***
В основном рассказывал Ньют. Он не утаил ничего: поведал о том, как увидел мисс Нокс в булочной, как её признал Нюхль и как он сам, запаниковав от мысли, что Элеонора снова исчезнет, привёл её к своим волшебным существам. Упомянул он и о жизни Норы в Нью-Йорке, а самое главное — отметил, что все её воспоминания о волшебстве точно испарились. Нокс слушала так, словно всё это происходило не с ней. После того как Ньют замолчал, в кабинете на некоторое время повисла тишина, если не считать еле слышного кряхтения, издаваемого Нюхлем. — Вот значит как, — задумчиво протянул Дамблдор. — Что ж, я подозревал, что подобное может однажды произойти. — Что? Нора так и не поняла, кто задал этот вопрос — Ньют или она. Оба они уставились на профессора. Даже нюхлер, приоткрыв клюв, взглянул на него. — Как вы могли заметить, я не удивился так, как должен был, увидев тебя, дорогая, — Альбус кивнул Элеоноре, — спустя… сколько? Четырнадцать лет? — Пятнадцать, — машинально поправил его Ньют. — Верно, пятнадцать… — подтвердил Альбус, усмехнувшись этой точности. — Дело в том, что мысль, будто ты можешь в любой момент войти в двери Хогвартса, посещала меня довольно часто, — улыбка снова тронула лицо Дамблдора. — Но кто бы мог подумать, что вы придёте вместе? Впрочем, сейчас я готов признать: разве могло быть иначе? — Я не понимаю, — сказала Нора. — Безусловно. Правда в том, дорогая, что я слышу это от тебя не в первый раз. Но возможно, сейчас ты наконец-то поймёшь. — Не в первый раз? — Вы… вы уже видели мисс Нокс? — задал вопрос Ньют. Элеонора посмотрела на него с удивлением, ожидая, что Дамблдор ответит отрицательно. Очевидно, что она не видела того после 1912 года… только не в Нью-Йорке… Нора бы запомнила. Но тот молчал. — Альбус? — позвала девушка. — Это правда? На его лице она увидела печаль, хоть Альбус и продолжал улыбаться. — Вы знали, что мисс Нокс живёт среди маглов и не помнит о нашем мире? — потрясённо спросил Ньют. — Как давно? Дамблдор ответил не сразу: — Полагаю… два года? — Два года, — повторила Элеонора, всё ещё не веря. — Но я совсем не помню тебя, Альбус. — Ты не помнила ни в первую нашу встречу, ни в последующие, — ответил тот. — Всякий раз мне казалось, что ты готова поверить мне — даже вспомнить. Но стоило тебе отвести от меня взгляд, как я вновь был для тебя незнакомцем. Однако если подумать... возможно, все эти встречи и привели к тому, что сегодня я вызвал у тебя такую реакцию, хоть я не беспокоил тебя уже год. Нора вздрогнула, когда Ньют вскочил на ноги. Она не сразу поняла, что он зол. — Вы лгали мне. Все эти годы вы смотрели мне в глаза и лгали! Дамблдор вздохнул. — Ты спрашивал меня, нашёл ли я мисс Нокс или хотя бы след, что приведёт к ней. И я всегда отвечал: «Нет». Это правда. Мисс Нокс я не нашёл. В Нью-Йорке я встретил только Элеонору, которая, к моей радости, жила в своё удовольствие. — Вы могли сказать мне. Могли привести её в Хогвартс. А вы оставили её там! — Она не выглядела потерянной. У неё был дом и любимая работа. Она казалась счастливой, — спокойно, как ребёнку, объяснил Дамблдор. — К тому же у меня не было причины думать, что Элеонора не забудет Хогвартс так же, как забывала меня. Или что она не забудет тебя, Ньют, — в голосе мужчины была мягкость. — Тебе и так было нелегко, я не хотел, чтобы ты страдал ещё больше. Норе показалось, в её сердце разверзлась пропасть. Ньют всё стоял, сверля профессора взглядом, и Нора подалась вперёд, чтобы сжать его пальцы. Если ему и нужно кого-то винить, то только её. Альбус поступил правильно: в отличие от неё, он защитил Ньюта от боли, и это лишь для того, чтобы она вернулась и всколыхнула прошлое. — Альбус, — позвала Элеонора, стараясь контролировать свой взволнованный голос. — Пожалуйста, расскажи нам обо всём, что знаешь. Дамблдор взглянул на неё так, словно хотел проникнуть ей в душу. В его глазах Нора видела предупреждение. И хоть часть неё боялась (возможно, на самом деле Элеонора сама не хотела помнить о том, что случилось: «Что я натворила?»), отмахнуться от правды она не могла. Будь она здесь одна — поднялась бы и вышла, не решившись выслушать Альбуса. Но рядом с ней был Ньют, а он точно заслуживал знать правду. — Что ж. Эта тайна и так существовала слишком долго, — наконец сказал Дамблдор. Нора крепче сжала ладонь Ньюта, и не прошло и секунды, как она почувствовала ответное пожатие.***
1912 год, январь Времена менялись. Элеонора не могла объяснить, почему мысль эта, как пойманный в силки авгурей (2), билась о стенки её сознания день и ночь. — Элеонора? Она заёрзала в кресле и уставилась на полупотухший камин, чтобы избежать зрительного контакта. Затем, не думая, машинально огладила юбку, и пальцы сжали шуршащую ткань. — Что, если это не просто слухи? Глаза за стёклами-половинками внимательно её изучали. Нора чувствовала себя совсем глупо, когда Альбус смотрел на неё вот так. В такие моменты она забывала, что давно уже не ребёнок, и смущалась, начинала заикаться и путаться в словах. — Дорогая. Альбус встал со своего места, подошёл к ней и положил ладонь ей на плечо. Элеонора вздохнула, вместе с кислородом стараясь вобрать в себя хоть немного храбрости, и наконец подняла взгляд, чтобы взглянуть на мужчину снизу вверх. Во взгляде её отражался огонь, а обычная несобранность уступила место суровости. — Перестань, — сказала Нокс и сердито стряхнула его руку. — Никаких «дорогая». Ты всегда так меня называешь, когда, по-твоему, я веду себя глупо. — Вовсе нет, — Альбус улыбнулся. — Я делаю это, потому что ты очень мне дорога. Нора фыркнула, очень похоже изобразив звук, издаваемый гиппокампом (3), если его разозлить. На Дамблдора, казалось, это совсем не произвело впечатление. Он опёрся рукой на камин и всё так же смотрел на неё — с добродушием и снисходительностью. — Разве не потому ты рекомендовал меня на эту должность, чтобы я всё для тебя выяснила? — сказала Элеонора, возвращаясь к главному. — Профессор Диггл не стал бы и думать о подобном. Отмахнулся бы от подобного предположения, заявив, что только самый последний волшебник станет верить в эту чушь. — Ты получила место преподавателя не из-за того, что мне была нужна твоя помощь, — лицо мужчины посерьёзнело. — Всё благодаря твоему уму и таланту. — О, перестань! Кому, как не тебе знать, что я абсолютно не умею ладить с детьми. Мерлин, да Бойз до сих пор в больничном крыле и утверждает, что саламандра (4) едва не превратила его в уголь! А в ней всего полфунта (5)! — Мистер Даринг, — покачал головой Дамблдор. — Он доставляет неприятности не только тебе. — Потому что это не ребёнок, а чудовище, — выпалила Элеонора и тут же замолчала, прижав ладони ко рту: — Я ничего не говорила! — Безусловно, — согласился Альбус. — Профессор ни при каких условиях не может называть своего ученика чудовищем. Но, стоит отметить, что хоть ты ничего и не говорила, я всё же чувствую некоторую солидарность… Элеонора улыбнулась — всего на мгновение, пока не вспомнила, что разговор они вели о другом. Но в этот миг она выглядела как двенадцатилетняя девочка, которую ему чем-то удалось рассмешить когда-то давным-давно. Тогда они смеялись так громко, что их выгнали из школьной библиотеки, а присутствовавший при этом профессор (вспомнить бы теперь, кто именно это был!) снял по пять очков с Гриффиндора и Хаффлпаффа. После этого Нора дулась почти неделю, отказываясь разговаривать с Альбусом. — Мы столько лет знаем друг друга, — в голосе Элеоноры сплелись грусть и нежность. Она поднялась с кресла. — У меня нет доказательств, но моя интуиция… Называй это верой, если хочешь. Неужели и ты не можешь мне поверить? — Я верю, когда ты говоришь, что анка существует. Как я уже говорил, у тебя есть талант, Элеонора: ты не только понимаешь волшебных существ, но и умеешь их находить. Чего только стоит история с бундимунами (6), которыми, как оказалось, кишели нижние этажи Министерства! — Дамблдор снял очки и тщательно протёр их рукавом мантии, прежде чем продолжить: — Но я не верю, что Грин-де-Вальд ищет анку. Он не из тех, кто бросится в погоню за мифическим существом. Элеонора пристально на него посмотрела: — Разве он никогда не делал того, чего ты от него никак не ожидал? Альбус молчал очень долго. Его неизменная улыбка внезапно показалась Норе горькой. — Я благодарен, что ты потратила столько времени и сил, чтобы узнать больше об анке, и озвучила своё мнение на сей счёт. Но, повторяю, оснований для волнения нет. Забудь о слухах и не тревожься. Нора и сама не ожидала, что его слова так её разозлят. Она была не их тех, кто легко выходит из себя, по крайней мере раньше. В последнее время Элеонора всё чаще сидела ночами в кабинете, вглядываясь в ночь за окном Хогвартса. Интуиция у неё и впрямь была что надо, и Нокс чувствовала, что времена… времена меняются. — Оснований для волнения нет? — голос у неё сел. — А что насчёт Йоркшира (7)? По-твоему, это сделал не Грин-де-Вальд? — Его следов там не нашли. То лишь слова перепуганных… — Что, люди ни с того ни с сего заговорили о нём по всей Англии? — никогда ещё туманные глаза Норы не были так ясны. — Ты правда так думаешь? Или тебе хочется так думать? А может… может, ты всё ещё… защищаешь его? Дамблдор потёр переносицу большим и указательным пальцами. Он закрыл глаза, точно больше не мог смотреть на Элеонору. — Ох, Альбус… Она не добавила более ни слова. История Альбуса Дамблдора и Геллерта Грин-де-Вальда её не касалась. Значение имело лишь настоящее — то, в котором имя Грин-де-Вальда, прежде мало кому известное, начало звучать повсеместно. Его произносили шёпотом и с усмешкой. Люди включали его в свои байки и насмехались, но глаза им неизменно застилала тень. И что-то подсказывало Элеоноре, что однажды, возможно, совсем скоро, эта тень приобретёт вполне ясные очертания страха. Поначалу никто не верит, что мир может внезапно рухнуть. Грифон (8) тоже не верит, что кто-то способен запереть его в клетку, а после — не может вспомнить, что такое свобода. Времена меняются — и начинается всё с мелочей, например с крошечного слуха о прекрасной птице анке и её поисков. Может ли быть такое, что однажды, когда имя Грин-де-Вальда уже ни у кого не вызовет усмешки, никто не сможет поверить, что и она прежде казалась мифом? Впервые оставаться в Хогвартсе было для Норы невыносимо. Она воспользовалась каминной сетью — и с этого «побега» началась история её исчезновения, произошедшего в конце зимы 1912 года. Задержись Элеонора ещё хоть на секунду, возможно, увидела бы тень в полоске света между дверью и стеной — то юный Ньют Скамандер отступил назад, нахмурившись, пытаясь понять, чему именно он только что стал свидетелем.