Тает лёд

– Минутку, так вы – Юрий Плисецкий?       Домашний этап серии Гран-при начинается для Юры просто потрясающе. Потрясает масштаб происходящего пиздеца: накануне вечером дедушке становится так плохо, что это доходит до вызова неотложки и перетекает в полную нервов бессонную ночь в приёмном покое. День в звонках и беготне по аптекам, разговорах с врачами и медсёстрами с последующим рассовыванием по их карманам «благодарностей» за отдельную палату и хорошие условия тоже не добавляет Юре свежести и оптимизма. Провести остаток времени до соревнований одному в пустой московской квартире ему хочется чуть меньше, чем рассказать всё заселившемуся в гостиницу вместе с Гошей и Барановской Якову. Поэтому, сто раз для верности убедившись, что кризис миновал, и его постоянное присутствие в больнице не обязательно, Юра забывается коматозным сном человека, от которого больше ничего не зависит, а потом собирает вещи и тащится к остальным – подтверждать бронь номера и звание первого номера сборной. И вот здесь, когда ему кажется, что жизнь выруливает на более-менее ровную колею, подводит девушка за стойкой. – Плисецкий. Юрий. Верно? – вкрадчиво переспрашивает она, вернув Юре паспорт в тигровой обложке. Юра кивает и готовится мысленно считать до десяти, выдавливать дежурный покерфейс и ставить закорючку на протянутом чём-нибудь (только бы не на груди, а что, всякое бывало, но она же на работе, и у них есть тут видеонаблюдение, правда?). Но девушка, вопреки опасениям, наклоняется снова, и не к Юре, а за стойку, почти полностью пропадая там, вероятно, чтобы свериться с чем-то, укрытым от Юриного обзора. – Юрию Плисецкому, когда он, в смысле, вы заселитесь, – говорит она оттуда, – друг просил сообщить, что остановился в двести восемнадцатом номере. Мирно упихивающий документы в карман Юра замирает ещё на слове «друг». Он молниеносно прокручивает в голове и тут же отметает все возникшие там варианты. Все два: Бека в Астане, как проклятый готовится к своему этапу, вчера списывались, а Гошка, даже знай он о том, что Юра сюда приедет, вряд ли стал бы называться другом. Разве только для того, чтоб подольше поболтать с регистрировавшей его симпатичной девушкой. Юра внутренне кривится и напряжённо соображает. Девушка, вновь вырастая над стойкой, протягивает ему ключ-карту. – Спасибо, что выбрали нашу гостиницу, Юрий, – заученно произносит она. Судя по бейджу, не Анна, а значит, Гоша, не изменяющий своим предпочтениям, точно отпадает. – Если что-нибудь понадобится… – А… ну, этот… Друг. Мой. Он ведь представился? – Юра старательно меняет выражение лица из крайне озадаченного на лицо человека, у которого очень много друзей вообще и могло заселиться в последние дни в эту гостиницу в частности. – Да, разумеется, – отвечает не-Анна как будто нехотя и раздосадованно. – Его имя… Причину заминки Юра понимает, когда ей всё-таки удаётся, запинаясь, выговорить: – Жан… Жакьес Лерой. *       Прокручивая в памяти тот день, Юра так и не сможет понять, что заставило его тогда скинуть чемодан и рюкзак с вещами на пороге в свой пятьсот шестой, даже толком в него не зайдя, и спуститься на второй этаж. По лестнице: лифт в конце коридора то неведомое движущее им нечто презрело или попросту не заметило. Он отлично помнит последовательность событий, как в клиповой или киношной нарезке: герой идёт по ступеням вниз, приходит на нужный этаж, сверяется с золочёными циферками на одинаковых дверях, находит нужную, заносит руку для стука. Ни закадрового голоса, ни хотя бы музыки. О чём думает наш герой в тот момент – тайна даже для него самого. Почему одно долбаное криво произнесённое имя, старательно вычёркиваемое из памяти на протяжении месяцев, тут же отодвигает на задний план все прочие волнения: о здоровье деды, катании и медалях, программах и непосрамлении, прости господи, чести страны, зато вытаскивает на поверхность то неназываемое чувство, испытывая которое, начинаешь слышать в словах типа «задний», «честь» или «срам» в одном предложении какой-то скрытый, стыдный смысл? И нужны ли вообще названия чувствам и объяснения действиям, заставляющим сердце то сладко обрываться, то заходиться, как после каскада с четверным, а всю нервирующую муть внутри разом оседать и отступать? Юра не знает. А потом отступать ему становится некуда: позади Москва и дверь злосчастного двести восемнадцатого номера, ручка которой впивается в поясницу, но ничего поделать с этим неудобством Юра не может, потому что в его губы в этот момент впивается Джей-Джей Леруа. Он как будто ждёт всё это время с той стороны и распахивает дверь после первого же короткого стука, – Юра даже руку опустить не успевает. За неё-то Джей-Джей его и хватает, с невнятным ликующим звуком тянет на себя так, чтобы номер мог закрыться, прижимает в удушающем объятии, отстраняет слегка удивлённо, убедившись, что они оба выжили после всех проделанных манипуляций и, наконец, сверкнув странноватой улыбкой, целует в приоткрывшийся от охреневания рот. Неуклюже целует, но пылко. Сумбурно, но сразу глубоко. «Это нужно прекратить! Немедленно!» – вдруг требует с правого Юриного плеча голос, подозрительно похожий на его собственный. «Можно и медленно...» – оценивающе-томно откликается с левого плеча появившийся с тихим «пуф!» мини-Плисецкий в костюме с барселонского гала. «Извращенец!» – припечатывает и удобнее устраивается на правом плече, расправляя несуществующие складки облегающего белого трико, Юра-Агапе. «Я ебанулся», – отрешённо устанавливает Юра, упирается всё ещё целующему его Джей-Джею в грудь обеими руками и уточняет вслух, потому рот перестаёт быть занят: – Ты ебанулся? «Вопрос что надо! А то ебанутые нам тут не нужны, у нас у самих перебор», – ехидно тянет слева мини-Юра в тёмных очках. Добро пожаловать в безумие. – Наверное… Нет. Да. Не знаю… Извини, – Джей-Джей смотрит и голодно, и смущённо. – Юрий… Я так скучал!.. Ты… Можешь меня ударить. – Он чуть отстраняется и покорно разводит руки приглашающим жестом. – Но я так больше не могу! – А как… – Юра сглатывает, глядя строго Джей-Джею под ноги. Скучал он, надо же. Отличный вид на носки и манжеты спортивок, кстати. – Как ты можешь? «Хит-парад восхитительных вопросов! – ликует барселонский Юра. – Ща он тебе расскажет, как. И покажет. Вон, уже кроссы снял». – Дышать без тебя не могу!.. – выпаливает Джей-Джей не очень впопад, а у Юры от этой избитой, но сказанной с таким искренним надрывом фразы тоже вдруг выбивает воздух из лёгких. – Я так надеялся, что ты придёшь! Загадал, что если да, то… И вот, – продолжает Джей-Джей сбивчиво и страстно: – Как представлю, что ты рядом… Я себя чувствую таким сумасшедшим, но таким счастливым! Он действительно полубезумно улыбается. Юра переводит взгляд на влажно блестящие в свете единственной прикроватной лампы губы, которые Джей-Джей непроизвольно постоянно облизывает, и так сосредотачивается на этом, что упускает момент, когда они вновь оказываются прижаты к его собственным, а сам Юра опять прикладывается к дверной ручке, которая довольно ощутимо давит сзади. Но это сущий пустяк по сравнению с тем недвусмысленным давлением, которое Юра животом ощущает спереди через ткань олимпийки. «Даю подсказку, – ёрничает голос слева, – пистолету у него взяться неоткуда, а телефон лежит на комоде». Лицо Юры заливает краской до самых кончиков давно горящих ушей. Мало того, что во время поцелуев с парнем(!) он чувствует его стояк(!!), так ещё и с плеснувшей кипятком по внутренностям паникой понимает, что реакция рискует стать взаимной(!!!). – Ты можешь уже убрать свои грабли?! – Юра с силой стучит Джей-Джею по плечам крепко стиснутыми кулаками. – Могу, – отвечает Джей-Джей. – Но не хочу. – И не отпускает даже под градом ударов. – Я сейчас уйду, – угрожает Юра ключицам Леруа. Чёртова разница в росте. – Но ты же пришёл... – растерянно выдыхает Джей-Джей. «Но ты же блефу-у-уешь», – коварно напевает в левое ухо собственный голос. – Рот закрой, – огрызается, сам не зная на кого, Юра и отвлекается от избиения Джей-Джеевых плеч. Джей-Джей принимает это за руководство к действию и снова закрывает рот Плисецкого своим. Юра думает, а не выпил ли Леруа для храбрости, но отбрасывает эту мысль, потому что во рту от настойчивого языка появляется только мятный привкус жвачки или зубной пасты. Он несмело трогает его своим в ответ. Не встретив сопротивления, проталкивает глубже, сперва только копируя движения языка Джей-Джея, но, освоившись, перехватывает у него инициативу и даже, кажется, на ходу вырабатывает собственную технику. Носы, отмечает Юра, удивительным образом не мешают процессу. Или это он такой, в подтверждение расхожему мнению, талантливый во всём, или целоваться, оказывается, неожиданно легко, увлекательно и… волнующе. «И это вы только начали…» – тянет с левого плеча Юра-искуситель. Справа подозрительно тихо. Джей-Джей тем временем, приободрившись Юриной реакцией, на достигнутом не останавливается, закрепляет успех лёгким укусом в его нижнюю губу, спускается дальше, клоня голову и обдавая жарким дыханием и без того пылающую щёку, лижет в высокую скулу широко и мокро, словно пёс, соскучившийся по хозяину. – Юр’ий, – проникновенно шепчет он, водя носом у виска, – я был так рад, когда мы подружились… Это слово царапает Юру сильнее, чем зубы разошедшегося Джей-Джея – мочку его уха. Он распахивает глаза, мимоходом удивляясь, когда вообще успел их закрыть. Вероятно, когда только что взасос целовался с Джей-Джеем. Чисто по-дружески. Ноу хомо. Джей-Джей, совсем осмелев, кладёт руки Юре на талию, оставаясь там тёплым весом, и выпрямляется, тяжело дыша в светлую макушку. – …а потом ты вдруг везде меня заблокировал, – договаривает он с горечью. «Осмелюсь заметить, – строгим тоном напоминает о себе Юра в белом, – что ты заблокировал его отнюдь не вдруг». «Фигасе, какие мы знаем слова, – присвистывает «левый» Юра, но неожиданно с «правым» соглашается: – Во-во! А то дышать он без тебя, видите ли, не может! Зато всё остальное может прекрасно. И без тебя». Юре приходится мотнуть головой и задрать подбородок, – чёртова разница в росте! – чтобы всё-таки взять на прицел своего взгляда шальной и одновременно печальный взгляд Джей-Джея. Он опять удивляется, как в полумраке гостиничного номера смог разглядеть такие подробности, и думает, что в любовных романах – целых двух, которые ему в жизни довелось полистать, благодаря общей мужской раздевалке и рассеянности Никифорова – всё переврано напрочь. Там герои, встречаясь глазами, окончательно и бесповоротно тонут в них, а заодно и друг в друге. Юру же от зрительного контакта с Джей-Джеем встряхивает и яростно тащит вверх сквозь толщу цветных картинок-воспоминаний, а после больно бьёт о берег немилосердной реальности, в которой прямо сейчас целуют, может, и его, но для длительных перелётов предпочитают длинноногих брюнеток в синем. Юра делает резкий вдох. Медленно выдыхает. Произносит чётко и твёрдо: – Стоп. Но засмотревшийся на Юру Джей-Джей эту реплику упускает и снова привлекает его, резко напрягшегося, к себе, мурлыча что-то на французском. – Хочешь, покажу, что я ещё умею делать по-французски, принцесса? – игриво спрашивает он, переходя на понятный Юре английский и перемены пока не почуяв. – Девчонки ведутся на эту херню, да? – вопросом на вопрос отвечает Юра ледяным тоном. Он подчёркнуто отстранённым жестом отцепляет от себя горячие руки Джей-Джея, шагает в сторону от него, двигаясь вдоль стены боком, запинается об обувь, стоящую у входа, дальше которого они не продвинулись, и ненарочно задевает бедром выключатель, с глухим щелчком которого помещение озаряется желтоватым светом. Юра невольно осматривается. Номер даже на беглый взгляд явно не претендует на строчку в рейтинге подходящих мест для первых поцелуев: квадратная комната с кроватью у единственного окна, двумя объёмными креслами у одной стены и телевизором на противоположной. Под плазмой – громоздкий комод с мини-баром, рядом шкаф, дальше по стене – дверь в санузел. На одиноком стуле у кровати раскинут тёмно-красный верх от формы канадской сборной, как бы напоминая, что поцелуи – любой очерёдности – последнее в рейтинге вещей, о которых им стоило бы здесь думать. Джей-Джей моргает пару раз. – Девчонки?.. – переспрашивает он растерянно. – К чему ты… – К тому! – отрезает Юра и переходит в нападение: – А это вот, – он почти брезгливо вытирает рот тыльной стороной ладони, – к чему? Джей-Джей весь как-то разом подбирается и смотрит на Юру со странным выражением лица: будто ему только что одну смертную казнь перед самым её исполнением поменяли на другую. – Обещай не смеяться, ладно? – просит он смущённо, почти жалобно. – Постараюсь. – Юра складывает на груди руки, пряча неожиданно вспотевшие ладони. – Но с таким клоуном, как ты, ничего обещать не могу. Во взгляде Джей-Джея мелькает обида, а вслух он говорит: – Я, когда вдруг нигде не смог с тобой связаться, пытался выяснить, в чём дело, но, – немного нервный смешок, – ты же знаешь нашего душку-Бекса с его болтливостью… Юра фиксирует Леруа тяжёлым взглядом исподлобья, ничего не отвечая. – В общем, я понял, что единственный шанс разобраться в ситуации – это спросить у тебя лично. И когда узнал, что мы оба будем здесь, в Москве, загадал желание… – Джей-Джей прочищает горло, коротко глянув на Юру. Тот внимательно слушает. – В общем, я загадал, что если тебе передадут, где я, и ты придёшь… – То ко мне можно лезть сосаться? – перебивает Юра, стараясь звучать как можно строже и равнодушнее. – Ну, типа, Джей-Джей стайл. – Джей-Джей разводит руками, но коронную распальцовку не демонстрирует, лишь робко улыбается старой привычке. – Вообще-то, – продолжает он быстрее и громче, тряхнув головой и уставившись в пол, – я загадал, что если ты придёшь, то я признаюсь, что мне… что я… что ты мне очень нравишься! Выпалив это, Джей-Джей всё-таки вскидывает на Юру полные больной надежды глаза. Юра стоит, откинувшись взлохмаченным затылком на стену позади себя, и молчит, опустив веки, так что понять, о чём он сейчас думает, нереально. Джей-Джей, ожидавший какой угодно реакции, кроме её полного отсутствия, пару мгновений потерянно озирается по сторонам, словно ищет откуда-нибудь подсказки, как теперь вести себя, затем делает несколько шагов назад, вглубь комнаты, зачем-то трогает покрывало на кровати, собираясь туда сесть, передумывает, провожает отсутствующим взглядом отблеск фар, промелькнувших в темноте за оконным стеклом, и резко оборачивается на Юрино глухое: – И что дальше? Плисецкий всё так же подпирает стену рядом с дверью, только теперь глаза его открыты и остро смотрят прямо на Леруа с нечитаемым выражением, поэтому понятней его настроение тому не становится. – А дальше я не загадывал, – просто говорит Джей-Джей, пожимая плечами, и решительно втянув носом воздух, добавляет: – Но, в случае положительного ответа, был бы счастлив пригласить тебя на Чашечку Ростелекома*, – выдавливает он явно заготовленный каламбур вместе с кривой улыбкой. – Смешно, пиздец, – реагирует Юра через длящуюся вечность двухсекундную паузу, и уголки его губ дёргаются вверх-вниз едва заметно. Но Джей-Джей замечает. – Ты обещал не смеяться, – напоминает он. – Ничего я тебе не… – Юра поводит плечом, оттолкнувшись, наконец, от облюбованной стены, привычным жестом встряхивает длинными волосами так, что они закрывают половину лица, и напускает небрежности в голос: – А чего не пригласил свою эту… как там её? – Он медленно перекатывается с пятки на носок, потом ещё раз. И ещё. Замирает. С мрачным хрустом сжимает кулак в кармане олимпийки. На миг Джей-Джею кажется, что его реально сейчас будут бить, и он, к своему удивлению, даже не очень против, только перед этим неплохо бы всё-таки понять, за что именно. Он сосредоточенно хмурит густые брови, подбирая мысленно варианты тех, чьи кандидатуры на свидание с королём Джей-Джеем считает вероятнее своей собственной Юрий Плисецкий. Юрий Плисецкий, который стоит, ссутулив свою обычно по-балетному прямую спину, посреди его, Жан-Жака Леруа, московского гостиничного номера, после его, Жан-Жака Леруа, страстного (как ему самому представляется) признания в чувствах к нему, Юрию Плисецкому, который, вместо того, чтоб его, Жан-Жака Леруа, послать куда-нибудь очень далеко, сдобрив точный адрес интернациональной порцией мата, интересуется, как там её. Её?.. – Ох, Юрий… – Лицо Джей-Джея осеняет догадка, перерастающая в кристальное понимание: – Ты решил, что мы с Изз… – Он в три стремительных шага подлетает к Плисецкому, пытаясь сократить расстоянии между ними до минимального, но Юра пятится назад, вновь оказываясь в тесном контакте с дверной поверхностью и всем, что к ней прилагается. Он раздражённо морщится, пропуская момент, когда Джей-Джей берёт его руки чуть выше локтей в мягкий, но уверенный захват и слегка сжимает. – Её зовут Изабелла, – говорит он, открыто глядя Юре в лицо. – Она моя лучшая подруга ещё со средней школы. И мы никогда… Я даже не думал… Честно! А в межсезонье летал с ней в Штаты, чтобы познакомиться с её женихом. – Ты же, вроде, сам собирался на ней жениться? – Юра подозрительно прищуривается, но попытки отвернуться или скинуть лапы Леруа не делает. Бить его сегодня не будут, осознаёт Джей-Джей запоздало. Скорее всего. Во всяком случае, не прямо сейчас. – Я же пошутил! – восклицает он и умоляюще смотрит на Юру. – Ну, знаешь, золотая медаль с чьей-нибудь свадьбой на кону... Да, мне тоже это быстро перестало казаться забавным, почти сразу, но вы тогда буквально сбежали из того ресторана… У Юры нет никаких оснований верить словам Джей-Джея, но почему-то после них свинцовая тяжесть в его груди мгновенно рассасывается, давая воздушному шарику облегчения наполниться до предела, взмыть вверх и лопнуть в звенящих мозгах с торжественным громким звуком. Юра чувствует себя неимоверно глупо, ему от этого стыдно, но одновременно и как-то очень… правильно. – Шутки у тебя пиздец. – Щёки тут же обжигает этой стыдной, глупой и такой нужной правильностью момента. Юра снова пытается завеситься волосами, но Джей-Джей на пробу отпускает его правую руку, поднимает свою и вплетается пальцами в светлые пряди, убирая их назад. – Повторяешься, принцесса. На это зелёные глаза опасно сужаются. – Юрий, – тут же исправляется Джей-Джей и наклоняется ниже, почти касаясь собственной руки в Юриных волосах. – И всё это время ты меня из-за этого?.. – он не договаривает, потому что смущённое сопение говорит за Юру красноречивее всяких слов. – Джеджей… – произносит Юра предупреждающе, но не сопротивляется, когда тот прочерчивает двумя пальцами линию по его затылку, за ухом, ведёт дальше вниз и в сторону и аккуратно поддевает острый подбородок, приподнимая. А Юру ведёт вдруг от этого простого движения, он старательно смаргивает, но фокус всё равно предательски расплывается, становясь до самого горизонта одним тёмно-синим полотном глаз Джей-Джея… Ок, любовные романы возвращают себе парочку баллов за правдоподобность. – Скажи мне, пожалуйста, – просит Джей-Джей, тщательно взвешивая и подбирая слова, – что бы ты ответил, если бы мы сначала поговорили, и я… признался, а не полез к тебе сразу… сосаться? Юра узнаёт свою возвращённую фразу, тут же весь подбирается, оценивает вопрос и вместо ответа начинает исступлённо мотать головой, добиваясь того, что Джей-Джей в конце концов его отпускает и смирно встаёт напротив. На его лице опять выражение приговорённого, только теперь уже точно знающего, какой будет казнь. Ответ: немедленной. – Нет, – отрубает Юра категорически, глядя в сторону куда-то поверх его плеча. – Нет?.. – оторопело переспрашивает Джей-Джей. – Это значит… – Нет, – повторяет Юра твёрдо. И будто в замедленной съёмке поднимает руку, заводит побледневшему Джей-Джею за голову, кладёт раскрытой ладонью на бритый затылок и уверенно тянет на себя. – Нет, – шепчет он ещё раз, обдавая горячим дыханием. – Не надо нам с тобой разговаривать, не получается у нас… Юра не может видеть, но чувствует, как губы Джей-Джея изгибаются в ответной улыбке и легко приоткрываются, пропуская его внутрь. Не прерывая поцелуя, Юра шарит свободной рукой по стене, на ощупь находит выключатель и щёлкает по нему. На этот раз уже специально. ______________________________ * – Джей-Джей говорит не «Rostelecom Cup», а «Cup of Rostelecom», игра слов: в английском cup – это и кубок, и чашка.