Тает лёд

      Второй раз Юру будят сразу два раздражающих фактора: осознание, что в первый раз он всё-таки удрых, и пение Джей-Джея в шуме душа этажом ниже. Со звукоизоляцией здесь так себе. Как и с наличием часов. Серый свет из окна не даёт Юре даже приблизительной информации о текущем времени суток, добраться до телефона не даёт полусонная лень, поэтому он продолжает решительно лежать на спине в позе морской звезды, раскинувшись на всю кровать, и с закрытыми глазами прислушиваться к звукам в доме. Вскоре вода внизу стихает, и остаётся только приглушённый стенами мотив, который, приближаясь, становится, наоборот, тише и мягче, но не смолкает даже когда Джей-Джей заходит в комнату. Он, судя по шлёпающим шагам, босиком проходит мимо кровати, продолжая напевать вполголоса. Юра внезапно представляет себя в колыбели: совсем крохотным в таком огромном мире, но необъяснимо надёжно защищённым от всех его напастей тонким одеялом, хотя поёт Джей-Джей вовсе не успокаивающе, скорее, нервно и чуть хрипловато он плачет по-французски что-то о сезонах, Норвегии и мельницах. Последнее слово Юра помнит из названия мюзикла, который пришлось посмотреть однажды вместе с Барановской, подпортившей впечатление от фильма постоянными замечаниями о силе искусства и правильной осанке. Сейчас же Юра, затаив дыхание, сосредоточенно вслушивается в незнакомый язык и, ведомый знакомым голосом, непостижимым образом вникает в общий смысл песни. Где-то в области сердца у него простреливает от мысли, что интимности в этом моменте едва ли не больше, чем во всех испытанных вместе оргазмах. В конце концов, Юра не выдерживает и шумно вдыхает, открывая глаза, на что Джей-Джей, и правда босой и в одном полотенце на бёдрах, оборачивается, запнувшись лишь на секунду мимолётной улыбки, подходит и садится рядом, скрипнув пружинами матраса. — Tu fais tourner de ton nom tous les moulins de mon сoeur /Ты заставляешь кружиться своим именем все мельницы моего сердца/, — выдыхает он почти шёпотом и пытливо заглядывает в Юрино заспанное лицо. — Я ни хрена не понял, — на честном русском лукавит Юра и, приподнявшись, трётся щекой об узор татуировки на смуглом плече. — So am I, Юр’а /Как и я/, — с прононсом и ударением на последний слог откликается Джей-Джей нарочно, зная, что Юре так нравится, хоть он никогда и не скажет этого вслух. — Переведи, — требует Плисецкий и тянет Джей-Джея на себя, но тот аккуратно уворачивается, чтобы на Юру не капало с влажных волос, и просто ложится рядом. — В переводе это будет звучать совсем не так, — задумчиво говорит Джей-Джей, закидывает руки за голову и в подтверждение своих слов воспроизводит последний куплет на английском. Голос приятной вибрацией щекочет Юре бок, которым он всё-таки вжимается в Леруа. — Мельницы-хуельницы… — Юра ведёт пальцем вниз по его широкой груди и вдруг тыкает так, что мышцы пресса непроизвольно сокращаются. — У меня что, по-твоему, ветер в башке?! — Ты удивишься, принцесса, но не все песни этого мира о тебе. — Джей-Джей перехватывает Юрину руку и поворачивается, оказываясь с ним лицом к лицу. — А твою голову можно занять чем-нибудь и поинтересней… Юра отлично знает, к чему обычно ведут эти мурлычущие нотки и потемневший взгляд и, в принципе, не против, но подыграть мешает природная вредность. — Ты же только из душа, а я… Джей-Джей не даёт ему договорить, перебивая поцелуем, и подминает под себя. Капелька воды с его волос всё-таки падает на бледную Юрину кожу. Джей-Джей не даёт ей стечь, собирая губами, и Юра чувствует, как от этого места по всему телу начинает разливаться пульсирующее тепло. — Потом схожу… — Вместе. — Ла-а-адно.

***

— Слушай, бро, у меня к тебе очень важный вопрос, — тихо и быстро произносит Юра в телефон, подгадав так, чтобы его свободное от шоу и тренировок канадское время совпало с удобным для решения важных вопросов по Алма-Ате. — Только честно. — Юр, я тебе врал хоть раз? Да или нет? — спрашивает телефон голосом Отабека. — Нет, — отвечает Юра и, будто перед нырком в воду, задерживает дыхание, крепко зажмуривается, только что нос не затыкает, а просто нервно чешет его свободной рукой, оттягивая момент. — Юр, да что… — Я похож на пидора?! — не давая себе больше времени на сомнения, выпаливает Юра и замирает, кажется, вместе с собственным сердцем. Телефон выразительно замолкает. Через показавшиеся Юре вечностью десять секунд честный Отабек сообщает: — Я думаю. И ещё через пять: — Интересно… — Интересно?! Бека, бля!.. — почти срывается Юра на крик, но Отабек невозмутимо продолжает: — Интересно, говорю, что этот вопрос мне уже недавно задавали. Ну, как недавно, на этом ЧЧК. Только формулировка была более… Юра очень выразительно дышит в динамик. — Знаешь этот древний сетевой стишок, который «не геи зло, а пидорасы, и ориентации любой»? — спрашивает Отабек и получает в ответ красноречивое мычание, которое принимает за согласие. — В общем, Леруа я тогда примерно так ответил. А ты… Трубка с Юриной стороны заходится неестественным кашлем, а потом выдаёт хриплое: — С-спасибо, Бек, ты настоящий друг! — Не за что, — откликается Отабек машинально, — но ведь я же ещё тебе ничего не… — договаривает он уже коротким гудкам.   *       Очередная тренировка начинается с Юриного громкого замечания как бы случайно вслух на весь каток, что Леруа похож на порноактёра. Не на ровном месте: Джей-Джей опаздывает, и Юра, которого вдруг резко начинает всё раздражать с удвоенной силой, выдвигает предположение о его теневой сфере занятости на сексуальном поприще. Стайке канадских фигуристок, судя по мечтательным шепоткам и закатываниям глаз, идея приходится по душе. Проезжающая мимо Мила усмехается: — Больше похоже на комплимент, Юрец. Соберись, ты можешь лучше! — С дупеля не наебнись сейчас, и тоже сможешь, — огрызается Юра по-русски. — Вот тебя бы точно в порнуху не взяли с такой жопой! — А жопа Леруа тебя устраивает? — мстительно спрашивает Мила на английском, показывает ему язык и укатывает тренировать прыжок, лишая возможности ответить. Юра меняет растягиваемую ногу на бортике и задумывается о жоп… О Джей-Джее. О Джей-Джее с этими его многозначительными фразочками и взглядами, широкими плечами и улыбками, близкой к совершенству прыжковой техникой и, да, чёрт побери, задницей! И вытатуированными инициалами чуть выше неё в нагрузку. Выше, Плисецкий, выше. — Значит, смотришь кино для взрослых? — Джей-Джей, будто по волшебству, возникает сзади Юры так внезапно, что тот вздрагивает. И дёргается ещё раз, когда Леруа ставит на ограждение бутылку с водой, кладёт рядом полотенце и невозмутимо закидывает ногу на край, копируя его собственную позу. Он встаёт так близко, что касается натянутого носка Юриного кроссовка рукавом своего пижонского велюрового костюма. Юра забывает вопрос и пялится на тёмно-красную ткань. Ему так нравится… велюр. Не Джей-Джей, нет, ни разу. Только материал. Точно. — Я попал в небольшую аварию… — объясняет Джей-Джей свою задержку, и Юра тут же вскидывает на него встревоженный взгляд. — …потому что задумался о тебе, — договаривает он с лукавой улыбкой, наклоняясь вбок для упражнения, и перекидывает руку через голову, мимолётно касаясь Юриной щиколотки. — Удивительно, как тебе вообще выдали права, — ворчит Юра с облегчением и опять меняет ногу, хотя до этого уже достаточно размял обе. — Ну, я обаятельный, — говорит Джей-Джей. — И могу быть убедительным.       Последнее утверждение Юра испытывает на себе в полной мере: после случая в коридоре Леруа не прекращает тактильных посягательств ни на льду, ни в зале. При любой удобной и не очень возможности дотрагивается, как бы невзначай, оказывается ближе, чем требуется, но всё-таки дальше, чем могло бы быть. А ещё смотрит. Нет, Юра и раньше ловил на себе его горящий взор и даже охотно отвечал таким же или — в основном неприличными — словами и жестами, принимая негласные правила игры, но теперь атмосфера между ними неуловимо меняется. И на игру это больше не похоже: прикосновения Джей-Джея обжигают не хуже его долгих волнующих взглядов. Юра в очередной раз трёт локоть, запястье или плечо и не может сформулировать, на что же именно это похоже, злится и старается выкинуть из головы вместе с откуда-то взявшимися там деталями: Джей-Джей предпочитает солёное сладкому, волосы чаще зачёсывает налево, откуда-то достаёт свой французский акцент всегда, когда нервничает, и никогда не надевает оба наушника, рассчитывая, вероятно, что кому-то может понадобиться его королевское внимание… В общем, не думать получается плохо. Юра злится сильнее, потому что к такому не привык. Как и отступать при трудностях. *       По сценарию шоу в финале все выступающие берутся за руки для общего поклона, а после откатывают ещё пару кругов по арене вольным стилем. Обычно во время этого действа Леруа от Плисецкого отделяет жгучая брюнетка с надменным взглядом из первого эшелона канадских ледовых звёзд. Но на этот раз Юра оказывается проворнее. С беспардонным «Пардон!» он оттесняет девушку, вклиниваясь между ней и Джей-Джеем, с размаху хватается за его большую ладонь и, не мигая, смотрит с вызовом, когда Джей-Джей переводит изумлённый взгляд с их сцепленных рук на Юрино лицо. Из-за грохота музыки и собственного сердца Юра скорее угадывает по движению губ, чем слышит: «Почту за честь, принцесса». А потом Джей-Джей сжимает его руку в ответ аккуратно, но твёрдо, тянет назад и в сторону, и они оказываются вдвоём в центре импровизированного хоровода других фигуристов. Оба чувствуют себя странно и выглядят смущённо и озадаченно: Джей-Джей – от Юриной неожиданной инициативы, Юра – от того, что всю решительную злость как рукой снимает, и отнимать свою руку у Джей-Джея ему вовсе не хочется. *       Такими недоверчиво-офигевшими они и выходят на фото, которое Юра находит этим же вечером по хэштегу в инстаграме, сосредоточенно листая вниз минут пять. Под фото обнаруживается лайк Джей-Джея. Юра зажмуривается и лежит так ещё с минуту, а потом в одно касание переходит в профиль и опять начинает листать: Джей-Джей в дурацкой футболке и с гитарой, Джей-Джей с дурацкой маской в виде собаки, Джей-Джей без гитары, без футболки и, очевидно, без стыда, Джей-Джей с сестрой, фото тигров, Джей-Джей на льду в нелепой позе, Джей-Дже… Стоп, тигры?! Юра тыкает в фотку и читает: «Счастливого Международного дня тигра всем! Слышал, одни из самых красивых водятся в России =D А вот этих красавцев я поздравил лично, и вы тоже можете! В целях сохранения популяции сибирского…». Дальше, понимает Юра, пробегая глазами пост, информация и реквизиты для благотворительного взноса. Он возвращается к фото и началу записи, чтобы убедиться, что намёк ему кажется, и Джей-Джей на самом деле ничего такого не мог иметь в виду… Как по заказу поверх тигриных морд в открытом приложении всплывает сообщение от Отабека: «Юр, Леруа просит у меня твой номер». Вдогонку прилетает знак вопроса. Юра снова зажмуривается, исступленно перекатывается по кровати туда-сюда с телефоном на вытянутой руке, замирает и, не открывая глаз, набирает короткое «Дай». Приоткрывает один глаз, чтоб не промазать по кнопке «Отправить», и зачем-то начинает считать про себя. Сбивается на пятнадцати, когда не успевший потухнуть экран высвечивает супер-оригинальное «Хэй, это Джей-Джей!» и поочерёдно кучку разноцветных стикеров.       Лёд между ними пока не тает, но даёт приличную трещину, в которую Плисецкий стремительно падает. *       И благополучно приземляется в Шереметьево, потому что канадский «ледовый месяц» истёк, а впереди новый сезон. Леруа улетает из аэропорта Торонто, судя по подписи к фото, в «очень важное путешествие» с обладательницей длинных стройных ног, короткого синего платья и прямых чёрных волос, вошедших в кадр. Юра особенно тщательно разглядывает этот снимок в ленте и страдает, что в инстаграме нет дислайков. Только из-за этого. Исключительно. Хорошо, что Никифоровы-Кацуки, если верить геотегам, в этом своём «sunny L.A.», иначе к двум потенциальным трупам женатиков добавились бы два вполне реальных. Дома Юра разглядывает зеркало и наблюдательно подмечает у себя отсутствие, во-первых, платьев какой бы то ни было степени открытости, во-вторых, энтузиазма скандировать с трибуны слова чсвшных песенок, даже если они клещами впились в память… А ещё наличие волос подходящей вроде бы длины, но неправильного, ненужного цвета. «Будем работать с тем, что есть», — вспоминаются сказанные с тяжким вздохом слова Барановской в одно из их первых занятий. Юра тоже умеет тяжело вздыхать. Он со вздохом разглядывает только что купленную пачку расцветки канадского флага. Курение убивает… «…или делает нас сильнее», — добавляет Юра мысленно с горьким смешком и, не распаковывая, бросает вместе с зажигалкой в урну у магазина. Вот ещё. Пусть они там травятся после секса в этом, куда-они-там-улетели, а он вообще-то спортсмен мирового уровня. А ещё лжец и девственник. Эминем в наушниках тоже не очень-то доволен окружающим миром и советует показать ему средний палец и всех порвать. Юра делает громче в знак того, что чертовски согласен с этой жизненной позицией. Он перестаёт приглядываться к чему-либо пристально, проводит на катке почти всё время, с головой уходя в тренировки и отдаваясь льду так, как во сне отдаётся одному конкретному человеку. Спать Юра старается как можно меньше. На редких занятиях не фигурным катанием клюёт носом и срывает раздражение на ни в чём не повинных предметниках. — Ох, Юрий, ну, покажите на карте хотя бы Северный Ледовитый океан… — А не покажу, — отвечает Юра спокойно и нагло. — Знаю только, что это где-то между нашим севером и Гейнадой ихней. Инфа сотка.