sugarless.

— А ты почему на такси? У тебя же машина есть, — у Чонина ещё хватает наглости нарушить молчание между ними. Чанёль, по-прежнему злой на него, смотрит на мелькающие за окном такси здания, игнорируя вопрос. На самом деле, он и не знает ответа. Возможно, всё никак не может привыкнуть к наличию подаренного Бёном автомобиля под окном, хоть он и стоит там, по ощущениям, уже сто лет. А возможно, подсознательно не стал рисковать, понимая, что случись что-то с Чонином в этом клубе — и Пак не смог бы сесть за руль самостоятельно. — Хён, ну чего ты злишься?  — Я тебе уже дал понять, почему я злюсь, — не выдержал и повернул голову к виновато потупившему взор Чонину. — Мне теперь перед твоим дядей отвечать, — тихо шипит, стараясь не привлекать внимания водителя. Впрочем, тот даже ухом не ведёт. Младшему хватает наглости закатить глаза и фыркнуть. Он искренне не видит проблемы.  — Да забей, просто не будем ему говорить, ничего же не случилось. Можно даже придумать алиби — мы сидели у тебя, смотрели фильм.  Чанёль морщится, будто съел что-то очень кислое. Ни разу из тех случаев, когда он врал Бэкхёну, ситуация не закончилась хорошо. Так что он точно уяснил, что врать тому и пытаться что-то скрыть — себе дороже.  Да и обманывать мужчину не хотелось. Какое-то неуважение к самому себе получается. Тут же мелькнула мысль про то, что Бён ни разу не обмолвился ему о своём прошлом, но Чанёль её откинул. Это они ещё обсудят позже — сейчас гораздо актуальнее другая проблема. Проблема, сидящая совсем рядом и абсолютно не видящая ничего страшного в случившейся ситуации. «Ладно, он ещё как ребёнок, что с него взять, — вздыхает про себя Пак, мусоля зубами нижнюю губу. Кажется, случайно прокусил уже до крови, но как-то плевать. Чтобы занять руки, снимает блокировку с телефона. Новых сообщений ноль, как и пропущенных звонков. Интересно, Бэкхён спит?  За своими размышлениями не замечает, как автомобиль плавно заворачивает на парковку около его дома. Чонин что-то бубнит, недовольный тем фактом, что его игнорируют, но послушно выползает из такси и идёт следом, будто специально шаркая подошвами по асфальту, только раздражая этим звуком и без того злого Чанёля. Даже не ворчит, что так-то домой собирался, а теперь придётся ночевать у Пака. Получает чистую футболку и шорты и даже соглашается лечь в одну кровать с Чанёлем — не забыв, правда, пошутить из разряда «а ты приставать ко мне ночью не будешь?» И получив за это убийственный взгляд, затыкается и молча ложится, завернувшись в одеяло почти с головой. Слегка настороженно следит за ложащимся рядом Чанёлем, но тот уже одеяло отдельное приносит, чтобы не смущать младшего. Пак долго смотрит в потолок, размышляет обо всём и ни о чём сразу, но постепенно мозг сдаётся перед сном и глаза закрываются. А потом открываются снова. Чанёль щурится, не зная, сколько прошло времени, но чужой телефон даже с убавленной яркостью экрана слепит и мешает спать. Видимо, яркий свет его и разбудил. Чонин самозабвенно чатится с кем-то в телефоне, едва слышно стуча пальцами по экрану. — Офигел? — голос спросонья хриплый, а Чонин пугается, когда он внезапно звучит в почти полной тишине комнаты. — Убирай телефон и спи, ты меня разбудил.  — Я не могу уснуть, у тебя кровать неудобная, — пыхтит недовольно, но телефон послушно блокирует и засовывает под подушку. — Домой хочу. Или к дяде.   Пак обречённо стонет, понимая, что в жизни больше не пустит Чонина к себе ночевать, даже если тот впоследствии  похуистично забудет и забьёт на неудобства, которые тут испытывал. Чанёль испытывает в данную секунду гораздо больше неудобств, если честно. Ладно кровать, он к ней привык и ему вполне комфортно, но тихий бубнёж почти под ухом постепенно начинает выводить из себя. Спать хочется. А Чонин продолжает страдать. — У дяди вот мебель шик, у меня на съёмной хате не такая удобная. Тоже нормальная, но у него просто вставать с кровати в гостевой не хочется.  — Заткнись уже, пожалуйста, я буду тебе очень признателен, — Чанёль искренне пытается уснуть. Но под разговоры вполголоса сделать это нереально. Вроде только закроешь глаза и погрузишься в дремоту, как тут же шум рядом выдёргивает в реальность.  — Я точно обязан попросить дядю купить тебе нормальную кровать, — продолжает вслух рассуждать. — Позови его в гости, пусть полежит на этом пиздеце, — Чонин довольно ловко для лежащего в темноте уворачивается от толчка. — Хотя, что я говорю, лежал наверное. Или не только лежал? — подъёбку в голосе скрыть не удаётся, но в этот раз тычок достигает цели у него в области рёбер. Он обиженно замолкает не несколько минут, а Чанёль успевает молча порадоваться, но слишком рано. — Хён? — Что? — вопрос перетекает в обречённый стон. Пак рывком садится в кровати и утыкается заметным даже в темноте злым взглядом в Чонина.  — А… — младший мнётся, а сонный Чанёль никак не может сообразить. — Вы с дядей уже… Ну, это?  Мозг крайне медленно обрабатывает информацию. А когда до него доходит, Пак чувствует обжёгший щёки стыд и от всей души пинает Чонина по ноге.  — Тебя вообще волновать постельная жизнь твоего взрослого дяди не должна.  — А я и не его жизнью интересуюсь, а твоей, — и показывает язык. Как по-детски. Чанёль, окончательно растеряв остатки сна, встаёт и включает свет, заставляя Чонина жмуриться от яркой лампы на потолке. Сдёргивает одеяло с парня, который для приличия пытается сопротивляться, а потом рукой указывает на его сложенную одежду.  — Одевайся, я отвезу тебя к Бэкхёну. Домой точно не повезу, ты оттуда снова в клуб свалишь, я тебе больше не доверяю. Чонин сияет, как начищенная монета. Даже закрадывается подозрение, что он специально устроил этот спектакль, потому что просто хотел уехать. Слишком уж бодро он заскакивает в штаны. А Чанёль, абсолютно бодрый, кидает взгляд на часы и берёт в руки ключ от машины. Четыре часа утра. Остаётся надеяться, что Бён не прибьёт их обоих за прерванный сон. Особенно, если ему завтра на работу. 

***

— Звони ты!  — С хера ли? — Пак толкает младшего в плечо и тот едва не падает, не ожидая такого сильного удара. — Это ты его племянник и кровинушка, так что пусть он убивает тебя. Я не хочу становиться жертвой того, что ты свою жопу ровно дома посадить не мог.  — Да ничего он тебе не сделает, он с тобой трахается… Ой, — в этот раз удар оказывается сильнее и Чонин падает задницей на тротуар около дома Бёна. Они уже несколько минут стоят у видео-домофона и спорят, кто должен разбудить мужчину.  — Даже помогать тебе встать не буду за твой грязный язык, — закатывает глаза Пак и хлопает себя по карманам. Ключи от дома Бэкхёна он, ожидаемо, не догадался взять. Да и вообще, довольно бредово посреди ночи вламываться в чужую квартиру. С лёгким злорадством Чанёль наблюдает, как Чонин сдавленно матерится себе под нос и встаёт, стряхивая с себя пыль. Благо, на улице сухо. На шуршание шин по асфальту и затем тихие шаги позади себя ни один внимания не обращает.  — Кого-то ждёте?  Чанёль вздрагивает от неожиданности, медленно оборачиваясь. Чонин же растягивает губы в улыбке. — Дядя! А мы к тебе в гости приехали.  Бэкхён окидывает обоих внимательными взглядами. И от Чанёля не скрывается то, как он расслабленно опускает плечи, когда видит, что с ними всё в порядке — наверняка уже успел решить, что что-то произошло.  Теперь сам Чанёль разглядывает Бэкхёна, пока тот расслабленно стоит, дожидаясь объяснений. Руки в карманах отутюженных строгих брюк, пиджак расстёгнут, под ним шёлковая чёрная рубашка без галстука. Укладка, явно вечером бывшая ещё свежей, немного растрепалась и отдельные пряди выбиваются из общей картины. Нос ощущает тонкий запах одеколона — какой-то непривычный, видимо, новый. Возникает резонная мысль — откуда Бэкхён приехал такой красивый ночью?  Внутри начинает точить червячок ревности. Крошечный совсем. И наверняка безосновательный. — Да мы с хёном гуляли, мимо проходили, решили в гости заглянуть, — когда молчание стало уже неприличным, Чонин решил спасти ситуацию. Видимо, уже забыв про собственную легенду о том, что они смотрели фильм у Чанёля. Пак же стоит молча, судорожно обрабатывая в голове всю информацию — нужно определить настроение Бэкхёна и в зависимости от этого честно рассказать ему всё (Чонина Чанёль уже готов был убить, как и себя — сонный, так глупо повёлся и поехал куда-то, а нужно было просто придумать способ оставить мелкого у себя хотя бы до утра, и сейчас не пришлось бы стоять под внимательным взглядом Бёна) или попытаться увести разговор в другое русло и вытащить себя с Чонином со дна.  — Гуляли в пятом часу утра? — Бэкхён усмехается, посмотрев на наручные часы. А Чанёль жадно хватается взглядом за это изящное, но уверенное движение. — Сделаю вид, что поверил.  Мужчина подошёл к двери между расступившимися парнями и достал ключ-карту. Система приветственно пикнула. «Надо же было ему именно сегодня не заезжать на подземную парковку», — обречённо проносится в голове.  Хотя, что тут думать и гадать. Скорее всего, Бэкхён заметил автомобиль Чанёля, когда проезжал через двор, поэтому подъехал проверить, точно ли это его машина. Крайне удачно подъехал.   В отличие от расслабленного Чонина (наглости того иногда можно было просто позавидовать), Чанёль стоял в лифте, как на иголках. И едва не прослушал чужой разговор, погружённый в свои мысли. — … приехал?  — Ездил по делам, которые тебя, молодой человек, не касаются совсем, — даже такой  строгий голос мужчины не возымел никакого действия. — Ну, меня не касаются, а парня твоего? — никак не унимался Чонин. Закатив глаза на долю секунды, Бэкхён оставил вопрос без ответа. Лифт звякнул, приезжая на нужный этаж и открывая двери.  Чонин ожидаемо улёгся в гостиной, включая приставку (и даже попытки отправить его спать не сработали ни у Чанёля, ни у Бэкхёна) и закидывая ноги на спинку дивана. А мужчина вышел из спальни, где он скрылся буквально на десять секунд, уже без пиджака, с расстёгнутой на несколько верхних пуговок рубашкой. И мотнул головой, безмолвно показывая Чанёлю идти за ним на кухню. Тот беззвучно вздохнул и пошаркал следом, усаживаясь за стол.  — Рассказывай, — звучит жёстко и безапелляционно. А Бэкхён садится напротив, принимаясь буровить его взглядом.  «Как на допросе», — мелькает в голове Пака. — Не могу, — упрямо мотает головой он. Если честно, он до сих пор не выбрал тактику поведения.  — Чанёль, время почти пять, не нужно меня злить, я и так не в самом благоприятном расположении духа, — Бён заметно злится. Ноздри слегка расширяются, а губы сжимаются в тонкую линию. — Я же знаю, что вы не просто мимо проходили. И тебя я уже изучил, по лицу вижу, когда ты что-то скрываешь или волнуешься. Либо ты честно и объективно, как старший из вас двоих, рассказываешь мне сейчас, либо я иду спрашивать Чонина, и я не гарантирую, что он не подставит тебя в попытке прикрыть свою задницу.  Пак нервно гнёт пальцы на руках. Сидеть под этим моральным давлением и таким тяжёлым взглядом мужчины тяжело, но и правду говорить не хочется. Пока он обдумывает, какую часть правды можно безболезненно для них с Чонином рассказать, Бэкхён выбивает из него воздух следующей фразой. — Я же тебе доверяю, Чанёль.  Пак только прикрывает глаза, в глубине души надеясь оказаться дома, а ещё лучше перенестись на несколько часов назад во времени. А затем глаза снова открываются и он внимательно смотрит на чужое мрачное лицо.  — Только пообещайте не ругать Чонина и не рассказывать его отцу. Тогда расскажу.  — Ты мне условия ставишь, Чанёль, серьёзно? — Бён приподнимает брови, а холодный металл в его голосе звучит… Дико. Чёртов директор Бён. — Это не условия, это просьба, — Чанёль говорит тихо, но твёрдо и уверенно. И продолжает смотреть в глаза мужчины, не сдаётся в игре в гляделки. — И Вам не нужно так злиться, господин Бён.  Бэкхён еле заметно морщится, когда слышит это официальное обращение снова.  Но продолжает молча смотреть в ожидании. А Пак тоже не издаёт ни звука, упрямо поджимая губы.  — Чанёль, — голосом можно резать стекло. — Я жду. Пак вдыхает и выдыхает пару раз. Вроде, ничего сверх-критичного в сложившейся ситуации нет, но Бён уже так разозлился, что говорить ему что-то просто страшно. Он же всё в штыки воспримет.  — Чонин поехал в тот клуб, куда вы запретили ему ехать, — говорит тихо, чувствуя стыд перед младшим. Но если обманет Бэкхёна, чувствовать себя будет точно хуже. Пора уже начинать говорить правду и признавать свои ошибки, как делают взрослые люди. — Но всё в порядке, — спешит добавить он, увидев, как Бён зло сжал переносицу пальцами. — Он попросил меня его забрать, мы приехали ко мне, а потом он начал ныть и попросил отвезти его домой или к Вам. Домой я его не повёз, решил, что сюда надёжнее. Вот и всё, честно говорю.  Мужчина недолго молчит, массируя пальцами виски. Кажется, он слегка успокоился, но Чанёль не уверен. — С вами обоими точно всё в порядке? Никто вас не трогал? — звучит уже мягче, но всё равно строго. Как будто отец допрашивает и отчитывает непутёвого ребёнка.  В памяти первым делом всплывает инцидент в туалете. Но, по факту, ничего страшного же не произошло? Такое могло случиться в любом клубе и с любым человеком. «Боже, это буквально то, чему подвергаются в туалетах клубов девушки каждый вечер и каждую ночь», — едва заметно Пак морщится, но в ответ мотает головой.  — Всё нормально было, он сидел с друзьями, я приехал, пару минут побыл с ними и мы уехали.  Бэкхён задумчиво пожевал губу, не сводя с Чанёля задумчивого взгляда. Не вовремя вспомнилась фраза про то, что Чанёля и его ложь можно прочитать, как открытую книгу. Воцарилось напряжённое молчание, а затем Бэкхён коротко постучал по столу пальцами, демонстрируя задумчивость.  — Хорошо. Спасибо, что рассказал. Извини, мне нужно поговорить с племянником, подожди здесь. Или можешь ложиться, в гостевой будет Чонин, ты ложись спать ко мне. Я приду чуть позже, побеседуем пока с ним с глазу на глаз. Это «ложись спать ко мне» звучит настолько сюрреалистично в данной ситуации, что Чанёль растерянно моргает глазами. Бэкхён буквально только что прошёлся по нему дорожным катком, будто они никто друг другу. И теперь это «ложись ко мне».  Чанёль молча кивает и растерянно смотрит, как мужчина встаёт из-за стола. Взгляд цепляется за участок груди, оголяющийся из-за расстёгнутых пуговиц, когда Бён начинает вставать и ткань слегка  шевелится и смещается. На смуглой коже ярко виднеется красный мазок губной помады, который затем снова скрывается под рубашкой, когда Бён выпрямляется во весь рост. Молча окидывает взглядом Чанёля и выходит из кухни, а Пак ощущает только то, как бешено в груди бьётся собственное сердце.