Тает лёд

– У тебя руки трясутся, – замечает Юра, когда Джей-Джей, сняв с него олимпийку, забирается под футболку и тянет вверх, прихватив за край. Раздевать кого-то, лёжа с ним на кровати – занятие само по себе не из простых и набирает ещё несколько уровней сложности, если этот кто-то совсем не помогает процессу, зыркая из-под длинной чёлки своими невозможно зелёными глазищами и отпуская наблюдательные замечания... Но Джей-Джей старается изо всех сил. – Любовная лихорадка, – откликается он, всё-таки задирает ткань почти до Юриной шеи, мимолётно задев большим пальцем его сосок. – Это нормально, как думаешь? – Откуда я знаю, что нормально, а что нет… – прерывисто вздохнув, ворчит Юра, краснея так, что заметно даже при тусклом прикроватном светильнике, и почему-то добавляет: – Я же не трахаюсь с хоккеистами... – Если честно… – Джей-Джей от неожиданности даже перестаёт пытаться его раздеть, – …я тоже. С хоккеистами. И… Вообще. – Вообще? – уточняет Юра с любопытством. – Ну-у… – тянет Джей-Джей смущённо. Его выдаёт только голос – в приглушённом свете румянец, проступивший на смуглых щеках, почти незаметен. – Скажем так, я знаком с теорией. А ты? – Он бросает на Юру обеспокоенный взгляд. – Ага. – Юра коротко кивает. – Я тоже. В курсе, в смысле. Про теорию. Они смотрят друг на друга большими глазами. Первым нервно смеяться начинает Джей-Джей, наваливается на Юру, утыкаясь лицом в разворошенную постель в районе его левого уха и неразборчиво что-то оттуда пыхтя. Юра несильно пихает его, чтобы выбраться из-под крепкого и неожиданно тяжёлого тела. Сделав это, он садится, подперев поясницей одну из двух объёмных подушек, и пододвигает к себе голые ступни – от кроссовок вместе с носками он оперативно избавляется в промежуток между тем, как оторваться от двери и губ Джей-Джея и оказаться с ним и под ним на кровати. Звучит пикантно, но на деле… – Секс-юниоры, бля! – Юра тоже пару раз фыркает, пытаясь, как обычно, за грубостью скрыть замешательство. – Теоретики, нахуй. Джей-Джей перестаёт трястись, приподнимает взлохмаченную макушку, с интересом на Юру смотрит и замечает: – Обычно, зная теорию, переходят к практике. – Он переворачивается на спину, закидывает одну руку за голову, попутно пригладив торчащие волосы, а второй как бы невзначай обнимает подушку и талию прислонившегося к ней Юры. Юра косится на это и спрашивает вдруг: – А родители твои не нагрянут? Прямо во время… ну, практики? – Папа дома, с младшими. Со мной сюда приехала только маман, а она… – Джей-Джей, глядя в серый потолок, задумывается, стóит ли сейчас рассказать Юре, что маман давно его опередила по части знаний о сердечных терзаниях старшего сына. Решает, что момент не самый подходящий, и договаривает: – …она обычно с уважением относится к чужому личному пространству. – Жаль, эта черта не передаётся по наследству, – язвит Юра, больше по привычке, и теснее вжимается в нагретую ткань наволочки. – Ага, – соглашается Джей-Джей легкомысленно и возвращает вопрос: – А твои? Тренер, хореограф? Родные?.. Юра мрачнеет. – Они не в курсе пока, что я здесь, – говорит он и тут же расшифровывает: – В смысле, Фельцман с Барановской не знают, что я здесь, в гостинице. Обычно в Москве я живу у дедушки, но он… сейчас в больнице, – выходит почти ровно, но рука Джей-Джея, невесомо гладившая до этого Юрин бок под сползшей на место футболкой, замирает, а после вовсе исчезает, оставляя неприятный холодок пустоты. – Мне так жаль, я не знал, извини! – частит Джей-Джей, резко поднимаясь и садясь рядом. – Что-то серьёзное? Могу я чем-нибудь помочь? Юрий? Юра не отвечает, подтягивает ближе колени и обнимает их, принимая защищённую позу, потом неопределённо качает рукой в воздухе, отмахиваясь: – Нормально всё. Джей-Джей всматривается в поникший Юрин профиль до тех пор, пока его обладатель не поворачивает голову: – Что? Вместо ответа Джей-Джей перехватывает многострадальную подушку, откладывает куда-то себе за спину – благо, габариты постели позволяют – и придвигается ближе к оставшемуся без опоры Юре, чтобы молчаливо предложить в этом качестве собственное плечо. Юра без промедления к нему приваливается и еле слышно вздыхает. – Может, я несилён в практической стороне вопроса, – начинает Джей-Джей осторожно, – но уверен, что заниматься любовью… – Юра ощутимо напрягается, но остаётся на месте, – …нужно точно не для того, чтобы забыть о проблемах. Особенно, когда… в первый раз. – Джей-Джей шумно выдыхает. – Твою же мать… – Юра всё-таки отстраняется, медленно поворачиваясь корпусом так, чтобы видеть его лицо, на котором, словно огни светофора, одна за другой сменяются эмоции: тревога, решимость, растерянность. Параллельно за всем этим прослеживается явно бурная внутренняя работа мысли. Юра одаривает Леруа долгим и очень сложным взглядом и вкрадчиво интересуется: – То есть, по-твоему, я здесь, потому что расстроен и хочу просто… отвлечься? Работа мысли усиливается минимум втрое. Джей-Джей морщит лоб и открывает рот, вероятно, чтобы озвучить её результат, но Юра не даёт такой возможности, плюхается на спину, мягко спружинив на упругом матрасе, и громко сообщает потолку: – Охуительная дедукция, Шерлок! – Но, – пробует Джей-Джей, – я подумал… – Не начинай даже в следующий раз, думать – явно не твоё. Джей-Джей послушно замолкает и в наступившей тишине наблюдает за тем, как Юра, закинув ногу на ногу, безотчётно качает в воздухе босой стопой, в двух местах залепленной крест-накрест пластырями. Наперекор Юриным советам, Джей-Джей думает, что тому ведь ничего не стоит встать, обуться, сделать несколько шагов до двери, в электронном замке которой очень кстати торчит ключ-карта, донельзя упрощая задачу, и оказаться за ней с той стороны. Ещё Джей-Джей про себя замечает, что умение делать потрясающе неверные выводы, не видя всей картинки целиком, первым в этом комнате продемонстрировал вовсе не он сам. Но вслух решает поделиться другим открытием: – Значит, никто не знает, что ты сейчас здесь, кроме меня? – Джей-Джей полувопросительно смотрит на Юру с разгорающимся азартным блеском в глазах пониманием. – И это не жест отчаяния из-за здоровья твоего дедушки… – раскручивает он мысль дальше, а придвигается ближе. Юра отворачивает голову, избегая с ним встречи взглядом. – Из этого следует, что ты здесь, потому что хочешь… – Джей-Джей делает эффектную паузу. Юра гулко сглатывает. – …Просто быть здесь. Со мной… – едва слышно заканчивает он. – Бля, Джеджей… – только и успевает выдохнуть Юра перед тем, как оказаться втянутым в глубокий поцелуй. Хотя бы с этим видом взаимодействия у них никакого недопонимания – приятное единодушие, полное влажных звуков касаний губ и языков. – И всё же. – Джей-Джей, нехотя оторвавшись от Юры, нависает над ним, опираясь на руки по обеим сторонам от его плеч. – Ты тоже, Юрий?.. В смысле, я тебе?.. – Ой, заткнись! – Юра пихает его открытой ладонью в грудь, сталкивая с себя. Джей-Джей разочарованно откатывается в сторону и там опять укладывается на спину. Какое-то время они остаются в неподвижном молчании. – Юрий, – нарушает его Джей-Джей. Сминая покрывало, он притирается к Юре вплотную и произносит, глядя вверх: – Я всего лишь хочу понять тебя и твои... чувства. – Откровенничать с потолком проще, даже если тот, чей ответ так боишься узнать, рядом и всё прекрасно слышит. – Филинс-хуилинс, – бесцветно передразнивает Юра, и тут-то его взрывает: – А-а-а, заебало! Он, порывисто подскочив, садится на край кровати спиной к Джей-Джею, спускает ноги на пол, с надрывом спрашивает: – Тебе обязательно надо вслух всё проговорить, что ли?! Я не… – Юра осекается, когда Джей-Джей сзади накрывает своей большой, горячей ладонью его холодную – то ли от волнения, то ли от пребывания в русской гостинице в конце октября – руку. – Ну, хотелось бы, – говорит Джей-Джей негромко, но твёрдо. – Ты ни разу не сказал «да», а я не насильник, знаешь? На это Юра поворачивается – Джей-Джей сидит к нему вполоборота, пронзая прямым взглядом. Волна раздражения сходит на нет так же стремительно, как накатила до этого. – Не, ты реально дурак. – Юру посещает чувство дежавю. – Как только мы начинаем разговаривать, всё идёт по пизде, выяснили раньше, вроде бы, – напоминает он уже спокойно, заворачивает обратно на кровать длинные ноги и бесцеремонно упирается Джей-Джею чуть выше колена ледяными – локация, время года и внутреннее состояние остаются неизменными – ступнями. – Но если мы не разговариваем, то начинаем придумывать друг про друга всякую поебень, – откликается Джей-Джей, наклоняясь вперёд, и трогает Юру за голую щиколотку, даря желанное тепло. Юра, до этого не слышавший от него ничего грубее чертыханья, округляет глаза и, оценив, одобрительно хмыкает. – Вот незадача, – наигранно сокрушается он и спрашивает с хитрым прищуром: – Что же нам тогда делать? – Приступим к практике, если ты не против? – предлагает Джей-Джей, подыгрывая Юриному тону, хлопает по одеялу рядом с собой и добавляет: – Молча.        Совсем молча не получается: они валятся поперёк кровати, жадно сталкиваясь ртами и то и дело носами, пихаясь и ойкая, когда случайно попадают не туда локтем или коленом в попытке освободиться и освободить другого от одежды. Выходит не очень. В какой-то момент Юра, всё ещё в футболке и джинсах, оказывается оседлавшим торс тоже всё ещё не слишком раздетого Джей-Джея. – Полегче, котёнок, это же не соревнование… – срывающимся от учащённого дыхания голосом просит Джей-Джей, когда Юра склоняется над ним с диким выражением лица, сдавливая с боков напряжёнными икрами и интенсивно ёрзая задницей по бёдрам. – Будь это соревнование, Леруа, я бы тебя уже сделал! – Юра самодовольно усмехается. Осознание собственной власти над чужим телом пьянит и вдаривает по мозгам не хуже халявного шампанского на банкетах. Юра комкает в кулаке одной руки майку Джей-Джея, пока другая хозяйничает под ней, изучая до неглубоких царапин обжигающе горячий рельеф мышц. Он настолько упивается этим новым чувством физического контроля над кем-то, что упускает момент, когда теряет его сам. – Не уверен, – Джей-Джей вспоминает, как говорить и улыбаться, находит своей ту Юрину руку, в которой, кажется, уже трещит его несчастная майка, движением просит её отпустить и настойчиво тянет вниз за тонкое запястье. – Не уверен, что тебе бы засчитали честную победу за такой грубый саботаж, – договаривает он с трудом и кладёт Юрину руку поверх недвусмысленной выпуклости на своих штанах. Юре для этого манёвра приходится чуть сдвинуться и откинуться назад, и Джей-Джей, воспользовавшись возникшей паузой, перехватывает инициативу – резко дёргает его вперёд, лишая равновесия и опрокидывая на себя. Они опять возятся на развороченной постели, на этот раз не бесцельно: в четыре руки сдирают с Юры футболку. На контрасте с тёмным покрывалом в полумраке комнаты его белоснежная кожа выглядит нечеловечески совершенной и даже слегка светящейся, – Джей-Джей залипает, откровенно любуясь и забыв, что вообще-то может прикоснуться. Юра напоминает ему, вновь переходя в наступление: припадает к шее спереди открытыми губами, коротко лижет дёрнувшийся кадык, чертит высунутым языком вниз и вбок, туда, где частит пульс под солёной и влажной от пота кожей, без предупреждения сильно присасывается к нежному местечку под ухом, будто вампир, пробует пустить в ход зубы, но передумывает, к облегчению Джей-Джея, ровно в тот момент, когда его ощущения из болезненно-заводящих грозят стать просто болезненными. Ресурса на беспокойство о непродуманности костюма без высокого горла просто не хватает – в голове Джей-Джея секундной вспышкой мелькает лишь поговорка о том, что обычно происходит между инициативой и инициатором. Он отмирает, с полустоном-полувсхлипом оглаживает ладонями острые крылья Юриных лопаток, ведёт ниже, задержавшись на талии и, наконец, решается: обхватывает крепкие ягодицы, сжимает и тискает, добившись от Юры громкого выдоха сквозь зубы, цепляется за верх его узких джинсов. Впрочем, от джинсов там одно название: на деле – довольно тонкая ткань под джинсу, обтягивающая и выгодно подчёркивающая особенно выдающиеся части спортивной фигуры Плисецкого. А сейчас – ещё и его благосклонность к происходящему. Джей-Джей перемещает одну руку вперёд, кладёт сверху чётко обозначившихся контуров, на пробу чуть сжимает вспотевшей от напряжения кистью. Юра запрокидывает голову, хватая воздух рваными вдохами, и выгибается настолько, что кончиками распущенных волос достаёт до второй руки Джей-Джея, всё ещё активно мнущей его сзади. Не в силах остаться в этой позе, они перекатываются и замирают так, что наверху теперь Джей-Джей. Он накрывает Юру целиком, жадно впитывая ощущение стройного полуобнажённого тела под собой, мелко подрагивающего от яркого удовольствия, и его самого вдруг накрывает внезапная робость. – А м-м-мы… – Попытка что-нибудь сказать превращается в стон, потому что от малейшего движения переплетённых ног их бёдра тесно соприкасаются и трутся друг о друга невыносимо медленно и сладко. – А мы не… торопимся? – У Джей-Джея неимоверным усилием воли получается оторваться от Юры и задать вопрос. Юра, больше не удерживаемый весом его тела, что-то протестующе мычит, по инерции тянется следом, поворачиваясь на бок, и поднимает на Джей-Джея взгляд пока ещё в блаженном расфокусе. – М-может быть, сначала в душ сходим… по очереди? – предлагает Джей-Джей неуверенно, приподнимается и подпирает голову рукой, якобы для удобства, а на самом деле, глубже закапываясь в короткие волосы подрагивающей пятернёй. – Зачем это? – хрипло интересуется Юра, принимая зеркальное положение полулежа напротив. Его лицо постепенно приобретает осмысленное выражение, и на нём, как на моментальной фотографии, проявляется сначала недоумение, а затем беспомощная злость. Джей-Джей припоминает, что вот это у них не впервой: точно так же Юра смотрел на него на этапах первого в жизни взрослого Гран При, стоя рядом лишь на второй ступени пьедестала. – Ты чё, сука, сливаешься?! – вырывает Джей-Джея из воспоминаний Юрин голос из настоящего, который мог бы звучать до пугающего грозно, если бы не высокие истеричные нотки. – Душ, бля!.. – Юра, сведя светлые брови к переносице, с чувством хлопает себя по ноге. – Так и скажи, что зассал или не хочешь! – бросает он, сердито раздувая крылья носа, вздрагивает, зябко поводит голым плечом и требует: – Ну?! Обида пополам с не прошедшим возбуждением на красивой Юриной мордашке смотрится великолепно. Джей-Джей оценивает. Его сомнения сносит мощным приливом искрящего желания. – Если я чего-то не делал раньше, это не значит, что я этого не хочу, – произносит он твёрдо и низко и возвращает Юре потемневший, пробирающий до мурашек взгляд: – А ты? Юра оценивает тоже. Одним тягучим движением сокращает расстояние между ними до считанных сантиметров, свободной рукой сгребая податливого Джей-Джея за грудки, приближается почти вплотную и решительно выкрикивает ему в лицо: – Да! Да, блядь! Да!!! Доволен теперь?! Или тебе письменное согласие с печатью и подписью?! – Нет, – настаёт очередь Джей-Джея сказать это слово. Но Юра не успевает толком перепугаться, потому что Леруа добавляет: – Устного вполне достаточно. – И широко и шало улыбается, руша весь накал сцены, задорно чмокает Юру в нос, и быстро оказывается на ногах. Стоя возле кровати, он лихо стягивает изрядно помятую майку, будто на съёмках рекламного ролика.       Притихшие было голоса в воспалённом Юрином сознании издают впечатлённое «Ооооо!» хором с обеих сторон. – Ты чего? – выдавливает Юра. – Этим как бы принято заниматься без одежды, – поясняет Джей-Джей и берётся за резинку на поясе своих штанов. – Не всегда, – отзывается Юра неожиданно смело. – Я чего-то не знаю? – Джей-Джей выгибает бровь, оставаясь в одних трусах. – Ты вообще тупой, хорошо, что спросил. – Спрошу ещё: секс, конечно, не повод для знакомства, но… – В смысле? – уточняет Юра, чтобы хоть как-то отвлечься от зрелища методично оголяющегося Джей-Джея. – В смысле, скажи, как тебя звать? – Леруа, ты последние мозги на катке отшиб?! – Юрьетз? Мила тебя так называет. Бабичева, даже без её хоккеистов, последняя, о ком Юра хочет думать, особенно сейчас, когда Джей-Джей раздевается полностью. – Забудь вообще и сразу, – отмахивается он, потупив глаза. – Юра я. Ю-ра. Вообще-то Юрий Николаевич, но ты точняк это не выговоришь. Так что просто Юра. – Хорошо, Ю-ра, – Джей-Джей будто пробует его имя на вкус. Ему нравится. – Спасибо, Юра… – Ставит колено на кровать, чуть смущаясь наготы, но не прячась. – Разденешься тоже? Пожалуйста, Юра. – И смотрит так, что у Юры весь кипяток от лица отливает и с удвоенной силой устремляется в низ живота. «Ебать тебя будем, Юрьниколаич», – Юра-с-левого-плеча гаденько хихикает и, прихватив собрата в белом, окончательно исчезает вместе с остальными Юриными размышлениями. Хорошо, что думать особо и не требуется, чтобы, накрывшись одеялом, скинуть с себя остатки одежды с солдатской скоростью. Ну, не глазами едиными… Некстати вдруг вспоминается, что до дня рождения Отабека меньше недели, и надо подарок, а с учётом графика… Юра одёргивает себя, устыдившись, и мысленно просит прощения и друга, и у Джей-Джея. – Эй, Юра, – умилённо зовёт ничего не подозревающий Джей-Джей. – Ты что, Юра, стесняешься меня, да, Юра? – Джеджей, перестань, – выходит как-то жалобно. Юра пресекает малодушный порыв залезть под одеяло с головой. – Мы же видели друг друга голыми в раздевалке, – напоминает Джей-Джей и ставит на кровать второе колено. – И плачущими на льду. – Это ещё и тысячи зрителей видели, – отвечает Юра на последнее замечание. – А в раздевалке только ты по сторонам и пялишься, изврат. – Не по сторонам, – поправляет Джей-Джей, продолжая надвигаться. – Только на тебя, принцесса. – И добавляет: – Прохладно здесь… Край одеяла приглашающе приподнимается. – Давай уже сюда, король пикапа, – зовёт Юра с самым независимым видом. От которого, впрочем, не остаётся и следа, как только Джей-Джей оказывается рядом и тесно прижимается сразу всеми конечностями, шарит большими ладонями, словно слепой, посылая по телу жаркие импульсы. Пальцы одной его руки запутываются в Юриных волосах, массируя затылок, в то время как вторая, погладив ходящую ходуном грудь и впалый живот, прослеживает дорожку жёстких волосков от пупка сгущающихся к паху, находит горячее и твёрдое, обхватив, проводит по всей длине туда и обратно, сначала неловко, потом, приноровившись, ещё и ещё, наращивая темп. Юра ахает в голос, подкидывая бёдра в такт: всё непривычно и совсем не так, как он обычно делает сам, но оттого, что в этот раз рука, доставляющая удовольствие, принадлежит другому, оно становится во сто крат крышесносней, по остроте превосходя всё, что он мог бы позволить или представить себе до этого. Бесполезный теперь ком из одеяла с покрывалом в беспорядке валится на пол, больше не мешая и не скрывая ничего. Джей-Джей замедляется и отпускает совсем, сдвигаясь ниже. Ласкает стройные ноги, сперва одним только взглядом, хмурясь на отметины ссадин и синяков, а после пробует каждую влажным поцелуем. Юра впивается пальцами в его загривок, без слов прося вернуться назад, Джей-Джей понимает по-своему и снова ложится сверху – кожа к коже, смуглое на бледном. Они катаются по постели, изучая друг друга, подстраиваясь, узнавая. Юра узнаёт, что запах чужого пота с едва уловимой парфюмированной отдушкой способен не только раздражать, но и заводить до умопомрачения, так, что хочется извиваться и тереться о его источник. Особенно, если этот источник льнёт в ответ и просит на грани слышимости голосом Джей-Джея: – Сделай… так ещё… – И Юра понятливо утыкается во впадинку над его правой ключицей, коротко прикусывает выпирающую косточку, чтобы тут же начать зализывать след, блаженно прикрыв глаза. Джей-Джей узнаёт о россыпи мелких родинок на Юриных лопатках, когда тот снова оказывается к нему спиной, в резком развороте мазнув по лицу длинными волосами. – Юра… Юра. Я покажу тебе, как достать до звёзд… – Джей-Джей чередует шёпот с лёгкими поцелуями. – Вот только фразочек из твоих тупых песен не хватало, – вяло огрызается Плисецкий через плечо. – О, так ты знаешь слова, – мимолётно радуется Джей-Джей. – А знаешь, что такое аффирмация? – он останавливает ласку и, кажется, серьёзно собирается слушать Юрин ответ. – Если это какой-нибудь странный способ секса, то… – Юра угрожающе понижает голос и многозначительно замолкает. – Нет, это из психологии. – Ты, блядь, хочешь об этом сейчас поговорить?! – Юра взвивается, аж подлетая над кроватью и снова разворачиваясь к Джей-Джею лицом. – Объяснить кое-что, ага, – отвечает Джей-Джей невозмутимо. – В общем, так называют ёмкую фразу, повторяя которую, начинаешь в неё верить и ей соответствовать. – Капец он википедик, а… – говорит Юра по-русски в воздух, и уточняет уже так, чтоб Джей-Джей понял: – Типа как самовнушение? – Типа того, да, – кивает Джей-Джей. – Так вот… Я сделаю тебе приятно, – обещает он, нависая над Юрой с самым честным видом. – Будет хорошо. И если за этим последует какая-нибудь пошлость о том, что никто до этого не жаловался, Юра обещает взять себя в руки и врезать Леруа по яйцам, презрев всю мужскую солидарность. Хотя, скорее, наоборот. Сначала ему по яйцам, а потом себя в руки. В своём пятьсот шестом номере, в душе, прокручивая этот вечер повтором на обратной стороне век. Но Леруа добавляет: «Очень постараюсь, чтобы было», и это хриплое «tr’y» с французским прононсом, вдруг отозвавшееся у Юры в груди щемящей нежностью, окончательно убеждает, что для Джей-Джея всё происходящее значит не меньше, чем для него самого. – А ты этот… как его… Партенофил*! – вспоминает Юра, переждав прилив сентиментальности. Он, может быть, пока и не лучший студент на потоке, но в умные слова умеет тоже. Джей-Джей, всё это время смотрящий на него сверху вниз, мягко улыбается: – Взаимно. На текущий момент. – Умник, блин. – Юра пихает его кулаком в плечо, и Джей-Джей, расслабив руки, ложится рядом с ним на спину. – Мне кажется, или ты меня только что впервые похвалил? – спрашивает он. – Тебе кажется. – А тебе не кажется, что мы кое о чём забыли? На вопросительный Юрин взгляд Джей-Джей лаконично отвечает: – Презервативы. Юра не сразу справляется с выражением лица. – Забей. Нас же проверяют вдоль и поперёк. Я точно здоров. – Я тоже ничем не болен. – Джей-Джей поворачивается к Юре с обезоруживающей улыбкой: – Ну, если только тобой. Плисецкий фыркает, а Джей-Джей серьёзнеет: – Но всё-таки… Сейчас, подожди. Он съезжает на край кровати, свешивается по пояс и выуживает из-под неё спортивную сумку. Покопавшись в боковом кармане, достаёт цветной квадратик и, немного помедлив, тюбик, внешне похожий на гель от ушибов или зубную пасту. – Ты, значит, всегда готов? – Юра подозрительно косится. – Не всегда. – Джей-Джей, вернувшись обратно, качает головой и аккуратно кладёт добытое на кровать возле себя. – Просто в этот раз очень надеялся. – Ладно, с этим определились. – Юра, садясь по-турецки, сцапывает смазку, деловито переворачивает её стороной с мелкими буковками инструкции и состава – всё, разумеется, на английском. – Теперь надо бы решить, кто из нас будет… ну… этим пользоваться, – витиевато предлагает Джей-Джей. Юра соображает, о чём он, и хмыкает с нервным весельем: – А у кого больше, тот и будет. – Что больше? – непонятливо переспрашивает Джей-Джей. – Медалей золотых, блин! Джеджей! Оба, не сговариваясь, опускают глаза вниз. – Я, конечно! – В таком случае, я. Говорят они одновременно. – Та-а-а-ак, – тянет Юра после повисшей паузы. – Мы сегодня вообще потрахаемся? – вопрошает он у уже привычного ко всему за этот вечер потолка. – В пятницу короткая программа, – осторожно напоминает Джей-Джей, отчего-то густо покраснев только сейчас. – Прям как твой, – не удерживается Юра, но с мысли его этим не сбивает: – В первый раз это может быть… дискомфортно, – говорит Джей-Джей, старательно разглаживая складки на простыне. – После тоже. До нескольких дней. Так что, логичнее, что сверху будет тот, у кого, наоборот… не такой большой. А, раз ты говоришь, что мой… Звучит, и правда, неожиданно здраво настолько, что Юра лишь хлопает ресницами. Он чувствует подвох в рассудительной покладистости Джей-Джея, но пока не может нащупать, что конкретно и где упускает. – Не подумай, что я таким образом пытаюсь победить! – резво спохватывается Джей-Джей, пряча смеющиеся глаза. – Если я сейчас тебя… А ты потом кататься нормально не сможешь… – Ой, не льсти себе, а? – Юра гордо скрещивает руки на груди и в запале смело заявляет: – Я всё равно возьму этот этап, будь ты сверху хоть сто раз! – Посмотрим, Юра, – Джей-Джей поистине дьявольски ухмыляется: – И для начала давай попробуем хотя бы один. – Он подхватывает и надрывает упаковку кондома, не дожидаясь возмущённых возражений. А их и не следует: Юра давится словами, понимая, как глупо в этой ситуации будет пойти на попятную: «Нет, это у меня хер меньше, так что давай, подставляй-ка, Леруа, свой накачанный зад!». Страх выглядеть по-дурацки побеждает в Юре даже перспективу оказаться не тем, кем привык считать себя. К тому же, в душе́ – на той её глубине, где можно бесстыдно фантазировать и быть с собой предельно честным, – он изначально отводит себе предложенную Джей-Джеем роль, хоть и готов отрицать это под самыми суровыми пытками. Юра шумно сглатывает накопившуюся вдруг слюну, следя за тем, как Джей-Джей надевает презерватив, гипнотически медленно раскатывая тонкий латекс. Не в силах выносить это зрелище, он отрешённо отворачивается, ложась на живот, попутно сгребая к себе забытую в стороне подушку и утыкаясь в неё пылающим лицом. Хорошо, решает он, попробуем так, а выводы будем делать после… финала. Если дойдём. Когда. По крайней мере, с фигурным катанием в его жизни этот способ работает безотказно. – Даже думать не смей, что я это из-за того, что… – глухо бубнит Юра, чтобы хоть что-то сказать. Тлеющий внутри него огонёк любопытства разгорается томительным предвкушением. – Ничего я не думаю, Юра. Ты же мне запретил, помнишь? – Джей-Джей обозначается сзади горячими губами, которые прикладываются к Юриной холке, влажно ведут вниз вдоль ложбинки позвоночника и, тронув копчик, исчезают, уступая место жадным рукам. – Ты такой… – чуть ли не всхлипывает Джей-Джей упоённо. – Я не девчонка, – сдавленно напоминает Юра, пресекая, вероятно, комплимент. – Я заметил. Ладонь внизу его живота сжимается, вырывая из груди клокочущий звук. – Перевернись, пожалуйста, – просит Джей-Джей, и Юра понимает, что возбуждать может даже неуместная вежливость. Подушка оказывается у него под поясницей, а Джей-Джей – меж его разведённых ног, которыми Юра, согнув в коленях, тут же сильно обхватывает его за пояс, задевая пятками бока. Он напрягает мышцы, побуждая к действию, но Джей-Джей медлит, оглаживая его тело полным неприкрытого восхищения взглядом. – Когда ты меня в задницу посылал, я и представить не мог, что получится так буквально. – Какой же ты долбоёб, господи… – Юра мелко трясётся плечами. А потом ему становится не до смеха: Джей-Джей проникает внутрь, сначала одним, а потом двумя скользкими пальцами – своими блядски длинными пальцами музыканта – как можно бережней и аккуратней. Юра глотает воздух жадными урывками, интуитивно стараясь расслабиться, но ему всё равно непривычно и жгуче стыдно, потому что нестерпимо давит до странного в правильных точках…       Дальнейшее запоминается ему фрагментарно. Реальность перестаёт быть цельной и мелькает цветными вспышками кадров: высокий лоб, пересечённый морщинами от напряжения, в бисерной россыпи пота, мокрый след с отметинами от зубов на крепкой смуглой шее, изломанные стонами полные губы, – Юра предполагает, не слыша звука, он вдруг отключается, чтобы так же внезапно вернуться с оглушающим шёпотом встревоженного Джей-Джея в самое ухо: – Больно? – Не больнее, чем с квада ёбнуться… – шипит Юра на пределе. Нереально продолжать говорить связно, когда внутри тебя всё плавится и пульсирует тесным жаром и хочется просто орать в голос не только от физической наполненности, но и от вынужденной уязвимости, которой, кажется, никто не собирается пользоваться, хоть и ломает твои острые колючки голыми руками. И не одними ими. Причем весьма умело, надо заметить. Похоже, талант у них обоих врождённый. Или кто-то пиздит насчет неопытности. Но это Юра решает прояснить как-нибудь позже. Точно не сейчас, когда их кидает по постели, пока всё длится невозможно долгие несколько минут хаотичного горизонтального танца, больше напоминающего поединок разгорячённых страстной схваткой соперников, пьющих вскрики с искусанных губ друг друга. Извечных противников, которым, к обоюдному удовольствию, в кои-то веки всё равно, кто приходит первым, выгнувшись дугой и коротко простонав, а кто вторым, с тихим вздохом содрогнувшись всем телом. *       Какое-то время они лежат, остывая и не шевелясь. Джей-Джей лениво откатывается в сторону и вдруг подрывается, будто ужаленный: – Я напишу об этом песню! Нет! Лучше! Поставлю новую программу! – Он лихорадочно блестит глазами в полутьме комнаты. Юра рядом с ним прерывисто дышит, слепо глядя перед собой, и явно не разделяет такого кипучего энтузиазма. Джей-Джей трясёт головой, приходя в себя, сладко потягивается аж до хруста, потом, поозиравшись вокруг, поднимает с пола упавшее одеяло и накидывает на Юру с вопросом: – Ты как? – Я возьму этот этап, – упрямо повторяет Плисецкий, разлепляя разом потяжелевшие веки. Секс, думает он отвлечённо, очень схож с их видом спорта: технически – тебя ебут в жопу. Но кроме техники ведь есть ещё оценка за компоненты и представление… – Вот. Тоже аффирмация, – Джей-Джей забавно двигает широкими бровями. – Иди ты… – Юра протягивает руку и вяло пихает его, задержав дольше нужного пальцы на мускулистом плече. Кивает на чернильные узоры: – Больно было? – Не больнее, чем упасть с квада. – Джей-Джей наклоняется к нему и ворует быстрый поцелуй в уголок рта. Юра собирается с духом и тоже садится, морщась. В целях борьбы с сонливостью решает завести разговор на не дающую покоя тему: – Слушай, Джеджей. А как ты понял, ну… что… – Что влюбился? – подсказывает Джей-Джей. – Что гей. Джей-Джей искренне задумывается. – Я фигурист-одиночник, – говорит он, наконец, таким тоном, будто это должно всё объяснить. – Вообще-то я тоже, и? Вместо ответа Джей-Джей смотрит на Юру очень выразительно. И Юра запоздало изумляется: а правда. Какие-то они все… Нетрадиционные. Никифоров с Кацудоном, Джакометти со своим мутным мужиком, итальянец этот, с крашем то ли в сестру, то ли в чеха, уж лучше б второе, ей-богу! Пхичит вообще, мало того, что из Таиланда, так ещё и друг Кацуки – убойное комбо! И только Отабек одиноким воином стоит на страже Казахстана и гетеросексуальности мировой мужской фигурки, являясь, получается, тем самым исключением, подтверждающим правило. А, ну, и Гоша ещё, когда без сценических шмоток и макияжа, а это уже не считается. – …Юр’ий Лер’уа, – долетает до Юры, ушедшего в раздумья так глубоко, что голос Джей-Джея становится интершумом на фоне, обрывок фразы. Джей-Джей тем временем воодушевлённо продолжает: – …тогда твои инициалы тоже будут «Джей-Эль». Можно сходить к моему мастеру, у него наверняка остался эскиз, круто, да? Юра замирает, после расслабляется чуть-чуть и настороженно отвечает: – Не круто. Как магазин. – О чём ты? – Леруа Мерлен. На недоумённый взгляд машет рукой: – А, забей, будешь у нас ещё – покажу. – Буду. Сходим, – говорит Джей-Джей с лёгкой улыбкой: – Заметь, я, как честный человек, после всего, что между нами произошло, делаю тебе предложение. – Мамке своей предложи… – закипает Юра, но в синих глазах плещется столько невысказанного пока вслух чувства, подозрительно напоминающего счастье и, скорее всего, планов на грядущую свадьбу, что он предусмотрительно решает не связываться с больными на голову и заканчивает фразу максимально конструктивно: – …каскад переставить во вторую половину программы. – Вот оно! – Джей-Джей радостно щёлкает пальцами и лыбится ещё шире: – После твоих советов я точно выиграю Олимпиаду, Юра! Спасибо! – Ты сперва на этапе этом не облажайся, олимпиец хренов.       Этап через несколько дней, обойдя их обоих, выиграет американец китайского происхождения из вчерашних юниоров, неожиданно, кажется, сам для себя. Юра отреагирует на это лаконичным русским «тоже пидор», и стоящий неподалёку Джей-Джей, догадавшись по его тону о переводе, согласно кивнёт. Сейчас же он заграбастывает нахмурившего брови Юру в охапку, привлекает к себе, зарываясь носом в светлую макушку, и проникновенно сообщает громким шёпотом: – Теперь, когда ты мой, мне остаётся мечтать только об олимпийском золоте. Юра ничего на это не отвечает. Он угрюмо выбирается из тяжёлых лапищ, качает головой и, угловатыми движениями подобрав с пола одежду, скрывается за дверью ванной. – Мой, – повторяет Джей-Джей ему вслед и улыбается глупо-глупо. ____________________ *Партенофил – человек, испытывающий сексуальное влечение к девственниц(к)ам.