Darkness in my past

Первыми стали слышны звуки мотоцикла, только очень приглушённые, будто через толщу воды. После уже можно было немного приоткрыть глаза, но обычный солнечный свет казался куда ярче, а все вокруг плыло так, что ничего не разобрать. Томас постарался покрутить головой, но что-то явно этому мешало. Единственное, что он понимал, так это то, что сейчас он мчит куда-то на большой скорости. Вдруг память прояснилась: парень вспомнил мотель и звонок миссис Роуз, вспомнил долгое путешествие вдоль дороги, вспомнил Ньюта и транквилизатор. Зрение постепенно восстанавливалось, Томас понял, что на нем надет шлем, а прямо перед ним — спина бывшего друга в кожаной куртке, на которой все это время мирно покоилась его голова. Брюнет попытался пошевелить руками, но они были связаны где-то спереди похитителя, обхватив его тело в районе талии. Ньют, почувствовав, что парень сзади шевелится, чуть повернул голову. — Прости меня, Томми, так было надо. Вероятно, он что-то сказал, но из-за сильного ветра и рёва мотора ничего слышно не было. Сопротивляться и пытаться освободиться у Томаса сил не было, да и куда он отсюда денется? Спрыгнуть на асфальт на скорости больше ста километров в час — самоубийство. Парень прикрыл глаза, а когда открыл их снова, мотоцикл уже остановился. Томас огляделся — на вид обычная подземная парковка, где стояла всего пара довольно дорогих машин. Томас увидел, как Ньют снял с головы шлем и повесил его на руль, после достал что-то из кармана, как оказалось, нож, и перерезал толстые веревки на руках брюнета. После чего он слез с мотоцикла и помог встать на землю и Томасу. Тот тут же схватился за запястья, на которых остались глубокие следы, ужасно болевшие. — Это пройдет, идем, — тихо сказал блондин, снимая шлем и с головы похищенного. Ньют повел Томаса куда-то вперед, придерживая его за плечи. Меньше чем через минуту парни оказались около бронированных дверей, а еще через несколько секунд глаза ослепил яркий искусственно белый свет лифта. Только когда глаза отвыкли от сумрака подземной стоянки, Томас смог нормально посмотреть на лицо Ньюта, который уже нажал на кнопку нужного этажа. Парень сильно оброс за эти месяцы, но, к счастью, не забывал бриться. Где-то на левой щеке красовалась не очень большая, уже затянувшаяся рана. Тут же про себя брюнет отметил, что если ей не заняться должным образом, то вполне вероятно, что может остаться шрам. — Пустяки, заживет, — отмахнулся Ньют, заметив пристальный взгляд Томаса. — Куда ты меня привез? — наконец спохватился брюнет, продолжая сверлить парня взглядом. — Это частный отель, принадлежащий мужу моей двоюродной сестры. Подожди, пока мы придем в номер, и я отвечу на все твои вопросы, — слегка улыбнулся Ньют, хотя его лицо оставалось таким же серьезным. Что же могло произойти за несколько месяцев, чтобы этот добрый парень смог превратиться в такое бесчувственное существо? Двери лифта наконец открылись, и перед взором Томаса открылся довольно просторный коридор с красивыми, изготовленными под старину светильниками, прикрепленными к синим с золотыми узорами стенам и мягким, приятно проминающимся под ногами таким же синим ковром. Впереди виднелась одна единственная дверь без номера. Ньют быстро вытащил из кармана ключ-карту и, приложив её к сканеру, открыл дверь. Парни попали в еще один коридор, уже куда короче предыдущего, который вел к полукруглой арке. Пройдя через нее, они оказались в просторной, но не очень большой зале, напоминавшей одну из многочисленных комнат в королевском замке. — Это номер моей сестры и её мужа, но их не будет до завтра, так что пока тут все в нашем распоряжении, — проговорил Ньют, подходя к широкому дивану и усаживаясь на него. Томас же занял место в кресле напротив и ожидающе уставился на блондина. У него в душе смешались несколько чувств, образуя спутанную тяжелую кашу. Непонимание, страх, ненависть, обида и злоба боролись с радостью, облегчением, счастьем от встречи, о которой он все время мечтал, боясь признаться в этом самому себе. Чувства никуда не пропали. Томас не изменился, зато изменился Ньют. Он сидел, смотря в одну точку куда-то сквозь стены, было видно, что ему очень трудно начать разговор. — Прости, думал, это будет куда проще, — усмехнулся он, виновато запустив руку в волосы, — как я и обещал еще в июне, больше никакой лжи, я расскажу тебе все, о чем ты попросишь, — в его интонации было что-то необычное, чего раньше Томас никогда не замечал, словно он не хотел вести этот разговор, но причина была вовсе не в том, что он, например, беспокоился о себе, нет, казалось, что он боится сделать больно Томасу, — знаю, ты меня ненавидишь, и я ничего не смогу с этим сделать. Я также знаю, что-то, что я тебе расскажу, ранит тебя, и ты, наверное, возненавидишь меня еще больше, но в любом случае я с самого начала понимал, что от этого разговора никуда не деться. — Если ты не хочешь говорить правду, то почему искал меня? Разве не проще было просто забыть обо всем и оставить меня в покое, как я этого и хотел? Почему ты притащил меня сюда? — на мгновение голос Томаса дрогнул, однако он изо всех сил пытался оставаться спокойным. — Я не могу оставить тебя в покое, когда твоя жизнь в опасности, — через силу проговорил блондин. — С чего бы мне быть в опасности? — Томас явно ничего не понимал. Несколько минут парень напротив молчал, но после, сглотнув, еле слышно сказал: — Потому что ты познакомился со мной. — А ты изменился, — будто невзначай бросил брюнет и хмыкнул, — ты никогда не был таким, как сейчас. — Я не менялся, Томми, — «Томми» больно резануло по сердцу брюнета, — я просто не хотел, чтобы ты видел такого меня… — Ньют медленно опустил голову, как маленький щенок, которого отчитывает хозяин за какую-нибудь провинность. Значит, не только слова, но даже сам Ньют с самого начала был одной большой ложью. Томас думал, что знает своего соседа, он выучил его привычки, жесты, которые он невольно использует, например, во время разговора, интересы, любимые блюда и места, но это все, получается, тоже было ложью. Может даже и их дружба никогда не была настоящей. Томас представлял себе этот разговор совсем по-другому: Ньют, опустив глаза, рассказывает свою историю, тайны своего прошлого и настоящего, а Томас молча слушает, жалеет его, вникает в суть вещей и понимает мотивы тех или иных действий и в конце разговора прощает блондина. Но на деле все оказалось куда сложнее. Впрочем, так всегда и бывает. — Скажи, было ли хоть что-нибудь настоящее за время нашего знакомства? — безэмоционально спросил Томас, приготовившись к очередной лжи. — Томми… Может, я и не рассказывал тебе правды, но я и никогда тебе не врал, — на секунду показалось, что перед ним был тот самый Ньют, которого он знал, — пойми, я просто не мог рассказать тебе всего, это запрещено. Ты должен это понять, когда я все тебе поясню. Я до последнего надеялся, что этот разговор не состоится, до последнего надеялся уберечь тебя от всего этого. Если бы только в тот день все сложилось иначе… — Я бы в любом случае рано или поздно узнал, — сухо отрезал брюнет, — но если бы ты сам это рассказал, все могло бы сложиться иначе. Ты был дорог мне. Я считал тебя своим близким другом, я многое рассказывал тебе, делился с тобой моими догадками и переживаниями, а ты все это время плевал мне в душу. — Нет, Томми, это не так! — Томас резко вскочил с кресла и хотел было направиться к выходу, как блондин схватил его за руку, — просто выслушай меня… прошу…

***

Думаю, после всего, что ты узнал и чему стал свидетелем, то, что я скажу, не покажется тебе бредом. Моя семья имеет очень необычные корни. Я — прямой потомок Адама Вейсгаупта*, как единственный сын, я был наследником древнейшего Ордена иллюминатов. С детства я был посвящен во все дела Ордена, знал то, чего знать бы не следовало. Только представь себе маленького семилетнего ребенка, который днем ходит в школу, как и все его сверстники, играет и общается, а ночью его приводят в темную залу, где собираются странные люди в черных одеяниях. Ты знаешь, какого это — хранить в секрете главнейшие тайны всего человечества, когда ты едва только усвоил таблицу умножения? Как от будущего главы, от меня требовали соответствующего, и, к счастью, я оправдал ожидания: отлично учился, получил престижное высшее образование. Это здорово, да, но только все это я делал лишь для того, чтобы угодить отцу и высшим членам ордена, пристально наблюдавшим на мной все мое детство. Никакой свободы выбора, никакой жизни для себя. Я ненавидел судьбу, ненавидел предназначение семьи, не понимал, почему именно мне досталась такая учесть, я пообещал себе, что, став совершеннолетним, я уеду как можно дальше от всего этого, я начну жизнь в каком-нибудь городишке, где никто даже не слышал о Всевидящем оке, где меня никто не сможет найти. Но время шло, я все больше участвовал в жизни ордена, не понимая этого, все теснее связывал себя с ним. Мне начало нравится то, что я делаю, я понимал, что у ордена есть величайшая миссия, а я — один из немногих, кому досталась честь не просто идти к благой цели, но и когда-нибудь в будущем стать одним из самых влиятельных людей мира.

***

Томас сидел неподвижно, казалось, даже и не слушал Ньюта. Он понимал, что теперь, зная все это, он больше никогда не сможет вернуться к прошлой жизни. Кто знает, может после того, как блондин закончит свою историю, ему засадят пулю в лоб. Судьба у Ньюта и правда была тяжелая — с этим поспорить было нельзя. У человека есть такая особенность: когда он знает, например, чью-то тайну, возникает навязчивое желание поскорее поделиться ею, а если что-то рассказали еще и со словами «никому не говори», это желание становится еще сильнее. Человек слаб по своей природе и в 80% не выдерживает этого внутреннего психологического давления. Так насколько же должен быть сильным Ньют в таком случае? — То есть ты считаешь, что в убийстве человека нет ничего плохого? — из всего сказанного у Томаса в голове не укладывалось только то, что блондин считал благим делом то, что творил Орден. — Иногда для великого дела жертвы необходимы. Если бы только можно было обойтись без смертей… — парень глубоко вздохнул и чуть опустил голову. — Вы хотите лишь власти. Ваша цель — подчинить себе весь мир! — рявкнул брюнет. — Так считают лишь те, кто поверхностно знает о теориях заговора, — горько и немного разочарованно усмехнулся Ньют, — да, мы стремимся к господству на Земле, но это господство подразумевает под собой мир без войн, где нет бездомных, нищих и несчастных. Посмотри на то, что происходит сегодня — все чиновники, все высокопоставленные люди стремятся лишь к тому, чтобы своровать как можно больше денег. Повсюду коррупция, повсюду обман и произвол власти. Мы стараемся прекратить это, заменить жадных до наживы подлецов людьми из Ордена, которые призваны восстановить порядок и исполнять свои обязанности честно. — Вот значит как, так мой отец был лживым подлецом, сгребающим деньги к себе в карман?! — в глазах Томаса читалась сильнейшая злость, перемешанная с болью и обидой. На секунду Ньют опешил от слов брюнета. Он помнил о том, что одним из умерших банкиров был отец Томаса, но он не знал, что говорить, если тема зайдет в эту сторону. Блондин мог объяснить все, но найти оправдание этому он был не в силах. — Прости, Томми, мне очень жаль… — начал было он, но встретил во взгляде слушающего только ненависть и упрек, — я не собираюсь как-то оправдываться, я лишь расскажу то, что знаю.

***

Около полутора лет назад, заморозив предыдущий проект, который не оправдал ожиданий — он был связан с нефтяными компаниями, на одном из собрании Ордена большинством голосов был одобрен новый проект по постепенному захвату финансовой сферы страны. В течение пяти лет надо было полностью монополизировать в пользу Ордена ровно половину самых крупных банковских сетей и даже отдельных частных банков. Главной задачей было действовать размеренно, чтобы ни в коем случае не привлечь внимание даже самых двинутых фанатиков, ищущих заговоры абсолютно во всем на свете. Повторюсь — все должно было происходить умеренно и продуманно. Но, как ты уже мог заметить, процесс вышел из-под контроля. За несколько месяцев один человек, про которого ты еще сегодня услышишь, сумел найти поддержку большого количества членов Ордена, чем добился того, что реализация проекта в большей мере легла на его руки. Пять лет ему казались слишком длинным сроком — он сократил их ровно в два раза. Все приготовления были ускорены, примерная дата подчинения первого банка сдвинулась на несколько месяцев. Этот человек считал, что лучшим способом не привлекать к себе внимания было подстроить всё так, чтобы это выглядело естественно. Я помню наш разговор, тогда ты сказал, что умер третий человек. На самом же деле их было куда больше. Честно, я и сам сейчас не смогу сказать точную цифру, но она определенно больше пяти или даже восьми. К счастью, люди узнали только о двух смертях, если не говорить о каким-то образом просочившейся информации про третьего, которую ты как раз-таки и нашел. Мы до сих пор не знаем виновника в разглашении этой тайны. Так вот, как ты понял, мы полностью контролируем поток новостей на телевидении, в газетах и по большей части в интернете. Это может прозвучать жутко, но наши люди в прямом смысле этого слова повсюду. Они живут обычной жизнью, работают на обычных работах, но в отличие от других людей, у них есть сила, у них есть власть, у них есть влияние. Если это писатель, то это один из самых читаемых и известных писателей. Если это программист, то наиболее обученный, он выполняет заказы других влиятельных людей. Если это политик, то это чем-то выделяющийся политик, а не один из серой массы одинаковых других политиков.

***

— Зачем ты мне все это говоришь? — спросил Томас, дождавшись, когда Ньют закончит свою мысль. Блондин непонимающе посмотрел на него: — Я обещал рассказать тебе все как есть без единой лжи. — Именно поэтому ты сейчас нагло врешь мне в лицо, да? Я не идиот, Ньют, — холодно сказал брюнет, — думаешь, я поверю, что человек, который больше двадцати лет даже не упоминал о тайном обществе, храня этот секрет, и вдруг, просто пообещав какому-то левому парню, все выболтал? Блондин улыбнулся: — Знаешь, я даже не сомневался, что ты меня раскусишь. Это я в тебе и люблю, Томми. Но будет лучше, если я скрою от тебя истинную причину. Я и так втянул тебя в нечто очень нехорошее и опасное. Позволь мне решить кое-какие личные проблемы, и тогда, когда уже ничто никому не будет угрожать, я все тебе расскажу. — Ты же понимаешь, что уже поздно. Раз начал говорить, говори до конца, — Томас был неумолим.

***

Ты помнишь, я упоминал о человеке, который забрал себе, грубо говоря, всю власть над проектом финансов? Так вот, с ним не всё так просто. У Адама Вейсгаупта было трое детей: две дочери и сын. Предок моей семьи — сын, Вильгельм. У дочерей также были свои потомки, но их род, как считалось до недавнего времени, прервался — по одной линии была бездетная дочь, а другую линию полностью погубила чума. Но вот не очень давно появился некий Дженсон заявивший претензии на наследство. Когда все это происходило, меня в городе не было, поэтому ничего подробного рассказать не могу, я лишь знаю, что он предъявил доказательства того, что является потомком Вейсгауптов по линии одной из дочерей. Многие отнеслись к этому скептически, но нашлось немало людей, которых привлекал тот факт, что главой может стать взрослый человек, а не я — недавно закончивший университет мальчишка. Вот только они не учли того, что я обучался с самого детства, я знал практически все и обо всем, когда как Дженсон просто ни с того ни с сего возник, не участвуя ни в одном проекте. На удивление он довольно быстро влился в работу и завоевал доверие, на его сторону переходило все больше и больше людей, когда как нынешний глава, мой отец, четко давал понять, что не доверяет этому человеку и в очередной раз объявил преемником меня. Примерно после этого я переехал в соседний с твоим дом и познакомился с тобой, а потом, практически сразу, у меня начались большие проблемы.