***
Ходячие у перевёрнутого автобуса в кювете как-то слишком быстро закончились. Даже кровь закипеть не успела, лишь чуть сбил дыхание. Трой бегло осмотрел команду — естественно, без потерь. Они в отличной форме. Волчица Мэд выглядела ошалевшей. Ничего, пусть привыкает. «Что, дамочка, декольте кровищей забрызгала? Это тебе за мой глаз, сука! — Усмехнувшись про себя, Трой еще раз мельком осмотрел грудь в нарочито расстёгнутой толстовке. — Хороша. И я бы поддался на эти твои приоткрытые губы, распахнутые рубашонки и пронзительный взгляд, но извини, Мэд, извини. Подвинься…»***
Копоть лежала плотно, пришлось попотеть. Камень из-под щётки становился светлым, почти молочно белым, но работы было много. Ника уже сбросила куртку, запыхавшись. Утром мама уехала с Троем и его отрядом на место падения вертушки. Тот дурашливо помахал пальчиками на прощание, мол, «Сегодня буду тусить не с тобой, детка!», и увёз Мэдисон. Просто отпад — день или два свободы: без придирок, серьёзных разговоров о будущем, грандиозных планов по свержению правящей династии Отто и прочего дерьма. Как же Ника его уже наелась, она просто эксперт по дерьму во всех его модификациях. — Когда закончишь тут, можешь заняться амбаром, — Джеремайя явно оценил её старания. — Простите, — вытерла со лба пот, измазавшись еще больше. — Тебе не за что извиняться, — уже начал играть в добренького Санту, Ника прищурилась. — Как же? Я — чужая, нахлебница, у меня вполне себе однополые отношения с девушкой-мексиканкой, а еще — я наркоманка. Причем, не скажу, что бывшая. — Община — это единое целое, и ты теперь — её часть… — и еще много, очень много красивых слов. Добренький Санта постепенно становился просто сиропно-сладким. И Нике не нравилось, как он иногда, как бы невзначай, трогал её плечо и называл дочкой, но слушала она его очень внимательно. Ей было это нужно: наблюдать и делать выводы. Джеремайя поднял из золы почерневший револьвер, похожий на сгоревший остов чьего-то скелета. Взял его трепетно, словно семейную реликвию: «Шедевр! В каждом доме должно быть оружие!» — А Ника тут же провела параллель с Мэдисон: «В моём доме никогда не было оружия!» «Хм, и что мы имеем, уважаемые дамы и господа? В наличии один психованный маньяк и одна не менее психованная наркоманка. Оба опасны для себя и окружающих. Что со всеми нами не так?»***
Трой вывернул руль, глянул направо и вспомнил, что уже давно не доставал Мэдисон. Подколол её боевой профнепригодностью — получил в ответ тяжёлый взгляд, но не слишком — она была рассеяна. Чуть куснула, напомнив ему про мать, но опять же — не слишком. Видимо, нащупала еще одно слабое место, кроме глаза, но пока желания это знание применить не было. «Чёрт, как же они похожи с Никой этим напряженным выражением лица, даже в запахе было что-то общее, словно пряная добавочка к кофе. Бросил щепотку, и сразу становится не пресно!» — Правда, у Ники этой приправы было просто через край, а вот Мэди почти целиком сделалась стальной. Осталось металлическое, а всё прочее по крупицам выветрилось.***
Мелькнуло имя «Трой» и Ника тут же навострила уши, словно впитывая информацию. — Трою было пять или шесть. Он всё время устраивал эти жуткие истерики без повода. Мать заперла его в тёмном подвале, про него просто забыли. Он простоял там сутки… а потом только извинялся, но страха не было. Слушая, прикрыла глаза — Мэдисон никогда с ней такого не делала, но… Ника сама находила эти тёмные «подвалы» и запирала там себя самостоятельно. И не на сутки, нет. — Я чувствовал себя отвратительно, но всё равно не собирался меняться и бросать пить. Ради Троя или кого-то ещё… — Так что заставило вас оставить выпивку? — О, я как-то охотился по пьяни, и чуть не отстрелил себе член! Ника хмыкнула, пряча за улыбку почти брезгливый оскал: «Ты не хотел измениться ради сына, не боялся потерять его, а вот член, блядь, это святое. Просто сволочь!» Когда Джеремайя спросил чего она хочет от жизни, пришлось с трудом сдержаться, чтоб не бросить ему оскорбление. Ника просто пожала плечами, не оборачиваясь. А потом вдруг поймала себя на нехорошей мысли и потерла переносицу, отсекая её: «Угомонись!»***
Он прокололся. Не проверил территорию, сам виноват. Гребаные краснокожие. Убили кучу его людей. Трой поморщился. Именно кучу — свалили трупы в отвратный ком и подпалили. Оставили старика Маккарти на корм воронам. Он, конечно, был тем еще говнюком, но… Забрали машины, оружие и ботинки. Последнее — акт унижения, а не наживы. И Мэдисон… Мэдисон. Трой понял, почему Ника такая пришибленная. Мамаша Мэд была просто невыносима, когда чувствовала своё влияние на людей. Вытребовала привал. Он чуть не прирезал её при всех, но лишь схватил за локоть, прошипев угрозы. Ночью, тяжело дыша, вынул было нож и уже привстал — она дремала недалеко, но вдруг очень ярко вспомнил. Ночь и охота. Он также лежал на спине, как сейчас Мэдисон. Ника рычала ему в лицо, но не прикончила. Волна бешенства вдруг резко схлынула, оставив лишь навязчивую головную боль. Дыхание постепенно выравнивалось, медленно исчезало ощущение удушающего комка в горле. Убрал нож, снова вспоминая, как она громко смеялась, запрокинув голову. Сумасшедшая девка. Улыбнулся, потёр переносицу: «Угомонись!»***
Ника облазила всё ранчо в поисках разнообразных крутых штукенций. Очень увлеклась. Нашла совершенно потрясные старые фонари, хоть в музей сдавай. Очистила и отложила для «сюрприза». Выклянчила у соседей клетчатый плед, пустив в ход всё своё обаяние. Так, пойдёт вместо скатерти. Цветы в пузатой вазе, свечи, импровизированная кровать прямо под открытым небом. «Отлично! Романтика, просто блеск». Люси, конечно, умилилась и просияла, но Ника очень остро чувствовала её внутреннее состояние — Люсиана сделала свой выбор. И он был не в пользу этого места и подруги. «Уйдёт», — отстранено поняла Ника, сожалея, но… как-то не слишком. Не слишком.***
Рассвет, ледяной дождь, сбитые в кровь ноги. Бредущая рядом и многозначительно поглядывающая Мэдисон. Но Трой сегодня ей ничего не должен. Ничего. Скоро будет война, она уже объявлена, и жертвы имеются. Нужно готовиться и победить, плевать — какой ценой. Трой не может проиграть, он сделает всё возможное.***
Холодно и очень рано. Ника проснулась в пустой постели, промерзнув до костей. Её замечательные фонари давно погасли, покачиваясь на лёгком сквозняке. Люси не было, только клочок бумаги — записка. Ушла. Ника с силой потёрла лицо, заваливаясь обратно на постель. Поняла, что продула эту войну вчистую. И что с того? Просто еще одна проигранная битва. «Переживём», — потянулась, выгибая спину, разглядывая уже совсем побледневший серп месяца. Оглянулась — а дом то вот он, на месте. Точка опоры. Пожалуй, Ника недооценила его верность и постоянство. Опять же, лучше здесь ночевать, чем в том бараке с Мэдисон. Отлично, решено. Ника сделала свой выбор.