***
Америка
— Как прошел урок по немецкому? Я с улыбкой поставила бокал на круглый стеклянный столик. Йонас сел рядом, опустив свою чашку недопитого кофе на поверхность рядом с моим бокалом. — Кажется, я делаю успехи, — скромно призналась я, глядя на него. Я не понимала, что изменилось между нами, но в последние дни в присутствии Йонаса я чувствовала естественную легкость, уверенность в том, что нахожусь на своем месте. — Как ни странно, мне нравится ваш язык. Напрасно я недооценивала его. — Ты не представляешь, как я рад это слышать, — просиял он, накрывая мою ладонь. — Жаль только, что я так поздно начала учить. Жена будущего короля должна идеально знать язык своей страны. — Все нормально, Америка, в этом нет твоей вины. Я ничего не ожидаю и уж тем более не требую от тебя. Совершенствуйся на уровне комфорта. Внимательно посмотрев на него, я оценила то, насколько изменилось его поведение. Быть может, долгая разлука с мыслями о своих обязанностях и наглядного напоминания о своем долге, сделало его таким в моих глазах. Я вспоминала, как он реагировал на меня раньше: безразлично, отстраненно, но очень вежливо. Сейчас от прежнего образа не осталось почти ничего: каждый день нашей поездки я ловила себя на мысли, что не знаю такого Йонаса. Но знала ли я его тогда? — Как ты смотришь на то, чтобы поужинать где-нибудь в предместье Парижа? — непринужденно предложил он, разворачивая газету. Меня вдруг накрыло волной тепла от этого будничного тона и такого уютного, семейного жеста. Было в этом человеке что-то удивительно спокойное, вдумчивое и сознательное, и я не могла поверить, что раньше упускала это из виду, обращая внимание лишь на неловкость и мнимое бесчувствие, которые наверняка были продиктованы осторожностью и приличием. — Думаю, было бы чудесно, в том случае, если нас проигнорируют злоумышленники и папарацци. Он взглянул на меня с усмешкой. — Во Франции никому нет до нас дела — мы могли бы без волнения ходить по улицам без охраны. Единственное, чем мы рискуем — это потратить все деньги на божественную еду, которая здесь буквально на каждом углу. И это было правдой. Вечером мы уже были в Сен-Клу, сидя в милом ресторане на берегу Сены. Охрана сопровождала нас неотступно, но я привыкла к этому настолько, что почти не замечала их. Несмотря на позднюю осень, погода в центральной Франции была на порядок лучше, чем в Нью-Лонде, и мы решили занять столик на веранде. Мне ужасно нравилось, что будучи невестой германского принца я имела гораздо больше возможностей, чем живя в Англии, где все, кому не лень атакуют тебя в публичных местах. Рабочий график Йонаса был не загруженным, поэтому мы могли бы путешествовать довольно часто и долго. Я получала удовольствие, чувствуя себя кем-то совсем обычным, в месте, где никто не знал меня, а если и знал, то не считал персоной заслуживающей особого внимания и почестей. После недолгих раздумий я заказала рататуй и знаменитый крем-брюле на десерт, Йонас же остановил свой выбор на галантине. Нам принесли сырную тарелку и два бокала бордо. Выглядело это все до ужаса изысканно даже по королевским меркам. Вот, значит, как наслаждаются жизнью французы. Вся обстановка располагала к тому, чтобы отдыхать, смеяться и любить. — Я ожидал, что ты закажешь круассан или что-то в этом роде, — признался он, изучая мое лицо. Мы сидели друг напротив друга, и кроме нас на веранде ресторана не было никого, кроме пяти человек охраны Йонаса и одной пожилой пары. — Мне хотелось, но я стараюсь не увлекаться мучным, — пожала я плечами. — Англичане очень любят позлословить, когда речь заходит о королевской семье. Нам нужно держать себя в форме. — В Германии тебе не нужно будет об этом беспокоиться. Мой народ никогда не осудит тебя за склонность к сладкому, лишний вес и прочие недостатки, которые лично я считаю не менее совершенными, чем французское вино. — Ты только что сравнил меня с вином? — с улыбкой произнесла я. — Сначала я хотел упомянуть баварское пиво, но подумал, ты неправильно меня поймешь. Это заставило меня рассмеяться. — Очень мило с твоей стороны. Теперь я просто обязана это попробовать! Я посчитала, что этот милый инцидент исчерпан, но Йонас подозвал официанта и что-то прошептал ему на ухо. Что он сказал, я узнала спустя несколько минут, когда передо мной появилось несколько блюд с пышными и невероятно манящими свежими круассанами. Я с улыбкой взглянула на своего будущего мужа. — Не думай, что я осилю это всё, — говорю я и качаю головой, прикрывая глаза от рвущегося наружу смеха и чувства умиления одновременно. — Как истинный джентльмен я не могу оставить свою леди в беде, поэтому разделю с тобой эту сладкую участь, — нарочито серьезно ответил он, и я спросила себя, какого же черта я так ошибалась в нём. — Один с шоколадом, другой с клубникой и третий — с ванилью. Какой выберешь? Я сделала вид, будто глубоко задумалась, чем, к своей радости, вызвала у него ответную улыбку. — С клубникой. — Тогда эти два — мои. — По рукам. Мы принялись с аппетитом поглощать эти божественные изделия французского происхождения. Стоило только откусить кусочек, и я мысленно возблагодарила Йонаса за его самовольство — настолько потрясающим был вкус. Мы ели, разговаривали и смеялись… и, кажется, за всю мою жизнь это были одни из самых лучших каникул. Тревожный голосок тут же проявился в моей голове: лучшие каникулы? Неужели детские годы, проведенные в Иллеа с лучшим другом и прекрасными развлечениями, мог заменить единственная прогулка по пригороду Парижа и… круассаны? Но я заглушила его. Плевать. Давно пора перестать уделять столько внимания и чувств тому, что было раньше — это не имело никакого отношения к той жизни, в которую я собиралась вступить. Которую с каждым днем все сильнее хотела познать. Когда мы закончили ужинать, на улице стемнело, и прежде чем поехать в отель, мы решили немного прогуляться по чудесной набережной неподалеку, которая была освещена фонарями и висящими гирляндами. Она была почти пустой, но выглядела очень уютной и безопасной. Где-то вдалеке тишину рассекали звуки скрипки. Эта была незнакомое мне произведение, но оно было очень красивым. Совсем как то, что происходило прямо сейчас. Мы шли бок о бок, совсем близко к друг другу, и внезапно я осознала, что немного волнуюсь. Частые соприкосновения ладоней, негромкие реплики, которыми мы обменивались, темнота и мелодичные звуки с конца набережной — все это делало обстановку такой интимной, что я едва в это верила. — Америка? Я обратила на него взгляд, вздрогнув. Его голос совсем не был похож на голос того Йонаса, который представлял меня господину Кауфману, который обсуждал со мной эскизы обручальных колец и приглашал меня на неловкий танец. Сейчас я слышала голос спокойного, уверенного в себе человека, который точно знал, чего он хочет и чем собирается жить. — Как ты чувствуешь себя по поводу предстоящего замужества? Он никогда не спрашивал меня об этом. — Поскольку я знаю тебя давно и между нами присутствует взаимное уважение, я думаю, что это будет интересно. — Интересно? Только и всего? Я усмехаюсь себе под нос. — Не считай это претензией, но ты не особо проявлял ко мне теплых чувств и даже не пытался сблизиться со мной все эти годы, так что… я вовсе не отрицаю, что потом, возможно, придет что-то более глубокое, чем интерес и уважение. Просто сейчас у меня нет причин испытывать что-то другое. Йонас останавливается, глядя на меня с улыбкой, и в слабом свете уличных фонарей эта улыбка кажется томной и понимающей. — Правда? Любопытно, как скоро изменится твое отношение. Я едва успеваю уловить смысл его слов, как он неожиданно наклоняется ко мне и целует самым что ни на есть вежливым поцелуем. От внезапности его действия я немного теряюсь и замираю на месте, позволяя ему взять меня за руку. Еще более растеряно я чувствую себя, когда он отстраняется. И я вижу его улыбку. До ужаса снисходительную улыбку. Вероятно, он решил, что это был мой первый поцелуй и что мое бездействие связано с тем, что я совсем не имею в этом опыта. Господь Всемогущий. — Прости, — с сожалением выдыхаю я, пытаясь собраться с мыслями и изложить их в готовой форме, — наверное, я просто устала. В знак того, что я оценила его попытку, я довольно фамильярно притягиваю его к себе и обнимаю. Через секунду он сжимает меня в объятиях в ответ. Улыбаюсь. Может быть, всё не так уж безнадежно.***
В Берлине нас ожидал король Герберт Герц, и мне не терпелось узнать, о чем он хочет нам поведать. Мы виделись с ним всего на паре официальных приемов, но ни разу не выпадало шанса провести беседу по поводу предстоящего события. Мы прилетели в столицу рано утром, и в половину седьмого были уже в королевской резиденции Герц. Встреча с королем была назначена на девять, поэтому ни о каком сне не могло быть и речи. Мой организм, привыкший к долгому отсутствию сна за многие годы, пока справлялся с этим очень стойко, а косметические патчи на глазах выравнивали недостатки кожи, вызванные этими отнюдь не косметическими условиями. Разобрав вещи и позавтракав в отведенной мне комнате, я наконец обратила свое внимание на письмо Мэй, полученное накануне во Франции. В самолете мне не терпелось его открыть, но я боялась, что могу расплакаться от содержимого, и тогда все пришлось бы объяснять Йонасу. К этому я пока не была готова. Я распечатала конверт без печати и развернула перед собой лист бумаги. «Дорогая Америка, У меня всё отлично. Родители полностью погружены в ситуацию с итальянским конфликтом, поэтому Кенна и Джеймс временно поселились во дворце, чтобы помогать им в ведении дел. Я тоже стараюсь помогать, насколько это возможно, но преимущественно я контролирую процесс обучения Джерада, ведь он не слушается ни камердинера, ни своих профессоров. Кота… он просто засранец, с каждым днем мое разочарование медленно перерастает в ненависть к брату. На днях к нам прибыл сын шведского министра с дипломатической миссией. Его зовут Дэвид Стенвалль, и я с изумлением узнала, что он твой хороший друг. Ты никогда не говорила, что имеешь связи со шведским управлением. Поначалу я решила, что вы познакомились на заседании Совета Наследия, но на мой вопрос об этом он ответил, что не входит в состав Совета. Оказывается, он готовится к референдуму, который пройдет через два года, после окончания министерского срока правления его отца, и будет участвовать наравне с остальными кандидатами. Как бы то ни было, мы очень мило провели время наедине, и мне стало ужасно жаль, что я познакомилась с ним так поздно, ведь у него уже есть невеста. Не смейся, прошу. Предвосхищая твое беспокойство по поводу новости о Леонардо и его подружке, могу заверить, что я в полном порядке. Это просто ужасно неприлично с его стороны, и мне даже несколько жаль семью Романи, ведь это оставит отпечаток на их репутации. Безусловно, я с замиранием сердца жду, что папа вот-вот объявит о том, что наша помолвка все же состоится, но каждый день молюсь о том, чтобы этого не произошло. Меньше всего я хочу провести свою жизнь с таким мерзким типом, как младший брат Николетты. Это уже совсем не тот человек, с которым я дружила в детстве, и я решительно не желаю иметь с ним что-то общее, а уж тем более такие личные вещи, как фамилия, дом и дети. Расскажи мне, как ты поживаешь? Как твое короткое пребывание во Франции с Йонасом? Очень надеюсь, что у тебя все хорошо. Напиши, как только сможешь. Люблю, безумно скучаю, Твоя сестра Мэй». Письмо сестры заставило меня вспомнить о Совете. В прошлую субботу, когда я еще была в Иллеа, заседание отменили, поскольку мистер Кауфман был госпитализирован с тяжелым приступом астмы. Но работа Совета нуждалась в налаживании и постепенному запуску первого большого проекта, поэтому нас уверили, что следующее собрание непременно состоится вне зависимости от состояния здоровья канцлера. В этот же день должны объявить результаты голосования заместителя председателя. Я взглянула на календарь, обнаружив, что до следующего Совета осталась всего пара дней. Мне вдруг вспомнилось лицо Кларксона, когда я сообщила ему, что покидаю Иллеа по личным причинам, обозначив тем самым разрыв нашего с ним предательского договора. К чести его, он ничем не выказал свое недовольство, лишь пожелал мне удачи и заверил, что мы продолжим эту операцию, когда я в скором времени вернусь в Анджелес. Я не стала говорить ему, что это произойдет очень нескоро. Агент Пристли, прилетевшая в Берлин сразу после нас, постучалась в мою комнату, чтобы проинформировать меня о том, что король Герберт ожидает нас с Йонасом. Последний ждал меня у кабинета. — Йонас, Америка, — радушно развел руками король, только мы вошли. Он говорил на английском очень свободно. — Очень рад видеть вас! — Взаимно, Ваше Величество, — кивнула я. — Я вдруг осознала, как давно не появлялась в Герц-Палас. — С нашей острой общественно-политической обстановкой мы сами не были уверены, скоро ли увидим столичный дом, — нервно усмехнулся король, взглянув на сына. — Но я все еще помню, как лестно Вы, Америка, отзывались о стиле нашей крепости. — Мне действительно очень нравится внутреннее убранство дворца — сдержано, но по-аристократически изыскано, что подтверждает тезис «красота — в простоте». Герц улыбнулся и двинулся в сторону своего стола, напротив которого стояли два кресла для нас с Йонасом. — Надеюсь, наступит день, когда ты будешь знать наш дом лучше, чем дворец Иллеа, — выдал принц напряженно. — Ваше Высочество, это оскорбительно и неуместно, — возразил король прежде чем я успела отреагировать. — Друзья мои, прошу вас, садитесь. Йонас галантно пропустил меня вперед и занял место рядом. Теперь мы сидели напротив Герца. — Кауфман договорился с остальными членами руководства Совета, что завтрашнее заседание пройдет в нашей резиденции, поэтому, считайте это хорошей новостью — вашим слугам не придется снова паковать чемоданы, а вам не нужно будет подниматься по трапу. Что-то подсказывает мне, что вам обоим сейчас не помешает немного стабильности. — О, вы попали прямо в точку, Герберт, — усмехнулась я. — Локационной уж точно, — хмыкнул Йонас, поджигая сигарету. — Что ж, мне также известно, что завтра объявят результаты выборов наместника председателя. Это несколько нечестно: сообщать вам итоги раньше, чем всем остальным, но, Йонас, ты разделишь эту должность с сыном короля Шрива. Принц затянулся, выпуская дым. Выглядело это эффектно, особенно если учесть, что я никогда не видела его курящим. Это придавало ему шарма и какой-то мужественной небрежности — в любом случае я решила, что мне нравится, как это выглядит. Стоп. С Максоном?! — Шрив? — недовольно переспросил Йонас. — Я не припомню, чтобы в условиях голосования была пометка о двух победителях. — Голоса участников четко разделились, и Кларксон, конечно, подлил масла в огонь, заверив, что двое представителей наследия мировой монархии — преимущество Совета, а не его слабость. Они также решили, что обоим наместникам потребуются помощники среди остальных членов Совета, поэтому рекомендую уже сейчас над эти подумать. Не медля ни секунды, Йонас повернулся ко мне с надеждой во взгляде, и я невольно улыбнулась. — Это было бы блестяще, — кивнул Герц, угадав ход наших мыслей. — Конечно, в том случае, если Её Высочество согласится. Но у вас еще будет время это обсудить. Америка, я уже отправил Вашим родителям письмо о том, что мы начинаем скорую подготовку к свадьбе, но чтобы окончательно утвердить дату нам все же необходимо встретиться. Все технические расходы мы берем на себя — здесь и обсуждать нечего. На этих словах у меня бешено заколотилось сердце, тело охватила необъяснимая паника, но я лишь улыбнулась. Король Герберт задумался, что-то нашептывая себе под нос, и наконец взглянул на нас. — На сегодня мне больше нечем вас удивить. Надеюсь, то, что я сказал, обрадовало вас обоих. Отдыхайте. Свадьба совсем скоро. Я и Йонас. Принц и принцесса. Спокойно, Америка. Всё под контролем. — Мер, — позвал Йонас, как только мы оказались в холле. — Всё хорошо? — Да, собираюсь навести порядок в своих блокнотах, — вымученно пожала плечами я, наблюдая за тем, как он приближается ко мне плотную, чтобы заправить прядь волос мне за ухо. — Я… вероятно, никогда не говорил тебе, но ты просто фантастически прекрасна, даже при том, что спишь по три часа в сутки, — тихо проговорил он, глядя мне в глаза. — «Даже»... — я шутливо закатила глаза. - Спасибо. Он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку. - Я рядом, если что. И ушел.***
Газета на журнальном столике, которую до сих пор мне удавалось игнорировать, была озаглавлена самым навязчивым и пёстрым образом, какой только можно представить себе во всем издательском многообразии. «Элита принца Максона» - надпись на французском языке оттягивала на себя все внимание, даже вставка с фотографией Максона немного меркла на её фоне. И если до этого момента мне удавалось сдерживать свои мысли обо всем связанном с принцем , увлекая себя работой или общением с Йонасом и его окружением, то сейчас... оказавшись наедине с собой, я набросилась на газетенку, словно изголодавшаяся кошка на загнанных в угол мышей. Леди Селеста из Клермонта - таково было имя первой счастливицы, попавшей в Элиту. Вспоминая свою недолгую наставническую деятельность во дворце, я не могла сказать об этой девушке ничего плохого, однако по ряду личных причин мои наблюдения не всегда были беспристрастными и порой не ограничивались трапезами и официальными приемами. Селеста была именно той, которая, поставив цель, шла к ней без страха быть осуждённой и с полной уверенностью в эффективности своего оружия. А оно, безусловно, у неё было: стоило только взглянуть на вызывающе сексуальную походку, томные вздохи и взгляды, которые были направлены на мужскую половину придворного общества, и уж конечно её ослепительный, до тошноты безупречный внешний вид. Эта девушка прекрасно подошла бы на роль гламурной жены принца Леонардо, для Максона же она была слишком легкомысленной и зацикленной на себе. У неё и в мыслях не было завоевать его сердце - ставлю на то, что она цинично посмеивалась над этой формулировкой. Мой взгляд прошёлся по остальным именам: Марли, Крисс, Зара, Мэдисон... Леди Калифорния Смит завершала десятку девушек в списке Элиты. Я почувствовала боль, но продолжала заглядываться в буквы, снова и снова перечитывая эту статью и доходя до последней строчки. Я хотела добить себя, чтобы все нервные окончания онемели и больше никогда не заявляли о себе в присутствии Максона. Мне хотелось довести себя до такого безумия, чтобы возненавидеть его. Скомкав в ладони кусок газеты, я отшвырнула его в сторону мусорного ведра, но, конечно, не попала. В эту самую секунду я преисполнилась решимостью вытеснить из моей головы все воспоминания, связанные со Шривом - с той его стороны, которая только начала мне открываться. Кто он, черт возьми, такой? Почему ему отведено столько внимания с моей стороны, пусть даже мысленного? Сердце бешено колотилось от бушевавших внутри эмоций, и я не знала, на кого был направлен мой гнев: на Максона, или на себя саму. Мне хотелось сделать что-то ужасно нехарактерное для меня. Я желала мести, пусть даже если бы объект моей мести не узнал бы о ней. В моей голове неожиданно созрел низкий, недостойный нравственного блюстителя план, и содрогнулась. Я направилась в свои апартаменты с твердым намерением демонстративно игнорировать Шрива на завтрашнем собрании. Но реализация плана имела отношение совсем не к принцу Иллеа...