Под коркой мы дышим пылью

      Погребенные под снегом сгнившие листья уснули навсегда. Земля замерла в ожидании, застыла, окутанная белизной холодов. Мы, неподвижны и разбиты, молча стояли поодаль от Джуничиро, который сжимал в своих руках бездыханное глиняное тело Наоми. Он плакал. Припорошенная белым ночь вторила лишь тишиной. Сквозь ком в горле я тихо промолвил: - Надо устроить похороны. - Джу никак не отреагировал, а затем механично поднял голову, его взгляд был стерт, не выражал ничего. Я понимал, что уже никогда не увижу его прежним. Ничто уже не представится таким, как раньше. Наш маленький мир дал трещину еще в тот день, когда я поднял с земли ту проклятую газету. Теперь же, по несколько осколков покоится в каждом из нас. Мы будем чувствовать их на протяжении всей жизни и ничего не сможем с этим поделать. Грязный отпечаток смерти украсил и без того истерзанную душу.       Спустя какое-то время мы собрали костёр. Шёл мелкий сухой снег. Хрупкие снежинки падали на лоб и щеки, немного покалывая, а затем стекали каплями по лицу. Искры от пламени терялись в бесконечной черноте высоких небес. Я наблюдал за тем, как пламя пожирает уже ничего не чувствующую плоть еще совсем юной девочки. Кожа вздулась волдырями, покрываясь чёрной коркой, затем они лопались и пепел с едва тлеющими огоньками исчезал в пустоте ночи. Запах паленых волос и жарящегося тела, отвратно, до разливающейся в желудке кислотной тошноты. Мы стояли и смотрели, никто не проронил ни слова. Этот свет был центром земли, это и было раскаленное ядро, что уничтожает в себе жизнь, возводя новую. Слышался лишь треск деревянных фанер, что языки пламени поедали с превеликим удовольствием, пока клубы дыма не превратились в тонкую полосу, способную только лениво извиваться, будто в надежде ухватиться за пустоту неба, затухая совсем. - Пошли, - я дернул белобрысого за руку, краем глаза заметив как он дрожит. Опустив голову, на трясущихся ногах он побрел за мной. Вскоре в подвал вернулась Гин. Опустившись на матрас, укрылась с головой курткой и тихо заплакала. Я обнял придурка со спины, укладывая на пол. Накинул на нас подобие пледа, и уткнулся головой между его лопаток. Было жутко холодно и я ощущал, как наша дрожь сливается в одно целое. - Почему так происходит? - Размазанным голосом промямлил Ацуши. - Она ведь, даже не ощутила что такое жизнь, она не успела пожить как следует, это...не правильно. Так не должно быть, - я не знал, что сказать в тот момент. Разве что, что-то дохуя очевидное, тип того, что смерть не выбирает себе жертв намеренно. Но выдавил из себя лишь: - Да. Так не должно быть. - Снова повисло молчание, а прозрачной тишины касались лишь редкие всхлипы Гин и жалобные стоны ветра. С рассветом я вернулся к реке, у которой мы провели ритуал отпущения. Джуничиро до сих пор стоял на том же месте, и смотрел на виднеющийся из под остывшей золы белесый скелет, покрытый сажей. Я ничего не чувствовал. Казалось, что все тело покрылось ледяной коркой, а в груди открылась ебаная черная дыра. Она всасывала в себя все, что было в зоне досягаемости, стянув с меня кожу, раздробив все кости в звездную пыль, а реки эмоций иссушив до мели, она украла мое я, превратив в пустоту сознание.       Прошла неделя. Время текло вязко и медленно, практически не двигаясь с места. Дни растягивались, словно пластилин, упрямо не желая сменять друг друга, несмотря на темное, зимнее время. Чёрный дым сплетался в рваные узоры над бочкой, я какой-то палкой поправил горящую пластмассовую бутылку чуть ближе к краю, чтоб не ебашило прямо в лицо. Не помогло. Сам чуть отодвинулся от «очага». Гин с Джуничиро ушли на поиски еды. Последний практически не говорил, только если по делу. Его улыбку я видел лишь в своих воспоминаниях. Со мной же остался белобрысый. Он тихо сидел напротив, ковыряя гвоздем цемент. - Рю, с тобой все в порядке? - Спросил ни с того, ни с сего. - Что за тупой вопрос? - Не отвожу взгляда от костра. Сейчас нет ни малейшего желания говорить о чём-то. - Я просто хотел начать разговор, но не знал как лучше. - Зато честно признался он. - Вот когда придумаешь - начнёшь. - Я сосредоточенно ковырял палкой угли. Печально опустив глаза он умолк. Мой ответ его явно расстроил, но было абсолютно похуй. Глупо было о чём-то говорить, надеяться на лучшее и верить. Все было хуйово. Все сломалось и никогда это уже не починить. Я сломался. Пусть не прямо, но косвенно послал придурка на хуй. И не жалел. - Что с тобой происходит? - Я продолжал его игнорировать. - Я беспокоюсь... - Тогда оставь меня в покое и не задавай глупых вопросов. - Эти извечно настырные попытки выяснить то, что и так ясно меня раздражали. - Ты делаешь только хуже, закрываясь в себе. - Он наивно подбирался к моей душе, явно не рассчитывая, что там по-сути уже шаром покати. Хотя, сам того не ожидая я взбесился. - Да куда уже хуже? Куда хуже, Ацуши?! Мы все тут сдохнем, - я сильно повысил голос, практически забывшись, - смерть Наоми ничего не изменила, исчезновение Джона тоже, я не почувствовал ничего, ни глядя, как горело ее тело, не наблюдая за тем, как убивается Джу. Потому что я чертов монстр, не способный на сочувствие. Я не боюсь собственной смерти, даже напротив - желаю, ведь это лучше, чем то положение, в котором находимся мы. - Я знатно распизделся, но никакой реакции на лице белобрысого не наблюдал. Выслушав мою тираду, он спокойно, все так же, сидел напротив и смотрел своими фиалковыми глазами. На момент мне показалось, что я уловил в них что-то слишком далекое, никак не соответствующее его возрасту. - Всегда есть куда хуже. Но сдаться - это трусость. А ты врешь самому себе, вместо того, чтобы идти дальше, поддаешься жалости. - Сейчас я не узнавал его совсем. Стало по-детски обидно, я и сам не разбирал, то ли от режущей глаза правды, то ли от своей же ничтожности, - Никто ведь не заставляет тебя идти в одиночку, давиться этой болью. Я уже говорил, что готов разделить её с тобой. - Это нельзя было назвать оптимизмом, слишком поздно я это понял и по-настоящему осознал. Он хотел жить. Хотел выживать и готов был сделать все, чтобы выбраться на свет из этой ямы безнадежности, при этом искренне желал захватить меня с собой. Переварив только что услышанное, я через все свои сомнения и гребаную бесполезную гордость просто перепрыгнул, разрыдавшись. В его уставших глазах отыскалось мое потерянное я.       Сырость обоссаных углов подворотни и давящее небо, обернутое свинцовыми тучами. В момент стало немного зябко и я плотнее укутался в порванной кожанке, надеясь, что она подарит хоть какое-то тепло. Конечно же, это самообман. Я проваливался в бездну воспоминаний и терялся все сильнее. Перед глазами до сих пор отчетливо виднелось фото флюорограммы, заплывшее черными пятнами. В моей груди цвели опухоли. Время перестало обходить стороной мой мудизм, отсрочив всего пол года на переосмысление этой жалкой жизни. Но я как-то не до конца еще понял, что это не очередная глупая шутка недалекой судьбы, а точка. Точка поставленная самим же собой.