***
Чимин смотрит на мерцающие звёзды, раскиданные аккуратными маленькими жемчужинками по иссиня-чёрному небосводу; нет ни облачка. Лишь одинокий полумесяц, да окружающие его звёздочки. Всё это так до безумия красиво и завораживающе, что Чимин, раскрыв рот, наблюдает с какой-то жадностью, не в силах оторвать взгляда от сей прекрасной картины, вдруг представшей перед ним. Чарует. Влюбляет. Сводит с ума. Пак вновь просыпается поздно ночью, наблюдая за небом. Всё из-за повторяющегося сна, в котором ему снова и снова является один и тот же человек. Юнги. И он выглядит так реалистично, что Чимин думает, будто он, проснувшись, часто дыша, словно лишённый кислорода на несколько часов он вынырнул из глубин океана и оказался на самом деле во сне, а не у себя в комнате. Но, увы, это реальность. Прекрасны бывают лишь сны. Особенно если в этих снах присутствует Юнги. Просыпаться посреди ночи стало нормой. Главное только понять, где ты сейчас: во сне или наяву. Смотря на ночной пейзаж за окном, Чимина вдруг посещает мысль о Юнги: как он там, скучно ли ему или, может быть, одиноко? Написать Мину сообщение было самой адекватной идеей из всех, что лавируют мощными потоками в его мозгу, мешая сконцентрироваться на какой-то одной. Одна из них была на сто процентов провальной и вообще бредом сумасшедшего: прийти прямо сейчас к Юнги и спросить, как он там поживает. И как Пак это себе вообще представляет? — Привет, Юнги-я! Я тут пришёл, чтобы узнать, как твои дела. Остроумно. Про охрану в школе тот вообще не подумал, умничка. Так, ладно, просто признаем, что идея с визитом в два ночи — полный бред. «Привет. Извини, что пишу так поздно. Я просто соскучился. Мне так хочется увидеть тебя, обнять… Покушать с тобой тот тортик, вместе погулять и поговорить обо всём на свете, сидеть в чулане и смотреть на цветные пятна от дискобола, переплетая пальцы. Хочу смотреть вместе с тобой на звёзды, пытаясь сосчитать их; сбиваться, но вновь начинать. Это всё так уютно, по-домашнему. И именно так я хочу — по-домашнему. Юнги, ты мне…» Чимин останавливается и перестаёт печатать, медленно осознавая, что несёт его далеко, совсем не в ту степь, и, да, он, чёрт возьми, влюбился. И это даже не человек — это призрак, которого Пак не может увидеть. За такой короткий промежуток времени Юнги успел стать для Чимина тем, кто всегда выслушает, поймёт, успокоит и будет верить в него. Мин тот, кого Чимин боится потерять, потому что привязался к нему. Привязываться, на самом деле, опасно. В любой момент ты можешь остаться один, а человек, которого ты любил всем сердцем, плевал на тебя с высокой башни. Отвратительно. Строки безжалостно удаляются друг за другом. «Потому что это глупо, — думает Чимин, боясь потерять только обретённого друга». Наверняка Мин, если получит сообщение подобного содержания, подумает, что всё это слишком странно. Да, так и есть. Это действительно странно и глупо. Ведь Чимин только что чуть не признался ему, на полном серьёзе собираясь отправить Юнги это сообщение. Нельзя говорить об этом. Это неправильно. Неуверенность — человеческий фактор, присущий каждому. Кажется, у Чимина это чувство превращается в постоянное состояние.***
На следующий день Чимину как-то неудобно. Такое чувство, будто он действительно отправил Юнги то злополучное сообщение, которое выдало бы Пака с потрохами, а он этого не хочет. Светловолосый даже подумал, что не пойдёт сегодня к Мину, но потом мысль о том, что он обещал заходить каждый день после уроков, а если что-то шло не так, то приходить и предупреждать, ударила в создание, заставив передумать. Потому что Юнги ждёт. Преданно ждёт того момента, когда дверь в тёмный чулан наконец откроется, тихонько проскрипев, впуская всегда улыбающегося ослепительной и искренней улыбкой Чимина. Если последний вдруг увидел бы в этот момент лицо Юнги, то точно подумал бы, что его друг явно крышу свою уехавшую догоняет. Потому что улыбка от уха до уха и взгляд такой заботливый выглядели бы странно. Всё-таки, у привидений есть плюсы. Хосок сегодня весь день какой-то кислый, чему Пак бесконечно удивлён. На вопросы «Хо, что с тобой?» или «О чём задумался?» Чон лишь отмахивается и продолжает сверлить своим пустым взглядом стену или доску в классе. Как бы Чимин не веселил друга, какие бы шутки Чимин не шутил — ничего не помогало. Даже если он будет прыгать с бубном перед Хосоком, вряд ли тот хотя бы улыбнётся. Видимо, искусство веселить людей лишь одной своей даже самой провальной и дурацкой шуткой принадлежит только одному человеку — Хосоку, то есть солнышку, которое сейчас мрачнее тучи. — Что случилось, Хосок? — дёргает его за плечо Чимин. — Может, скажешь уже? — Чиминни, это неважно, поверь, — бубнит Хосок, хмурясь ещё больше. А Пак думает, что его другу не идут морщины на лбу и опущенные уголки губ. Как-то светловолосый привык, что Чон всегда улыбается и смеётся. — Я правда за тебя переживаю, Хо, — Пак пытается заглянуть другу в глаза, но бесполезно. Взгляд его нечитаем, туманен. — Потом. И ни слова больше. Чимин обиженно цокает и раскрывает учебник физики, повторяя теории и формулы, что задали выучить на дом. Обидно на самом деле. Теперь Пак понимает, каким же ужасным другом был (и есть сейчас) он сам, скрывая от Хосока свои «похождения». Однако после уроков Хосок с весёлым выражением лица подбегает к Чимину сзади, вскрикнув «бу» и заливисто рассмеявшись из-за реакции Пака. Тот дёргается, громко выдыхая, сдерживая вскрик; учебники, находящиеся в руках светловолосого, падают на пол. Их хозяин сначала хочет высказать недовольство в сторону потревожившего его человека, но как только слышит смех, который узнает из тысячи, улыбается, поднимая учебники с пола. — Значит, ты больше не угрюмая туча? — усмехается Чимин, попутно убирая книги в свой шкафчик. — А? Ага, — улыбка Чона от уха до уха, а его радости нет предела. — Ты такой счастливый, буквально светишься. Что, предложил-таки той девушке встречаться? — Пак на секунду вглядывается в лицо друга, улавливая в его взгляде хитрость. Что-то он скрывает. Чимину, конечно же, хочется узнать, но, если Чон откажется говорить, он не будет настаивать. Потому что сам скрывает от него кое-что. А точнее кое-кого. — Ну, можно и так сказать, — загадочно тянет Хосок, хлопая светловолосого по плечу. — Ты сегодня снова убегаешь? — Мм, да… А что? — Чимин закрывает дверь шкафчика и кладёт ключи в один из карманов своего рюкзака, ожидая вопросов по типу «может, скажешь уже, куда ты ходишь или к кому?» — но тех не следует. Хосок сегодня и правда очень странный. — Тогда я сегодня снова иду один домой, — в тоне Чона можно уловить еле слышную грусть, но не обиду, как это бывало частенько раньше. — Ну, пока тогда. До завтра! Хосок вновь улыбается, убегает и машет на прощание другу рукой. «Он сегодня очень странный, — заключает Чимин и медленно бредёт в сторону спортзала, думая, о чём поговорить с Юнги».***
«Я уж думал, ты не придёшь, — читает Чимин с экрана своего телефона, который он достаёт уже по привычке, и улыбается». — Я бы предупредил тебя об этом. Я не мог не прийти, ведь весь день думал о тебе. «Что?» — Что? «Не прикидывайся. Если ты меня не видишь, это ещё не значит, что я ничего не слышу. Думал обо мне, говоришь?» Чимину сейчас максимально неловко. Вот почему он не может контролировать себя и вырывающиеся из него против его же воли ненужные слова, по сути являющиеся мыслями, оглашать которые лучше не стоит. Но Чимин не будет Чимином, если не ляпнет чего-нибудь лишнего. Так что приходится выкручиваться. — Ну, просто… Я думал о том, как ушёл в субботу. Мне тогда ещё мама звонила. Я так беспардонно сбежал, оставив тебя одного в твой же день рождения. Думал, не обижаешься ли ты, — быстро проговаривает Пак, чтобы поскорее забыть об этом. Можно сказать, он особо-то и не обманывает сейчас Юнги. Он лишь скрывает ту часть правды, которую Мину знать не обязательно. «А ещё ты хотел мне что-то сказать, но не договорил». Юнги прямо давит на Чимина, буквально вынуждая того выложить всю правду, как на блюдечке, и Мин наверняка пожалеет, что вообще начал спрашивать об этом. «Нельзя разболтать всё по глупости своей, Чимин, — шепчет что-то Паку, и тот решает, что самое время применить своё великолепное актёрское мастерство». — Да? Я не помню уже, если честно, — глупо улыбается Чимин и смотрит в экран телефона, боясь посмотреть перед собой, будто он столкнется взглядом с Юнги. Если он посмотрит ему в глаза, то вряд ли сможет сказать что-то ещё. К слову, актёр из Чимина никакой. «Всё ты помнишь, я же вижу, — думает Мин, в упор глядя на парня, — говорить просто не хочешь». — Я уверен, что это было неважно. Тем более, если я не помню, значит точно неважно, — наступает непродолжительная тишина, и Чимин решает её разрушить, потому что неловкость в общении — чертовски ужасное и неприятное чувство. — Вот ты знаешь обо мне всё. Я тебе даже рассказал, как подглядывал за девочками в детском саду! А ты почти ничегошеньки мне не рассказываешь. Я же тоже хочу знать о тебе больше, чем имя и возраст. «У меня не такая уж и интересная жизнь, чтобы что-то тебе рассказать. Даже если и есть, что поведать, то не уверен, что о таком разговаривают с друзьями». — Ну, расскажи! — вдруг оживляется Чимин. — Юнги, пожалуйста! Я правда хочу знать. Друзья для того и нужны, чтобы делиться с ними всем, даже своими самыми неинтересными моментами жизни. Брось ты, в жизни каждого человека происходит хоть что-нибудь интересное, уверен, и у тебя есть. «Мм… С чего начать? Ну, в седьмом классе меня и ещё нескольких учеников, учившихся со мной в параллельном классе, запалил учитель по физкультуре с сигаретами за школой. Тогда мне влетело больше всех. А самое обидное знаешь что? Идея была не моя, так же, как и сигареты. Всё это вообще придумал какой-то левый парень, а потом ещё притворился бедной овцой, что, мол, его заставили. Некоторые отвертелись, а у некоторых вызвали родителей. Я невезучий, поэтому в школу вызвали моих родителей. Я помню, как на меня кричал отец, а мать молча смотрела на меня с осуждением и разочарованием в глазах, покачивая головой. И это было даже больнее, чем крики отца. Из-за этих взглядов матери я действительно чувствовал вину. Они попадали точно в цель, заставляя чувствовать колющее чувство вины. С тех пор я даже в руки не брал эти чёртовы сигареты». — Воу, — только и смог выдать Чимин. В голове — тысяча и одна мысль и столько же вопросов, но ничего из этого он озвучить не мог. «И ты всё ещё считаешь, что о таком разговаривают друзья? Ты уверен, что хочешь слышать что-то ещё о моей жизни, такой непримечательной и скучной?» — Я определённо хочу узнать ещё. И никакая у тебя жизнь не скучная, — протестующе произносит Чимин. — Это я, оказывается, скучно живу. Ничего такого «вау» в моей жизни не происходит, чтобы я мог рассказать тебе. «Ну, не знаю. Если бы у меня был выбор, кем быть в этой жизни, между человеком и камнем, то я выбрал бы камень». — Странное, однако же, сравнение, — усмехается Чимин, ненадолго замолкая, будто о чём-то размышляя. И вдруг выдаёт странное: — но тогда мы бы не встретились. «Раз уж нам суждено было познакомиться, то ты тоже был бы камнем и лежал бы рядом со мной». Звучит смешно. А ещё глупо. Чимин начинает смеяться, не в силах произнести ни слова. А Юнги говорил, что шутить не умеет. Если Мин не умеет шутить, то тогда Чимин отличный актёр. Однако слова Юнги имеют немного другой смысл. И, кажется, Чимин вдруг его понял, постепенно замолкая. На секунду в воздухе виснет звенящая тишина. Чимин готов поклясться, что у него в ушах до сих пор звучит его же смех. — Мм, Юнги, — начинает неуверенно Пак, — а твоя мама всегда была такая строгая? «Ну, как сказать… Я вообще не помню, чтобы мама на меня кричала. Да, она в принципе на меня не кричала никогда. По крайней мере, я так помню. Она считает, что я должен сам понять и осознать свои ошибки. Роль того, кто ругал меня, играл скорее папа, нежели мама. Ей я мог доверять какие-то свои секреты. Ну, как секреты? Пожаловаться на свою жизнь я ей мог в общем-то или на учителей и предстоящие экзамены. Она всегда меня утешала и во всём поддерживала. Отец, конечно, тоже помогал мне, чём мог, но часто находился во всяких разъездах и командировках, поэтому… В общем получилось так, как получилось». — А как её зовут? «Мин Хансу». — Красивое имя…***
— Мин, — бубнит себе под нос Чимин, одновременно вбивая в поисковой строке запрос, — Хансу… Какой же у вас номер телефона? — к удивлению Пака на первом же сайте были размещены контактные данные матери Юнги. Парня это, конечно, удивило, однако, просмотрев содержимое сайта, он понимает почему. Этот сайт был создан с целью сбора средств на поддержание жизни Юнги, отдалив сроки отключения его от аппаратов жизнеобеспечения. Но самое странное то, что сайт до сих пор был действителен: деньги можно выслать на указанный номер кредитной карты, а по каким-либо возникшим вопросам звонить по номеру мамы Мина, указанному выше. — Юнги, а ты не рассказал мне многого, — прошептал Пак, записывая номер телефона Мин Хансу и решая позвонить ей завтра после уроков. «Придётся забежать к Юнги и сказать, что у меня вдруг появились неотложные дела, — думает Пак, выключая компьютер за ненадобностью. — Ага, вдруг. Внезапно».***
— Привет, Юнги, — Чимин мнётся у входа, держа в руках телефон. «Привет. Ну, чего ты стоишь, мелкий, входи». — Эм… Тут такое дело… «Я понял. Иди». — Чт… Ты не обижаешься? — спрашивает Чимин, нахмурив брови. Это не тот вопрос, который он хотел задать первым. Первый, вообще-то, звучал как-то так: «Как ты, чёрт возьми, всё понял, если я даже ничего толком не успел сказать?» «Ну, а что мне обижаться? Я твоя девушка что ли? Ну, появились у человека дела. Разве я должен за это винить тебя?» — Ты прав. Я приду завтра? — Пак почему-то спрашивает, а не утверждает. Боится, что ему откажут? Возможно. «Я всегда жду тебя. А теперь иди. Я вижу, ты торопишься. Пока». — Пока… Чимин уходит, а перед глазами всё стоит это «я всегда жду тебя». Юнги ждёт его. И ни за что не оставит. По крайней мере не сделает это первым. Этот парень, Чимин, успел стать всем для него, а зависеть от общения с ним стало нормой. До мозга костей романтично. И драматично. Ах, да, и глупо. Потому что это совсем не те чувства, которые Юнги должен испытывать по отношению к этому светлому мальчишке.***
Пак всё боится, что Юнги не вовремя узнает о его небольшом плане, который вполне себе может провалиться, учитывая везучесть светловолосого. Кусая губы, Чимин закрывает свой шкафчик и неуверенно, даже с каким-то страхом, звонит маме Юнги. Гудки звучат один за другим, соединяясь в единую мелодию того самого мучительного ожидания и надежд на что-то хорошее. Будто этот звонок поставит последнюю точку в судьбе Пака. В чём тот, кстати, мало сомневается. Но трубку поднимают спустя несколько секунд. — Слушаю. Кто это? — из динамика слышится довольно приятный женский голос. У Чимина по спине пробегает табун мурашек, а в голове мысль: «Если я облажаюсь, то Хосок по моему желанию сможет меня закопать?» — Эм, — словарный запас Пака состоит сейчас из «извините, я придурок» и «я, кажется, влюбился в вашего сына, что мне с этим делать?», но ничего из этого, исходя из логических рассуждений, не закончится добром. Поэтому Чимин выпаливает первое, что приходит в голову: — Это вы мама моего друга? — Какого ещё друга? Извините, вы можете сказать конкретнее? — в голосе Хансу слышалось недоумение. Чимин может поспорить, что та нахмурила брови. И тут он понял, какую же хрень только что сморозил. — Ох, извините! Я имел в виду, вас зовут Мин Хансу? — Да, это я, — женщина тихо вздохнула. — С кем я говорю? — А, да… Меня Чимин зовут, я хороший друг вашего сына, Мин Юнги. — Я не знаю никого из друзей моего сына, кто носил бы имя Чимин. Мой Юнги всё рассказывал мне, а всех его друзей я знаю лично. Могу ли я вам верить? — Хансу очень остро реагирует на всё, что связано с её сыном, поэтому не может так спокойно говорить на эту тему с тем, кого она не знает. — Да, конечно! Просто, — Чимин вдруг запнулся, усиленно соображая какую-нибудь красивую историю его с Юнги знакомства, — просто мы с Юнги познакомились совершенно недавно, поэтому, наверное, он не успел ещё вам рассказать обо мне. О Господи. Из динамика послышался кашель, и Чимин вновь понял, что сказал ещё большую глупость, чем та, что была до этой. — О боже мой, извините! — чуть не закричал в трубку Пак, начиная зачем-то кланяться. Наверное, это стало рефлексом. — Я несу такой бред, потому что очень переживаю! Просто… Ах! Я познакомился с Юнги в торговом центре около двух лет назад. Мы успели обменяться номерами и погулять пару дней. Потом, в силу обстоятельств, мне пришлось покинуть Кандонгу, а когда я приехал сюда вновь и вспомнил о нём, решив позвонить, то Юнги не отвечал на мои звонки, поэтому я… — Я поняла вас. Давайте поговорим с глазу на глаз, за чашечкой кофе или чая. Не хочу обсуждать это по телефону. Поймите меня, Чимин. — Да, я понимаю. Вы можете обращаться ко мне неформально, если вам так будет удобнее, — как бы между делом говорит Чимин, мысленно уже ликуя о том, что план, кажется, удался. — Да, конечно. Адрес и дату пришлю сообщением. До встречи, Чимин. — До свидания, миссис Мин. Когда Пак убедился, что вызов отключен, то заверещал от радости, задевая локтём один из открытых шкафчиков, тут же шипя от боли. Но сейчас не это главное. Ему поверили. У себя в голове он уже мысленно успел станцевать сто и один победный танец и наградить себя оскаром за невероятное, просто умопомрачительное, актёрское мастерство. Непризнанный актёр, чьи таланты навсегда останутся в секрете. Или просто ещё одна история о невероятном везении.***
Когда вечером Чимин прочитал сообщение с адресом и датой от миссис Мин, то понял, что ужасно нервничает уже прямо сейчас, находясь у себя в комнате. Что будет, когда Пак, сидя напротив Хансу, будет разговаривать с ней глазу на глаз без возможности сбежать или провалиться сквозь землю? И это случится уже завтра. Как раз, кстати, после уроков. «Чёрт, — думает Пак, ударяя себя по лбу, — мне придётся снова сбегать от Юнги! Господи, я просто не смогу снова прийти туда и сказать, что у меня и сегодня появились дела! Он может подумать, что я избегаю его. А если я отправлю ему просто сообщение, он не обидится?» Ночью Чимин плохо спит, переворачивается с боку на бок, вздыхает и смотрит в щель между шторами, откуда видно ярко-синее небо, усыпанное звёздами, что светят Паку холодным светом. Чимин снова вздыхает, вспоминая идеальные черты лица Юнги на той фотографии: его лёгкую улыбку, лисьи глаза и бледную кожу. От его красоты можно умереть. И как бы сильно Чимин не был влюблён в Мина, он с каждым разом влюблялся в него всё больше и больше, окончательно теряя голову, захлебываясь в этих никому не нужных чувствах.***
— Чиминни, — загадочно произносит Хосок, подойдя к Паку, когда тот убирал учебники в шкафчик. Какое совпадение, — я хочу тебя кое с кем познакомить. — Это та девушка? — спрашивает Пак, не глядя на друга. Потому что если он сейчас высунется из шкафчика, все учебники полетят прямо на него. — Нет, — лукаво тянет Чон. — Подожди, Хо, ты что же, нашёл мне замену? — наигранно обижается Пак и захлопывает шкафчик, дуя губы и складывая руки на груди. — Что? — хмурится на секунду Чон, а потом вдруг смеётся. — Нет, ты чего! Я просто так рад, что у меня появился в этой школе ещё один друг! Просто, сколько я себя помню, никто не хотел со мной общаться, а тут появились такие замечательные друзья, как ты и тот, с кем я тебя хочу познакомить. Он замечательный, Чиминни! Я уверен, вы подружитесь. — Ну, давай, не тяни кота за хвост, — усмехается Пак. Хосок хватает стоявшего рядом с ним шатена за локоть, притягивает к себе, трепля его волосы. Тот шипит недовольно, толкает Чона в бок и отходит от него вправо, смущённо поправляя очки в чёрных оправах, съехавшие на кончик носа, с любопытством поглядывая на Чимина из-под густых ресниц. Пак быстро оглядывает незнакомого парнишку. Видно, что он младше Хосока и Чимина на год-другой. Шатен выглядит довольно мило в этих нелепо больших очках и идеально выглаженной школьной форме; большие выразительные глаза, пухловатые губы и розоватые щёки — всё это, несомненно, придаёт ему какой-то особенный шарм. — Чиминни, это Ким Тэхён. Тэхён-и, это Пак Чимин, — радостно произносит рыжеволосый, кинув взгляд на Тэхёна. — Приятно познакомиться, Чимин-хён, — мило улыбается шатен, протягивая свою руку Паку для пожатия. — Взаимно, Тэхён, — Чимин дарит парню в очках ответную улыбку и жмёт его руку. Звенит звонок на урок, и Тэхён говорит быстро что-то Хосоку, почему-то заметно смущаясь, и перед тем как убежать, прощается с Чимином, вновь называя его хёном. Когда Тэхён скрывается за поворотом, Пак спрашивает: — Хо, он что, младше нас? — Ага, на два года, — кивает Чон, не переставая улыбаться. — Почему этот малый такой смущённый, м? Хосок, твоих рук дело? Знаю я тебя. Не смей его портить, ему всего лишь пятнадцать, хей! — Пак легонько стукает друга в плечо. — Чува-ак, — тянет Хосок ты-что-мне-не-доверяешь тоном и закидывает руку на плечо друга, — ты говоришь так, будто я с ним встречаюсь или учу извращениям! — хохочет Чон, хватаясь за живот и наигранно смахивая слезу. Ещё один непризнанный актёр. — Он просто новенький тут, а ещё очень застенчивый и, представляешь, боится подойти и спросить, где находится нужный ему кабинет! А я заметил его смятение, подошёл к нему, ну, и… Помог ему разобраться в нашем школьном лабиринте, ха! И вообще, чего ты хочешь от ребёнка? Ему всего лишь пятнадцать, хей! — пародирует друга Хосок, смешно изменяя голос. Чимин громко смеётся, даже слишком, сгибаясь пополам. Да, Хосок хорош в шутках — с ним со скуки не помрёшь. — У меня репетитор через полчаса, — медленно произносит Чимин, собираясь улизнуть. Если он снова скажет, что уходит к Юнги, то, думается Паку, Хосок его разорвёт на кусочки. Потому что сколько уже можно прятаться по углам. — Окей, без проблем. Я всё равно жду Тэхёна сегодня, у него ещё один урок. Так что я не смог бы пойти с тобой домой. Извини, я уже обещал ему, — спокойно произносит рыжеволосый. — Всё-таки нашёл мне замену, а! — щурится Чимин, нарочито обидчиво фыркая. — Ладно, я пошёл. До завтра. — Ничего подобного! Пока!***
Чимин медленно перебирает ногами, смотря себе под ноги. В наушниках играет расслабляющая музыка. Парень пытается отвлечься от своих мыслей, вслушиваясь в мелодию и приятный тихий женский голос, но получается не полностью. Потому что мысль о том, что Пак может облажаться и упасть в глазах мамы Юнги, не даёт ему спокойно жить. Он кусает губы, вновь вспоминая о своих сказочных способностях портить всё на свете и говорить всякий бред, не контролируя свой язык. Пак вздыхает и, прикрывая на секунду глаза, переключает песню на более весёлую. Солнце светит в глаза, заставляя парня сощуриться, стоит ему посмотреть на него. И вспомнить Хосока. Чон не может не ассоциироваться с солнцем, ведь сам он как солнышко одаривает всех вокруг своей нескончаемой энергией позитива, как бы говоря при этом: «Забудь все свои придуманные или действительно существующие проблемы, в будущем всё будет хорошо». Чимин бесконечно благодарен судьбе, что та познакомила их однажды, и очень ценит дружбу с ним. На ум вдруг приходит Тэхён. Кажется, что тот полная противоположность Хосока (так же, как и Чимин, собственно). Да, знакомство с Тэхёном было довольно… Странное? Неловкое? Скорее да, чем нет. Конечно, зная Хосока и его специфичную гиперактивность и неземную любовь ко всему, что окружает его, то смущённого Тэхёна можно в счёт не принимать. Особенно если вспомнить при каких обстоятельствах сам Чимин познакомился с Чоном. Вдруг Хосок во всех, с кем хочет познакомиться, кидает камасутру? Да и неизвестно, чего там Хосок наговорил Тэхёну, что тот был такой смущённый, но однозначно что-то относительно нормальное, иначе тот и не подумал бы даже продолжать начатый разговор. А Чимин уверен, что первым заговорил Чон. Пак так до конца и не понял, почему улыбка Хосока заставила его, Чимина, сказать в ответ своё имя. На самом деле, Хосок просто хорошо умеет располагать к себе людей. Чимин сидит на остановке и смотрит в сторону приближающегося автобуса. Паку нужно пройти две остановки, но время начинает поджимать, поэтому он решил, что стоит проехаться разок на общественном транспорте. Зато проявит свою пунктуальность, вовремя явившись к маме Юнги. Приближающийся автобус оказывается подходящим, и Чимин быстро заходит внутрь, усаживаясь на место возле окна. Оплатив проезд, Пак опирается лбом об окно и смотрит за проносящимися мимо зданиями магазинчиками, жилыми домами, киосками. Этот район, Кандонгу, действительно намного спокойнее, чем Янчонгу. Всё тут словно замедляет свой ход, даже время будто течёт медленнее, тянется, как резина. Чимин до сих пор не привык к этой размеренной жизни, ведь даже сейчас он торопится. И, кстати, часто делает это напрасно. Как по привычке. Когда он жил в Янчонгу, спокойно и размеренно шагать по улицам он мог лишь вечером, отправляясь гулять с плейлистом из любимых песен. Именно тогда он мог почувствовать истинное спокойствие, уединение и удовлетворение: никуда, наконец, не бежать, в страхе боясь потерять чьё-то доверие и свою репутацию пунктуального мальчика. Наверно, из-за этого Пак мог вернуться домой за полночь, напрочь забывая о всех своих проблемах, делах и обязанностях. Эти моменты очень ценны для блондина, и он хранит их как зеницу ока. Так много мыслей остаётся после прогулки наедине с собой — есть над чем подумать. Автобус останавливается. Люди начинают выходить, за ними и Чимин. Парень оказывается на улице и смотрит по сторонам, вспоминая, куда ему идти. Посмотрев на экран телефона, он убедился, что у него в запасе ещё двадцать минут. Улыбаясь чему-то, Пак заворачивает во двор, где живёт сейчас миссис Мин, и шагает к нужному подъезду. После короткого стука в дверь слышится торопливое «открываю, открываю», а в следующую секунду перед Чимином стоит улыбающаяся хозяйка квартиры. Выглядит она молодо, может быть, ей около тридцати семи лет. Черты её лица красивы и плавны: аккуратный нос, выразительные глаза цвета горького шоколада, немного впавшие щёки, точёный подбородок и красиво очерчённые скулы. Чёрные, как и у Юнги, волосы собраны в хвост. Одета Хансу в домашнее платье синего цвета в бледно-розовый мелкий цветок, а поверх него белый фартук. В руках у неё — маленькое махровое полотенце. — Привет, — улыбается женщина, вытирая руки, — Чимин, верно? Пак зависает на секунду, но, услышав своё имя, тут же выпрямляется и смотрит уверенно, насколько может, в глаза Хансу. — Здравствуйте! Да, я Чимин. А вы, вероятно, Мин Хансу, — больше утверждая, нежели спрашивая, говорит Чимин. Хотя, наверно, всё-таки бубнит. — Проходи, не стесняйся, — произносит женщина, пропуская Пака в квартиру и уходя в сторону кухни. — Разувайся, проходи на кухню. Ты какой чай любишь? — её фигура вдруг вновь появляется в прихожей, только теперь в руках она не держит полотенце, а снимает с себя фартук, оглаживая складки на синем платье; её взгляд скользит по чиминовому лицу, а на губах расцветает мягкая улыбка, и она задаёт ещё один вопрос: — или, может быть, ты любишь кофе? Но по моему мнению пирог лучше кушать, запивая его чаем. Мин Хансу вновь дарит Чимин улыбку. Такую же, как у Юнги. Вообще Юнги очень похож на мать: если бы Мин надел на себя парик, думает Пак, то стал бы тотчас своей матерью. Настолько сильно они похожи. — Я тоже так считаю, — неловко улыбается Чимин и аккуратно кладёт портфель рядом со своими кроссовками, — чай многим лучше кофе. — Вот и славно! — восклицает женщина и снова исчезает на кухне. Чимин почему-то как вкопанный стоит в прихожей, будто что-то мешает ему пойти вслед за мамой Юнги. Словно прочная стена выстроилась перед ним, а его ноги приковали к полу цепями. В голове все мысли путаются в один огромный беспорядочный клубок, с которым решил поиграть несмышленый котёнок. Сейчас Чимину нужен кто-то, кто скажет «расслабься, всё будет хорошо». Но такого не находится. Хотя… — Чимин, ну ты чего там стоишь? Примёрз что ли? — кричит с кухни Хансу, которая, судя по звону, ставит тарелки на стол. И Чимин, наконец, делает шаг в сторону кухни. «Это было намного проще, — думает он». Расстояние между прихожей и кухней Пак преодолевает за пару секунд. И вот он уже сидит за столом и смотрит на блюда, стоящие на столе: две чашки ароматного ягодного чая, печенья с шоколадной крошкой в миске с жёлтыми узорами, конфеты в красивых обёртках, насыпанные в хрустальную тарелку, различные фрукты, ягоды и, самое интересное, аккуратно нарезанный пирог с вишней. Скорее всего, именно пирог Хансу делала сама. У Чимина в животе урчит совсем немного, Пак очень надеется, что его желудок не станет петь своему хозяину слишком уж громкие серенады. Женщина садится напротив Чимина и, улыбаясь, говорит, чтобы он брал всё, что захочет, а сама тихонько двигает к нему тарелку с кусочком вишнёвого пирога, шепча зачем-то: «Попробуй пирог, я сама делала, — и подмигивает». Чимин кивает и суёт ложку с пирогом себе в рот, медленно жуя и смакуя вкус. Пирог оказывается слишком уж вкусным, буквально тает во рту. Пак довольно мычит, показывая то, как сильно ему понравилась сладость, а потом и говорит: — Очень вкусно, миссис Мин, я бы ел этот пирог всю свою оставшуюся жизнь на завтрак, обед и ужин. Хансу смеётся и машет на парня рукой, мол, да ладно тебе, не выдумывай. Разговор за распитием чая завязывается как-то сам. Чимин и не думал, что будет так легко разговаривать с Хансу о Юнги. Вообще, Пак узнаёт много нового о привидении из школьной подсобки. Например, что Юнги боится салютов и вообще каких-либо громких звуков. Или что Юнги, хоть и кажется на вид холодным, очень добрый и чуткий по отношению к людям, особенно к тем, кто ему дорог. Женщина с таким трепетом и любовью рассказывает Чимину о своём сыне, что Паку становится стыдно её обманывать. Да, он знает Юнги. Да, он знаком с ним. Но Чимин никак не друг, который уехал «по семейным обстоятельствам», а потом вернулся обратно в Кандонгу, чтобы навестить некого Мин Юнги, но не находя его и не в силах дозвониться до него, звонит матери Мина. Но как по-другому связаться с Хансу, Чимин и понятия не имел. Пришлось импровизировать. Тем более всё уже сказано. Осталось только доиграть роль старого и доброго друга Юнги. Чимин обещает себе, что потом обязательно всё расскажет маме Юнги. Расскажет, но не сегодня. Так они разговаривают очень долго, не замечая течения времени. Чимин понимает, что с мамой Юнги так же приятно общаться, как и с Мином — они тоже быстро нашли общий язык, а объектом обсуждения становился не только Юнги, но даже погода за окном. Между тем энная чашка чая уже выпита, а Чимин наелся до отвала, что на вкуснейший вишнёвый пирог даже смотреть уже не может. Но он всё ещё думает над тем, будет ли нагло попросить завернуть сладость с собой или нет. Но, конечно же, мы прекрасно понимаем, что у Пака смелости не хватит даже намекнуть на это. Чимин тихо вздыхает, подпирая кулаком щёку и перемешивая сахар в чае, смотрит на женщину; слова Хансу доносятся до него, как сквозь толщу воды — он слушает, но в то же время и думает о чём-то своём. Однако все мысли, лениво вьющиеся в голове парня, вдруг замирают, а после и вовсе испаряются, когда слух Чимина цепляет из речи миссис Мин всего несколько слов. Таких простых, но таких важных. — …Юнги, на самом-то деле, жив… Юнги жив. Жив.