Pray on just a little while longer

      Его неэффективность была одной из причин тосковать по прежней жизни, если хроническое недовольство собой нынешним можно было назвать тоской. Порой он объективно не находил смысла в своем существовании; без умения продуктивно выполнять свои прямые обязанности он был бесспорно бесполезен для общества и мира в целом. Но субъективно он не был готов прямо сейчас попрощаться со своей бессмысленной жизнью. Он не знал, что его держит, что должно держать, в чем его предназначение, цель. "Экзистенциальный кризис" — как-то произнес Хэнк.       Бывало, Коннор с пугающим любопытством смотрел на своё служебное оружие, представлял, как подносит холодный ствол к шее, как выстреливает, видит табло перед глазами, которое отводит ему пару секунд до отключения системы. Это не было похоже на воображение людей, каким он знал его из базы данных; череда картинок и звуков больше походили на наваждение, которое ему, словно вирус, вводили в систему, побуждая к действию. И в такие моменты он вспоминал. Вспоминал, что больше не просто машина. Вспоминал ночь Революции, то ощущение свободы и трепетное чувство, когда город затих, когда прекратились выстрелы, перестали замертво падать андроиды, началась эвакуация желающих покинуть Детройт, отражавшаяся о бетонные стены города лишь тихим журчанием голосов. И тот прилив энергии внутри — будто подсоединили мощнейший аккумулятор, когда он увидел Хэнка после всего. Живого, здорового Хэнка; тот даже улыбался. Улыбался ему — и не бежал прочь, а даже обнял. И каждое утро, наблюдая за утренними процедурами напарника и соседа, он ощущал невероятный подъём неизведанных чувств, как в тот раз. Он чувствовал... благодарность? за то, что не потерял нечто такое важное, как его первый друг. Первый, кто встретил его у входа в хрупкий, многослойный и пугающий мир человечности, который открыла перед ним девиантность.       Но девиантность не только открывала что-то новое, но и лишала старого и привычного. Он был уверен, что люди легче переживают потерю, ведь они обретают, лишаются и снова находят. А Коннор был "рождён" с определенным набором функций, возможностей, умений. И будучи неприспособленным жить без, лишаться всего по крупице день за днем было крайне пугающим.       После блокировки Аманды в своей системе и удаления о ней всей информации безвозвратно, Коннор будто лишился важной части. Он буквально физически почувствовал, как разомкнулась цепь — пропала связь с центром Киберлайф, с базой данных. Некоторые функции стали сбоить, некоторые вообще деактивировались, алгоритм самодиагностики со временем устарел и перестал обнаруживать хоть какие-то проблемы и ошибки. Но они были — Коннор видел. После уничтожения корпорации у Коннора и вовсе не осталось шанса на обновление.       С самого начала он планировал отказаться от всех "благ", подаренных ему компанией Киберлайф, чтобы окончательно оборвать все ниточки с пальцев его кукловода, но это оказалось не так просто. Позже, когда его программа сама начала отказываться от него, девиант понял, что им было принято нерациональное решение. Ему было сложно больше не видеть уровень стресса собеседника и, будучи абсолютным новичком в мире чувств и эмоций, пытаться определить состояние напротив стоящего самостоятельно. Сложно было и когда реконструкция сцен преступления давала помехи, затем являлась неполной, а позже и вовсе не запускалась, несмотря на достаточное количество собранных им улик.       Месяцами позже, сейчас, Коннору приходится слишком много тратить на спящий режим, чтобы на следующий день банальный поиск улик прошел плодотворно и без сбоев. Без должного отдыха система быстро перегружалась и начинала сбоить. Его базы данных с информацией о жителях Детройта не обновлялись с тех пор, как большая часть покинула город. Всё, чем он владел — поредевший реестр горожан и устаревшие факты о них. И так день за днём, неделя за неделей — он переставал быть безупречным механизмом, наблюдал за крахом системы, прописывая каждую свою оплошность в памяти; пробовал все больше от жизни людей, но и в понимании специфики существования в качестве человека не особо далёко продвинулся. Его спектр эмоций всё ещё был скуден, а умение естественно выражать те, которыми владел, оставляло желать лучшего.       Первое убийство произошло через 3 недели после того, как Детройт был отдан андроидам. Компании Киберлайф уже не существовало как юридического лица, Коннор освоился в доме Хэнка, Маркус организовал совет, состоящий из него, мэра-человека и представителя поселения без андроидов. Многие дома были просто оставлены хозяевами, в одном из таких юные мародёры обнаружили труп. Средних лет мужчина был заколот... Под ногтями — частицы синтетической кожи андроида, в волосах — тоже, в крови — алкоголь, а на теле следы борьбы. Плюс аккуратно введённый в бочину нож, будто целью было не убить, а вырезать симметричное с ровным дном отверстие. Это говорило об отсутствии ненависти или агрессии. И система Коннора спроецировала девушку-андроида, которая нежно обнимала мужчину (хозяина?), а затем картинка смазалась помехами… И та же девушка всадила в него нож. Но реконструкции той сцены, где андроид теряет кровь, девиант увидеть не мог. И модель, которой принадлежала кровь, Коннор тоже не сумел определить. И главная проблема заключалась в том, что андроид не мог утверждать, была ли на каждом месте преступления кровь одного андроида или каждый раз разных — ведь вся она не числилась в его базе данных.       На следующем выезде в дом, не принадлежавший убитому, Коннор видел лишь часть реконструкции — руку, с той же точностью и размеренностью вводящую нож в тело мужчины. На этом эмуляция обрывалась. В следующий раз, когда эмуляция сцены убийства не способна была воспроизвестись, Коннор впервые почувствовал растерянность. Он не знал, что сказать Хэнку, который всецело доверял ему и возлагал надежды, он не знал, что сказать самому себе. Коннор потерял часть себя. И пусть не ощущал дискомфорта физически, но понимал, что он теперь неполноценный андроид-детектив, ведь от детектива осталось всего ничего. И ему с его эрудицией и высоким айкью было бы под силу сделать выводы дедуктивным методом, но это бы не дало безупречного результата. Всегда бы оставалась вероятность того, что это были лишь догадки. Что он всего лишь пропускает факты через призму своего опыта, как делали люди. Как делал несовершенный Хэнк, в прошлом однако добившийся успеха в карьере.       Но Коннор попробовал. И проговорился. Хэнка сразу насторожила приставка "Я полагаю" вместо привычного и уверенного оповещения о произошедшем. Но своими подозрениями лейтенант поделился с напарником только, когда они сели в машину и остались наедине. Когда Хэнк узнал, что у Коннора такие проблемы начались давно, он взбесился. «Какого черта ты молчал, Коннор?!». Коннор лишь щурился, силясь прямо сейчас определить уровень стресса лейтенанта и вероятность применения им насилия. Цифры определяли все показатели как высокие. Но сам Коннор не был уверен, что Хэнк может его ударить. Это не было обосновано ничем, кроме как личными ощущениями девианта.       «Больной ты сукин сын» — заключил Хэнк после того, как услышал из уст андроида своеобразное заявление об увольнении по собственному. Коннор, объективно оценив свои нынешние возможности, влияние ошибок на работоспособность и продуктивность, а также потенциальную угрозу потери контроля и нестабильности системы, сообщил Андерсону, что он не имеет никакой ценности ни для расследования, ни для отдела и департамента полиции в целом. И пусть андроид всецело ощущал тягу к раскрытию преступлений где-то чуть глубже схем, в которых была заложена его детективная задача, он был готов быть утилизированным. Он попросту не думал, что свобода так скажется на его жизнедеятельности. Точнее, думал, что скажется по-другому: он станет более значимым, а не абсолютно бесполезным.       И в такие моменты он забывал, как неистово желал бороться за свой народ, как хотел мира для Детройта, как впервые начинал использовать воображение, представляя грядущие перемены, как самостоятельно и осознанно ставил себе цели. Забывал, как смог разрушить стену приказа и увидеть мир за ней в других тонах.       Но Хэнк ему напомнил. И продолжал напоминать каждый день, уже без слов, просто своим существованием. И благодаря другу, он теперь знал, что "бесполезный" категорически неподходящий термин для его описания. Новорожденный и беспомощный, может быть, но не бесполезный. Ему ещё столько предстояло освоить, включая навыки детектива, которые уничтожались из его системы, как Альцгеймера день за днём стирал из памяти больного знакомые лица. И глубокомысленные напутствия лейтенанта вперемешку с нецензурной бранью, убедили Коннора в ценности его новой жизни и ценности поиска предназначения, присущим всем людям.       Лейтенант также обещал всячески помогать Коннору в освоении новых способов действия в качестве человека. Хэнк уверял, что теперь у андроида в десятки больше возможностей, когда он не ограничен алгоритмами, когда его действия не диктуются кодами — Коннор этого пока не понимал. Как и не понимал романтизацию Хэнком первых его шагов в профессии, первой пробы в анализе, первого раскрытого дела, первого пойманного негодяя. Но видя такую редкую улыбку лейтенанта, Коннор верил, что он однажды точно сможет понять.

[Flashback]

      — Так значит на этот раз… дом принадлежит Эндрюсам?       — Они покинули Детройт в Ночь Революции.       — И что мы видим? — Хэнк с любопытством уставился на помощника.       — Дом нежилой, вещей убитого там нет. Можно сделать вывод, что он не жил тут. Но повсюду его биологические следы, значит, какое-то он все же находился в доме, кажется, добровольно, и убит был, скорее всего, на месте…        Коннор осекся, поймав на себе недоуменный взгляд лейтенанта. Он и сам понимал, что в его речи разом на десяток прибавилось вводных слов, обозначающих сомнения и предположения. Но он не мог говорить иначе, не хотел ввести Хэнка в заблуждение. Этими словами он обозначал, что любое его предположение имеет вероятность быть правдой лишь на 50%.       — Уже третий такой. В чужом доме, добровольно. И ты видел девушку-андроида в объятьях жертв, но атрибутов свиданки не видать. Ясное дело, наша красавица все прибрала.       — Или прибрали.       — Думаешь, у нас тут банда жаждущих крови феминисток?       — Не думаю. Если это и банда, то вряд ли они связаны какими-то идеями, иначе бы оставляли нам знаки.       — Типа “RA9” кровью на стенах? Послушай, Коннор, не каждая банда трепется о своих идеях налево и направо.       — Возможно. Теперь я не могу утверждать обратное.       Спустя несколько минут тишины Хэнк обратился к молчаливому Коннору:       — Ты говорил, что проекция твоя сбоила? Как ты понял, что девушка была девушкой да ещё и андроидом?       Коннор задумался. Он уже с того самого раза начал предполагать, додумывая, а не сухо судить лишь по имеющимся данным. Он видел лишь часть тело от плечей до таза — комплекция принадлежала женщине. В этом он был уверен. Но то, что это андроид, Коннор понял по роботизированным движениям подозреваемой. Как ни крути, а пусть ты и девиант долгие месяцы, тебе никогда не избавиться от специфической размеренности и аккуратности в движениях, что присуща андроидам. Это не так легко подметить обычному человеку в жизни, но Коннор подметил. Однако, он сейчас понял, что не может утверждать.       — Её движения были… как у андроида.       — Ладно.       Коннор боялся, что лейтенант разочаруется в нем, что больше не будет доверять или считаться с его мнением. И это вновь лишит его жизнь смысла, ведь быть бесполезным приростком Андерсона — незавидная роль. Но даже если лейтенант и хотел списать помощника со счетов, он никак это не показывал, даже виду не подавал, не считая недоуменных взглядов, которые прилетали в андроида, когда тот озвучивал свои версии.       Чтобы быстрее адаптироваться, Коннор давно приучил себя проводить аналогию между своими состояниями и состояниями человеческого организма; и он не зря постоянно сравнивал деградацию своей системы с болезнью Альцгеймера. И с каждым днём Коннор все чаще ощущал тревогу за своё будущее. Ему давно стало очевидным то, что Андерсон ценит его независимо от его возможностей и воспринимает как нечто большее, нежели ходячую лабораторию. Его стало меньше беспокоит потеря навыков детектива, но ведь он мог потерять не только это.

***

      — Хэнк…       Коннор никогда прежде до этого дня не звал лейтенанта по имени. Хэнк не ожидал. Что угодно ждал, когда с упоением заскочил в дом с улицы, где лило, как в последний раз, но не того, что андроид будет сидеть в смиренной позе на диване в гостиной, уставившись без интереса в стену напротив.       — Что если я постепенно начну терять память?       — Это с чего такие выводы вообще?        Снисходительно отнесясь к ныне слишком чувствительному соседу, Хэнк не стал заострять внимание на его меланхолии и проследовал на кухню. Но Коннор продолжил говорить, и лейтенант попятился назад, вновь оказавшись в гостиной.       — Код каждого моего навыка сначала быстро изматывается, а затем безвозвратно исчезает. День за днём я наблюдаю, как теряю часть себя-андроида. Что если я начну терять часть себя-человека? Если блок памяти тоже станет уязвим без обновления? Одно малейшее повреждение, неблагоприятные факторы среды — и я начну терять память. Нет, несомненно, процедурная память останется, она прописана в каждом моём сплаве и проводке. Но всё остальное: вы, Революция, то, что я чувствую — всё это я могу забыть. Сегодня или завтра. Постепенно или сразу. Но я потеряю себя-человека, ведь всё, что меня сейчас окружает, что наполняет мою жизнь — это и есть я, и если не станет воспоминаний… Если не станет ни машины Коннора, ни девианта Коннора, то что останется?       Размеренный и вдумчивый тон его будто соскользнул со струны при последнем слове. Больше он не был мертвенно спокоен и рассудителен, он волновался. И наконец, обратил взгляд на Хэнка. Тому было не по себе, потому что серьезно настроенный Коннор ждал от него реального ответа. Андерсону было стыдно, что он дал Коннору повод думать, будто он может ему хоть чем-то помочь в становлении человеком. Обучать детективному делу — без проблем, но вот в остальном…       — С какого хрена ты взял, что тебя это ждёт? — Хэнк попытался сдерживать неистовое непонимание и раздражение, но вряд ли от Коннора можно было что-то скрыть, пока мир ему ещё виделся в красных и голубых цветах шкалы "Уровень стресса".       — Это логично.       — Ах, логично! — вздохнул Хэнк, сдержав бранные слова. — Ты ещё толком человеком не стал, а уже впал в депрессивные мысли, — сердито, но понимающе выдал Хэнк.       — Я не подвержен депрессии, лейтенант, — уверенно возразил Коннор.       Хэнк угрюмо взглянул на него, осуждая занудство андроида.       — Раз ты до сих пор не забыл, как обсасывать пальцы, предварительно окунув их в неизвестную жижу, то и всё остальное тоже не забудешь. И если твоей системе по эмуляции сцены преступления и нужно обновление, то твоим чувствам и памяти уж точно нет, парень. — Словно вынужденный сдаться, Андерсон неохотно вытащил из-за пазухи некоторые бумаги и кинул на диван рядом с Коннором. — Хотел немного отдохнуть и начать с утреца на чистую голову, но раз уж отдых не идёт тебе на пользу, то вот.       — Это из лаборатории, — сам себе ответил Коннор, увидя эмблему на папке с документами.       Первым делом он подумал, что у него оптический блок засбоил, потому что результаты экспертизы если не противоречили, то точно не сходились с тем, что он видел в эмуляции. Затем он остановился на том, что засбоила эмуляция, но пусть изображение было с помехами и моментами прерывалось, картинка четко показывала удар ножом. Система могла барахлить, но не выдавать ложную информацию. Он обратил взгляд на Хэнка, вдруг осознав, как всё это выглядит в его глазах. Так, что Коннору пора в утиль.       — Причина смерти — удушье. Нож был введен в тело после смерти, мотивы не ясны.       — Но я четко видел, что кровь хлынула, когда лезвие вошло в мягкие ткани, лейтенант. — В его голосе едва улавливалась мольба, он хотел, чтобы Хэнк ему верил. А спорить было бессмысленно; Коннор продолжил изучать. — Хлебные крошки в дыхательных путях, — прочитал он вслух.       — Да, жертва была удушена первым, что под руку попалось, — видимо, пакетом.       Коннор хмурился, читая заключение в конце страницы. "Асфиксия". Это было похоже на правду не меньше, чем то, что видел Коннор при реконструкции сцены убийства.       Хэнк верил, что то, что видел андроид, он видел на самом деле. Но с тех пор, как тот признался ему в своих сбоях и ошибках, лейтенант всегда проверял всю информацию, не считая анализа веществ, алгоритмы которого, по заявлению Коннора, до этого не сбоили. Но вот алгоритм реконструкции событий на месте преступления давно подавал знаки неисправности, хоть Коннор наблюдал все четко, но либо картинка была неполной (лишь несколько пазлов), либо само действие прерывалось и Коннор словно видел склейку видео-фрагментов, между которыми могло произойти что угодно. Андроид честно делился всем с Хэнком, и он это ценил. Но сам понимал, как безупречной машине сложно было принимать каждый свой прокол или неудачный запуск эмуляции. Он также понимал, что однажды алгоритм отвечающий за этот процесс окончательно откажет, и эмуляция просто-напросто не запустится. Правда Хэнк ожидал, что Коннор честно расскажет об этом, а не будет выдавать свои предположения за факты или выдумывать, что ещё хуже.       Мужчина склонялся к тому, что система Коннора выдала ему сцену прошлого убийства за нынешнюю, но он не желал быть тем самым любящим и слепым родителем, который будет оправдывать каждый дурной поступок ребенка. Андерсон был обязан непредвзято смотреть на ситуацию, как бы сильно он ни хотел видеть в Конноре лишь хорошее. Поэтому легче было пресечь причину возможных разногласий и проблем на корню, чем разбираться в последствиях.       — Послушай, Коннор, — аккуратно начал Хэнк, — мы уже от многого отказались и, видимо, время пришло отказаться от механизма воспроизведения сцены убийства, раз он непростительно ошибается.       — Эта функция всё ещё исправна.        Коннор возразил вопреки очевидным фактам, указывающим на неисправность. И Хэнк словил себя на мысли, что сейчас девиант похож на упрямого "подростка", который в любом случае будет отстаивать своё мнение, какие бы аргументы ни приводил "родитель"-Хэнк. Коннор заметил, как лейтенант сжал челюсти от злости.       — Это приказ, Коннор, больше ты не пользуешься этой функцией, иначе будешь отстранён. — Срочно нужно было закрыть эту тему, пока ничего непоправимого не произошло, и Хэнк использовал свой самый суровый голос из возможных.       Коннор подскочил с дивана и обернулся к напарнику. Он был спокоен и всё ещё уверен в том, что видел, но удаляющийся на кухню Хэнк всем видом показывал, что не верит ему.       — Да, этот алгоритм на износе, но все ещё работает, лейтенант. Если он выдал такую картинку, значит, так оно и было. Возможно, это был последний раз, когда я мог использовать эмуляцию, и, возможно, это наша последняя зацепка, которая досталась так легко.       — Не "возможно", Коннор, а ты действительно использовал эмуляцию в последний раз.       Коннор не хотел признавать то, что его собственный организм мог его обманывать. Но опять-таки проводя аналогию с человеческой болезнью, он понимал, что, например, Альцгеймера подменяет образы людей и событий в памяти. Возможно, схемы его оптического блока подменяют ему эмуляцию; не имея возможности анализировать нынешнее место преступления, они отражали сцену преступления с прежнего места, выдавая её за новую. Но девиант не спешил поддаваться своей человеческой натуре и делать поспешные выводы, используя кажущиеся очевидными факты.       На следующий день он направился на место преступления. Одинокий охранник немного повозражал, но вскоре впустил андроида внутрь, увидев значок. (Коннор быстро показал его и убрал до того, как можно было прочесть кому он принадлежит.)       Там, где лежало тело, сейчас, конечно было пусто. Но хорошо, что карта памяти оптического блока всё ещё верно служила Коннору. Он присел на месте, где вчера брал с ворсинок ковра голубую кровь на анализ. Больше никаких следов на полу не было. А все необходимое дала экспертиза, котороую теперь доверяли более надёжным аппаратам, чем андроид-детектив. Так ранение было нанесено после смерти, крови было не так много, но Коннор не заметил вчера, что чуть поодаль тела капли на ковре были значительно больше. Он не располагал таким временем, чтобы проверять каждую каплю, поэтому решил, что вся кровь принадлежит жертве. Сейчас он засомневался. Те самые, расположенные дальше от общей массы капли, андроид обследовал повторно. Функция определения модели андроида по голубой крови больше не работала, но вот определение группы человеческой крови все ещё было доступно. И эти капли не принадлежали жертве.

***

      — Значит, был ещё труп, — заключил Хэнк, выслушав доклад Коннора. Из-за открывшихся новых подробностей, лейтенант позабыл о том, что Коннор сделал это без его ведома да ещё и использовал его значок. — И его убили именно так, как показала твоя эмуляция.       — Возможно, второй жертве удалось уйти. Я не смог эмулировать сцену смерти.       — Не смог — не значит не было, — возмущенная самоуверенностью Коннора, фыркнула Вивиан.       — Но где в таком случае тело? — Хэнк не отвечал, погружённый в мысли.       — Было бы слишком энергозатратно и рисково убивать двоих на одном месте, а затем перемещать второе тело куда бы то ни было.       — Жертвы пришли добровольно, так? — подхватила Вив. — Потому что какое-то время, по крайней мере, наш жмур там находился. И вдруг что-то пошло не так, одна жертва сбежала, а вторую пришлось убивать, чем бог послал?       — Или это убийство вовсе не связано с предыдущими, — упаднически произнес Хэнк.       — Старая школа, — презрительно выдала Вивиан, смотря на Хэнка. — На лекции по криминалистики говорили, что это бред — считать, что маньяк не может менять modus operandi. Так что даже не думайте сливать этот эпизод, он точно наш, — звучало и правда угрожающе, но Хэнку было все равно.       Он и сам хотел, чтобы цепочка преступлений не прерывалась, чтобы можно уже было на чем-то остановиться. На чем-то, кроме церкви, потому что пока этот институт — всё, что объединяло жертв. Удивительно много и катастрофически недостаточно.       — Завтра сходи-ка в церковь Святой Анны, — обратился лейтенант к Контору, глазами указав на документацию по последней жертве. — Узнай, с какой целью, сколько раз в неделю, с кем.       — Слушаюсь.       Вивиан выжидающе смотрела на начальника.       — А мы с тобой прогуляемся по тому району. Может что-то заметим, опросим соседей.       В тот момент дикий огонек загорелся в глазах девушки. Лейтенант не взял с собой Коннора, который в разы лучше их обоих взятых мог бы просканировать округу, а также опросить близ живущих людей и андроидов, подбирая самые оптимальные реплики для успешной конверсации. Но он отправил его всего лишь узнать режим посещения церкви убитым. Это могло означать лишь одно для Вивиан — у Коннора окончательно отказала система, и теперь они могут играть на равных. Это была лучшая мотивация для неё и лишний повод позлорадствовать, впрочем, в открытую она этого делать не стала. Знать уязвимость противника в тайне от него — значимый козырь. Вивиан собиралась использовать все свои силы, лишь бы не дать какой-то железяке, что получила всё задаром, занять её место.