Бытие и абсурд

– Ещё одно убийство, профессор. Ещё одно. – Успокойтесь, Минерва. Нервничать сейчас неуместно. – Дамблдор отечески улыбнулся. Но в улыбке этой не было и капли того обычного добродушия, которым директор одаривал своих подопечных. Сосредоточенная тревога в его синих глазах заставляла сердце МакГонагалл нервно вздрагивать, но одновременно дарила надежду, что всё наладится. Человек с такими глазами просто не может не справиться с какими-то там убийствами. Человека с такими глазами и Апокалипсис не напугает. – Это ужасно, Альбус, это просто ужасно! Опять хаффлпафец! Я не понимаю, почему опять хаффлпафец... – Мы обязательно выясним, Минерва. – Не отказывайтесь от помощи полиции, прошу вас. – МакГонагалл дрожащей рукой поправила пиджак, не глядя в глаза директора. – Они ведь опять их сюда направят... – Думаю, Минерва, в этот раз одной лишь полицией дело не ограничится. – Они будут подозревать ребёнка! – Неужто снова беднягу Каспбрака? У меня сложилось впечатление, что мои аргументы против его обвинений были достаточно убедительными... – Ситуация куда хуже, чем вы могли бы предполагать, профессор. – МакГонагалл нервно дёрнула головой. – Это... тело нашли Ричард Тозиер и Стэнли Урис. В коридоре на последнем этаже. И... Скажем так, смерть была очевидно насильственной и... Скажем так, убийца был креативен... – Вы подозреваете одного из них? – вкрадчиво поинтересовался Дамблдор, сцепив узловатые пальцы. МакГонагалл уже держала себя в руках, уже не дрожала и не дёргалась, но в глазах читался страх. В Хогвартс не брали неподготовленных кадров, большая часть профессоров до Хогвартса работала совсем не в государственных школах, где нет замков на окнах, а учителя не борются по утрам с желанием надеть бронежилет. Послужной список Минервы МакГонагалл включал в себя четыре детские колонии в Шотландии, где, к слову, разрешена смертная казнь несовершеннолетних, тюрьму Инверэри и школу для трудных подростков. И сейчас эта женщина едва сдерживала страх, стоя посреди кабинета невозмутимого директора Хогвартса и бегала взглядом по фотографиям Макаренко, Жана Пиаже и Анны Фрейд. Психологи проницательно улыбались с чёрно-белых снимков, и МакГонагалл становилось не по себе. В небольшом кабинете с мебелью из тёмного дерева и тяжёлыми красно-золотыми шторами повсюду стояли непонятные даже Минерве приборы и старинные книги с пожелтевшими страницами. Настольный глобус не показывал половины стран, зато на нём было большими буквами написано "посмотри в глаза чудовищ". МакГонагалл давно научилась не задавать вопросов таким личностям, как Дамблдор. Тишина тут веяла из всех углов, но при этом каждый странный прибор издавал щёлканье и трещание. На подоконнике рос цветок с красными листьями. – Насчёт мистера Уриса я сомневаюсь, но мистер Тозиер... – Сколько у него вклеек? – Две. – Плохо. – Достав из ящика стола шуршащую синюю папку с фотографией черноглазого парня в нелепых очках, директор откинулся на спинку кресла. – Альбус, а что если... – МакГонагалл закусила губу, и это было ей настолько не свойственно, что на мгновение в кабинете на месте декана Гриффиндора как будто очутился совершенно другой человек. – Что если это опять... Осекшись, она подняла взгляд, и в нём вновь читалась привычная суровость. Только бледность с худого лица никуда не делась. Дамблдор помолчал, давая приборам шуметь вместо него, потом продолжил, как ни в чём не бывало. – Пусть мистер Тозиер зайдёт ко мне сегодня, как можно быстрее. Я должен поговорить с ним до приезда федералов. ●●● – Кхм. – Чт... Отсядь от меня, придурок! – Эдди переполз на край стула, находящийся как можно дальше от Ричи и чуть не рухнул на пол. – Ты что, думаешь, это я пришил паренька? – возмутился Тозиер, театрально прижимая ладони к груди. У него были тонкие пальцы и два кольца без камней. От разноцветной изоленты рябило в глазах. – Ничего, блять, не напоминает, а, Эдс? – Жертву... м... Его просто облили водой, а потом обсыпали щёлочью, долбанной щёлочью в хлопьях! Его буквально растворили или как это называется... Его кожу разъело! Какой долбоёб вообще способен на такой кошмар? – зашипел Эдди, обличающе тыча пальцем Тозиеру в грудь, а скучающие соседи стали с интересом поворачиваться на их парту. – Лично я знаю только одного. – Спокойно, у нашей принцессы просто не сошлось уравнение, – положив Эдди на плечо руку, "успокоил" Тозиер подозрительно оглядывающихся однокурсников, пока они не привлекли внимание МакГонагалл, которая только-только начала урок, а потом перехватил руку Каспбрака и, сжав её в своих ладонях, грустно и достаточно слышимо произнёс с придыханием, – Нет, Эдди-спагетти, боюсь, у нас с тобой ничего не получится... – зачем-то добавил он и скорбно вздохнул. – Ты... Ебанат. – устало прошептал Эдди, рывком освободил свою руку и спрятал лицо в ладонях. – Эдс, тебе не кажется это всё... малость подозрительным? – заискивающе поинтересовался Тозиер, слегка наклоняясь к Каспбраку. – Я как будто угашенный попал в детектив Агаты Кристи. Два убийства. Обе жертвы – хаффлпафцы. Оба раза – нихуя, кроме способа убийства, и в обоих случаях следы ведут к нам, и... – Никуда эти грёбаные следы не ведут! – зашипел Эдди, пытаясь вложить всё своё раздражение в такой маленький звуковой диапазон. – Никаких следов вообще нет! Ричи опять молча на него посмотрел. Таких выразительных глаз Эдди ещё ни у кого не видел, поэтому он просто уставился в парту, сцепив руки между коленями. Его трясло, как будто сердце вдруг стало больше, чем нужно, как будто бы всё его тело надето на сердце, и каждый его удар отдаётся в каждой конечности. – Какой-то ученик съехал с катушек. – Каспбрак больше не шипел и не злился. Обречённостью в его голосе можно было кого-нибудь придушить. – И теперь убивает хаффлпафцев. Его поймают, потому что он не ходит сквозь стены и не стреляет из глаз лазером. Он обычный псих, как все мы тут... – Детка, если ты забыл, мы тут как раз потому, что никакие мы не психи. – ...и вскоре нас всех отправят по тюрьмам и психушкам, где либо пришьют, либо накачают седативными до полусмерти, потому что Хогвартс закроют и взорвут, а на месте взрыва ещё много веков не будут пастись олени... Ричи моргнул. – Послушай сюда, Эдс. Я смотрю на тебя, и в моей голове появляется замечательная мысль. Знаешь, что тебе жизненно необходимо? Как кислород. Отдохнуть. Ты всё время думаешь об убийствах, и об оленях этих своих, твоё ментальное тело не в порядке и аура твоя теперь чёрная... Каспбрак так на него посмотрел, что Ричи понял: вот он, достойный конкурент Стэну. В тёпло-карих глазах стояло такое искреннее презрение, что Тозиер решил про ауру больше не шутить. – В целом, я к чему веду? – рискнув положить Каспбраку руку на плечо, Тозиер отечески улыбнулся. – Тебе надо отдохнуть. Выпить. Покурить травку – не смотри на меня так, а то в камень превратишь! – между прочим, в Парагвае... Каспбрак упал лицом на парту так шумно и выразительно, что Тозиеру пришлось нервно улыбаться уже почти половине обернувшихся учеников. ●●● – А ведь он п-прав. – Никогда бы не подумала, что соглашусь с Ричи Тозиером, – выразительно подняв брови, кивнула Беверли. Она постукивала карандашом по столу, и это действовало Эдди на нервы. – Я т-тоже. Эдди поборол желание упасть лицом на стол, хотя лоб всё ещё ныл после прошлого раза, и вообще Каспбрак стал подозревать, что ему не хватает фантазии выразить своё отчаяние другим незамысловатым действием. Но на него и так слишком много глаз смотрело – а ведь это библиотека, где обычно сидит полтора рэйвенкловца, закинувшихся насваем и читающих "Пытки античности" вверх ногами. Но стоило здесь спрятаться "убийце-психопату", как в этот обычно безлюдный храм знаний сползлось почти пол-Хогвартса. – Да вы просто ебанутые, все трое. – обречённо простонал Эдди, которого так и не отпустило. – Тут детей убивают направо и налево, а вы предлагаете мне расслабиться, сунуть под губу снюс и радостно бухнуть! Сквозь большие окна падал издевательски-золотистый свет, и видно было голубое небо, очень нетипичное для ноября. Небо хотелось смазать рукой, уничтожить эту чистую синь, которая так и била по глазам. Когда Эдди поймал себя на мысли, что хочет разрушить небо, то окончательно отчаялся справиться со своими проблемами. Он смотрел на свои руки и пытался мысленно описать, что за поебень чувствует. Не панику, но как будто её приближение. Словно вот секундная стрелка щёлкнет ещё только разок – и он начнёт с криками бегать по Хогвартсу, сшибая позолоченные рамы картин и царапая ногтями стены. Я уже чувствовал такое. Видимо, Беверли и Билл тоже это понимали, и пытались его отвлечь, потому что если подобное произойдёт, то ловить ебанувшегося гриффиндорца придётся им. А ебанувшийся гриффиндорец – это всё равно что ураган Галвестон, пусть даже этот гриффиндорец цитирует Хеменгуэя и закидывается, максимум, глицином. – Бонжур, организмы! – Господи, за что? – возвёл Каспбрак глаза к небу, но упёрся взглядом в потолок. Потолок ничего не ответил. Беверли подвинулась, и Ричи уселся на стул между ней и Эдди. Эдди из вредности двигаться не стал, и ему в колено упёрлось тощее бедро. – Вы только посмотрите на эту идиллическую картину! – Ричи, по-кошачьи прищурившись, обвёл взглядом библиотеку, и лица учеников как по команде синхронно спрятались за книжками. – Итак, детка, я так понимаю, ты обдумал моё предложение? Даже референдум собрал. – Тозиер сцапал книгу, которую Каспбрак положил перед собой исключительно для вида. – Да. Обдумал. И пришёл к выводу, что ты меня бесишь. – сморщил лицо Эдди, и всё-таки отодвинулся от Тозиера, который так и остался невозмутимым. Беверли и Билл с кровожадным любопытством на них смотрели и явно не собирались предпринимать никаких действий. – Ты далеко не единственный, – сочувствующе ответил Ричи. – И ты тоже не вызываешь у меня симпатии, – в противовес словам, он закинул руку Эдди на плечи, так что брякнули многочисленные фенечки, и раскинулся на стуле, вытянув длиннющие ноги. – Но, будучи альтруистом, я просто не могу проигнорировать твои душевные терзания. – Нет у меня никаких терзаний! – возмутился Каспбрак. – Есть. – с видом доброго дяди- онколога, сообщающего пациенту, что ближайшие месяцы он проведёт под капельницей, ответил Ричи и похлопал Эдди по плечу. Эдди рассматривал его кроссовки – красные и с высокой голенью, они все были измазаны в чём-то чёрном, как будто рэйвенкловец на досуге прогулялся по луже мазута. Ярко-оранжевые шнурки Тозиер завязывал каким-то одному ему понятным образом, и Каспбрак вдруг подумал, что такие хрен своруешь. – Так что, Эдс, милости прошу к нашему шалашу, и друзей своих бери. – Тозиер подмигнул Беверли. Эдди в голову закралась мысль, что, скорее всего, Ричи так с ним носится потому, что хочет подобраться к Марш. Не удивительно ведь, она официально самая красивая девушка на Гриффиндоре, душа компании, умеет танцевать стриптиз и открывать пиво глазом. Каспбрак, в котором внезапно взыграла братская ревность – в конце концов, Беверли ему как сестра! – изловчился и скинул всё-таки с плеч руку рэйвенкловца, открыв уже рот, чтобы сказать что-нибудь вроде "Ни к какому шалашу Бев не пойдёт и вообще ей в одиннадцать надо ложиться спать!", когда его опередил Билл: – Н-на предпоследнем этаже, как об-бычно? – Именно! Каспбрак посмотрел на Денбро, как на предателя, а Ричи уже хлопнул себя по коленям и объявил: – Прекрасно, жду вас всех, особенно тебя, детка, – он потрепал Эдди по волосам и тот попытался увернуться от руки. Почувствовал себя диким щенком и разозлился ещё больше. Ричи подтянул ноги к себе, и, вставая, врезался в медленно идущего мимо хаффлпафца в мешковатой толстовке. – Эй, пацан, ты бы смотрел, куда стопы направляешь, а то так и убиться можно, – Ричи хотел добавить что-то ещё, но со спины его окликнула миловидная блондинка, и Тозиер тут же отвлёкся. – Да, душа моя? – он взъерошил волосы, и Эдди подумал, что это ужасно дебильный жест. – Тебе просили передать вот это. – и она протянула Тозиеру какую-то бумажку, при виде которой Ричи внезапно посерьёзнел и – неужели? – испугался. В агатовых глазах мелькнул самый настоящий испуг, и тут же исчез, как эти "звёздочки" в углу экрана, когда надо сменить бобину на кинопроекторе. В этих глазах вообще редко задерживались эмоции, как будто глаза были сценой, на которую в безостановочном ритме выбегают всё новые и новые артисты. – Ричи? – Эдди не выдержал смотреть на то, как рэйвенкловец покусывает губу, читая явно одну и ту же строчку в так напугавшей его записке, и, встав, заглянул через его плечо. От чёрных волос пахло сигаретами и кедром, а руки у Ричи дрожали. Может быть, от постоянных пьянок, может быть, от всё того же страха. И теперь Эдди мог его понять. "Уважаемый мистер Тозиер Ричард. Сегодня, восемнадцатого ноября, в 17:00, жду вас в кабинете директора. Профессор Альбус Дамблдор" – Тебе ведь тоже такое присылали, да? – Нет. – Эдди сглотнул и обхватил себя за плечи. – Меня просто отправили на разговор с полицией. – Даже не знаю, хорошо это или плохо, – Ричи смял записку и спрятал в карман джинс, потом вновь нацепил на лицо придурковатую улыбочку и, отсалютовав гриффиндорцам двумя пальцами, развернулся и вышел прочь из библиотеки. ●●● – Чем ты собираешься заниматься дальше, Ричард? Пострелять из "армалита" вблизи сотни галлонов нитроглицерина. Вряд ли Дамблдор обрадуется подобным мечтам. – Подумай над своим будущим. Жить настоящим – хорошо и... удобно. Но нельзя смотреть только себе под ноги, когда идёшь по шоссе. Тебя машина собьёт. А ещё может рухнуть светофор. Или на дорогу выскочит лось. Или ровно в том месте приземлится инопланетный корабль. К чему вообще этот разговор, если они оба прекрасно понимают, что Дамблдор пытается узнать, убийца Ричи или нет, а Тозиер каким-то образом должен его убедить в отрицательном ответе. Только бы до теста на наркотики не дошло. – У тебя есть цели в жизни, Ричард? Цели – лишь иллюзия. Через них людям легче делать шаги к смерти. Конечно, Ричи этого не говорит. В этом кабинете умные мысли принадлежат лишь профессору Дамблдору. А не умные не имеют права на существование. Так что Ричи молчит. Цели – лишь иллюзия. "Сбывшиеся" мечты. Сам себе фея-крёстная. Конечный пункт всё равно один, и все к нему придут. От цели к цели. Научиться кататься на велосипеде. Открыть новый химический элемент. Посмотреть на белых медведей в зоопарке. Прочитать целую книжку за день. Скурить сигарету за одну затяжку. Пройти по краю самой высокой башни. Купить фиолетовые кеды. Шаг за шагом. К неизбежному финалу. – Кем ты бы хотел работать, Ричард? Ладно. На это можно ответить, это безобидный вопрос. – Телеведущим. – Ого. – профессор мигает своими очками-половинками. – Интересно. Значит, ты не собираешься связать свою жизнь с химией? – Я такого не говорил. – То есть, ты строишь планы на будущее. – В рамках разумного. – лаконично отозвался Тозиер. – Но ты же понимаешь, что для осуществления своих планов – стать телеведущим, например – ты обязан соблюдать определённые правила. Будешь обязан в будущем. Так же, как обязан и сейчас. – Я никого не убивал, профессор. – Дамблдор даже не вздрогнул, только слегка склонил голову набок. Отвернувшись от серебряной руки, стоящей на полке шкафа, между пальцами которой были спутаны провода, Ричи вцепился взглядом в очки директора, слегка отклонился назад и со вздохом начал. – Если бы я захотел убить человека, –Тозиер хотел добавить '"гипотетически, разумеется", но потом подумал, что это звучит так, будто он говорит о совершенно не гипотетической ситуации. – то не стал бы делать это тем же способом, что и шесть лет назад. Я, знаете ли, рэйвенкловец, вы сами меня туда распределили, так неужели вы думаете, что я не знаю как минимум сотни способов убийства? Я не псих, профессор. Я бы мог повториться в способе убийства в том случае, если бы мне это нашептали зелёные человечки или голоса в голове, но меня признали вменяемым. – он улыбнулся совершенно маньячной улыбкой. – Или если бы захотел совершить ритуальный обряд, но я вам не какой-нибудь финикиец. Я, знаете ли, атеист. И даже если бы я всё же совершил такой глупый и необдуманный поступок, то уж точно не стал бы сам находить свою же жертву, и уж точно не рассказал бы об этом профессорам. – Быть может, ты решил... – ...решил, что это лучшее алиби? Да, это бы объяснило мои действия. Но как рэйвенкловец, я не стал бы совершать столь банальный в своей мудрёности поступок. Я бы скорее растворил тело в азотной кислоте, а кости в хромовой смеси. Или засыпал труп негашеной известью где-нибудь в Запретном лесу. Но не стал бы оставлять след, очевидно ведущий ко мне, валяться посреди коридора. Его ведь мог найти и не я, тогда моё "изобретательное алиби" потеряло бы всякую эффективность. Дамблдор моргнул. Ричи вновь перевёл взгляд на шкаф, где лежала странная коробочка, каким-то непонятным образом навевавшая на мысль о домовых. – С тобой захотят поговорить, Ричард. – Дамблдор вдруг подвинул к себе папку в синей обложке, и Тозиер сглотнул тревогу. – Если ты не сможешь убедить их в том, что ты не убийца, то у тебя будет третья вклейка. И тогда, сам понимаешь... Тебя признают моей ошибкой. Тозиер попытался сохранить невозмутимость, но фантомная боль на запястьях, как будто их пристёгивают ремнями к холодному металлу, заставила вздрогнуть. – Я вас понял, профессор. – Искренне надеюсь. ●●● За дверью кабинета директора Ричи обнаружил сидящего на полу Стэна. Слизеринец пытался сложить Сидней из салфетки, но получалось откровенно паршиво. – Как прошло? – вскинул лицо Стэн, и Ричи подал ему руку. – Я теперь в одной лодке с Каспбраком, – Ричи задумчиво разглядывал невесть зачем поставленную в коридоре статую гаргульи, навевавшую на мысли о средневековье. – Мило. – плавно поднявшись, Стэн отпустил руку Ричи и уставился на него своими глазами цвета ядовитого тумана. – Что планируешь делать? – Нажраться в хламину. – честно отозвался Тозиер. – Это мы организуем. ●●● Большая часть пьянок традиционно проходила в закрытой аудитории на предпоследнем этаже рэйвенковской башни. Тут лет тридцать назад произошла утечка триметиламина, непонятно откуда взявшегося, и аудиторию закрыли, а потом как-то забыли открыть. Практичные рэйвенкловцы тут же оборудовали здесь помещение для вписок. Под потолком растянули десяток разноцветных рождественских гирлянд и белых фонариков, являвшихся единственным источником света, притащили сюда парочку шестов неизвестного происхождения, сколотили даже барную стойку, а шкаф для лабораторных образцов сделали мини-баром. Со временем комната обросла предметами и историями, как старый чердак обрастает паутиной. По стенам понавешали картин и полароидных фотокарточек, одну стену грустный хаффлпафец шесть лет назад разрисовал под Ван Гога, сюда натаскали диванчиков, таких старых и потёртых, что не понятно было, откуда их вообще взяли, если не со свалки. В потолок упиралось тонкими ветвями дерево неопределённого подвида. Никто не помнил, когда оно тут появилось, и поливали его исключительно алкоголем, но дереву, очевидно, нравилось. Здесь даже был импровизированный бильярдный столик, редко использовавшийся по назначению. Рай для подростков. Эдди бывал тут дважды. Первый раз его притащили Бев с Биллом. Тогда он продержался полтора часа, чуть не схватил приступ давно забытой астмы из-за толпы народа, умудрился отмазаться от выпивки и пережил подкаты очень сильно пьяной и в равной степени страшненькой слизеринки, которая на следующий день на сдвоенном уроке заявила, что где-то Эдди видела, но никак не может вспомнить где. Второй раз он забирал пьяного Билла. Тогда дело ограничилось неуверенной дракой с не желавшим отпускать собутыльника рэйвенкловцем, который только занёс руку для удара и тут же упал назад. Эдди подумал-подумал и решил, что драку можно считать завершённой и пришёл к выводу, что итогом стала ничья. Билл держался неплохо, только всё время твердил, что завтра зачёт по биологии, а он потерял образцы марихуаны. Никакого зачёта завтра не было и образцов тоже, но Эдди заверил друга, что марихуану он надёжно спрятал и она в целости-сохранности, после чего Билл удовлетворённо уснул посреди коридора, и Эдди просидел с ним до утра, потому что дотащить коренастого, хоть и тощего Денбро оказалось задачей сложной. В целом, пока опыт был не самым радужным, но вполне сносным, и больше Эдди на масштабные пьянки не ходил. – Ну же, Эдди, не ломайся! – Беверли распихивала по карманам потёртой джинсовки сигареты. – Ты просто обязан развеяться. – Развеяться я могу и тут. – Эдди упрямо сел на кровать и выразительно уставился в книгу, будто видел там ответ на вопрос "какого хуя делать дальше?" – И, между прочим, через двадцать минут уже будет семь, а нам запрещено в это время покидать гостиные! – фраза, воспринимаемая гриффиндорцами как пустой звук, эффекта не возымела. Беверли хватило одного взгляда, чтобы оценить масштаб трагедии. Эдди действительно был не против набухаться. И он действительно ломался. Не совсем с той целью, чтобы его уговорили и потом, в случае чего, он мог осуждающе закатить глаза и истерику на тему: "Вот видите, а я вообще не хотел идти!". Хотя и это тоже. Или, наверное, это и было целью. Бев заморачиваться не стала, поэтому просто схватила Каспбрака за руку, сдёрнула с кровати и потащила за собой. – Слушай, может, я хоть переоденусь, а? – предпринял последнюю попытку Эдди, спотыкаясь о чей-то самодельный квадрокоптер на полу в гостиной. – Ты шикарно выглядишь, пошли уже. – мельком глянув на узкие чёрные джинсы с одной дыркой на колене и белый свитер, из-под которого торчала серая рубашка, отмахнулась Беверли и выпихнула Каспбрака в коридор. Всё, что Эдди успел придумать – это закатать рукава свитера. Сопротивляться Беверли было равносильно попыткам убежать от смерча, и столь же бессмысленно. – О, т-ты его всё же вы-вытащила? – разулыбался Билл, встретивший их у входа в рэйвенкловскую башню. – У меня джинсы рваные, – попытался высказаться Эдди. – И слава богу, – фыркнула Бев, – Ты что, хотел напялить костюм? Ты и так фейс-контроль пройдёшь со скрипом. Эта дырка тебя спасёт, уж поверь мне. Эдди действительно удостоился довольно подозрительного взгляда со стороны рыжего паренька у входа в аудиторию, стены которой едва сдерживали происходящий внутри балаган, громкой музыкой просачивающийся наружу. На басах вибрировали стены. Эдди подозревал, что впустили его скорее благодаря Биллу и Беверли, а никак не дырявым джинсам. И, тем не менее, через секунду он как будто попал в совершенно иной мир. Яркий, громкий, многолюдный. Ему тут же сунули в руки красный стаканчик, из которого пахло чистым спиртом. – Что ж... Сопротивляться смерчу бессмысленно, особенно, если не очень-то и хочется. Эдди глубоко вдохнул, мысленно попрощался с так хранимой трезвостью и взял в руки стаканчик.