Всё, что заставляет мчаться вашу кровь, вероятно, стоит того. — Хантер С. Томпсон
*
ГЛАВА ВТОРАЯ
Она сидит на моей кровати, и её ладонь разглаживает складки на старых простынях (я подтягиваю колени к груди, чтобы избежать случайных прикосновений). — Они бегут наперегонки с волками, милый, чересчур быстро для того, чтобы ты за ними успевал. Тебе останется только глотать пыль. Я вздыхаю, кивая. Эта тема давным-давно избита. Я слышал это уже несколько тысяч раз. Моя мать ловит мой взгляд и серьёзно говорит: — Милый, я не хочу, чтобы тебе сделали больно. Если ты когда-нибудь их встретишь, то держись от них подальше. Снова киваю. Собственно, это всё, что я делаю: киваю, потому что это не обещание, это даже не гарантия. Я киваю, и она не может использовать мои же слова против меня. Она в этом смысле как прокурор. — Я не хочу, чтобы ты во всё это ввязывался, — говорит она. — Я знаю, — пожимаю я плечами. Я могу сказать хотя бы это, чтобы её успокоить. Это всё равно не совсем ложь. — Они занимаются вещами, которые покажутся тебе весёлыми, но, на самом деле? Они опасны и ужасны. Где-то глубоко в животе, кроме вины, я чувствую кипящую злобу. — Я знаю, мам. В конце концов, у меня будет возможность узнать всё в пятницу.***
Я проснулся от настойчивого стука Тайсона в мою дверь, быстро съел свой завтрак внизу, а теперь я выхожу из машины. Посейдон опускает вниз стекло: — Эй, сынок, — вот чёрт, — просто напиши мне, если пойдёшь гулять вечером, хорошо? Я согласно киваю и чересчур энергично машу на прощание Тайсону, пока они уезжают. Солнце светит так же ярко, как и вчера, деревья покачиваются от ветерка, а ученики бездельничают и собираются в свои группки. Всё точно так же, ничего не изменилось, кроме того, что я больше не волнуюсь. Мои ладони не потеют, и я не чувствую себя так, будто обязательно должен с кем-нибудь подружиться — люди сами пришли ко мне, это было достаточно просто, но я счастлив, что так вышло. Слышу шум от перебранки и, повернувшись к лестнице, вижу, что Лу и Нико уже идут ко мне. — Куда ты, блять, дела мои сигареты? — Я тебе уже сказала, — стонет она, — они у Перси! Видишь, — она указывает на меня и ухмыляется, — спроси у него. Нико поднимает бровь, выглядя донельзя раздражённым. — Дай сюда, — говорит он вместо приветствия. Я хмыкаю и начинаю рыться в рюкзаке в поиске сигарет. — Вот. Прости, что не отдал их вчера. Он только пожимает плечами, доставая сигарету из пачки и тут же её зажигая. Лу закатывает глаза и манит меня за собой: — Он всегда такой, если не получит своей утренней сигареты или кофе. Если ты не заметил, ни того, ни другого он сегодня не получил. Нико выдыхает дым, а затем посылает мне уже более характерную для него ухмылку. — Всё нормально, не парься; я помучил Лу с утра, так что, наверное, спасибо за то, что сделал этот день более-менее приятным. Я ухмыляюсь ему в ответ. Нико легонько стукает меня по плечу, а Лу — по бедру. — Что у тебя первым уроком, Акулья Приманка? Акулья Приманка. — Что? Нико вздыхает и тянется через меня, чтобы щёлкнуть её по лбу. — Молчи. Я же говорил, что ему не понравится. — Это твоя новая кличка, — усмехается Лу. — Акулья Приманка. — О, — бормочу я. Если честно, то звучит неплохо. Явно лучше, чем Рыбьи Мозги. — Нет, мне нравится. Откуда это? Нико потирает шею. — «В поисках Немо» — из той сцены, где его посвящают в… — он разминает ладонь, делая затяжку, — в последователи культа, кажется. Только, сам знаешь, мы не культ. Мы просто… — Ебанутые, — помогает Лу. — Это круто, — смеюсь я над ними обоими. — Акулья Приманка — это… креативно, вот что я скажу. И как вы узнали, что мне нравится вся эта хрень с морской тематикой? Нико бросает на меня взгляд и закатывает глаза. — Твой отец — Посейдон, чувак. Я киваю, потому что в это заявление не лишено смысла. Мы поднимаемся вверх по ступенькам, и я спрашиваю: — А где эти двое? — Сесил сейчас где-то со Стоуллами, — пожимает плечами Лу, — а Солнышко… Пока мы приближаемся к дверям, она указывает на них и начинает загибать пальцы. Едва она загибает последний, Уилл выходит из здания школы с ухмылкой на лице. — Всем утра. Он присоединяется к нам, вставая рядом с Нико, и мы снова заходим внутрь, начиная бесцельно бродить по коридорам. — Кажется, первым у нас театральное искусство. — Театральное искусство? — хмурюсь я. — Ага, типа, актёрское мастерство и выступления, — улыбается Уилл. — Скучно, — стонет Лу. — Зато халявный урок, — подаёт голос Нико. — То есть?.. — Он целый час может вести себя, как одна большая обуза, — переводит мне Уилл. Нико хмыкает: — Ты ходишь на этот урок только потому, что иногда его ведёт твой отец. Уилл толкает его, бурча что-то вроде «захлопнись, болван». Я все же слегка хихикаю, наблюдая, как Лу крутит пальцем у виска. — Леди, вы очаровательнее, чем Танака, так что прекращайте, — на это Нико пытается подставить ей подножку, но она перепрыгивает через его вытянутую ногу. — Ха, мудак. — Да как ты смеешь ставить меня и Танаку в одно предложение?! Уилл тяжело вздыхает и смотрит на меня взглядом «прикончи меня». Я только пожимаю плечами и снова начинаю смеяться, когда Нико мне ухмыляется.***
Отец Уилла сегодня не вёл, что позволило на раз-два отвлечь парня от основной темы урока. Сесил растянулся на полу, а Лу пытается сделать что-то вроде кривой пентаграммы из скотча. С начала урока прошло около получаса, и всё это время Уилл просто сидит в ногах Сесила, спрятав лицо в ладонях и тщательно думая, что же он сделал такого, чтобы заслужить всё это. Я рядом с ним, наблюдаю за сценой, разыгрывающейся вокруг меня. Учителя в кабинете нет — и не было с десятой минуты урока — что всегда плохо. Хаос царит не только в нашем углу, но и во всём кабинете. Нико достал свою зажигалку и спокойно курит в окно, а Лу снимает на телефон Сесила, лежащего внутри пятиконечной звезды. Если честно, то всё скучнее и культурнее, чем вчера, хотя, наверное, сказывается отсутствие взрослых, которые обычно раззадоривают парочку панков. Я дотрагиваюсь до плеча Уилла. — Я хотел бы сказать, что будет лучше, но тогда бы я наверняка соврал. — Я всё ещё ничего не сделал, а мы уже дошли до пентаграмм, — вздыхает он. — И не надо делать вид, что тебе это не нравится, — фыркаю я. Уилл поднимает взгляд, смягчаясь; я вижу, что он улыбается, и принимаю это за хороший знак. — Да, нравится. Ни на что бы это не променял, — отвечает он мне. Звучит как-то заученно — как будто он говорил так уже много раз, пытаясь убедить в этом себя или других. Он отклоняется назад, опираясь на ладони, и смотрит на Нико, который всё ещё сидит у окна. — Ты весь день планируешь строить из себя одиночку или спустишься к нам и присоединишься к вызову Сатаны? Нико смотрит вниз, на Лу и Сесила. — Я уже здесь, разве нет? Я фыркаю, а Уилл только цокает языком. — Нет, ты — сын дьявола, и мы вызываем твоего отца. — Он, блять, не дьявол, — закатывает он глаза, — господи, блять, боже. — Противоречиво, — хмыкает Лу. Нико затягивается и ловит мой взгляд. Я встаю и подхожу к нему. — Я его не встречал, но, судя по тому, что слышал, он довольно крутой, если не… смертоносный, — я подмигиваю. За свои старания я заслуживаю ухмылку, — обнадёживающую, по крайней мере, для меня, — а затем Нико снова опирается спиной на подоконник.***
Достаточно скоро после этого начинается обеденная перемена, и я вновь направляюсь на парковку. Рейна и Джейсон стоят в окне, Сесил со Стоуллами — под деревьями, Нико и Уилл ошиваются рядом, а Лу просто ездит кругами на скейте. Мне машут, приветствуя улыбками, и это очень круто. — Привет, ребят. Нико кивает мне и встаёт на свой скейтборд. — Так кто приносит напитки в пятницу? Я останавливаюсь рядом с ним и делаю глоток колы, купленной в кафетерии. — Я об этом позабочусь, — поднимает руку Джейсон, — как обычно, да? — Да, — на этот раз кивает Рейна. — Но без пива — если его кто-нибудь захочет, то пусть приносит сам. Мы не обязаны предоставлять всё, независимо от того, что говорит Талия. — Знаю, я говорил ей в последний раз, — хмыкает Джейсон. — Она просто сбросила всё на меня, и мне пришлось тащить всё самому. — Не позволяй ей этого делать, — хмурится Нико. Тут Уилл открывает глаза, неохотно прерывая свой сеанс загара. — Ты придёшь в пятницу? — Да, — соглашаюсь я. — Надо что-то приносить, или?.. — Не-а, — качает головой Джейсон. — Нужен только ты сам. Можешь притащить что-нибудь, если захочешь. — Но это необязательно, — добавляет Рейна. Я понимающе киваю и делаю ещё один глоток. Нико поигрывает со своей зажигалкой. — Лу, пойдёшь пострадать хернёй с фейерверками вместе со мной? — Ещё как, бля, чувак! Стой — я думала, у нас уже есть зажигалка и аэрозоль? — Да без разницы, — пожимает он плечами. — Просто поразвлекаться. Может, мы и вовсе принесём только колонки и телефон. — То есть это как костёр на пляже из фильмов? — фыркаю я. — В общем и целом, да, — отвечает Рейна. — Хотя у нас всё достаточно умеренно. Туда приходят для того, чтобы отдохнуть с друзьями, или, если тебя зовут Нико, — она бьёт его по плечу, — ты убежишь прямо в дебри и не вернёшься до самого утра. Тот только пожимает плечами, продолжая тихо смолить свою сигарету. — Да во что вы вообще постоянно ввязываетесь? — спрашивает Уилл, и Лу хихикает. — Мы никогда не узнаем, — усмехается Нико. — Бежим наперегонки с волками, как говорится, — снова хихикает Лу. Я встаю рядом с Нико, опираясь спиной на стену, и только качаю головой, смотря на то, как она поигрывает бровями. Я задеваю его руку своей, и он бросает на меня любопытный взгляд. — Солнце в глаза светит, — отвечаю я. Этого ему достаточно, и он отворачивается, говоря что-то ещё про предстоящую пятницу. Я просто стою и слушаю их — наверное, здешняя атмосфера помогает расслабиться. Кто-то стучит по стене рядом с моей головой, и я открываю глаза, обнаруживая лицо Нико перед собой. — Что такое? — улыбаюсь я. — Как тебе здесь, нравится? — Конечно. Вы, ребят, об этом позаботились. Я не удивлюсь, если моё воображение додумало румянец на его щеках за меня, но, в любом случае, он быстро исчезает. — Я рад. Ты сносный собеседник. Мне кажется, что это комплимент. Если ещё раз вспомнить его разговоры с остальными, то поймёшь, что он не из тех, кто прямо говорит комплименты. — Думаю, я более, чем сносный, если ты продержал меня под рукой настолько долго, — подмигиваю ему я. В его тёмных глазах появляются чёртики. — Ты уверен, что я не держу тебя под рукой только для того, чтобы кинуть под автобус при необходимости? На секунду я думаю, что он это серьёзно, но он всё ещё ухмыляется. — Что-то мне подсказывает, что ты просто меня проверяешь. В конце концов он кивает, пожимая плечами. — Верно. — Затем, стряхивая с сигареты пепел, — странно, что я это делаю, но да. Я ударяю его по плечу. — Я понимаю; я тут новенький, и ты проявляешь осмотрительность. Это нормально. Нико улыбается мне искренней улыбкой, от которой у меня подгибаются колени. — Наверное. Но ничего нормального тут нет. Это абстрактный концепт. — Верно, — я делаю глоток. — Теперь ты крадёшь мои фразочки, Акулья Приманка? — поднимает он бровь. — Да, конечно, знаешь, потому что я совершенно точно смогу стать плохим парнем, если приложу усилия. Он не отвечает, просто изучающе смотрит на меня, докуривая свою сигарету, а затем говорит: — Мы ещё сделаем из тебя монстра. У меня нет слов, — кажется, он этим печально известен, — и поэтому я просто закрываю глаза и пью колу.***
Сесил ловит меня на пути к дверям. — Эй, пойдёшь с нами в дебри? — Да, конечно, — отвечаю я. — Дебри? — Ага, типа райончика на потусить. Боже, меня будто действительно посвящают в последователи культа — и я при этом делаю значительные успехи. Просто отлично. Мы снова встречаемся всей компанией возле здания школы, где остальные ученики собираются в стайки и уходят. С Нико нет ни Хейзел, ни Рейны, но зато с ним стоят Джейсон и Уилл. Сесил даёт Нико пять, когда мы подтягиваемся к ним; тот выглядит дёрганым и явно хочет поскорее двинуться с места. — Что с ним? — спрашиваю я Джейсона. Он пожимает плечами, трепля его по макушке. — Его отец хочет, чтобы он вернулся домой к пяти, поэтому он хочет выжать из вечера как можно больше. Мы начинаем двигаться вниз по улице. — Я думал, что Лу придёт? — спрашивает Сесил. — Не, — качает головой Уилл. — У неё всю неделю будут репетиции с группой для концерта в июне. — Концерт? — поднимаю я бровь. — Её группа — это, типа, серьёзно? — Ага, — кивает Нико, выглядя слегка гордым. — С девятого класса. Куча людей со всего города собираются на них посмотреть. — И ты с этим как-то связан? — улыбаюсь я. Джейсон вздыхает со смешком и трёт лицо. — Ты не поверишь, как долго эти трое продвигали её группу — «Протеже Гекаты». На каждом углу месяцами висели их постеры, и всё, о чём они говорили — это Геката тут и Протеже там. Тяжёлый был первый год. — Ты говоришь так, будто мы добились этого не кровью и потом, — Уилл и Нико обиженно смотрят на него. Я смеюсь, похлопывая Нико по плечу. — Уверен, что так и было, не волнуйся. Он остывает, задирая подбородок. — Вот, блять, именно. — Заткнись, олицетворение сквернословия, — даёт ему подзатыльник Уилл. Мы продолжаем идти, пересекая улицы, к части городка, где тротуары давно уже забились песчинками. Мощёная дорога быстро перешла в траву, полную песка. Я замечаю, что дома в этой части города намного меньше и больше похожи на пляжные хижины, а воздух на вкус — как соль. Затем я вижу, как песок растягивается всё дальше и дальше, пока я не утыкаюсь взглядом в океан, волны которого лениво плещутся о берег. Следуя взглядом по изгибу пляжа, там, где начинаются невысокие утёсы, можно увидеть, как постепенно начинает покрываться зеленью земля — от маленьких пучков травы до густых зарослей деревьев у самых скал. На песке я замечаю коряги и обугленную древесину, сваленную в кучу. — Это и есть костёр? — Обычно его там устраивают, — подтверждает Уилл. — Зажжённым он выглядит лучше. — Понятно. Джейсон тянет меня за собой, потому что мы трое застыли на месте, чтобы осмотреть пейзаж, а Нико на своих длинных ногах был уже на полпути к дебрям. — Чёртовы ноги, богом клянусь, — бормочет Джейсон, начиная неуклюже бежать через миниатюрные песчаные дюны. — Ди Анджело, тащи свою костлявую задницу обратно! Я с удивлением смотрю на то, как Сесил тоже начинает бежать. — Как… — Чёрт побери, ди Анджело, притормози! — с раздражением выдыхает Уилл. В ответ его быстро удаляющийся силуэт показывает средний палец. Сесил быстро догоняет его и садится ему на хвост. Уилл позади снова хрипит, и я поворачиваюсь, обнаруживая, что его лицо приобрело ярко-вишнёвый оттенок. — Мы не пойдём в Макдональдс в следующий понедельник! Мне кажется, что тот факт, что Нико на секунду сбился со своего ритма, а затем продолжил бежать, как ни в чём не бывало, очень занятен. Не успевая остановиться, я издаю булькающий смешок, и он разносится по пустому пляжу. Сесил и Нико останавливаются у первого дерева, который отделяет пляж от леска. Даже отсюда я вижу его шаловливую усмешку. Я слегка ускоряюсь, и в мои кроссовки начинает забиваться песок, но я понимаю, что мне всё равно, и просто наслаждаюсь тем, как солнце светит мне в спину. В Нью-Йорке дождь шёл намного чаще, и погода здесь, в Калифорнии, нравится мне намного больше. Чем я ближе, тем чётче становится ухмылка на губах Нико, и это подгоняет меня до тех пор, пока я не торможу прямо перед ними, пусть меня и чуть не заносит. Они оба хлопают меня по плечу. — Чувак, ты выглядишь, как сухопутная акула! — выдаёт Сесил. Усмешка Нико исчезает, и он смотрит на него, прищурившись. — Сухопутные акулы — это адвокаты, тупица. Сесил почёсывает щёку, смотря на землю с замешательством на лице. — Я подумал, типа, «Акулий торнадо», и… — Ценю твой настрой, чувак, — фыркаю я. Нико вытаскивает свои сигареты и прикуривает одну, вторую предлагая Сесилу. Он берёт её и находит в кармане зажигалку. — Спасибо. Нико кидает на меня взгляд и потрясывает пачкой. — Куришь? — спрашивает он меня. — Нет, — отказываюсь я. Нико выглядит так, будто он рад, но, может, это просто игра теней. Он засовывает пачку обратно в карман. Джейсон, наконец, подбегает к нам вместе с Уиллом на своей спине, оба — с красными лицами и одышкой. — Я вас всех ненавижу, — стонет Уилл. Нико только поворачивается на пятках. — Вы достаточно долго на этот раз. Джейсон издаёт негодующий звук, но сбрасывает Уилла на землю, чтобы пойти дальше самому. Я догоняю Нико лёгким бегом, замедляясь, когда оказываюсь по его сторону. — Когда тебе надо домой, чувак? — В пять: отец хочет, чтобы я отужинал с какой-то сукой, которую он приводит к нам сегодня. Что-то говорит мне, что это деликатная тема, но я игнорирую свою интуицию. — И кто эта… сука? — сразу же после того, как я это говорю, на языке становится кисло. Я вижу, как его быстрая усмешка крошится, превращаясь в хмурое выражение лица. — Он пытается заполнить брешь. Какой-то шлюхой, цена которой — двадцать долларов, и которая, к тому же, меня ненавидит. Джейсон идёт по другую сторону от Нико и всё качает головой, водя ребром ладони по своей шее: остановись, прекращай это, прекращай. Я только давлю дальше. — Всё не может быть настолько плохо… Губы Нико искривляются в убийственно кровожадное нечто и подёргиваются, словно он пытается превратить это в ухмылку. — Да, конечно, она просто превосходна. Он приподнимает браслеты на своём запястье, демонстрируя уродливый синяк и красные рубцы в форме ногтей. — Безобидная, — выплёвывает он. — Просто прелестная, нахуй, блядина. Я не замечаю, что мы уже идём между деревьев, пока не начинаю спотыкаться из-за крутого подъёма. Остальные идут позади нас, ведя себя достаточно мудро и сохраняя дистанцию. Кажется, я здесь — не самый умный. — Ну, послушай, — я хмурюсь, глядя на отметины, и осторожно дотрагиваюсь до его плеча. — Кто сказал, что тебе нужно быть дома и видеться с ней? Он переводит разгорячённый взгляд своих тёмных глаз с земли на меня, смотря на меня с выражением «ты, блять, умственно отсталый, не смей меня нахрен трогать». Я продолжаю держать свою ладонь на его плече, заставляя его немного сбавить скорость. — Ну, то есть, конечно, так сказал твой отец, но… думаю, ты не из тех, кто будет слушать каждое его слово, так? Нико работает как-то странно, решаю я. Он такой же бунтарь, как и любой подросток, и точно так же он испытывает страсть к опасностям, но, хоть он и насмехается над любой формой руководства за пределами его дома, в самом доме? Выглядит так, будто он слишком напуган. И нет, я не стал бы его винить — я мельком видел отца Нико сегодня утром, и меня чуть не стошнило хлопьями от нервного напряжения. Но… он всё равно пойдёт против правил, несмотря на то, насколько он испуган — и нет, я не могу прямо сказать, что он испуган, потому что он выглядит скорее загнанным в угол и взбешённым, но… Я чувствую себя так, словно уже бывал в этой ситуации вместе с ним, и это меня напрягает, и, наверное, я просто играю роль защитника. Всё, что требуется — это лёгкое давление, и он расслабляется под моей ладонью. Он что-то мычит себе под нос, а потом наклоняет голову назад, смотря в небо, окрашивающееся в красный, через полог из веток. — Обычно — нет. Но, если я ослушаюсь его сегодня, то наказанием будет домашний арест на месяц. — Да, но кому какая разница, верно? Я никогда бы не подумал, что первым буду предлагать пойти против кого-нибудь, но угадайте, что я делаю сейчас. И мне нет до этого никакого дела. Снова издав невнятный звук, Нико немного замедляется, теперь идя в немного более дружелюбном ритме, и из его взгляда исчезает вся разгорячённость. Затем он шарится в своём рюкзаке в поисках чего-то, наконец доставая пачку черничного печенья и протягивая её мне. — Рыбка на хвосте принесла, что тебе нравится всякая синяя дрянь. Поблагодарив его, я разрываю упаковку. Троица позади снова догоняет нас, когда мы приближаемся к какому-то строению, выглядящему давно заброшенным. Нико ныряет вниз, под него, и я, после некоторых колебаний, следую за ним. Строение напоминает что-то вроде домика на дереве, который упал с самого дерева и лёг набок. Внутри свободного пространства совсем немного, но в «крыше» виднеется зияющее отверстие, в которое он пролезает и свешивает ноги сверху. Я тоже подтягиваюсь и сажусь рядом с ним, но оставляю ноги скрещёнными. — Чёрт, — я даже не понимаю, насколько высоко мы забрались, пока не вижу, что сзади нас — оголённая часть уступа, и вниз ведёт извилистая дорожка, обозначенная деревьями, а если я встану, то увижу бесконечный Тихий океан. Я растягиваю губы в ухмылке, полной грудью вдыхая воздух, освежаемый лёгким ветерком залива. Нико тихо курит свою сигарету, смотря на меня с благодарностью. Уилл зовёт нас снизу, из домика на дереве: — Эй, ты печеньями собираешься делиться или зажмёшь их? Я фыркаю и прижимаю пачку к груди, тут же зажёвывая одну печеньку. — Чёрта с два. Мне становится лучше — тогда, когда я сказал «сука», мне показалось, будто я иду против своей матери. Или делаю что-то неправильно. — А я думал, что уже обратил тебя, — бормочет Нико, но я улавливаю характерный изгиб его губ, который он прячет за сигаретой. Когда он вдавливает бычок в прогнившее дерево, из отверстия показывается голова Сесила. — Приветик, лузеры. Мальчик-смерть уже справился со своим личностным кризисом? — за это он получает ботинком в плечо и морщится от боли. — Бля, чувак! Я же просто шутил. — Он не вытащит тебя из своего чёрного списка за шутки, — слышится хихиканье Уилла снизу. Джейсон согласно мычит. — В любом случае, эй, Перс! — зовёт он и вытягивает руку вверх. — Дашь мне одну? Одолеваемый сомнениями, я всё же кладу печенье ему в ладонь. — За то, что ты мой бро. Стон Сесила перерастает в фырчок, когда он смотрит на свои часы. — Мне нужно идти. Уже пять. Увидимся, ребят. Он соскальзывает обратно вниз и выходит из домика на дереве вместе с Джейсоном. — Увидимся завтра! — машет он. Мы машем ему в ответ, и Уилл подаёт голос: — Думаю, я тоже пойду. Отец сегодня будет дома. Мы машем вслед и Уиллу тоже, пока он выбегает из домика в попытке догнать остальных, которые уже скрылись из вида. — Принеси наркоту, ковбой! — кричит Нико ему в след. — Попроси Сесила! — смеётся Уилл. Он фыркает так, словно ему перехватило дыхание, и качает головой. — Всё нормально? — спрашиваю я. — Честно? Просто немного нервничаю насчёт дома. Я тихо смеюсь, пихая его плечо своим. — И когда ты собираешься обратно? Он наклоняется назад и закрывает глаза руками. — Никогда. Слегка смешавшись, я хмурюсь. Его по-мальчишески растрескавшиеся губы изгибаются в ухмылке. — Шучу, шучу. Если он так просто догадался о том, что я почувствую от его ответа, то он весьма проницателен. Я встряхиваюсь, когда понимаю, что мой телефон раз за разом вибрирует — мне всё ещё нужно выбрать рингтон. Я поднимаю трубку. — Э-э — привет… Сквозь динамик я слышу беззаботный тон своего отца, который начинает предложение смешком. — Я думал, что сказал тебе написать, сынок? Я хмурюсь и шепчу Нико «это мой отец», хотя, судя по тому, как он кивнул, он уже догадался. — Прости, я просто был занят… всяким. Он что-то мычит, а затем спрашивает: — Нико рядом с тобой? — Да, он здесь, — отвечаю я и ставлю режим на громкоговоритель. Нико моргает, смотря на меня, а потом наклоняется к телефону. — Чао, ди Анджело. — Привет, Крошка-смерть, — вздыхает Посейдон. Я недоверчиво поднимаю брови, но Нико только отмахивается. — Твой папа сказал мне, что он не может до тебя дозвониться — он хочет, чтобы ты был дома, и говорит, что ты куда-то опаздываешь? Нико кидает на телефон сердитый взгляд. — Скажешь ему, чтобы он отъебался, пожалуйста? Я неловко верчу телефон в руках, — не ожидал, что он сматерится в разговоре с моим отцом, — но Посейдон лишь только фыркает. — Не сомневайся, Крошка-смерть. Так вот, Перси? — я подаю знак, что слушаю. — Когда ты собираешься домой? — Э-э, — я гляжу на Нико. — Тогда же, когда и Нико. Мой отец согласно хмыкает. — Отлично, возвращайтесь не слишком поздно, позаботьтесь о своей безопасности и так далее. До встречи, парни. Он сбрасывает. Я вздыхаю, прежде чем хлопнуть Нико по ладони. — Чувак! Ты только что сматерился при моём отце! Он снова наклоняется назад, опираясь на ладони, и пожимает плечами. — Ну и? Я пытаюсь придумать, что сказать, но так ни к чему и не прихожу. «И что, что он взрослый?», — вижу я на лице Нико. Затем я вспоминаю, что он — один из этих детей; любовь к шуму, нужда в бунте, страсть к кайфу. Материться при ком-то взрослом для него не ново, положителен результат или отрицателен. Я вздыхаю и оставляю эту тему. — Забей. Он наклоняет голову, озадаченно смотря на меня и напоминая мне огромную гончую. Грустную, поставленную в тупик собаку, которая не понимает, что она сделала не так. Улыбаясь, я вздыхаю. — Серьёзно, просто… не обращай внимания. Я постоянно забываю, что ты не совсем… — В своём уме? — он дьявольски ухмыляется. — Понимаю. Пойдём. Он хватает меня за предплечье, поднимая с насиженного места. Упавший домик на дереве скрипит от наших телодвижений, и древесина проседает под моими шагами. Он начинает забираться по скалистой поверхности, которая ведёт ещё выше, к ещё более острому выступу. Я смеюсь и начинаю с энтузиазмом забираться за ним. Солнце всё ещё дарит нам тепло, и я гонюсь за Нико, который безрассудно перепрыгивает через упавшие брёвна и рыхлый гравий на уступах. Я следую за ним, зовя его несколько раз, когда я теряю его из вида. Он сперва ждёт меня, а затем снова убегает вперёд, не позволяя мне догнать его окончательно. Он едва успевает остановиться в нескольких сантиметров от края уступа, и я вижу, как светлеет его взгляд. Он тяжело дышит с открытым ртом, его грудь вздымается и опускается, и он держит ладонь на своём загривке, смотря вдаль, на океан. — Чёрт, а тут красиво, — говорю я со смешком, пытаясь отдышаться. — Да, — выдыхает Нико. Тут тихо; только волны океана шуршат о берег. Это кажется таким естественным — просто стоять рядом с Нико и смотреть на горизонт, за которым скрывается пустота. Он — это… как что-то надёжное и твёрдое посреди всей этой сцены, будто вышедшей изо сна; как я уже говорил — чёрно-белая вырезка в размытой картинке. Пусть и некоторые черты, которые я ему приписывал, отсутствуют, но он вполне соответствует моей идеализации его образа. Бледная кожа, чёрные волосы, тёмные глаза — как ярость в одежде, оставшейся со вчера, и остальные эмоции, кипящие на дне его лёгких, как ядовитая кислота. Я ухмыляюсь так же, как и он, и чувствую, как быстро бьётся моё сердце. Он наклоняется над пропастью — теперь оно пропускает удары — и говорит: — Нам нужно прыгнуть. Я подхожу к нему и тоже наклоняюсь. Под нами находится что-то вроде лагуны, отделённой от пляжа. Слишком мелко. Слишком много скал для того, чтобы это было безопасно — мы либо получим серьёзные травмы, либо умрём. Я говорю ему об этом, и его улыбка исчезает, но он только пожимает плечами. — Как хочешь. Вина остро колет мои рёбра, когда я вижу, как испаряется его возбуждение. Наверное, это и имела в виду моя мать, когда говорила о том, что мной будут вертеть, как игрушкой. Но я знаю, что он делает это не нарочно. То, что я вижу в нём, когда он поворачивается обратно, глядя на расщелину, по которой мы забрались сюда — это искреннее разочарование. Я ещё раз вдыхаю летний воздух и пускаюсь вслед за ним, как потерянный щенок. — Мы всегда можем поделать что-нибудь ещё, да? — Должно быть, — кивает он. — Но, наверное, тебе такое не понравится. — Что именно? — заинтригованно спрашиваю я. Он напряжённо пожимает плечами, смотря на меня с непонятным мне беспокойством: — Магазинные кражи, типа того; проникновение в заброшенные здания… и другие не особо подозрительные занятия, которые я не буду упоминать, потому что ты наверняка сдашь меня в руки копам. Я поднимаю брови, не слишком испуганный этой информацией. — Да ну? И что ещё? Обещаю, я никому не расскажу. Он вздыхает, засовывая руки в карманы, пока мы спускаемся вниз. — Незаконный пронос алкоголя, побеги из дома, ещё можно пососаться с незнакомцами в баре и их обокрасть. То, чем занимаются плохие дети. Плохие вещи. Я затихаю, а потом улыбаюсь. — Что ж, никто не идеален. — И никто обычно не вырывает волосы у девчонок, полагаю. Я смеюсь, неожиданно громко. — Это верно, но… она это заслужила. Будь я на твоём месте, я поступил бы точно так же. Нико, хоть и качает головой, но ухмыляется в этой своей манере «либо смерть, либо слава». — Нет, ты бы наверняка начал ванильную драку, — он разминает свои пальцы, и его взгляд мрачнеет. — Знаешь, тебя бы, наверное, стошнило от пятен крови на её башке. Я пытаюсь скрыть тот факт, что я спотыкаюсь, и пожимаю плечами. — Поделишься деталями? В его глазах я вижу игривую искорку. — Не беспокойся, я не собирался упоминать ничего страшнее того, как все мои пальцы оказались в крови, и как она тут же запеклась на коже — ты знал, что на самом деле у нас в макушке нет никакой крови? Она появляется из… — Я сказал поделиться деталями! — стону я. Он только хихикает и достаёт из кармана пачку сигарет. — Блять, — он потрясывает ей, и я понимаю, что она пустая. — Закончились? — он раздражённо кивает. — Сможешь достать ещё? — Да, но тогда мне придётся пойти в мутную часть города, плюс подождать до завтра, потому что чувака, который мне их поставляет, сегодня нет дома, — он злобно пинает землю. Я замечаю, что мы приблизились к пляжу: чайки орут громче, и через деревья лучше видно океан. Я пихаю его в плечо. — Может, мы можем просто пойти и купить? — Они попросят документы, — качает он головой. — Что? Я думал, что они у тебя есть. — Я мог бы использовать документы своего брата, — он почёсывает шею, — но у меня ещё есть моральные принципы. — Твоего брата? — фыркаю я. — Я думал, у тебя только Хейзел. — Сводный брат, сводная сестра, сестра по оружию. — Ещё кто-нибудь, о ком мне нужно знать? Его выражение лица ожесточается, и он сжимает челюсть. — Нет. Блять, я не хотел его раздражать. — Прости, я не хоте… — неловко начинаю я, но он меня перебивает. — Ты ничего такого не сделал, поверь. Я вздыхаю, всё же чувствуя недоговорённость. — Если ты уверен. — Абсолютно уверен. Хочешь со мной в магазин? Я киваю, чуть ускоряясь, чтобы догнать его. Даже если он ниже меня, ноги у него длиннее, чем туловище. — Что мы собираемся взять, кроме сигарет? — Всякую дрянь, — зевает Нико. Для меня достаточно. Я кидаю взгляд на экран своего телефона, обнаруживая, что прошло уже полчаса, и я согласен слоняться по улицам до полуночи, если это значит, что я останусь в компании того самого главного героя назидательных рассказов моей матери.***
Магазин, в которой мы заходим, выглядит довольно грязным, и, когда за нами бесшумно закрывается дверь, лампы под потолком начинают мерцать. Касса скрыта где-то за островками стеллажей, которые нас разделяют, и я понимаю, что никаких камер тут нет. Судя по его коварной ухмылке, Нико тоже это заметил. Он кидает взгляд на меня и знаком указывает мне молчать и следовать за ним. Он начинает красться между полок, но тут откуда-то со стороны кассы раздаётся: — Эй, вы! Даже не пытайтесь там прятаться, я видел, как закрылась дверь! Он кривится, не издавая ни звука, и отдёргивает руку от полки, к которой было тянулся. Я не собираюсь спрашивать, почему он тянулся именно к презервативам. — Нет, чувак, мы тут быстренько! — отвечает он беззаботным тоном, несмотря на очевидную досаду. Он смотрит в потолок так, словно сейчас начнёт метать кинжалы, а потом снова манит меня за собой. — Тогда поторапливайтесь и берите, чё вам там надо, уже почти семь и я собираюсь закрываться! Нико тянет меня вслед за собой за моё запястье, пока мы медленно обходим один из островков. — Приготовься бежать, — шепчет он мне в ухо. Я киваю, слыша, как громко бьётся моё сердце. Я наблюдаю за тем, как он берёт парочку банок Ред Булла, потом журнал с какой-то… весьма одарённой природой (фуфуфуфуфуфуууу) женщиной на обложке, вместе с коробком спичек с одной из верхних полок. Я вопросительно смотрю на него, но он отвечает мне одной только ухмылкой. Когда мы, наконец, доходим до кассы, Нико бросает туда всё, что он набрал, и достаёт пачку жвачки из стойки с какой-то ограниченной коллекцией. Продавец оказывается низким, крепким и пузатым, с сальными волосами, фиолетовыми мешками под глазами и небрежной щетиной на подбородке. — Это всё? — Три пачки Мальборо, — говорит Нико. Продавец лениво оглядывает его сверху донизу и хмыкает. — Убирайся, сынок. Плати за своё дерьмо и проваливай. Я чувствую лёгкое беспокойство, когда вижу, как ладони Нико сжимаются в кулаки, но он только спокойно достаёт свой кошелёк и вытаскивает из неё водительские права. — Двадцать один? Ты на столько точно не выглядишь, сынок. Несмотря на собственные слова, он поворачивается и открывает стеклянную дверцу, вставая на стул, чтобы дотянуться до сигарет. — Три? — шепчу я Нико. — Я не собираюсь сюда возвращаться, — шепчет Нико мне в ответ. «Приготовься бежать», — сказал он. Блять. Мы реально побежим. Неудивительно, что моё сердце бьётся так часто и громко. Нико тихо стучит ногой по полу, пока продавец медленно пробивает всё, что мы собираемся взять, и каждый предмет без особых подозрений складывается в его рюкзак. Их количество на кассе всё сокращается и сокращается, пока не остаётся одна только пачка сигарет. Нико дёргает молнию рюкзака и посылает мне особый взгляд, который говорит «вали отсюда нахрен». Я поворачиваюсь к двери и сообщаю ему непринуждённым тоном: — Я подожду снаружи, чувак. Как только за мной закрывается дверь, я слышу приглушённые звуки короткой борьбы и внезапный крик, и Нико вылетает из магазина, с ухмылкой на лице утаскивая меня за собой, и мы бежим по улицам со скоростью, невозможной для кого-нибудь вроде Уилла. Он мчится рядом со мной, и его ботинки выстукивают глухой ритм по асфальту, пока крики позади нас затихают. Звучит пустая угроза вызвать копов, но я сомневаюсь, что они попытаются хоть что-нибудь сделать с описанием вроде «Двадцатиоднолетний чувак и ещё один ребёнок». Затаскивая меня за угол, Нико издаёт резкий и пронзительный звук ликования, и мы начинаем замедляться, останавливаясь посреди маленького парка. Он тяжело дышит, не совсем в себе, и ухмыляется, как лунатик. Мы оба сгибаемся напополам, упираясь ладонями в колени, и я позволяю себе рассмеяться. — Чувак, блять… Нико затихает, кидая на меня восхищённый взгляд, от которого я тут же краснею. — Это было пиздец как круто. Если это не комплимент, значит, я никогда в жизни не слышал комплиментов. — Вот, — он бросает рюкзак на землю и достаёт из него банку Ред Булла. — Пьёшь? — Обычно — нет, — качаю я головой. — Но от одного раза ничего не будет, верно? Он, чёрт возьми, поставлял мне дозированное счастье, и не думаю, что он сам понимает, как крепко он зацепил меня на свой крючок. Он вытаскивает меня из воды, как рыбу, попавшуюся на приманку, и я уже совсем близко к его лодке. Это восхитительно. Захватывает дух, можно сказать. Мы сидим на земле, оперевшись спинами на заборчик, отделяющий нас от детской площадки, и стукаемся нашими банками перед тем, как отпить глоток. Нико ненасытен, я это знаю: он всегда будет чувствовать жажду адреналина, но… думаю, на сегодня ему достаточно. Он вытаскивает новую пачку сигарет, зажигает одну из них и делает глубокую-глубокую затяжку. Настолько глубокую, что я начинаю беспокоиться о том, что он задохнётся. То, что он наконец выпускает — как туман, что-то очень красивое, а не ядовитый дым, вполне способный вызвать рак. (Он — один из этих детей, худший кошмар моей матери, и она бы не хотела, чтобы я с ними связывался. Что ж, её здесь нет, и никто не скажет мне этого не делать). — Ты адреналиновый наркоман, — шучу я. Он пожимает плечами, выглядя так, будто его и вправду опьяняет эйфория, текущая по его венам вместо крови. — Так и есть. И в этом нет ничего плохого. — Ни единой проблемы, если только ты не уничтожишь себя этой своей чертой, — качаю я головой. Его смешок звучит приглушённым, лающим. — Слишком поздно, — он поворачивается ко мне, и его тёмные глаза кажутся мне анахронизмом — другое время, другой мир, может, и вовсе другая реальность. — Кто-нибудь вроде тебя пригодился бы мне ещё пару лет назад. Я рад, что ты здесь сейчас. Из его слов, словно чёрный ихор божеств, капает искренность, и это цепляет, так цепляет — мне нужно ещё, и ещё, и ещё; возможно, пока я в ней не потону. Он даже не осознаёт то, как привязывает меня к себе. (Он по-странному невинен, когда улыбается мне вот так, и грубая честность в его взгляде — как наркотик). — Я тоже рад, — говорю я ему. Солнце начинает садиться, освещая пейзаж города своим пламенем, и небо окрашивается в фиолетовый и лиловый вслед за ним. Я наблюдаю за тем, как он стряхивает пепел со своей сигареты. С каким-то незнакомым ощущением жгучего желания в своём животе я спрашиваю: — Ты не против, если я тоже попробую? Моя мать меня убьёт, если узнает, но, наверное, такова жизнь. Мне всё равно на то, что подумает мой отец. Нико слегка озадаченно моргает. — Но… я думал, что ты… против курения. — Всё когда-нибудь случается в первый раз, ведь так говорят? Он молча осматривает меня и находит что-то такое, что заставляет его передать мне пачку и зажигалку. — Флаг тебе в руки. Я вытаскиваю одну сигарету, притворяясь, что знаю, что делаю, пока моё сердце орёт мне «прекрати вести себя, как идиот» и «прекрати пытаться его впечатлить», и зажигаю её. Затем я прижимаю её губами и, вдохнув чересчур глубоко, тут же начинаю кашлять. Клубы дыма вылетают из моего рта вместе с моими хрипами. — Полегче, — фыркает Нико, похлопывая меня по спине. — Неплохая попытка, а теперь дай… — Да ладно, это моя первая попытка. Мне нужно ещё немного времени. Он смягчается, позволяя мне сделать ещё одну затяжку. На этот раз выходит немного легче, но привкус на моём языке и в глотке остаётся всё таким же кислотным — раздражающим и зудящим. Он снова откидывается на заборчик и тушит свою собственную сигарету, и я в первый раз за всё время нашего знакомства вижу его таким, словно его обуревают противоречивые чувства. Но черты его лица разглаживаются, так что, наверное, мне не стоит об этом беспокоиться. — Как тебе? Я едва слышно хриплю, но умудряюсь улыбнуться. — Зудит в горле. Очень красноречиво. — Выпей чего-нибудь, дебил, — усмехается он. Я следую его совету, ощущая на своих зубах пепел и химикаты, и начинаю позёвывать. — Всё в порядке? — поднимает он бровь. — Только не говори мне, что я отравил тебя никотином. — Ты, вроде б как, так и сделал, — фыркаю я. — Верно, — кивает он. — Но, в общем-то, просто, это был… долгий день, наверное. — Понятно. Он слегка разминается, а затем валится на мои колени, как полный бездельник, и беззаботно глядя вверх, в мои глаза. Я улыбаюсь ему, а потом поднимаю голову, смотря в небо; всего за несколько минут солнце превратилось в едва виднеющуюся багряную полоску на горизонте, а сквозь слои голубого и фиолетового начинают виднеться звёзды. — Долгие дни — самые лучшие, потому что за ними следуют долгие ночи, — слышу я его бормотание. — Да. Думаю, это — лучшая часть. — Определённо, — отвечает он в своей неповторимой манере.***
Я возвращаюсь домой около десяти, когда небо становится уже совсем тёмным, и наш путь домой начинают освещать фонари. Мы расстаёмся посередине дороги, по которой мы шли уже некоторое время. — Не забудь закрыть своё окно, Акулья Приманка, — ухмыляется он мне. — Удачи тебе с отцом, чувак. — Пора приготовиться к «домашнему аресту», — закатывает он глаза и разворачивается. Я машу ему вслед, пока он забирается по дереву в свою комнату; должно быть, хороший способ избежать встречи с его отцом. Затем я достаю ключи и иду к своей собственной двери. Мой отец, сидящий на диване в гостиной, оборачивается на шум. — Повеселился сегодня? Я киваю, предлагая ему разве что слабую ухмылку. Я всё ещё думаю, что так и не научусь по-нормальному ему улыбаться — не после того, как он забрал меня от моей матери. Несмотря на всё это, он довольно приятный, и я не смогу постоянно относиться к нему так прохладно. — Но и довольно выматывающий, так что… я в кровать. — Хорошо, — улыбается мне Посейдон. — Увидимся утром. Я захожу в свою комнату, и, конечно, мой пустой желудок урчит, горло всё ещё горит, а на языке я чувствую привкус зависимости. Мне всё равно: это один из самых лучших дней, которые у меня были за последнее время, и к чёрту проблемы с законом и моралью. Я облокачиваюсь на свой стол, на какой-то момент выглядывая из окна. В доме на другой стороне улицы, в спальне Нико, я вижу два силуэта — по-видимому, это он сам и его отец. Я вздыхаю, чувствуя себя виноватым. Они оба кричат друг на друга, и кулак мужчины застыл в воздухе так, словно он хочет ударить Нико. И, кажется, Нико только что сказал что-то такое, что надавило на больное, — с этим его незатыкающимся ртом, — судя по тому, как вздрагивает его отец. Затем он ссутуливается и кричит так громко, что я слышу его через моё закрытое окно. — Убирайся нахрен из моего дома, ты, одно большое разочарование! Я чувствую, как у меня в животе резко холодеет. Нико только показывает ему средний палец и выпрыгивает из окна. Он прячется под деревом до тех пор, пока мы оба не видим, что его отец выходит из комнаты. Я тут же открываю своё окно. — Нико! Сюда! Он перебегает через дорогу и с лёгкостью забирается на мой подоконник. — Что такое, Акулья Приманка? Выглядишь так, словно побывал в аду. Я вздыхаю и, схватив его за куртку, затаскиваю его в свою комнату. Он спотыкается, и банки в его рюкзаке, который всё ещё висит у него на плече, громко лязгают друг об друга. — Блять, что ты нахуй де… Я тяну его к своей кровати и стаскиваю с него и рюкзак, и куртку. — Забирайся, ты не будешь спать на полу. На секунду он смотрит на меня так, словно не может понять, о чём я, но машинально залезает в мою кровать. Я вздыхаю и тру свои глаза. Оставив свою обувь рядом с его, я устраиваюсь рядом с ним. — Не волнуйся, я не собираюсь сейчас к тебе подкатывать или типа того. Устраивайся поудобнее. Он пододвигается поближе ко мне и неуверенно кладёт голову на подушку. Я смотрю на него и улыбаюсь. — Спокойной, чувак. — Buona notte, здоровяк, — отвечает мне он.***
Уже за полночь, и я знаю, что он лежит рядом со мной, сна у него ни в одном глазу. В конце концов он сжимается в комочек у меня под боком, как что-то хрупкое и напуганное, а я оберегающим жестом приобнимаю его одной рукой. Я ничего не говорю, он — тоже, и я начинаю размышлять, будут ли его губы на вкус как сигареты, что он курил, если я его сейчас поцелую. (Я не осознаю, что после этого начну курить только для того, чтобы удовлетворить свою фантазию). Прямо сейчас это пугает — он не до конца убрал свою защиту, но сделал её невидимой, и теперь я вижу, как в его скелете бьётся его очень даже живое сердце. Это выглядит очень странно, хоть и сливается со всем остальным в чёрно-белом контуре его тела. Я пялюсь в потолок, смиряясь с тем фактом, что меня заманили в ловушку. Прости, мам; я становлюсь тем, кого ты так ненавидишь.