Бабочка под стеклом

      Жарко. Каждый вздох дается с трудом. Воздух словно тягучий, как патока, и липнет к горлу. Капли пота обжигают разгоряченную кожу, раздражая. Почти так же, как взгляд ртутных глаз из тёмного угла помещения, изучающий и холодный, расчетливый. Было тихо, даже очень, и можно было подумать, что я здесь один, но я почти уверен, что он снова и снова делает очередные снимки, ещё чёртовы снимки! Пока не насытится, подобно прожорливой змеюке.       Вибрация нарастает, вздох теряется где-то в глотке, словно застревает комком. Приятная тяжесть в паху сладко мучает и кажется, что вот-вот, ещё совсем немного — и напряжение, которое выгибает поясницу до тянущей боли и поджатых пальцев ног, покинет тело. Оставляя приятную легкую слабость. Но вибрация затихает. Так же резко, как и появилась. И вся сласть предоргазменного напряжения ухает неприятной, зудящей болью в низу живота. И от этого хочется выть, но предательски вырывается молящий всхлип. И за это я себя ненавижу.       Шаги. Глухие, слегка шаркающие; в круг света входит Ричард, с интересом глядя на детектива. На лихорадочный румянец, покрасневшие от слез глаза и плотно сжатую линию губ. Гэвин был обнажён и подвешен за руки, лишь слегка касаясь бетонного пола стопами. Фиксатор был надежно закреплён меж ног мужчины, не позволяя их свести. Анальный вибратор из мягкого чёрного кибер-скина был введён на три четверти, стимулировал простату, но и этого было достаточно детективу, изнывающему от дикого возбуждения и невозможности кончить.       Лёгкое поглаживание по щеке вызвало тихий стон из уст мужчины и это понравилось Ричарду; он очертил ладонью замысловатый узор на шее. Мутный взгляд в никуда и кажется, словно Гэвин задыхается и не может вздохнуть. Но гордость не позволяла просить.       — Попросите, — шуршащий шёпот на ухо. — Вам нужно всего лишь попросить и всё закончится. Я обещаю.       — Нет… Я не… — дышать было почти невозможно.       — Хм, как скажете, — прохладная ладонь спустилась вниз, играючи оглаживая липший к животу возбуждённый член с каплей смазки на головке, затрагивая поджавшиеся яички и совершая фрикции вибратором, обхватывая его прохладный, бархатистый на ощупь корпус. Лёгкое надавливание — и игрушка входит почти до основания, заставляя детектива запрокинуть голову, закусывая губу. — Но я бы на вашем месте подумал, детектив, — шепот на ухо и влажный след горячего языка на ушной раковине. — Над моим предложением. Тогда я пойду?       Шаг назад. Ричард отошёл от Гэвина, собираясь уходить и снова поражаясь упрямству этого человека.       — С. Стой, — почти неслышный шипящий хрип. — Сделай это…       — М? — словно не понимая и вынуждая мужчину переступить через себя, топча надломленную гордость. — Сделать что, Гэвин?       — Дай, — взгляд опущен в пол, лихорадочный румянец. — Дай мне кончить, больной ты ублюдок, — горькие слёзы и словно потемневшая синь его глаз — вот что увидел Ричард в этом взоре. — Иначе я собственными руками прикончу тебя.       Превосходство. Вот что испытывал я в этот момент, подходя к этому нелогичному мужчине, который до последнего не хотел прогибаться, что бы я с ним ни делал. И вот он, этот сладкий миг. Миг падения Гэвина Рида.       Жар дыхания опалил шею, а вслед за ним такой уже привычный укус, вызывающий мурашки. Прохладная ладонь легла на ноющий член, совершая поступательные движения — симулируя половой акт. Рид глухо стонал, опрокинув голову на плечо своего мучителя. И пусть весь мир сгорит в аду, лишь всё это закончилось. Пусть этот пидор делает, что хочет, только бы оставил в покое.       Каждое движение руки отдавалось очередным ударом по самой сущности детектива, ломая его и заставляя подчиняться. Слёзы невольно наворачивались на глаза, ведь обратной дороги уже не было.       Длинные пальцы заменили вибратор, беспощадно трахая безвольного мужчину. Ладонь скользила по члену, оглаживая головку большим пальцем. Каждую эмоцию жертвы с жадностью ловил мучитель, наслаждаясь реакциями.       Так забавно было чувствовать, как он с жаром дышал сквозь зубы мне в плечо, стараясь сдерживать стоны, когда я затрагивал простату или интенсивнее надрачивал ему. Лишь глухо скулил, но я отчетливо ощущал горячую влагу чужих слез. И это радовало, затрагивало что-то тёмное внутри и приносило удовольствие.       Напряжение нарастало; ещё несколько движений и Гэвина выгнуло в пояснице, он вскинул бёдра и кончил в ладонь Ричарда с тихим «ха!». И обмяк в объятиях юноши.       — Я ненавижу тебя, — говорить было трудно, хотелось просто разреветься от бессилия и противные, жалкие всхлипы сдерживались с трудом. — Слышишь?! Я ненавижу тебя, Ричард Эллисон!       — Я же обещал, что ты кончишь подо мной. В следующий раз это будут не пальцы или вибратор, а полноценный секс двух мужчин. И ты снова кончишь. Я обещаю тебе, — жаркий шёпот на ухо и Ричард отстранился, кладя липкую от спермы руку на щетинистую щёку детектива, поглаживая его и смазывая слезу большим пальцем. — Не плачь, дорогой. Это только начало.

***

      Это было… Ужасно. Дикий страх и ненависть охватывали при виде этой… картины. Хотелось проблеваться, но уйти и не возвращаться хотелось больше.       Вызов посреди ночи изначально не сулил ничего хорошего. Промозглая сырая погода конца осени с редким, срывающимся с небес снегом; ломота в висках — кажется, простыл. Этого ещё не хватало.       Небольшое, полуразрушенное строение в пригороде Детройта, на отшибе, рядом с роботизированным мусороперерабатывающим сектором. Кто позвонил — неизвестно. Кто нашёл тела — тоже неизвестно. Но приехавших на вызов патрульных пришлось чуть ли не откачивать; один из них, заикаясь, доложил о находке в отдел. И теперь я здесь.       Как насмешка, идеально чистое помещение внутри с белоснежным, ворсистым ковром и алыми каплями лепестков мака на нем. В центре комнаты рамка с оплетавшими ее увядшими розами и виноградной лозой. Но самое жуткое — «картина» в раме: девушка, обнимающая девочку.       Короткие волосы девушки оставили бурые мазки на бледной щеке, на голове ее был лавровый венок, глаза спокойно прикрыты, словно как во сне, а рот сшит четырьмя широкими стежками. Она была обнажена, на бледных грудях отсутствовали соски, но следов кровотечения не было, да и раны выглядели зажившими, словно нанесены ещё при жизни жертвы. К животу она прижимала мёртвую девочку лет десяти-одиннадцати. Её глаза так же спокойно закрыты, а пухлые, обкусанные губы приоткрыты в прошении. Голова склонена к правому плечу, волосы ниспадают на худые обнажённые плечи. На ней была полупрозрачная сорочка из лёгкой белой ткани и подозрительным алым крапом на ней.       Девушка обнимала её в защитном жесте: прижимая спиной к животу и держа за руки. Их пальцы были переплетены меж собой, а руки сшиты мелкими стежками. Их оплетала виноградная лоза: руки, ноги, тела… Они словно запутались в ней, подобно насекомому в паучьей паутине, когда осознание от безысходности сметает все преграды и приходит страх — дикий и всепоглощающий. Страх смерти.       Почти незаметные за увядшей порослью крюки, держащие тела в конструкции, бесстрастно впивающиеся в некогда бархатистую кожу и нежную плоть. А то, что это было так, я не сомневался. Даже сейчас, с сероватым отливом, её кожа притягивала своей безупречностью. Жалко девушку.        — Детектив, похоже у нас маньяк, — глухо прошелестел голос откуда-то из-за конструкции.       — Да? С чего ты взял, — голос был хриплым, но Гэвин не подавал вида, что ему становится душно и дурно от представленного зрелища, а запах хлорсодержащих чистящих средств нервировал.       — Вот, — его голос был раздражен. Ричард выбрался из промежутка меж стеной и конструкцией, со злостью смотря на несколько красных капель на белой ткани пиджака. — Я нашел это за рамой, — парень провел ладонью по плечу, стараясь убрать нарушителей его спокойствия и порядка, но только лишь размазывая кровь неопределенным пятном по материи.       — Бля! — потирая переносицу, от души сплюнул детектив, вырывая из рук своего напарника оранжевую пластиковую папку. — Этого только не хватало. Опять этот больной уёбок? — раскрывая папку на случайной странице и морща нос в отвращении, процедил сквозь зубы он. — Да прекрати ты! — хватая руку Ричарда и отстраняя от порядком разросшегося пятна стараниями парня. Глаза детектива нехорошо блестели, а линия губ искривилась в озлобленной усмешке, оголяя передний ряд зубов. — Вот вроде бы умный парень временами, но порой ведёшь себя как малолетний кретин. Какой придурок будет растирать кровь по ткани с таким усердием? Да ещё и на белой! Здесь только химчистка или перекись водорода поможет.       — Простите, перекись водорода? — вздёрнутая в удивлении бровь, голова слегка склонена к правому плечу, большой и указательный палец левой руки в задумчивости потирают подбородок; любопытный бесстрастный взгляд холодной стали устремлён на детектива. — Как?       — Хех, об этом каждый бывалый коп знает, — ноги широко расставлены, руки сложены на груди, немного вздёрнутый подбородок, прищуренная лазурь глаз и самодовольный оскал. Весь вид Гэвина Рида так и излучал превосходство над своим оппонентом. — Сразу видно, что ты ещё совсем новичок, — похлопывая его по плечу тявкающе усмехнулся мужчина. — Короче, берешь…       Тихий, судорожный вздох прервал детектива. Слишком резкий поворот головы в сторону конструкции расплылся темными пятнами в глазах и заставил клацнуть зубами. Гэвин сдавленно охнул, подавившись вздохом и шокировано смотря, как мёртвая девочка шевелит бледными губами, силясь что-то сказать.       Ступор. Вот что чувствовал мужчина; неверие не покидало его, даже видя, как грудь девочки почти невидимо вздымается при редких, неглубоких вздохах. Было видно, что ей трудно даётся эта нехитрая работа и осознание, что каждая секунда промедления может стоить жизни чудом выжившего дитя, прошибло током детектива.       — Скор… — неосознанный рывок тела, словно Гэвина толкнуло, и не устояв, мужчина осел на одно колено, смазывая кожу на нем и пропитывая джинсовую ткань на колене своей кровью. Но тут же резко подрываясь и в несколько шагов преодолевая расстояние. — Скорую! Вызывайте, блять, скорую! У нас выживший!       Он обхватил лицо девчонки ладонями, силясь поймать смутный взгляд под подрагивающими веками.       — Ричард! Не стой столбом, тащи свой зад сюда! — вскользь брошенный взгляд через плечо прошиб холодным потом. Не знаю, что меня напугало, но было что-то тёмное в этих серых глазах, в этой змеиной ухмылке, расползающейся на губах моего напарника, когда он в упор смотрел на девочку. — Ричард?       Широко открытые глаза девочки заставили вздрогнуть. Это был взор пойманного в силки оленя, что увидел направленное на него дуло охотничьего ружья и почувствовал дурманящий запах пороха, пробивающий параличом, не в силах что-либо сделать для своего спасения. Это был взор жертвы перед хищником.

***

      Вечерело. Горящее солнце стремительно таяло под напором вечерней тьмы. Обычные для это времени пробки уже рассосались, открыв простор для маневренного белоснежно-серого мотоцикла.       Дома и строения стремительными мазками проносились мимо, постепенно сменяясь частным сектором Детройта. Старые и массивные, прожившие не один десяток лет особняки и довольно современные однотипные и миниатюрные частные дома, соседствовали на одной улице с разных сторон однополосных дорог.       С тихим шуршанием мотоцикл остановился возле старого, потемневшего от времени особняка, возвышающегося над остальными подавляющими очертаниями минувшего века. Почтовый ящик именовал владельца строения, как Златко Андроникова.       Ричард заглушил мотор и, сняв шлем, оставил его на сидении мотоцикла. Тёмные доски крыльца скрипели под его весом и предупреждающе прогибались; массивная дверь была неприветлива и с первого взора довольно тяжела. Но бояться ли этого тому, кто прожил здесь всю свою сознательную жизнь до обретения самостоятельности? Нет.       Двойной стук в дверь. Дверной звонок, как всегда, был обделён вниманием — Ричард знал, что владелец и так услышит его. Против ожидания, петли дверей не скрипели, когда её отворили. На пороге стоял мужчина среднего роста с косматой бородой и зачёсанными назад тёмными волосами. На вид ему было около пятидесяти лет, может больше или меньше, редкие морщинки на лице и тёмные круги под глазами из-за нарушенного режима сна. Бордовая рубашка с коротким рукавом и чёрные домашние штаны; суровый тяжелый взгляд прошёлся по стоящему парню.       — Я не сомневался, что это ты, Рич, — усмехнулся Златко, пропуская юношу в дом. — Кто еще будет стучать, когда есть звонок, — с тихим щелчком дверь закрылась и Златко, поправив волосы, повернулся к гостю, зовя домашнего андроида. — Лютер! Имбирный чай две чашки в гостиную.       — Добрый вечер, отец.       — И тебе сынок, — похлопывая по плечу и слегка подталкивая его в гостиную, улыбался мужчина уголками губ. — Надеюсь, у тебя хорошие новости? Как там наша птичка поживает?       — Коннор вполне доволен жизнью. Пользуется своей смазливой внешностью и щенячьими глазками, подкладываясь под старика, — бесстрастно отчитался Ричард, ослабляя галстук и беря в руки поданную ему чашку. — Но я начал действовать, отец. И вот, — он протянул мужчине оранжевую пластмассовую папку. — Это мой новый проект. Оценишь?       — Всегда с удовольствием, Ричард, — раскрывая папку с названием «Мученицы» на ней, улыбнулся мужчина. — Я рад, что ты пошёл по моим стопам, хотя и в не той направленности.