая ладонью объектив фотоаппарата и так откровенно улыбающаяся. За рулём — так неровно дышащая от спёртого воздуха в салоне и так нервно сжимающая кожаную обивку. Звонок, и назойливый рингтон тут же зацепил сознание: Лена, чуть ли не весь день ожидая разговора с нужным человеком, словно на автомате провела вдоль экрана и мгновенно приложила динамик к уху. — Новостей мало, но они есть, — Гагарина со свойственной ей манерой начала тут же с важного, без формальных приветствий. — Верхушки ей заинтересованы так же, как и ты. Причём могу сказать точно — и в поисках они таких же активных, как и ты. — Ты уверена? — Темникова попыталась вытянуть занемевшие ноги, но тугая боль тут же ударила в левую икру. — Абсолютно. Ты же знаешь, мои источники — надёжны. Лена выдохнула — то ли облегчённо, то ли напряжённо. Ситуация складывалась таким образом, что становилось не понятно: стоило радоваться подобному исходу или всё же ещё больше накручивать то, чего на самом деле и не было. Самостоятельно выяснять, что могло случиться, было бы слишком бесполезно и, скорее, походило бы на трату и так не имеющегося свободного времени, потому Темникова утром связалась с Полиной, которая за всё пребывание в Москве видела подругу лишь дважды — когда договаривалась с Лазаревым и когда Лена довольно и несколько по-детски рассказывала в кафе, как Оля спустя несколько дней начала искренне улыбаться. Когда-то Гагарина по собственному желанию ввязалась во всю систему подпольных боёв — и именно ей выдалась роль одного из самых первых так называемых «обеспечивающих специалистов», кем, по сути, в данный момент являлась Ирма. В отличие от Польских Полина относилась к подобной работе больше как к маленькому, скромному, хоть и не совсем легальному, развлечению, и как только на свет появился сын, которого она так долго ждала, девушка поняла, что все эти мордобои — лишнее, и, наплевав на всё, уехала в Америку. — В этой шайке после прихода Польских всё стало иначе — она полностью поменяла всю систему. Раньше можно было спокойно связаться с теми, кто заведует всеми подпольными делами, — Полина внезапно замолчала и лениво зевнула. — Сейчас я знаю только одно — эти люди сменились: четыре года назад их было пятеро, теперь двое. Кто конкретно — здесь даже мои старые связи не помогли узнать. Знаю, что один человек, слишком важный, будто бы коллекционирует подобные заведения, — в телефонном динамике послышался громкий детский крик: похоже, влезать в неприятности в этой семье передавалось по наследству; и тут же последовала новая фраза: — И именно этот человек заинтересован в том, чтобы Оля оказалась как можно быстрее под его контролем. На этом, собственно, всё. — И за это спасибо, — Лена завела двигатель на несколько секунд и приоткрыла тугое окно: ветер тёплыми потоками проник в салон, который стоило бы проветрить уже давным-давно — в воздухе так насыщенно продолжали витать запахи приторного ароматизатора и тяжёлых сигарет. — Я бы посоветовала тебе не лезть в это дерьмо, но понимаю, что на твоём месте полезла бы сразу и по самое горло. Просто будь осторожна. Лишить кого-то жизни для них — это сущий пустяк. Темникова откинула мобильный в сторону и сжала в ладони фотографию. Смятая глянцевая бумага упала на колени, и Лена закрыла лицо руками, чувствуя, как эмоции начинают выстукивать изнутри собственный надоедливый ритм. Контроль потерян. Какого чёрта она вообще села в этот автомобиль, где каждый миллиметр напоминал только о прошлом, абсолютно не помогая сейчас?! Вещи с колен полетели на пол, встречаясь с вычищенным резиновым ковриком. На кончиках дрожащих пальцев застыли скопившаяся в салоне пыль, ноты терпкого табака и холодные солёные слёзы.***
15 апреля 2014 г.
Воздух заканчивался. Лене было плевать. Из носа хлестала ярко-алая кровь. Лене было плевать. Ей было плевать на всё, что касалось этих ёбанных боёв, только от упоминания которых нетерпимо сводило мышцы, а кости будто тут же ломались пополам, на треть и рассыпались на мелкие осколки. Темникова даже не смотрела толком на того, кого сегодня поставили ей в пару и кто так невыносимо нервно бегал по всему рингу, пытаясь найти хоть какое-то выгодное положение; не вслушивалась в оглушающие крики тех самых людей, которые явно выложили на стол немаленькую сумму денег на её победу и на её выглядящее столь жалко тело. Тошнило. Горло скручивало и раздирало от невыносимой боли. Прозрачная капа покрылась белёсым налётом — во рту пересохло. Уши закладывало. Бинты постоянно сползали с кистей, оголяя кожу, успевшую хотя бы немного восстановиться за продолжительное время без каких-либо встреч с чужими рожами. В данный момент уже было безразлично на какую-либо защиту — рук, головы, колен и, самое главное, сознания. Разум запутался подобно глупому мотку ниток, который Лена так любила разматывать в детстве, сидя у окна, покрытого очередным морозным узором, и, наблюдая за тем, как остальные дети собирали из пошарпанных деталей конструктора высокие замки и непропорциональные машины. Весенняя система соревнований, или просто система, как это всё официальное действо кратко называли в ограниченных кругах, представляла собой обычные соревнования на вылет: если проиграл один раз, то всё тут же заканчивается и присуждается определённый коэффициент, в зависимости от которого впоследствии выплачивался гонорар с каждого нового поединка. Только теперь Темниковой хотелось обычной повседневной тишины: как можно меньше боёв, как можно меньше ненужных встреч; и потому она собственноручно предлагала свой организм в качестве боксёрской груши, из которой можно было без проблем выбить всю пыль, скопившуюся за полмесяца ленивого переминания ног на ринге, пока мысли находились в той самой подмосковной квартире с другим человеком. Удар — и Лена опустилась на поцарапанные колени, не пытаясь даже подняться вновь. Удар — и она, уже лёжа на боку, смотрела на мужские, женские, да и какая к чёрту разница, кому принадлежали эти блядские ноги. В животе горело так, словно кто-то поднёс зажигалку вплотную к органам и, не жалея, прошёлся ярым пламенем по ранимым тканям. В грудь пришёлся тяжёлый колючий удар с носка чужой ступни, и Темникова закрыла глаза. Пахло чужим потом, алкоголем и кровью. Несколько пустых секунд, так невыносимо тянущихся и превращающихся в монотонную кривую. Белые пятна заполонили сознание, тошнота только усиливалась. Шум внезапно стих, и Лена расслаблено выдохнула, понимая, что всё наконец-то закончилось. Новый выдох — кто-то жёстко вцепился в её плечи и, приподняв, насильно потянул в сторону. Темникова опустила голову и попыталась открыть глаза: веки не слушались и трудно было сосредоточиться на том, что вообще происходило — только сменяющиеся виды разбитого бетона под ногами и утихающий гул народа. Несколько минут среди толпы, несколько минут в коридоре, и дверь, ведущая прямо на улицу, где обычно стояли грузовики, готовые к разгрузке товара, открылась. Лена зябла: дрожь в теле усиливалась — то ли от нарастающей боли, то ли от не совсем летней температуры. Весенний ветер продувал насквозь, неприятно забираясь под мокрую майку и оставляя на коже скверное, неприятное ощущение. — Самой-то не мерзко до подобного опускаться? — голос, который можно было узнать из тысячи, и крепкие руки резко отпустили сжатые локти и толкнули Лену в спину. Позади раздалась хриплая усмешка. Темникова подняла уставший взгляд и встретилась с этими блядскими глазами блондинки. Найти бы что-нибудь поострее, чтобы вставить меж глазниц этой самодовольной твари. Слишком многое она себе позволяла. И откуда такая уверенность, что однажды ей не приставят нож к горлу, чтобы побыстрее перерезать все жизненно важные артерии? — Как жаль, что, даже проиграв, ты будешь пахать ещё годик так точно, — Ирма подошла ближе и аккуратно коснулась подбородка Лены указательным пальцем, собирая размазанную вдоль скулы кровь. — А из-за твоей сумасшедшей шлюхи ещё как придётся. Как жаль. Или не жаль? Темникова не вытерпела, хоть и всё равно пыталась сдерживать собственные эмоции, но невыносимые усталость и разбитость из-за всех навалившихся событий окончательно дали о себе знать. Копившаяся так долго и столько же скрываемая злость яркой вспышкой пронеслась в сознании: Лена резко вцепилась в куртку Польских и, толкнув женщину в грудь, предплечьем прижала горло к промозглой стене очередного ненавистного клуба, провонявшегося мужским потом и дешёвым алкоголем. — И что дальше? — Польских даже в таком щекотливом положении продолжала в открытую улыбаться, без стеснения расслабившись под чужой хваткой и давая понять человеку, стоявшему около двери, что всё хорошо и так и должно было быть. — Думаешь, выбьешь мне мозги и шизоидная кукла тут же появится рядом? Тяжёлое дыхание и усилившаяся дрожь. Темникова не контролировала свой организм, понимая, что за столько лет уже и так достаточно «доконтролировалась». Она ещё грубее сжала мешковатую ткань, наверняка какого-то брендового производства, и приблизилась вплотную, свирепо всматриваясь в это ни разу в своей жизни не помятое лицо. Похоже, настал этот момент, когда можно было бы оставить пару следов в качестве собственных автографов. — Ну, чего ждёшь-то? Твоя блядь-психопатка бы оценила такой поступок. Вы же одного поля ягоды. Глядишь, снова стала бы стонать под тобой, — Ирма посмотрела в сторону и позади послышались глухие хлюпающие шаги. — Если ей, конечно, к этому времени ещё не прострелили череп. Кулак со злостью прошёлся по стене в нескольких сантиметрах от лица этой твари, и Лена яростно облизала пересохшие губы: кровь начинала запекаться, неприятно стягивая кожу. Вдалеке мелькнули фары, и в повороте появилась небольшая машина с длинными глубокими царапинами. Автомобиль остановился около лестницы, неприятно скрипя новыми шинами по земле. — Садись, — Темникова не успела заметить, как тот самый тихий человек со спины вновь приблизился к ней и, уже схватив за шею, толкнул в открытый салон машины. Дверцы оглушительно хлопнули. Ирма опустилась на переднее сидение, рядом с водителем, и, потирая руки, пыталась согреться. Спокойно посмотрев в зеркало, она лишь пристегнула ремень безопасности — будто именно это было самое главное в данной ситуации — и сделала музыку громче. Из динамиков доносилась очередная попсовая композиция, разбавленная банальной прямой бочкой, от которой чуть ли не закладывало уши, но блондинка, словно играясь, лишь ровно отстукивала ритм по обивке. Лена опёрлась спиной на кресло и вновь закрыла глаза. Может, наконец-то ей прострелят голову и всё это закончится. Может быть.***
16 апреля 2014 г.
С трудом раздвинутый диван издал недовольный скрип, и Егор, резко завалившись на выцветшую за несколько лет поверхность мебели, притянул к себе рыжего кота. Кот довольно положил лапы на его живот и сожмурился от всё же несколько резких поглаживаний. Несмотря на то что Булаткин подарил этот небольшой пушистый комок на день рождение Максу, сам комок предпочитал больше компанию именно Егора и каждый раз, как парень приезжал в чужую квартиру, выпрашивал очередную порцию бесполезных почёсываний, от которых довольно выгибался. В комнате ярко горела слишком вычурная для холостяцкого помещения люстра: свет от мощных лампочек проникал в каждый угол, перебивая всплывающий ночной полумрак. На мятных обоях, около плинтуса, тянулись мелкие, но глубокие царапины от того самого подарка, который решил таким образом в первые же дни изучить окружающую обстановку. Самому Барских в данный момент не особо было интересно вглядываться в недостатки интерьера: намного важнее было управиться с работой в установленные сроки, и потому он лишь пристально изучал в мониторе ноутбука новую порцию фотографий, пытаясь в нужном редакторе исправить все изъяны человеческого тела — и, к сожалению, только внешние. С внутренними приходилось со временем всё же мириться и сквозь сжатые зубы терпеть очередные выходки недовольных заказчиков, для которых либо не совсем удачным вышел фон фотографии, либо само выражение лица. Как будто именно блондин был виноват, что их кирпичные рожи выходили такими на каждом отснятом снимке. — Как успехи? — он, не отвлекаясь, поправил исхудавшую подушку за спиной и приподнялся повыше. На коленях ноутбук активно пытался остудить нагревшуюся плату. — Не отвечает, — в левой руке Крид крутил не так давно купленный мобильный и нервно щёлкал краями резинового чехла. — Насколько хуёво она выглядела сегодня? — Хуёво — вот это прям подходящий ответ для описания, — Макс посмотрел в голубые глаза и приподнял брови, понимая, что одним русским словом можно было рассказать про всю произошедшую ситуацию в целом. — Проиграла, кстати. Не помню, когда у неё было подобное в последний раз такое. Она вообще проигрывала когда-нибудь? — Проигрывала, но только в самый первый год, когда только-только начинала. В последнее время — нет. Она из тех, кто никогда не проигрывает, — тяжёлый вздох: всё же то, что он услышал от вечного фотографа боёв, несколько напрягало, пусть даже с Леной они были не в настолько близких отношениях, чтобы с трудом засыпать от подобных рассказов. — Что-то ещё случилось, но она не говорила. Полагаю, это связано с Олей. Егор отрицательно закачал головой и, согнув ноги в коленях, положил кота ближе к своему лицу. В зелёных глазах читалось недоумение. Парень тут же начал пальцами перебирать пушистую ластящуюся шерсть, из-за чего под рукой раздалось довольное мурлыканье. — Как у тебя тут процесс? — Крид попытался заглянуть в монитор, но из-за неудобного положения не смог что-либо разглядеть. — Люди женятся? — Чересчур активно даже. Не люблю свадьбы. Детей люблю больше фотографировать, — с долей разочарования произнёс Макс и, заметив, как ночной гость пытался провести ногтем по торчавшим усам кота, недовольно добавил: — Не мучай его. Пусть спокойно лежит. Егор поднял кота и положил его полностью себе на живот, придерживая сползающие вдоль футболки лапы. Занавески на окнах нервно застучали об приоткрытое окно. Барских любил, когда в помещении было прохладно: этот холод, пробирающий изнутри, будто остужал накалившуюся из-за столь нервной работы атмосферу. — Это что за мероприятие было? — Официально я не могу никому это показывать, — парень отвернул ноутбук и на всякий случай закрыл глаза Егору, отчего тот резко дёрнулся. — Макс, не еби мне мозг, — интонация голоса изменилась. — Что это за событие было? — Свадьба ФСБшника, или какого-то просто мужика важного, не разбираюсь в них, — будто обычный рассказ, ни о чём-то важном. — Сняли особняк в центре города, устроили закрытую пирушку и уже к полуночи разошлись. Сказали, что если хоть одно фото попадёт в Интернет, то мне и всей моей семье наступит конец, — он прищурился и, натянув скромную улыбку, продолжил дальше обрабатывать снимки. — У меня, конечно, кроме кота никого нет, но я решил совету последовать и никуда не постить. — А ты-то как туда попал? — у Крида тут же проснулся интерес — ему что-то не рассказали и это несколько обижало: он приподнялся на диване и приблизился к ноутбуку, всматриваясь в такие пафосные свадебные фотографии. — Даша предложила. Это вообще было странно, если честно, я не... — но Макс даже не успел договорить всю историю, которая, казалось, уже была и не особо-то интересна. — Стой. Ближе, — по коже Егора словно прошёлся тот самый холод, давным-давно зависший в помещении, и парень напряжённо выдохнул через расширенные ноздри. — Вот этого. Его, — он указал пальцем в одну из фигур на общем фото, скромно скрывающуюся за толпой. — Покажи ближе. Действительно. На фотографии был тот самый человек — искренне улыбающийся, в выглаженном официальном костюме, с прямой спиной, с тем самым привычным тёплым взглядом. Изменившийся, без сомнения, но всё же — он. В сознании резко переклинило: Крид не знал, как следовало реагировать. Удивляться? Да, это было без сомнений удивительно. Пугаться? Да, в какой-то степени и даже пугало. Говорить об этом кому-либо? Нет. Никогда. Никому. И в приоритете было сделать так, чтобы никто об этом никогда не узнал. И особенно об этом не должна была знать Лена. — Всё в порядке? — после минуты молчания Макс не выдержал и защёлкал пальцами, пытаясь хоть как-то привлечь к себе отвлечённое внимание. — Тебя правильно предупредили: никогда и никому не показывай эти фотографии. Абсолютно никому. И потом удали их с жёсткого диска. Занавески вновь зашумели. Дождь забил хрупкими каплями об стёкла, смывая все внезапно возникшие сомнения. Никогда. Никому.