***
Уже который день просыпаясь с головной болью, Хосок не находил себе места. Внешне он никак не изменился, нацепив фальшивую улыбку, но внутри разрывался на кусочки, всё время пытаясь слепить себя заново. Он строил теории и оправдания Тэхёну, вовсе вскоре придя к мысли о том, что младший находится в поиске себя и пытался с помощью Хосока понять свою сущность и внутренний мир. Но даже так, Хосок не мог справиться с разрастающейся дырой в груди. Что происходит, где он находится, кто рядом, всё в миг потеряло важность и перестало восприниматься в полной мере. Хосока интересовал лишь Тэхён. Украдкой посматривая со стороны, Чон избегал встречаться с тем лицом к лицу, быть в одном помещении наедине или же сидеть рядом. Внутри творился целый ураган из эмоций, желаний понять донсэна, что ускользал из поля понимания, загоняя позитивного Хосока в уныние. С того переломного момента прошла уже мучительная неделя, когда Хосок не мог заснуть до утра и всё думал. Аппетит пропал, но Чон заставлял себя есть, чтобы не вызывать подозрений у других и не терять сознания от истощения. Спал на ходу, тратил всё свободное время на музыку и танцы, пытаясь привычными способами отвлечься от мыслей и завалится спать от усталости. Мышцы ныли, душа ныла, соединяя в себе нестерпимые чувства. Хосок запутался сам в себе. Ещё на пятый день своего самобичевания Хосок не выдержал, решив поговорить с кем-то третьим. Образ Юнги сам по себе возник в подсознании. Кивнув самому себе, что обязательно поговорит с Мином в ближайшие дни, постарался лечь спать пораньше, предчувствуя часа три бессонницы, как минимум.***
Хосоку надоело ходить вокруг да около, он точно решил поговорить с Юнги, и пусть выбрал для этого не особо удачливое время, другого случая, когда он соберётся с силами, может и не быть. Выходя из собственной комнаты посреди ночи, даже не смотря на время и высвечивающиеся цифры на электронных часах, Хосок плетётся по их новому общежитию, ещё не совсем обжитому, но уже такому привычному. Каждый день они проходят этими коридорами, отдыхают и кушают здесь, что всё кажется таким привычно своим и родным. Проходя мимо комнаты Тэхёна, Хосок весь подбирается, с замиранием сердца тихо ступая по паркету, боясь дышать чуть громче, чем сейчас. Переступая с ноги на ногу очень медленно, максимально убирая своё присутствие в любых звуках, проскальзывает на кухню, судорожно доставая стакан со шкафа и набирая воды прямо из крана. Глотает ледяную спасительницу, успокаивает своё сердце, чтобы перестало так сильно биться, и отставляет посуду в мойку. Комната Юнги дальше всех, Хосок даже мысленно ругается на нелюдимость хёна, но вместе с тем рад — меньше любопытных ушей и глаз, которые могут быть свидетелями перелома самого позитивного участника. Хосок боится, ему неловко рассказывать кому-то ещё, но Юнги он доверяет, холодный разум и, пусть тщательно скрытая, доброта, дают надежду на то, что его не оставят одного с разбитыми в хлам чувствами. Заходя в комнату, Хосок даже не стучит, сам не знает почему. Растерял все нормы приличия? Возможно, но ему как-то не до них сейчас, да и Юнги, скорее всего, уже спит давно (на крайний случай только вернулся со студии, но это исключено, Хосок видел его в общежитии пару часов назад). Только сейчас осознав, что Мин может спать в это время, Хосок притормозил, но через мгновение вновь продолжил движение в полутёмной комнате, кутаясь в эту темноту, и надеясь, что не выдаст своих слишком явных эмоций даже в ней. Юнги встрепенулся, услышав размеренные лёгкие шаги постороннего, и, перевернувшись на другой бок, накрыл Чонгука, лежащего рядом, с головой, при этом ложась на него сверху под одеялом. — Молчи, — прошептал Юнги, обращаясь к парню под собой. — Не шевелись. — Юнги? — еле слышно позвал Хосок, но тут же встрепенулся, поправившись: — Юнги-хён? Юнги и не подозревал, что Хосок просто так объявится к нему в комнату в два часа ночи, чтобы поговорить о чём-то. Конечно, он замечал, что с ним что-то не так и время от времени он вёл себя чересчур странно, но ни в коем случае он не предполагал, что тот без стука зайдёт к нему в такое позднее время. Чонгук пыхтит под тяжестью тела хёна, сжимая тонкую ткань простыни в ладонях, пока тот самозабвенно притворяется спящим, развалившись звездой на его груди и упершись задом в пах. Чонгук терпит, когда седьмой позвонок Юнги утыкается ему в нос, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. — Хосок? Почему не спишь? — наигранно сонно спрашивает Мин, потягиваясь, ещё больше придавливая Чона к матрасу. — Ты разбудил меня. Что случилось? — Прости, я как-то не подумал… — тушуется Хосок, переступая с ноги на ногу, неловко чешет шею и всё же решается. — Кое-что случилось, и ты единственный, к кому я мог обратиться за советом. Хосоку неловко как никогда в жизни, говорить на тему Тэхёна слишком сложно и почему-то неправильно, но отступать ведь слишком поздно, к тому же… Ему нужна помощь. Чон с ума сойдёт, если ему не подскажут, как поступать далее. — Утро вечера мудрёнее. Бери пример с макнэ, они уже все поголовно спят. Давай поговорим завтра, Хосок. Сам знаешь, у нас репетиции с самого раннего утра начинаются. Тебе бы сейчас тоже не помешал сон, — говорит Юнги, при этом думая: «А мне — секс». Чонгук уже устал держать хоть и не такое тяжёлое, как могло бы быть, тело на себе, и воздуха уже конкретно не хватает, он цепляется рукой за бедро Мина в надежде переместиться хоть на миллиметр, чтобы вдохнуть желанный кислород, да так, чтобы Хосок не заметил. Атмосфера была напряженной, а Юнги ненавидел, чтобы кто-то рушил его планы. Обдумав приоритеты, быстро вынес свой вердикт явно не в пользу ночного гостя, озвучивая свой ответ: — Хосок, спокойной ночи, — намекает, чтобы тот вышел из комнаты. Хосок теряется, прекрасно понимая, что Юнги не рад его приходу, тем более в такое время. Как бы не хотелось выпалить свою причину, Чон прикусывает язык, не решаясь озвучить. С одной стороны он хочет рассказать, тем более Юнги явно трепаться не будет другим, но… Хосоку было страшно. Страшно увидеть отторжение от друга, непонимание его ситуации, дальнейший холод в ответ. — Прости, что потревожил. Спокойной ночи. Хосок говорит вяло, еле заставив себя произнести хоть слово, и печальный уходит. Плохая идея. Это явно была плохая идея под наплывом эмоций идти к Юнги посреди ночи, он ведь в другое время теперь не решится начать этот разговор. Как только дверь закрывается, Юнги переходит на другую сторону кровати, а Чонгук начинает жадно глотать воздух. — Какого хрена! Что ему так сильно было нужно от тебя в такое время? — Чон ругается, разминая конечности, которые затекли за это время. Ситуация была максимально неожиданной, но она быстро забылась, недовольный измотанный взгляд меняется на похотливый, когда Чонгук поворачивается на бок, кладя ногу на бедро Юнги. — Юнги-я… Ты же поможешь мне снять напряжение, верно? Он нежно проводит рукой по светлой коже парня и касается ладонью его щеки. Чонгук медленно приближается и легко касается губ, через секунду превращая обычный поцелуй в нечто большее. Хосок выходит за дверь, прислоняясь к ней спиной. Выдохнув и переведя дыхание, Чон потёр лицо ладошками, измучившись за последние дни сильнее, чем после трудных продолжительных тренировок. И что этот Ким Тэхён с ним только делает?! Ситуацию нужно точно решать, и раз уж с Юнги поговорить не удалось, а гормоны и желание успокоить себя никуда не делись, нужно идти к Тэхёну и задать ему трёпки! Вздумал с хёна подшучивать, использовать, так пусть и берёт на себя ответственность за его нервы. Хосок ему ещё устроит сладкую жизнь, пусть только попробует что-то отрицать. Уже собравшись двинуться к Тэхёну, Чон услышал голоса, доносящиеся за дверью. За дверью, возле которой он стоит. Возмущённый голос Чонгука (Хосок был просто уверен, что это макнэ) никак не вписывался в ситуацию, картинка никак не хотела появляться в голове. Прислушавшись, прижавшись ухом к двери, Хосок пропустил смешок, а улыбка сама полезла на лицо. Вдруг появилось желание забежать обратно в комнату Мина и сказать что-то в стиле «ха-ха, попались!», и Хосок бы сделал, создал бы кучу шума, смеясь с ребят и подкалывая. Интересно, Юнги сильно разозлится? Определенно, да, но как-то Хосоку не хотелось получить от друга, хотя никто не запрещал днём как-то намекнуть на подобное, посмотреть на реакцию этих кроликов. Ещё немного постояв под дверью, Чон направился выполнять свой план, уже даже как-то остыв со своей злостью на Тэхёна.***
Чонгук никогда не признает, что любит Юнги, как парня. Он уже который месяц убеждает себя в том, что это лишь влечение, и к чему-то глобальному никогда не приведёт. Но глядя в его глаза, он сомневается абсолютно во всём. С губ срывается стон, когда Мин, не церемонясь, начинает поглаживать его по внутренней стороне бедра, постепенно поднимаясь к паху, возбуждая до предела. Чон зарывается руками в волосы, немного грубо приближая его лицо ещё ближе, так, что лбы их столкнулись, и тихо проговорил: «Сегодня я, забыл?» Он встаёт на колени по обе стороны от бёдер парня и нависает над ним, начиная целовать, попутно опускаясь от шеи к груди. Юнги вовсе не возражает неформальности от Чонгука, сейчас не до этого, когда этот большой ребёнок нависает над ним и с похотливым взглядом целует. Юнги млеет, как школьница, забывая обо всём на свете. Как они вообще докатились до такого — он не знает и не хочет разбираться, но секс с Гуком куда лучше обычной дрочки. Даже не так — секс с Гуком лучше любого из его прошлых опытов. Чонгук не неженка, он взрослый парень, который выше и шире самого Юнги, и пусть зачастую ведёт себя, как ребёнок, в постели он превращается в большого ненасытного монстра, полностью умеющего удовлетворить желания Юнги. Как дошло до того, что суровый Шуга смирился с позицией снизу, даже не стоит разговоров, когда неопытный, но такой страстный Чонгук, начинает брать лидерство. Он сводит с ума своими губами и руками, Юнги хочется не сдерживаться и стонать в голос, извиваться и поддаваться. А в следующий раз он возьмёт этого ребёнка сам, впитает в себя его желание и вернёт с удвоенной силой. Чонгук коварен, он медлит специально, заставляя каждую клеточку тела хёна содрогнуться в который раз. — Мммм… хён… тебе нравится? — парень ведёт языком, скользкой дорожкой вырисовывая узоры на впалом животе. Чонгук остановился у паха, погружая его член в свой горячий рот. Он сомкнул губы и начал ритмично двигаться, помогая рукой и исподлобья смотря Юнги в глаза. Расслабил горло, позволяя парню двигаться в нём, чувствуя, как орган упирается в мягкие стенки, заставляя слёзы литься из глаз. Но Чонгуку нравится, он будто опьянен этим ощущением и желанием удовлетворить хёна. — Ты меня с ума сведёшь, — Юнги прикусил губу, стараясь не издавать слишком громких звуков. Чонгук горячий и упорный, от одного вида на него хочется просить приступить к самому главному, Юнги теряется в ощущениях, его кроет, заставляя толкаться в рот Чона сильнее. Там влажно и горячо, Юнги прикрывает глаза и не может сдержаться, кусая уже свою руку. — Мелкий… Чонгук… Как же хорошо, — шепчет с придыханием, глотает стоны и извивается, зарываясь пальцами в копну тёмных волос. С Чонгуком хорошо, с ним хочется отбросить всё на свете, забыть о тревогах, о том, что на них висит огромный долг перед миллионами фанатов, забыть о неудачах и недописанной песне, дожидающейся его в студии, а ещё о том, что они делают нечто аморальное. Юнги нравится Чонгук, он ему давно понравился, ещё когда был маленьким и нескладным, но с потенциалом и рвением трудиться и работать над собой. Юнги нравятся такие люди, он готов наблюдать за успехами Чонгука, улыбаться вместе с ним или плакать, но лучше всё же первое. Юнги готов пойти на риск, он уже на него пошёл, нарушил собственные устои и теперь жадно отдаётся другому мужчине, видя в нём не просто идеального партнёра, а милого паренька, заставляющего сердце трепетать каждый раз, когда они вместе, когда касаются друг друга, когда Чонгук ловит его губы и улыбается своей кроличьей улыбкой. Юнги терпеть не может рамки, он себя в них загонять не будет, он продолжит дарить тепло этому ребёнку, так в этом нуждающемся, взамен получая отдачу и столько любви, которой Шуга ранее никогда не испытывал в таких объёмах. Юнги любит музыку, он весь в ней, но Чонгук рядом — и эмоции превосходят в несколько раз. Чон пытается сблизиться, Юнги это видит, но идёт на контакт только когда никто не видит, он не хочет разглашения, он хочет быть с Чонгуком долго и как можно теснее, сильнее, чтобы в груди сердце колотилось не только в период совокупления, он просто хочет… любви? Юнги не знает и знать не хочет, он просто отдаётся и идёт на поводу желаний, поддаётся на действия Чонгука и без зазрения совести пускает в свою комнату, в свою постель, в свою душу, — там для Гука своё особое место имеется, Юнги бережно оберегает его, не позволяет оставаться одному, и всё равно, если в ответ к нему не тянутся, он будет беречь тепло и нежность, только Чонгуку будет открываться, перед остальными держаться стойко и, если нужно, притворяться. Чонгук же вовсе не такой уж незрелый и пылкий, каким может показаться. Он собран и спокоен, как летний ветер в период засухи. Он лишь прячет своё истинное лицо под маской наигранной наивности. Но стоит Юнги остаться с ним наедине, Чон не может совладать с собой. Он хочет сжечь Мина в своих чувствах, как разочаровавшийся композитор в огне нотную тетрадь, пуская по ветру пепел, чтобы не оставить и следа. — Я люблю тебя, — шепчет с придыханием, оставляя влажный поцелуй на ключице Мина. Слова срываются сами собой, но обдумывать их не приходится, Чонгук рад, что смог, наконец, их произнести, даже если момент не столь удачный, скорее всего, да и Юнги не тот, кому нужны подобные фразы. — Не нужно этих громких слов, — прикрывая глаза, шепчет в ответ Юнги. Он не хотел этого слышать, хоть и понимал, что когда-то наступит этот момент. Нет, это не любовь, они просто зависимы друг от друга, не более. Он тонет в этой пучине, будто в сыпучих песках, уверяет сам себя, что это не настоящие чувства, но не может сдержать улыбки, наслаждаясь любовью. — Я просто знаю это, Гуки.