***
Хосок оказывается возле двери Тэхёна как-то слишком быстро, он даже теряет всю собранность, хлопая себя по щекам, пытаясь собраться вновь. Время позднее, Тэхён уже должен спать, поэтому Чон осторожно приоткрывает дверь, ныряя в пропитанное младшим помещение, теряется в обстановке и путается в мыслях, направляясь к постели по памяти, даже не удосужившись включить свет. Тэхён не спит — попросту не может сомкнуть глаз от грызущей совести, подолгу проматывает в голове случившееся, винит себя и тихонько воет в подушку, пытаясь хоть так избавиться от раздирающей душу боли. С каждым днём концентрация боли становилась меньше, но никуда не уходила, расползалась по всему телу, грозилась когда-то поглотить полностью и погребать живого под землёй, без выхода и надежды на спасение. Его спасение приходит само — Тэхён отчётливо слышит проникшего в его комнату ночного гостя, замирает на постели, прислушивается. На Чимина не похоже, тот ходит вовсе не так, шаги тихие и медлительные, дыхание тяжёлое, непривычное. Кажется, что воздух резко перекрывают, Тэхёну катастрофически его не хватает, сердце ходуном заходится под грудной клеткой, проломать рёбра желает — и пусть, так хоть легче станет. Тэхён не понимает как, но узнает в госте Хосока, каменеет, открывает глаза в попытках разглядеть хоть образ любимого человека. Слышит глубокий выдох, разбирает в темноте покачнувшуюся в сторону двери фигуру, замершую нерешительно, и сам не замечает, как ловит Хоупа, тянет на себя и запах его втягивает жадно. Кима трясёт, сердце не перестаёт стучать, как сумасшедшее; боится руки разжать, потерять навсегда, дрожащими руками прижимает к себе слабо сопротивляющегося старшего, нутром молит не отталкивать. Пробравшись в комнату, Хосок вовсе растерялся. Он прекрасно помнит, где находится кровать Тэхёна, но не может подойти ещё ближе, порывается выйти наружу. Замирает на месте, прислушивается к себе, к своим желаниям, с ума сходить больше не хочет, и лишь от неожиданности происходящего начинает сопротивляться. Хосок чувствует дрожь второго тела, слышит судорожные и еле слышные просьбы не уходить, не узнает в этом мальчишке привычного Тэхёна — он будто вернулся во времена дэбюта, когда был напуганным пацанёнком, вздрагивающим от каждого незнакомого человека, почти не идущий на контакт, но так тепло улыбающийся, смотрящий так, будто душу свою тебе в руки вручает, просит беречь. Хосок не сберёг, позволил разойтись швам, начинает винить себя в состоянии младшего. Чон аккуратно выворачивается, садится рядом на кровать, обнимает Тэхёна и прижимает к себе, просит успокоиться. Шепчет много различных глупостей, даже пытается шутить, но получается из рук вон плохо, Тэ в его руках подрагивает, всхлипывает, Хосок ощущает, как намокает его пижамная рубашка. Поглаживая по голове, перебирая мягкие прядки и пропуская между пальцами, Хосок замечает, что это успокаивает Тэхёна, позволяет себе улыбнуться. Уходить от этого дрожащего комка сил нет, он забирается на кровать донсэна, тянет на себя, укрывает лёгким одеялом их обоих. Тэ успокаивается, перестаёт жаться ближе, и Хосок слышит мирное сопение и хлюпанье носа, не позволяет себе оставить Кима одного, сам не замечает, как засыпает с ним в обнимку.***
Выпутываясь из объятий, Тэхён долго сидит рядом на кровати и смотрит на Хосока, красота которого в который раз поражает до самых глубин сердца. Чон прекрасен, и внутренняя красота у него ещё больше, чем внешняя. Тэхён себе завидует, что влюбился в такого человека, но тут же мрачнеет, вспоминая, что его, должно быть, ненавидят. Ненавидящие люди так тепло не обнимают и не прижимают к себе. Тэхён не может разобраться в ситуации, он не в силах понять, почему Хосок пришёл, почему не убежал от него ещё когда Ким на себя потянул. Нет, он не ушёл, он остался рядом, успокоил, уснул рядом… Тэхён переполнен счастьем, и пусть ему больше не суждено нежиться в нём впредь, эта ночь навечно останется в его сердце и будет греть в особенно холодные ночи, освещать пасмурные дни. — Я люблю тебя, Хосоки-хён, — слетает с губ без сожалений, без страха, Тэхён делится своими чувствами с пусть спящим старшим, не может держать в себе. Пусть его не слышат, пусть его не примут, но он будет довольствоваться и тем, что уже имеет — большего и не нужно, если уж не суждено всё равно. — Прости за боль и неприятности, что доставил. Я ужасный донсэн, я не имею права пользоваться твоей добротой и теплом, не должен любить тебя, но эти чувства глубоко внутри, не вытянуть, да я и не хочу этого. Люблю любить тебя, пусть даже больно и ревностно, пусть ты не заслуживаешь такой любви, я не могу перестать чувствовать это к тебе. Тэхён не контролирует эмоции, позволяет слезам брызнуть из глаз. Говорит тихо, почти неслышно, шмыгает носом и рукавом глаза трёт, вздрагивает, когда поясницу обвивают тёплые руки. — Так это правда, мне тогда не послышалось, это был не сон, — улыбается Хосок еле заметно, прижимает к себе плаксу, вновь пытается успокоить. Понимает, что тому нужно выплакаться, отпустить свои мысли и переживания, качает на постели, как ребёнка, пересчитывает позвонки через лёгкую ткань рубашки. — Мне приятно от твоей любви, не бойся этих чувств. Пусть я и не до конца понимаю и разделяю твоих чувств, но я не хочу твоих слёз. Ты мой любимый донсэн, и ты это знаешь. Моя любовь не такая, она братская, но заботы во мне в разы больше, чем от какой-то другой любви. Я не позволю тебе плакать, считая себя какой-то обузой, это не так. Я очень скучал по тебе всё это время, переживал с самого прилёта тогда зимой, понять твоего поведения не мог… Ты вырос потрясающим мужчиной, но внутри остался всё таким же добрым и ранимым, мне больно осознавать, что твои слёзы из-за меня. Тэхён резко громко всхлипывает, глотает слёзы и утирает лицо, смотрит уверенно, даже несмотря на красные и опухшие глаза. Он боли Хосоку не хочет, никогда не хотел, не позволит себя так чувствовать из-за того, что Тэ эмоции одолели. — Я люблю тебя, хён, — впервые говорит это прямо в лицо, глаза в глаза, не опускает взгляда, выдерживает паузу, пугается, когда Хосок наклоняется и целует в краешек губ и улыбается устало. — Ты должен был сразу ко мне прийти и это сказать, не заставлять себя страдать. Извёлся весь, исхудал, — завёлся хлопотать мужчина, трогая щёки Тэхёна и оглаживая бока. — Дураки мы, оба. Я должен был понять раньше, что не всё так просто, что ты чувствуешь ко мне нечто подобное… — Ты не злишься, хён? — Больше нет. Я верю в твою искренность, да и, думаю, из нас двоих тебе хуже всего пришлось. Не держи больше ничего в себе, рассказывай мне. Договорились? — Тэхён неловко кивнул, щенячьими глазами на Хосока смотря. — Мы обязательно поговорим об этом ещё позже, нам нужно собираться на репетицию, да и остальные переживают. Я тебе после кое-что расскажу ещё, удивишься, — заулыбался к концу Хоуп, вспомнив о парочке Юнги и Чонгука, и, потрепав Тэхёна по всклокоченным волосам, направился на выход, не переставая ему тепло улыбаться. Тэхён закивал, провожая Хосока взглядом к двери, впервые за долгое время чувствуя себя переполненным счастьем до краёв — Хосок не отверг, он даёт надежду на будущее. Тэ будет беречь эту возможность, держаться за неё, за хёна, не позволит больше в себе разочароваться, Сонхёна к Хосоку не подпустит, вот уж нет.