Под коркой мы дышим пылью

Дым губы целует, обнимает дрожащее тело и исчезает. Каплями в небе без слов, ожиданий - растаял. Так стирается тоска из памяти, «Я» стирается в пыль, что ветер подхватывает как лист опавший Уносит в другие миры под названьем «неважно» или «пройденный этап» скитания по углам. Мерцание экрана кажется мерным, убаюкивает. Рама оконная искажает пейзаж. А я сплю и дышу для кого-то, без отвлечения на этот дивный мираж.

      Первый весенний день изначально не нес в себе ничего положительного на протяжении всей моей гребаной жизни. Я встречал его неохотно и провожал с облегчением. Пройденный этап, еще один прожитый год, но уж в этот раз точно последний. Меня не затрагивали крики Куникиды с кухни, который максимально отчетливо пытался донести до этой тупой пизды Люси очевидные, мать его, вещи. Тени казались острыми и колючими, а проблески утреннего света из полосочки штор - жутко яркими. Начала донимать бессонница и я уже не совсем понимал, что происходило на самом деле, а что являлось лишь мелким кусочком несобранного пазла редкого сна. Мои мысли заполняла неизбежность и дикая тоска. Больше всего на свете мне хотелось удостовериться в том, что чертов Ацуши все еще ступает по этой земле и дышит. Я понятия не имел откуда начинать поиски и начинать ли их вообще. Весь мир обрамляла пыльная дымка пустоты и холода, я чувствовал себя потерянным, сломанным и забытым. Звучно хлопнула входная дверь и в голову улеглась тишина. Она свернулась комочком на задворках сознания, мыльными разводами возрождая воспоминания. - С днём рождения, Рю, - тепло улыбнулся белобрысый, протянув мне немного поплывший кекс. - Где ты взял его? Я же говорил, что не считаю этот день чем-то особенным, так что не стоило, - в тот момент нужно было просто поблагодарить и завалить ебало, но я же не умел так делать, и попусту начал причитать. - Выпросил у продавщицы в пекарне, сказал, что у одного очень важного для меня человека сегодня праздник, а ещё, - он пошарил в кармане рваных штанов, затем достал почти догоревший кусочек свечки, - вот. - Протянул её мне. Его глаза светились от счастья, расплавляя в жидкий кисель мою застывшую душу. - Не стоило так утруждаться ради меня. - Я был смущен его желанием порадовать в этот глупый день, но в момент стало как-то по родному тепло и спокойно. Так что я забрал из его рук подарок, искренне сказав, - спасибо. - Загадай желание, - я поджег свечу и закрыл глаза, собирая все свои мысли в кучу. "Я хочу, чтобы несмотря ни на что ты продолжал улыбаться, продолжал идти, не взирая на хлесткие плети судьбы. Продолжал дышать. Я хочу навсегда забыть об этой пустоте. Хочу, чтобы мы обрели свободу". Я набрал в легкие воздух и потушил только что родившийся огонек. Откусил кусочек кекса с подгоревшим изюмом, а затем протянул белобрысому дурачку.       Мы сидели на третьем этаже завода и уплетали вкуснейший в моей жизни десерт под редкими лучами заблудившегося в тучах солнца. Говорили о какой-то фигне, я смутно припоминаю с чего начинались наши глупые беседы и чем заканчивались. Небо в тот день было смутное, холодное, словно предупреждающее о грядущей опасности, настораживающее. Пару редких капель дождя отпечаталось на цементе. Он нерешительно спускался на землю, лениво, но так и не собравшись с силами. Тяжелые тучи, стальные, удерживали его в своих тисках. Жутко счастливый придурок глядел в бездонную даль, подняв голову к небу, холодная одинокая капля попала ему прямо в глаз. Мягко выругавшись он начал его тереть. До конца дня ему казалось, что туда что-то попало, ведь было неприятно моргать. - Да ты только хуже делаешь, - я обреченно вздохнул, глядя в его сторону. - Не трогай руками, еще заразу какую-то занесешь. - Не могу, что-то словно колет, - ныл он и все продолжал тереть рукой этот чертов глаз. - Рю, посмотри, пожалуйста, - жалобно протянул и приблизился ко мне. Я наклонился к его лицу, чуть отодвинул нижнее веко большим пальцем вглядываясь в поисках несуществующей пылинки. - Нет там ничего, - заверил его я. Глаз немного слезился, но лишь из-за того, что этот дурачок ковырялся в нем грязными руками. Он чуть зажмурился и промямлил: - Но все равно что-то жжет. - Вот и не трогай, чтобы не жгло. Промоешь потом водой. - Только он поднес руку к лицу, я перехватил его ладонь, крепко сжимая в своей. - Ты совсем глупый или прикидываешься? - Он виновато опустил голову, чуть щуря пострадавший глаз. - Щиплет немного, - я кончиками пальцев коснулся его щеки, а затем приблизился, невесомо поцеловал в уголок глаза. Он замер, удивленно глядя на меня. - Не думай об этом и все пройдет. - Я лишь обреченно закатил глаза, не отпуская его руки. Предательски загрохотало небо, разбивая ветреный покой. Тучи сдались, выпуская на волю холодные капли дождя. Цемент потемнел, поднялась пыль. Воздух стал невыносимо влажным и будто слишком насыщал легкие, с каждым вдохом устраиваясь в груди, мешая свежесть с привкусом земли. Мы неспеша спустились в подвал, Джуничиро и Гин ещё не вернулись. Уселись перед бочкой на затхлом матрасе, вслушиваясь в ритмичное биение дождя. Белобрысый опустил голову на мое плечо, тихо сказал: - Иногда хочется выбежать, подставляя тело под тысячи касаний ливня и раствориться в нем, как сахар, - чуть шмыгнул носом, продолжив почти шепотом, - переродиться. - Жаль вода не смывает шрамы, - будто закончив его мысль добавил я, - и память. - И память, - эхом повторил он, закрыв глаза, придвинулся ближе ко мне. В тот момент не хотелось ничего, я уверенно мог бы назвать этот день лучшим из всех дней рождений в моей жизни, не будь одного "но". И это "но" заключалось в том, что тогда я в последний раз мог себе позволить наслаждаться его теплом, его близостью, его добротой.       На следующий день мы приняли свою "смену", отправляясь на площадь в поисках еды. Ко мне подошел высокий стройный мужчина, судя по одежде при деньгах, придерживая в руке лакированную трость с золотой головой льва на ручке. - Бедный мальчик, ты голоден наверно? - Обеспокоено спросил он, не скрывая своего явно наигранного сочувствия. Не поверю, что для высшего класса инфа о бездомных или лицезрение их вживую в новинку. Такие как раз лучше всего знают о том, в каком положении находятся люди, приносящие им деньги. Но я не ощутил подвоха, халявная еда была бесценной и я устало кивнув, тихо промолвил: - Да, сэр, очень, - жалобно состроив глазки. - Ох, как же жестока судьба. Я не могу оставить этого без внимания, идем купим чего-нибудь. Что бы ты хотел съесть? - Он накинул на меня свой плащ, что вызвало нехилый такой ступор, и закинув руку мне на плечо повел в сторону базара. - Что угодно, только бы поесть. - Немного опешив от такой внезапной удачи я промямлил. Он накупил кучу фруктов и я с огромным аппетитом уминал их, сидя возле памятника какого-то завоевателя, что в центре площади, вылитый из гранита, возвышался на коне, вскидывая вверх руку с копьем. Замороженный в камне образ, скорее всего совсем не похожий на него настоящего, дарил людям память о чьём-то деле, о чьей-то жизни и дыхании. О когда-то давно усопшем дыхании. - Не спеши так, - смеясь проговорил богач, - еда не убежит. - Спасибо, - невнятно, с набитым ртом, проговорил я, продолжая запихиваться сочным яблоком.       Прямо перед нами остановилась машина с тонированными стеклами. Из неё вышел пожилой мужчина в одежде, похожей чем-то на церковный балдахин. Перекинувшись взглядом с богачом, он позвал следящего на заднем сидении парня, чуть старше меня, тот вышел. Я сильно напрягся, все это показалось жутко странным, но тут внезапно ощутил сильную хватку на запястье, сидящий рядом "добрый человек" ухватил меня за руку, как-то приторно глядя в глаза процедил: - Больше ты не будешь голодать, теперь о тебе позаботятся. - Я начал паниковать, пытаясь вырваться, но с другой стороны меня уже придерживал вышедший парень, они повели мне в сторону машины, запихивая на заднее сиденье. Захлопнулись двери, щелкнул замок. Я вырубился от удара почти моментально, а очнулся уже в приюте, больше похожим на тюрьму, чем на место где оберегают от холода улиц.       Несколько лет смешались в один день, что по кругу повторялся по одной и той же схеме. Чистый лист, снова и снова. Забыть своё имя, не задохнуться в воде, не захлебнуться в крови, не потерять чувствительность в конечностях, не говорить. Не подавать виду, не думать. Это было больше похоже на дикий аттракцион для отбитых садистов, на потерянную страницу сцены пыток из антиутопии Оруэлла, на самый страшный кошмар, который можно было наблюдать, чем на приют. Ежедневно из нас выбивали все дерьмо, даже из тех, в ком его никогда и не было, и быть не могло. Девочки, мальчики, семь лет, четырнадцать, не важно. Стертые в кровь руки об алый цемент, дрожь в коленках и скрежет в суставах, боль ковыряется в теле, ни на мгновение не покидает. Я забыл о том, что существует что-то за пределами этих каменных стен. Я забыл о том, кем был когда-то, и едва улавливал осознание того, что пока жив. В голове лишь наводилось на итак выжженом отпечатке единственное желание: "выбраться, сбежать". Грязные зеркала души, разбитые, отражали пустоту. Отголоски прошлого изредка касались воспоминаниями теплоты, проблеском надежды блестели глаза Атсуши в моих снах, а затем этот свет стирался пыльным утром из закрытого ржавыми решетками окна. - Что планируешь на сегодня? - Без особого интереса в голосе спросил Куникида, присаживаясь на диван возле меня. Выдергивая в реальность из ебаного ада, который я неосознанно все продолжаю и продолжаю вспоминать. Если и задуматься, до сих пор я живу в клетке собственного я. Прошлое является моим настоящим, а не реального настоящего, не будущего уже не будет. Вся жизнь, проведенная в ожидании, в надежде, в ступоре. По-сути, я до сих пор остался тем заплаканным пиздюком, рыдающим на руках белобрысого придурка, жалеющим себя и безнадежно глупым. - Ничего, - с неохотой ответил я. И я действительно ничего не планировал, мне ничего не хотелось, и я ничего не мог делать последние несколько дней. Единственное, что представлялось заманчивым, так это заснуть хотя бы на часик, провалиться в бездну Морфея без сновидений. Ощущая лишь, как тело обволакивает черной пеленой и уносит в даль. - Я тут выделил немного свободного времени, может придумаешь что-то? - Мне нравилось, как пиздец ненавязчиво и издалека этот зануда подходил с предложением отметить мою днюху. - К примеру? - Устало, не открывая глаз, задал я встречный вопрос. Он не знал, что скоро я сдохну. Наблюдал, конечно, за тем, как понемногу я убивал себя все это гребаное пустое время, но не был оповещен, что все, конечная. Чувствовал я себя отвратно, желудок крутило от кофе и практически заменивших воздух сигарет, но виду, ясен хуй, я не подавал. Куникида предложит выпить чего-то, я проблююсь под одинокой рекламой вывеской посреди вечерней трассы, и мы поедем искать его обдолбаную Люси. Она выебет мне мозг своими тупыми подкатами, а потом я просто завалюсь к ним на хату и вырублюсь. - Можем съездить куда-то, выпить чего-нибудь. Я торт купил. - Как я и думал. - Ты целыми днями работаешь и свой единственный выходной хочешь просрать, шатаясь со мной по сомнительным барам? Только из-за того, что я появился на свет в этот гребаный день? - Я зевнул, потянувшись. - Странно слышать это от тебя. Не припоминаю, чтобы когда-то ты ценил время, - он действительно удивился моему заявлению, - ну, не хочешь - как хочешь. - Не сказал, что не хочу, - я поднялся с дивана, снова зевая, прихватил с вешалки куртку, бросив через плечо, - поехали?       Мелькающий за окном город сливался в какое-то месиво из огней, редких деревьев и безустанно бредущих куда-то прохожих. Мы остановились у первого попавшегося бара. Куникида вытащил ключи, я захлопнул дверь и машина осталась позади. Внутри было миленько, и это было как раз то, что мне нужно. Вдоль стены тянулась обшарпанная барная стойка, приглушенный свет, пара тройка столиков и подобие сцены, на которой никого не было. Забившись в углу поддатые дедки раскладывали пасьянс, попивая пиво. Молодой бармен с кривым драконом на руке протирал и так чистые стаканы. Мы присели за стойку, заказали виски. Затем повторили. Пили медленно и молча, лишь на автомате чокаясь. Я чувствовал, как спирт разливается в желудке, отдавая свое тепло телу, а горечь царапает горло. После очередного глотка я закашлялся, как в последний раз, но спустя несколько минут попустило. - Так и не сходил к врачу? - Осуждающе посмотрел на меня Куникида. - Как-то забыл совсем. На неделе выберусь, - устало пробормотал я, поежившись на стуле от представления того, как в этот самый момент что-то инородное пожирает мои живые ткани. Как отслаиваются по кусочком стенки легкого вследствие некроза, и как мое тело постепенно будет превращаться в пыль, брошенное в огонь. К горлу подступила тошнота, но я как-то пытаясь игнорировать это, залпом осушил стакан, глубоко вдыхая. - Думал, что дальше делать будешь? - Люси поедем искать же, - немного потерявшись, предположил я дальнейшее развитие событий, сделав вид, что неправильно понял поставленный вопрос. Разговоры о несуществующем будущем казались сейчас неподъемной и жутко угнетающей темой. Немного поплыв от выпитого, и терзаемый ебаной тошнотой, я был не в состоянии красиво напиздеть о своих радужных планах, дабы пресечь на корню волнение альтруистичного Куникиды за мою дальнейшую жизнь. - Да не сейчас, - сразу поправил он, уточняя, - в будущем. - Я задумался, что бы такого спиздануть, дабы не развивать эту тему дальше. Но сам того не понимая, начал втирать дичь. - Хочу найти одного человека. - И это весь план? - Удивленно вскинул бровь он. - Да, он слишком долго жил за меня. Надо бы и мне хоть немного пожить для него напоследок, - уже произнеся последнее слово я завис в ужасе. Спизданул так спизданул, нахуя? Сам не понял. Куникида переваривал мои слова, задумчиво глядя, как переливается коричневатый вискарь в стакане со льдом, а затем спросил: - Знаешь, где искать? - Я ни с того, ни с сего истерично засмеялся, едва сдерживая накатившую истерику, а затем с обреченной улыбкой промямлил: - Понятия не имею.