Бытие и абсурд

Утро снова оказалось каким-то внезапным. Обнаружив себя возле чучела бобра, с другой стороны от которого спал Ричи, Эдди попытался понять, который час. В ближайшем окружении часов не было, а определять время по солнцу Каспбрак так и не научился, хотя честно пытался в лагере скаутов. Впрочем, в лагере он тогда пробыл не долго, потому что отравился в первую же неделю, и мама забрала его домой, устроив всей администрации, и даже местному леснику-алкашу, скандал. Но, судя по тому, что большинство участников вечеринки спали — по традиции, на полу и в полном беспорядке — на часах могло быть около шести утра. Значит, спал Эдди всего от силы час. Вытягивая затёкшие ноги, он всё равно чувствовал, что сон подействовал отрезвляюще, и даже не хотелось утопиться. До того момента, пока память не начала возвращаться. Во всех блядских подробностях. После того, как Ричи заявил, что перекур окончен и что много курить вредно для сердца, а Эдди пытался смотреть куда угодно, лишь бы не в чёрные глаза, они вышли из-за шкафа, место за которым тут же заняла Стэлла с её блондином, а потом как-то не было возможности спросить, какого хуя произошло. Вообще-то, Эдди не был уверен, что это он должен спрашивать. Он не мог с убеждённостью сказать, кто это сделал. И думать о том, что он самолично стал инициатором поцелуя с Ричи Тозиером было страшно. Но Ричи тоже ни о чём не спрашивал. Поэтому Эдди ничего не говорил. Ну, то есть кроме реплик вроде "Ричи, ты дебил? Положи на место лампочку, никакой ебанат не поверит, что это волшебная сфера, сколько ты в неё не кури!" Он потёр глаза натянутым на руку рукавом, и завис на пару секунд, пытаясь понять, почему рукав красного цвета и так сильно пахнет табаком. Тозиер зашевелился, и послышалось шуршание. Он был замотан в чёрный пакет. Потому что кроме пакета на нём были только джинсы и расшнурованные кеды. Задирая край толстовки, Эдди пытался сдержать истерику. Под ней ничего не было. "Это что же получается, Ричи видел мой шрам от аппендицита?" — подумал Каспбрак, а потом сразу ещё раз подумал, только теперь в нецензурной форме. Шрам от аппендицита был явно наименьшей из проблем. — Доброе утро, красавица, напомни своё имя? — подал голос Тозиер, приподнимаясь с пола. — Даа уж, быстро мы отрубились. — Слабаки вы, парни. — перед ними на корточки села Беверли, протягивая Эдди его ежедневник, весь залитый липким засохшем алкоголем. — Какая гадость. — не без труда отлепив пальцы от обложки, поморщился Эдди, пытаясь при этом придумать, как можно так понезаметнее скрыть от Ричи факт того, что он в его толстовке. — Мы опросили всех. Никаких результатов. — Марш недовольно поморщилась. Притягивая колени к себе, Каспбрак обхватил их руками и попытался придать лицу выражение соображающего человека. Ричи выпутывался из пакета. — Я дико извиняюсь, Эдди, — Бев приподняла брови, и Каспбрак что-то вопросительно промычал с максимально невинным видом, — но почему ты в толстовке Ричи? — Не знаю. — честно ответил Эдди. — Я не всё помню. Ну, некоторые моменты... — он помолчал, искоса поглядывая на беснующийся пакет, — стёрлись из памяти. Алкоголь. Частичная амнезия. Беверли молчала, Ричи шуршал. — Смутно помню ночь. Видимо, я не умею пить. Такой вот организм. — Хуйня это всё. — послышалось из недр пакета. — Всё хуйня, кроме пчёл. Впрочем, пчёлы тоже — хуйня. Эдди на это заявление только пожал плечами, стараясь не встречаться взглядом с подозрительно прищурившейся Беверли. — Знаете, я, конечно, не эксперт, — продолжил пакет, — но, по-моему, примерно так себя чувствует человек, попадая в чёрную дыру. — Ричи наконец вылез и глубоко вдохнул, словно вынырнул из воды. — Никогда не хотел в космос. — Все в детстве хотели в космос. — возразил Эдди, поднимаясь с пола и надеясь, что Беверли уже забыла о своём вопросе. Судя по её взгляду, она не забыла. — Ну а я не хотел. Я мечтал работать крановщиком. Тоже близко к звёздам, но, знаешь, не слишком. И тест на наркотики сдавать не надо. Хотя это не логично. — Он нашарил на полу очки и надел, но Каспбрак успел поразиться тому, какой Тозиер без этих огромных линз красивый. — Если ты в ракете обхуяришься, то, можно подумать, ты сможешь вылезти в иллюминатор. Максимум почувствуешь себя в двойном бед-трипе, когда космос и в голове, и вокруг. А если ты накуришься в кабине подъёмного крана, то можешь внезапно захотеть погулять по крышам многоэтажек и пособирать звёзды в свою маленькую самодельную корзинку. И тогда тебе достаточно открыть дверь и сделать шаг, а не вводить одиннадцатизначные коды безопасности. Попытавшись уложить этот монолог в голове, Каспбрак только несколько секунд смотрел на спокойно улыбающегося Ричи. Так и не достигнув особенного успеха, Эдди, слегка пошатываясь, двинулся в угол комнаты, где за импровизированной барной стойкой прямо на полу лежала электроплитка. В коробке с насадками для пылесоса Каспбрак отыскал турку, а похлопав дверцами лабораторного шкафа, вытащил из-за упаковок с разноцветными хлопьями в виде медвежат пакет с молотым кофе. Он долго разглядывал содержимое пакета, и, убедившись, что оно не шевелится, поставил рядом с электроплиткой. В белой пластиковой канистре оказалась ледяная вода, и Эдди, подозрительно её понюхав и не обнаружив ничего криминального, загнал подальше в подсознание запреты мамы и вероятность больного горла. — А ты кем хотел в детстве стать? — Эдди замер на пару секунд, чуть не подавившись водой, когда за его спиной внезапно возник Ричи. — Только не говори, что космонавтом, я буду разочарован. Вспомнив о карусели-центрифуге и разбитой голове, Эдди передёрнул плечами и ответил, не оборачиваясь: — Я хотел стать механиком. Или инженером. Кем угодно, вообще-то, лишь бы не фармацевтом. В нашей аптеке был очень жуткий фармацевт. Мама хотела, чтобы я был на него похож. Он дарил нам лотерейные билеты. Ему пришлось повернуться к Ричи, чтобы поискать сахар. Тозиер, прислонившись к стене, ел разноцветных мишек, шурша упаковкой. Сейчас на его груди не было рисунков, и Эдди вдруг заметил у него под ключицей татуировку — схематичный чайный пакетик. — Что она означает? — быстро отведя взгляд, Каспбрак уткнулся в пустые нижние полки шкафчика. Рукава толстовки были ему сильно велики и сползали на пальцы, и он чувствовал себя ещё меньше, чем обычно. — А, это? — Ричи опустил взгляд. — Да так, ошибки юности. Набил по-пьяне, но что-то в ней есть, как думаешь? Можно всякий смысл придумать. Сахар на столешнице. — Ага. — Каспбрак поднял руку и нашарил на столе пакет. — Погоди-ка, может это и не сахар. Внезапно оказавшись рядом на корточках, Ричи забрал у Эдди пакет и заглянул в него. Наблюдая за закипающим кофе, Эдди старался подавить вновь активировавшуюся чёрную дыру внутри. — А, не, ложная тревога. Это самый что ни на есть сахар. Сладкий яд. Продолжая возиться с кофе, Эдди пытался не замечать маньячно следившего за ним Тозиера и позволял памяти возвращаться. В толстовке Ричи он оказался после того, как один особенно психованный хаффлпафец вылил на него целое ведро воды. Где он это ведро вообще взял, никто понять не успел, но Тозиер откуда-то знал о том, что Эдди легко замерзает, поэтому отдал ему свою толстовку. Очень милый жест. До того милый, что Эдди аж стало плохо. Он разлил кофе по двум кружкам — себе взял с отколотым краем, а Ричи протянул синюю в жёлтый горошек и с жизнеутверждающей надписью "Я летал на параплане!" С кофе они вернулись к остальным. — И что же теперь? — спросил Бен, сидевший на диванчике рядом с Беверли. С другой стороны от девушки Билл растерянно глядел в стену. Стэн на полу у него в ногах прятал лицо в сложенных на коленях руках. — Теперь осталось всего одиннадцать имён. — Беверли похлопала Билла по плечу, и Эдди подумал, что он явно что-то пропустил. — Немного. Справимся за одну пьянку? — Думаю, да. — Тозиер уселся на пол, чуть не расплескав кофе, и Эдди сел рядом с ним. — Ебаный эффект двенадцати стульев. Читали, это русский роман? — встретив пять не понимающих взглядов, Ричи вздохнул. — Там одна на редкость предусмотрительная бабулька зашила в обивку стула целую кучу драгоценностей, и перед смертью сказала об этом своему сыну. Проблема в том, что таких стульев был целый гарнитур. Двенадцать штук. И её сын с одним предприимчивым не очень законопослушным гражданином искали эти стулья по всей стране, а драгоценности в итоге оказались в самом последнем. — он отпил кофе и прикрыл глаза. — Так вот, я почти что уверен, что мы найдём драгоценности в самом последнем стуле. То есть, в хаффлпафце. И не драгоценности. Ну вы меня поняли. — Очень пессимистичный настрой. — прокомментировал Стэн, подняв голову. Пожав плечами, Тозиер вернулся к кофе. Его глаза выглядывали над чашкой, и Эдди было трудно в них смотреть. — Я расскажу всем оставшимся про новую вечеринку. — сообщил Бен, глядя только на Беверли, словно к ней и обращаясь. — Когда она? Я могу принести пластинку "New Kids On The Block". — О, Бенджамин, — воскликнул Ричи, — да ты незаменимый член общества! Ты умеешь строить дома, скажи мне? — Посмотрим. — ответил Бену Стэн, проигнорировав Тозиера. К диванчику, вокруг которого собрались Неудачники, шатаясь, подошёл растрёпанный рыжий гриффиндорец и, прижимая руки к груди, продекламировал с выражением: — Отчего ж нас, духовных таких, — он уронил на Эдди гирлянду, — так отчаянно трахаться тянет?! И ушёл, оставив после себя стойкий запах гашиша. — Начинаются зачёты. — выпутываясь из гирлянды, напомнил Каспбрак. — И? — Ричи зачем-то поменял местами их чашки. — А некоторые к ним готовятся. — заявил Эдди, кинув в Тозиера гирляндой. — Сдел-лаем п-перерыв. — согласно кивнув, Билл поднялся. За ним плавно встал Стэн. У Эдди всегда были стойкие принципы по поводу чужой посуды, но он даже почти не обратил внимание на то, что пьёт из чашки Ричи. Хотя, если так подумать, всеми возможными микробами они уже успешно обменялись. — Ладно. — не стала спорить Беверли. Пока Эдди следил за исчезающей бледно-серой, цвета старой газеты, пенкой на поверхности кофе, думая, идти ему сейчас в душ или лучше не стоит, Ричи громко рассказывал весь сюжет тех своих "Двенадцати стульев", и Каспбрак не сразу понял, что рассказывает Тозиер ему. Понял он это, когда обнаружил, что возле диванчика остались только они вдвоём. — В конце концов тот священник ёбнулся окончательно... — Погоди, какой священник? — пытаясь успокоить внезапный приступ практически паники, переспросил Эдди. — И для кого я тут распинаюсь? — обвинительно вопросил Ричи, обматывая шею гирляндой. Выглядел он как суицидник-гедонист. — Прости. — А ты делаешь неплохие успехи, Эдс. — похвалил вдруг Ричи, пока Каспбрак поднимался с пола. — На первой пьянке ты вырубился даже до тостов на японском, а сегодня уже выглядишь вполне живым. — Стараюсь, — принял похвалу Эдди, поднимая с пола свою чашку и бегая глазами по комнате. — И я сотню раз тебя просил, не называй меня Эдсом. Его душила необходимость что-то сказать, но проблема была в том, что он не имел понятия, что именно. А Ричи на него смотрел. Всё время, кожей Каспбрак чувствовал его взгляд и иногда встречался глазами. Тозиер словно бы тоже чего-то ждал. Или Эдди так только казалось. Это было похоже на ту теорию, которую Каспбрак вычитал в научном журнале с подробным описанием конструкции спутников дистанционного зондирования ещё в детстве. О том, что существует вторая планета, совсем как Земля, но её орбита и скорость вращения полностью совпадает с Земной, и поэтому мы никогда не сможем увидеть её за Солнцем. Он привык, что неловкости всегда разрушает именно Тозиер. Нужные вещи говорит тоже он. И сейчас, наблюдая за выливаемым в маленькую раковину — очень удобно бухать в бывшей аудитории химии — кофе, он вдруг осознал, что они оба ждут. Кто заговорит первым. Какая из планет внезапно изменит свой многолетний маршрут и перестанет быть невидимкой. Потому что если не заговорит никто, то это будет означать, что всё было просто глупостью. Ну, подумаешь, по-пьяне же. Может, и нет там никакой планеты. Просто теория безумного пифагорейца, который живёт в комнате с зелёными стенами и выращивает на подоконнике пейот, называя его Марсианским корнем. Это очень удобная модель поведения. Не про пейот, который Марсианский корень, а про игнорирование слона в комнате. И Эдди не надо было хорошо знать Ричи, чтобы догадаться, что Тозиер этой модели по жизни придерживается. Очевидно, и в этом случае тоже. Кофе закончился, весь исчез в темноте сливной трубы, испачкав раковину коричневыми разводами. Время закончилось тоже. Оставив две чашки — с отколотым краем и с надписью про параплан — стоять на полке в шкафчике со стеклянными фигурами дельфинов, Эдди обернулся на Тозиера. — Пойду я. Мне надо поспать, иначе голова разболится. Тозиер, стоявший всё это время возле барной стойки и облокотившись на неё спиной, просто кивнул. Молчание бывает разное. Но молчание в присутствии Ричи почему-то показалось Эдди самым ужасным молчанием в его жизни. ●●● Красная толстовка осталась лежать на подушке, каким-то странным образом очень гармонично смотрясь рядом с Пиней и подоконником, а Эдди очень спешил и едва не опоздал на уроки. Очень важно было на них не опоздать. Как будто бы вообще что-то ещё было важно. Так бывает. Всё теряет смысл, потому что мысли циклятся на чём-то единственном. Раньше Эдди не знал, что это такое. Он сверлил взглядом худую спину Тозиера, изучив каждый узор его свитера, каждого дебильного оленя и торчащие нитки, и как выпирают лопатки Ричи. Почему Тозиер вообще пришёл на литературу? Может быть, из-за брюнетки, с которой сидел за одной партой. Её спину Каспбрак тоже изучил с вниманием криминалиста, разглядывающего остатки угольной пыли на сапогах подозреваемого. Каспбрак всей душой был на стороне учителя, когда тот прерывал внезапные вспышки смеха за партой Ричи и брюнетки. Смех у брюнетки был на редкость отвратительный. За весь урок Ричи ни разу не обернулся, а Эдди ни разу не оторвал от него взгляд. Литература была единственным на сегодня сдвоенным с Рэйвенкло предметом, а за ужином Каспбрак снова нашёл взглядом Тозиера. Он складывал вилки в башню, а брюнетка за этим наблюдала с неподдельным восторгом. Чего в этом процессе было такого необычного, Эдди не понимал, но руки у Тозиера были и правда поразительно ловкие. — Она так смотрит, — наконец не выдержал Эдди, обращаясь к Беверли, — как будто планирует его сожрать. Марш отвлеклась от книжки, посмотрела сначала на парочку за столом Рэйвенкло, потом на Эдди, а потом в её взгляде появилось то сочувствующее выражение, с каким смотрят на безнадёжно больных. — Это его бывшая. — всё-таки пояснила она. — Вряд ли что-то серьёзное. Если бы он хотел чего-то серьёзного, то точно не с бывшей. — Да мне плевать. — буркнул Каспбрак, изображая неимоверный интерес к чаю. Чай был холодный и совсем не интересный. Не оборачиваясь, краем глаза он чувствовал взгляд Беверли. — Да он просто нашёл очередную дурочку, — сказала Марш, как будто пытаясь успокоить Эдди. — И пудрит ей мозги. Эдди очень не хотелось думать о том, что он стал очередной дурочкой Ричи Тозиера. Поэтому он уткнулся взглядом в стол, находя в разводах на полупрозрачной дешёвой скатерти схемы дыхательных путей человека. От мыслей это совсем не отвлекло. Насколько Эдди мог судить, Ричи ему мозги не пудрил. Он не делал ничего из того, что делал с другими девушками. "Конечно, не делал, ты же не девушка, не очередная его мишень. И вообще не мишень. Зачем ему это делать? Не хочет же он тебя выебать" Ричи не вёл себя с ним, как ведёт сейчас себя с той брюнеткой. Потому что Ричи это не было нужно. Но Эдди всё равно повёлся, хотя вестись было и не на что. Тозиер был из тех людей, что врываются в жизнь, вышибая с ноги дверь. Они ведут себя не так, как кажется правильным и заставляют засомневаться в собственных жизненных устоях. Есть такая фраза: "Если тебе дают линованную бумагу — пиши поперёк", так вот Ричи бы эту бумагу просто выкинул, или красиво бы сжёг в пластмассовой урне, и пока повсюду бы воняло жжёным пластиком, он бы писал на своих запястьях. Бросив последний решающий взгляд на Ричи, который, кажется, уже залез руками брюнетке под джемпер, Эдди встал из-за стола с таким шумом отодвигаемой скамейки, что Тозиер даже обернулся. Но Каспбрак этого не увидел, покидая Большой Зал быстрым шагом, не оглядываясь и считая шаги. На входе его задержал дежурный учитель, напомнив, что покидать Зал можно только со своим факультетом, и Эдди захотелось закатить истерику. Но всё, что он мог себе позволить — молча встать у стены и смотреть невидящим взглядом на профессорский стол, чтобы не видеть стол Рэйвенкло. Как будто если его нет в поле зрения, то он исчезает насовсем. ●●● — Почему Ники? — Она крутит пиздатые самокрутки и умеет играть на баяне. — Ты думаешь? Взгляд у Стэна был безучастный, впрочем, как и почти всегда, и Ричи не стал отвечать. Биология проходила в небольшой теплице с деревянными перегородками, с брезентом на некоторых местах и с полудохлыми цветами в нескольких рядах земли. Кое-как вытащив странный цветок из треснутого горшка, Ричи смотрел на него и боролся с желанием предпринять попытку его украсть. Было бы забавно. Будь биология сдвоена с гриффиндорцами, Ричи обязательно бы попытался, ради того, чтобы Эдди смотрел на него со смесью восхищения и отчётливо читающейся мыслью в карих глазах "Ну ты и дебил". Стэн переломал стебли своего куста и грустно наблюдал за результатом. — Садовод из тебя никакущий, Стэн. — посочувствовал Ричи. — Однажды природа тебе отомстит. Пожав плечами, Урис вытер руки о какую-то серую тряпку, оставив на ней след рассыпчатой земли, и снова сказал: — И всё же, Ники?.. — С каких пор тебя так интересуют подробности моей личной жизни? — старательно запихивая куст в ямку и пытаясь его выровнять, Ричи только поправлял очки и не смотрел на Стэна. Разговор ему не нравился. — С тех самых, когда в ней начала твориться какая-то херня. — Это ты о чём, родимый? — глядя на покосившийся куст, Ричи задумчиво покусывал губы. — Ты знаешь. Дёрнув головой, так что волосы упали на глаза, Ричи повёл бровями, давая понять, что ничего он не знает, а если и знает, то говорить об этом не намерен. — Он смотрит. — Урис не шевелился, словно сидел в густой траве под солнцем саванны и поджидал неосторожную добычу. — Всё время. — Ой, вот давай сейчас без твоих религиозных загонов! — ответ получился слишком быстрым и порывистым. Ричи и сам знал, что он смотрит. — И я не хочу идти на Рождественский бал в гордом одиночестве. Как ты. — Я пойду не один. — флегматично возразил Стэн. Ричи даже отвлёкся от несчастных цветов. — И кто же эта... странная леди? — Это не леди. Пару секунд Ричи уделял внимание исключительно земле на своих руках, потом повернулся на Стэна. Тот молча закапывал корни куста в землю. Вместе с самим кустом. — А ты умеешь удивить, Урис. Честно говоря, я поражён до глубины души. И... Кто он? Стэн подарил ему короткий взгляд. — Билл. — Денбро? — Тозиер почти с восторгом уставился на Стэна. — А ты неплох! С него ж пол-гриффиндорок кипятком ссутся! Пожав плечами, Урис сказал: — И даже в одиночестве лучше, чем с Ники. И ты мог бы... — Нет, не мог бы. — быстро прервал его Тозиер и, бросив весёленькие сине-жёлтые перчатки в клумбу, направился в конец теплицы. Здесь пахло землёй и цветами, и всегда было тепло, и иногда Ричи почему-то думал, что он бы хотел умереть в подобном месте. Выбирая себе лейку с самой кривой ручкой, Тозиер пытался придумать, как отмазаться от Стэна с его на редкость проницательными вопросами. Почему Ники — он и себе не мог объяснить. Он, вообще-то, не любил объяснять себе свои же поступки, но обычно в них прослеживалась хотя бы минимальная субъективная логика. Подхватив облезлую лейку — в прошлой своей жизни, видимо, розовую в цветочек — он вернулся к клумбам, где Стэн успел поломать ещё два куста и грабли. Грабли были, конечно, закреплены за бортик клумбы цепочкой, так же как и лопатки, секатор и, почему-то, сито. Как можно использовать сито в неких криминальных целях, даже Ричи себе представлял смутно. — Ники. У неё большие сиськи, она достаточно тупая, чтобы думать, будто биполярное — смертельное заболевание почек, и у неё нет парня. — выплеснув на свою многострадальную клумбу пол-лейки, протараторил Тозиер. В надежде, что Стэн удовлетворён ответом, Ричи сделал вид, что пытается оторвать сито от цепочки. Урис ответом удовлетворён не был, сито не поддавалось. — Ты идиот. — сказал Стэн и уткнулся взглядом в клумбу. Да. Стэн был прав. Ричи и сам чувствовал себя идиотом. Зря он это сделал. Тогда, за шкафом. Ему показалось, что Эдди не против, но, может быть, он ошибся. Он же, в конце концов, никогда не понимал людей. Зачем бы Эдди этого хотеть? Эдди правильный мальчик, который носит чистые белые рубашки, боится своего прошлого, как монстров под кроватью, который учит стихи на литературу и не пьёт растворимый кофе, потому что там порошок желудей. — Смотри, инопланетянин! — со всей возможной жизнерадостностью воскликнул Ричи, демонстрируя Урису разлапистые запутанные корни очередного чуда природы. Стэн ничего не ответил. Или ответил. Тозиер не знал, потому что не слушал. Впервые в жизни он ушёл в себя настолько, что внутренний голос звучал яснее, чем всё вокруг. Казалось, что даже если прямо сейчас по теплице ебанёт кинетическая боеголовка, Ричи будет лежать на земле, весь в осколках и крови, и думать. Зачем Эдди нужен идиот с биполярным расстройством? Их свело вместе дурацкое расследование и убийства, а это уже какое-то нездоровое начало. Эдди помешан на медицине, сбалансированном питании, правилах и антибактериальных салфетках, а Ричи вынужден каждый день пить таблетки, чтобы не сойти с ума окончательно. — Ты что творишь?! Только голос Стэна вырвал его из оцепенения, и только теперь Тозиер почувствовал боль и сначала даже не понял, чем она вызвана. Спустя время, которое внезапно заторможенный мозг никак не мог рассчитать, подбежала мадам Стебль, отобрала секатор и несколько секунд с ужасом смотрела на лезвие, всё в красноватых пятнах. Ржавчина? Ну и оборудование, конечно, в этой школе, ничем приличным обеспечить не могут... — Я... — произнёс Тозиер и понял, что лучше бы не раскрывал рот, потому что он не знал, как закончить фразу, а это дебильное "Я... я просто..." только усугубляло ситуацию. — В медпункт. Живо! — мадам Стебль прикрикнула на удивлённо таращивших глаза сокурсников и обхватила Тозиера за плечи, заставив сдвинуться с места, и быстро повела его прочь из теплицы. Ричи молчал и придерживал окровавленную руку. Секатор вошёл всего на сантиметр от силы, между костями среднего и безымянного пальца, но кровь резкими струйками стекала на пол и красила ногти в красный. Кажется, он зря перестал пить таблетки. ●●● — Прости... Что этот придурок сделал? Таким тоном Эдди мог бы отчитывать свою будущую гипотетическую жену, которая взяла у него ключи от "Лексуса" и чуть не убилась о забор перед домом. — Ст-тэн сказ-зал, что н-не понял, как это п-произошло. — разведя руками, Билл посмотрел на Каспбрака с сожалением. — Где он? Где он сейчас? — скидывая учебники обратно в рюкзак и уже зная, что необратимо помял половину тетрадок, Каспбрак вылез из-за стола, опрокинув стул и зацепившись свитером. — В больничном к-крыле, я дум-маю. Уже выскочив в коридор и быстро шагая вперёд, Каспбрак вдруг понял, что прямо сейчас прогуливает историю. И ради чего? Его окрикнул дежурный учитель, но Эдди проорал "Мой друг при смерти!", и ускорил шаг. Он знал, что Ричи ни при какой не при смерти. Но почему-то Эдди срочно нужно было его увидеть. Гобелены на стенах размывались в общую цветную рябь, бьющий в окна снег казался сплошным белым полотном, а Каспбрак почти бежал. Стараясь не думать о том, как Тозиер на него посмотрит и как Эдди будет чувствовать себя глупым, врать, что пришёл попросить у медсестры перекись водорода или ножницы, как они оба будут изображать идиотов в очередной раз, искать предлоги и слова, Каспбрак распахнул дверь в больничное крыло. Медсестры ведь никогда нет на своём посту. А Эдди умеет делать перевязки. Дверь ударилась о стену, и одновременно что-то внутри ударило Эдди по лёгким, так что он не смог начать фразу "И где здесь бинты?" — Я так думаю, это йод. Ну, выглядит, как йод. Давай им намажем? Моя мама говорила, йод от всего лечит. И ещё зелёнка. Длинные тёмные волосы наклонившейся девушки почти скрывали руку Ричи, но на полу виднелись пятна крови, при взгляде на которые у Каспбрака будто что-то замкнуло в горле. Тозиер неподвижно сидел на облезлом стуле, вытянув свои грёбаные длинные ноги, позволяя ей суетиться вокруг себя, а потом они вообще забыли про руку и йод. В тот момент, когда Эдди тихо прикрыл дверь, чтобы она не хлопала — хотя больше всего на свете Каспбраку хотелось прервать этих двоих — брюнетка влезла к Ричи на колени, не прерывая поцелуй. ●●● Когда Тозиеру наконец удалось отлепить от себя полную сочувствия Ники, он, пробормотав, что очень опаздывает "кое-куда", выскочил в коридор. В обе стороны взгляд упирался в пустоту стен, но Ричи ведь был уверен, что ему не показалось. В памяти, резкой вспышкой мелькающей в сознании, Ричи видел светло-зелёный свитер и огромные карие глаза, ему ведь это не привиделось, ведь так? Не настолько ведь он псих? Боль в руке пульсировала и обжигала, мешала думать, кровь мешала ещё больше, перепачкав уже и джинсы, и оранжевую рубашку, и Тозиер чувствовал себя маньяком, который рыскает по ночным улицам Нью-Хэмпшира и ищет, где бы спрятать замотанный в ковёр труп. Спустя почти полчаса, что он мотался по школе, стараясь избегать взглядов, Ричи наконец догадался выйти из Замка. На баскетбольной площадке, на спинке заметённой снегом скамейки, Эдди замерзал и курил. Подойти незаметно не получилось, потому что снег безапелляционно выдавал каждый шаг протяжным скрипом, но Каспбрак не обернулся. Словно ему не было дела до того, кто подошёл. — Да всё со мной, блять, в порядке, отъебитесь уже наконец! — Уверен? "В порядке" — понятие растяжимое, но ты, на мой взгляд, не попадаешь в него никак. Только тогда Эдди как-то излишне поспешно обернулся. Сигарету он держал неловко, в покрасневших от холода пальцах, и огонёк на её конце метался из стороны в сторону, выдавая, как заметно Эдди дрожит. На длинных ресницах таял снег. Всего лишь зима. — Эдс. Околеешь же. Хватит играть в полярника. И дай это сюда, — он отобрал у Каспбрака сигарету, только прикуренную. Не сопротивляясь, Эдди отводил взгляд. Пока не зацепился им за руку Ричи. — Когда я был пиздюком, — Тозиер уселся рядом, кожей чувствуя, что Эдди сверлит его руку взглядом со смесью каких-то очень непонятных эмоций, — у нас дома часто отключали горячую воду. И когда мама загоняла меня в ванну, я набирал ледяной воды и говорил, что я утка, и наступила зима. — Весёлое у тебя было детство. — мрачно ответил Каспбрак сквозь стук зубов. — Дай сюда свою руку. Ебанат. Ричи послушался, протянув кисть, и вздрогнул, когда Эдди взял его руку в свои. Про такое говорят — обожгло теплом, но тепло рук Каспбрака совершенно не обжигало, а только начинало отдаваться по всей коже, как будто Ричи вдруг стал проводником электричества. Тозиеру показалось, что внезапное ноющее желание чувствовать сейчас не только руки Эдди, и не только на руках, буквально написано в его взгляде, и стоит Каспбраку решиться посмотреть ему в глаза, как он обязательно всё поймет. Почему даже на холоде у Каспбрака такие горячие руки? Те несколько секунд, что Эдди едва ощутимо держал его пальцы, разглядывая рану, Ричи всё отчётливее казалось, что он вот-вот сорвётся. И он бы сорвался, но теперь было нельзя. Теперь Эдди точно будет против. Стэн был всецело и безнадёжно прав. Пока вокруг сходила с ума природа, Эдди непослушной свободной рукой доставал из рюкзака бинт, йод и перекись водорода, второй зачем-то продолжая слегка касаться пальцев Ричи, как будто тот собирался сбежать. Тозиер, сгорбившись, не убирал руку. Это было забавно и разрушающе странно, что руки Ники, которые проделывали гораздо больше, чем простое прикосновение к руке, ни в какое сравнение не шли с теплом рук Эдди. — Ты пойдёшь на Рождественский бал? — вспоминая Стэна, быстро выпалил Тозиер, пока Каспбрак промывал порез чем-то жгучим. — Не знаю. — напряжённо отозвался Эдди, не поднимая взгляда. — Вряд ли. Секатор был ржавый? Тебе делали прививку от столбняка? — Ты знал, что Стэн идёт с Биллом? — Догадывался. — с ещё большим напряжением ответил Эдди. Ричи набрал в грудь побольше воздуха, отгоняя мысли о том, что, кажется, он окончательно всё похерил. Если, конечно, было, что херить. — Ты пойдёшь с ней... Как её зовут? — голос у Эдди звенел безразличием, как окно под напором ветра, и Ричи запнулся. — Ники. Да. Никогда в жизни ему не было так сложно говорить. И никогда ему ещё не казалась такой страшной перспектива остаться в грёбаной тишине. — Стэлла всем распиздела. — позволяя Эдди перематывать его руку очередным слоем бинта, сказал Ричи. — Ну, что мы с тобой мутим. — Не думаю, что кто-то в это верит, — сделав вид, что у него не дрогнула рука, ответил Эдди. — Ты же с Ники. — Они все уверены, что я с ней для отвода глаз. — он зашипел сквозь зубы, когда Эдди слишком крепко затянул бинт. — А с тобой у нас всё серьёзно. Любовь до гроба. — Какого ещё гроба? — сдвинув брови, переспросил Эдди, наконец посмотрев Ричи в глаза. В его взгляде плыл туман, какой бывает утром над рекой в какой-нибудь глуши, и в котором теряются лодки с особенно бесстрашными рыбаками. Ричи таких туманов никогда не боялся. Даже, наоборот. — Не знаю. Наверное, совместного. — пожал плечами Ричи, разминая руку. — А бывают совместные гробы? — с сомнением уточнил Эдди. Как будто их очень интересовала тема гробов. — Видимо, да. — Ричи, затушив его недокуренную сигарету о снег и оставив в нём серость пепла, положил её за ухо, чувствуя запах горелой бумаги и табака. — Для особенно пылких влюблённых. Романтика. — Ты умудрился найти романтику в гробах. — с безнадёжностью в голосе изрёк Эдди, но туман, живший в его глазах, начал медленно рассеиваться, уступая место спокойной водной глади. Тозиер не знал, хорошо это или плохо. — Зачем ты это сделал? — показав на бинт, вдруг спросил Каспбрак. — Хотел посмотреть, как работают мыщцы. — быстро отозвался Ричи, спрыгивая со скамейки и отряхивая джинсы от снега. — Косплеил Терминатора. Но меня вероломно прервали. Все вокруг противятся просвещению! — Ты их пьёшь? Снег словно бы даже замолчал вместе с ними. Тишина стальным капканом перехватила горло, давила со всех сторон, а Ричи смотрел в карие глаза напротив, в которых река бесновалась от внезапного шторма. — Ричи. Ты их пьёшь? Спустя секунд десять, а может, все тридцать, пытки тишиной, Эдди резко развернулся, так что скрип снега словно бы высказал за него всё то, о чём он промолчал, и зашагал прочь, ссутулившись и как будто пряча лицо. Глядя ему вслед, Ричи казалось, что он кричит, но он не разбил тишину ни на секунду. Эдди, кажется, был единственным человеком в жизни Ричи, которого было так страшно разочаровать. Но Тозиер умудрился.