Бытие и абсурд

"Псих" — подумал Ёжик.

Спустя день бесконечных мыслей, которые давили так, что Эдди казалось, будто на нём, как на фундаменте, кто-то в качестве издевательства строит многоэтажный дом, Каспбрак решил, что лучше всего будет вернуться к расследованию. Снова засиживаться в библиотеке, так, чтобы к вечеру глаза болели от тысяч строк маленьких газетных букв и фотографий Хогвартса, чтобы ночью снились только школьные коридоры и рыскающие по ним журналисты, трупы на каждом шагу и странные надписи в туалете. Липкие муторные кошмары точно были лучше того, куда скатывались сны под утро, когда было почти светло и уже не холодно, лучше отражения собственного лица в черноте глаз и издевательской улыбки, тонких пальцев в изоленте и шёпота. Вечного шёпота, тихого и проникновенного, говорящего слова, которые Каспбрак всеми силами старался забыть, собираясь на уроки, натягивая на себя самый тёплый свитер и бросая взгляды на красную толстовку, аккуратно сложенную на стуле у подоконника. Этот шёпот никогда не сбудется, оставшись жить в пропахших утренними сигаретами соседей по комнате промежутках между рассветом и ночными кошмарами. Поэтому ни к чему его помнить. Лучше всего было загонять себя подготовкой к зачётам, тем более, что выпускной класс именно этого и требовал, но иногда, слушая профессора Бинса, Эдди зависал на долгие минуты, не считая время и думая о том, как всё могло бы сложиться тогда, за шкафом, и потом, на утро, когда он варил кофе, а Ричи сидел рядом и ел разноцветные хлопья. В голове жили диалоги, так и не случившиеся, и постоянно замыкаться в прошлом — его параллельной версии — стало самой отвратительной пыткой. Поэтому Эдди, в очередной раз сделав себе растворимый кофе, который потом выльет в ближайшем же туалете в раковину, снова отгородился от мира высокими шкафами, пылью и газетами. Ничего нового выяснить не удалось даже спустя четыре дня. Только диалоги в голове стали совсем уж реальными, такими, что жить не хотелось. Газета за шестьдесят четвёртый год зашелестела, когда Каспбрак её развернул, чуть не сбив рукой стакан со стола, и тут же ему в глаза бросилась чёрно-белая фотография. "Новая потеря в школе Хогвартс. Что же скрывает этот замок?" "Теория о том, что в школе Хогвартс орудует серийный убийца, так и остаётся фантазией журналистов, но, тем не менее, смерть сделала новый шаг. Как же ответит Дамблдор? И кто ответит за смерть Николаса Колда, двенадцатилетнего мальчика, что неожиданно скончался на втором году обучения в специализированной школе? Комментарий директора школы Альбуса Дамблдора — стр. 14" Чувствуя, что картинка начинает складываться из обрывков в нечто цельное, Эдди нашёл четырнадцатую страницу и, задержав дыхание, быстро побежал взглядом по строчкам. "Наш корреспондент взял интервью у Альбуса Дамблдора, несменного директора школы Хогвартс, попытавшись выяснить, что же произошло с Николосом Колдом. — Здравствуйте, профессор. — Добрый день, Фил. — Как давно вы являетесь директором этой школы? — Почти половину века, Фил. — Можете ли вы сказать, что школа гарантирует безопасность учеников и является надёжным местом? — Безусловно. — Тогда как вы можете объяснить произошедшую в вашей школе неделю назад трагедию, случившуюся с учеником? Доказательства криминалистов показывают довольно печальную информацию. Судя по всему, смерть Николоса Колда не была естественной. Кто мог убить его? — Это был несчастный случай. — Экспертиза показала, что Николас был отравлен. По всей видимости, мышьяком. — Это не доказывает того, что он был убит. — А что вы скажете по поводу того, что нам удалось выяснить о ещё одном ученике вашей школы, имя которого оставим конфиденциальным. В его прошлом есть странные события, произошедшие с ним ещё до поступления. Например, привод в полицию за попытку отравить одноклассника. Мышьяком. — Простите меня, Фил, если я ошибаюсь, но, насколько я знаю, мышьяк — довольно популярный яд, и тот факт, что кто-то однажды кого-то им отравил ещё не значит, что все последующие отравления мышьяком, что происходят в нашем беспокойном мире — его вина. Не так ли? Это было бы слишком просто. Зачем бы нам тогда нужны были детективы? Я хочу сказать, Фил, что произошедшее на днях несомненно ужасно. Чудовищно, я бы даже сказал. Но мы проведём закрытое расследование, результаты которого, уж простите меня, вряд ли будут доведены до сведения прессы. Мы в самом скором времени выясним, что произошло с Николасом, а пока, прошу меня простить." Закончив читать, Каспбрак ещё некоторое время смотрел в глаза чёрно-белого Дамблдора, гораздо моложе того старца, каким Эдди его знал сейчас. Но даже тогда в его глазах читалась мудрость многолетней жизни и слишком спокойное безразличие. Вежливое безразличие, если можно так сказать. Откровенный похуизм директора уже давно его напрягал. Второе убийство, снова насильственная смерть, внимание прессы — а Дамблдор так и не прекратил работу школы, которая стала явно небезопасным местом. И этот грёбаный мышьяк. В мире много мышьяка, много бейсбольных бит, ножевых ранений и химических ожогов, но почему всё складывается так подозрительно? Очевидно, нынешний маньяк тоже прочитал эту газету. И идея мышьяка показалась ему перспективной. У него не было цели подставить непосредственно Эдди, Ричи или Билла, единственной его целью была игра с человеческим восприятием действительности. Когда следы ниоткуда не идут, где искать? Там, куда они ведут. Эдди впился руками в виски, успокаивая головную боль. Кто мог совершить такой продуманный поступок, слишком продуманный для хаффлпафца? Ложный след, подставы, отсутствие доказательств. Покидая библиотеку за три минуты до закрытия, Эдди подумал, что, кажется, тюрьма ему всё-таки обеспечена. ●●● Очередной клоун улыбался со стены, той улыбкой, которой совсем не хочется отвечать, а Ричи пытался заставить себя на него не смотреть. Ну определённо, есть некий смысл в этих рисунках. Может быть, они связаны с убийствами, может — нет, но они тут точно не просто так. Они были словно двадцать пятым кадром. Их нужно было уловить для того, чтобы разобраться в общей картине, а иначе они всего лишь заставляют тебя ощущать тревогу на уровне подсознания. В одиночестве посреди коридора Тозиер чувствовал, как кровь бежит по венам. Чувство было неприятное, и хотелось, чтобы кто-нибудь его прекратил. — Рич, ты чего тут стоишь? Кто-нибудь, но не Ники. Вздохнув, Тозиер обернулся на девушку, которая умудрилась его тут найти и спросил: — Что ты чувствуешь, глядя на вон тот шедевр? — он указал на стену таким жестом, словно призывал Ники найти созвездие летнего треугольника на ночном небе. — Жуть какая-то. — девушка поёжилась. — Стрёмный клоун. Не люблю я клоунов, честно говоря, эти их носы... — Он подозрительный, ведь так? — не слушая, воодушевлённо спросил Тозиер, не в силах оторвать взгляд от оскала улыбки. — Будто что-то замышляет, будто он втихаря котят топит и травит пестицидами соседский крыжовник — был у меня такой сосед — будто что-то с ним явно не так. Сосед мой тоже выглядел как милейший почтальон, а по ночам как давай опрыскивать кусты пестицидами... — Слушай, Ричи. — Ники оторвала взгляд от стены, явно не впечатлённая ни клоуном, ни соседом, и повернулась к парню. — У меня вопрос... — Вещай. — Я видела у тебя такую оранжевую баночку. С таблетками. Мне кажется, ты должен их пить. Взгляд наконец отлепился от клоуна, и Ричи уставился на Ники так, словно не знал, кто она такая. — Ты же даже не знаешь, для чего они. — Ну вряд ли это витаминки или лекарство от кашля. — без особенной уверенности произнесла Ники. — С чего вдруг ты забеспокоилась о моём здоровье? Неожиданное смущение пробежало в глазах девушки едва уловимой тенью, словно ни о каком здоровье она не беспокоилась. — Ну, я же не знаю, вдруг ты без них умрёшь. Ричи изогнул бровь. — Давай, наверное, ты всё-таки будешь их пить? Хуже ведь не будет, да? Вторая бровь образовала идеальную дугу, и Ники окончательно стушевалась. — Слушай, ну, я могла бы это дело контролировать, там, есть же какое-то расписание, наверное... Блять, ладно, на самом деле просто тот твой странный друг на меня наорал. Ричи показалось, что кто-то запер его тело во временной дыре. Глупо глядя на Ники, он моргнул, разрушая иллюзию и осторожно уточнил: — Прости, какой именно друг? — Ну такой, мелкий и с идеальной причёской. И глаза у него всё время такие, как будто он сейчас заплачет. Засунув руки — одна из которых была перемотана скотчем, потому что Тозиер не знал, где взять бинт — в карманы, Ричи нахмурился, пытаясь найти в голове хотя бы один адекватный ответ, но безуспешно. Впрочем, его молчание — с абсолютно неясными для девушки эмоциями — тоже оказалось впечатляющим. Ники нервно объясняла: — Выхватил меня после уроков, и как давай психовать, сказал, что если мне плевать, то ему — нет. Видимо, он сильно за тебя боится. Бешеный он какой-то. Судя по его виду, он не спит. У Ричи что-то защемило в груди, как будто там тикал часовой механизм, и сейчас секундная стрелка замкнулась, спотыкаясь между двумя засечками. — А, он ещё нёс какую-то хуйню про комнату и что я должна стать для тебя смыслом из неё не выходить. Это какая-то хоррорная муть, что ли? Он что, — она помахала рукой возле головы, — не совсем нормальный? — Нет. Он нормальный. — возразил Ричи, чувствуя, как в груди сматывается в тугой клубок напряжение и неуверенность в собственных словах. — Просто эмоциональный. Слишком. Что ещё он сказал? — Ну. Вообще-то, просил тебе не рассказывать, что он со мной говорил. — смущённо усмехнулась Ники. — Вот ведь... — Тозиер не придумал, как охарактеризовать Эдди, и молча поправил очки, после чего Ники сменила тему на предстоящий бал, и больше про таблетки они не говорили. Ричи надеялся, что эта тема закрыта насовсем и окончательно, но в вечернем свете светильников с половиной перегоревших лампочек, в гостиной Рэйвенкло, к нему подсел Майк, заставив Тозиера оторвать взгляд от переписывания конспекта по истории. Это был первый конспект в его тетради. За все семь лет. Да и тетрадь он только вчера стащил у Стэна — у него их была целая стопка, слизеринец в них рисовал своих птиц и деревья. — Слыш, Балабол, как там дела с расследованием? Сняв очки и протирая их краем рубашки, Ричи уделял внимание исключительно чистоте стёкол, но Хэнлон ждал. — Мы взяли паузу. — наконец ответил он, не спеша надевать очки. Без них он так плохо видел мир, что создавалась иллюзия, будто и мир тоже плохо видит его. Можно было спрятаться. — Сам понимаешь, зачёты, экзамены, все дела... Не можем же мы похерить свою жизнь, завалив математику! Уж лучше тюрьма, чем отсутствие высшего образования, верно? Закатив глаза, Майк уставился в дальний конец комнаты, где два рэйвенкловца прожигали пластиковые бутылки зажигалками. Комната в кои-то веки дышала теплом, обогреватель работал как надо, а из чьего-то маленького холодильника в углу доносилось умиротворяющее гудение, которому вторил магнитофон без половины пластин и с торчащими микросхемами, как расчленённый робот, постоянно кашляющий шипением помех. — С кем отправишься на Рождественский бал? — не поднимая глаз от тетради, поинтересовался Ричи, — Или ты против этого торжества разврата? — Какого разврата? — Майк сдвинул брови. — Туда даже нельзя приходить без костюма или в юбке выше колен. — А я о чём. — кивнул Тозиер. — Я пока не знаю, — пожав плечами, сказал Майк. — Может, вообще не пойду. И, Ричи. — его голос внезапно стал очень серьёзным. — Скажи, ты же не прекратил лечение? Тозиер даже оторвал взгляд от конспекта и посмотрел на Хэнлона, как на предателя. — Эдс и до тебя добрался? — Чего? — Хэнлон растерялся. — Какой? Этот твой, гриффиндорец? Слегка смутившись и неуверенно ероша волосы, Ричи закусил губу. — То есть, не Эдс? — А что, до кого это он добрался? — Ага, врёшь! — Ричи обличающе ткнул в друга ручкой. — Не вынуждай меня применять к тебе древний обряд испанской инквизиции! Это довольно психоделический процесс. Он и тебя просил не говорить мне? Иначе почему ты вдруг интересуешься моим курсом лечения, а? — Да вот поэтому, успокойся, долбоёб. Тозиер на мгновение как-будто сломался, глядя на собственную тетрадь, которую Хэнлон резко у него отобрал и ткнул прямо в лицо. Ему даже показалось, что холодильник перестал гудеть. А потом, наоборот — что всё пространство вокруг состоит из гудения холодильника. — Это немного крипово, ты знаешь? — не без беспокойства в голосе сказал Майк. Глотая воздух и слова, Ричи забрал из рук Хэнлона тетрадь и смял её, не зная, куда смотреть. По коже побежал робкий, но упрямый холод, сдавив горло, тетрадь упала на пол и с помятых страниц на Ричи смотрели, ухмыляясь зубастыми ртами, десятки искажённых сгибами бумаги клоунов. В точности, как на стенах. ●●● — Хэй, Эдс, не хочешь прогуляться? — А? Выглянувший из-за огромной газеты Каспбрак выглядел уставшим и удивлённым, он поморгал, фокусируя взгляд на лохматой голове, высунувшейся над статьёй о размерах территории замка, и пытаясь понять, сколько оборотов совершила минутная стрелка, пока он тут сидел. — Ричи, тебе чего надо? Он не смог сдержать неприязни в голосе, хотя объяснить, чем она вызвана, было бы трудно. Но Тозиер только залез с ногами на стол, уселся по турецки и упёрся подбородком в сцепленные пальцы, глядя на Эдди так, словно он — редкая шиншилла в зоопарке. — Надо поговорить. — пояснил Ричи. — Высокая срочность. Возможно, дело жизни и смерти. Моих, разумеется. Эдди моргнул. — Ну чего ты уставился, как Ленин на революцию? Библиотека всё равно сейчас закроется, у тебя что, много дел? — Да. Поспать, например. — недовольно складывая газету и отводя взгляд, соврал Эдди. По-хорошему, надо бы сейчас взять свой рюкзак и молча уйти, эпично и в закат, чтобы Тозиер больше не лез к нему. Пусть решает свои проблемы сам, или с Ники, или ещё с кем, но не с Эдди. — Сон для слабаков. — оскалился Тозиер и, схватив Каспбрака за запястье, слез со стола. — Куда ты меня, блять, тащишь? — успев подхватить рюкзак, но забыв стаканчик с кофе — впрочем, и не вспомнив — Эдди поплёлся за Ричи, врезавшись плечом в шкаф и даже не заметив. — Куда-нибудь отсюда, мне тут не нравится. — на ходу пояснил Ричи, когда они уже миновали стол библиотекарши. — Все эти полки нагоняют нестерпимую тоску и желание убиться об стену. И есть у меня такое подозрение, что в книгах этих кто-нибудь обязательно живёт. До свидания, миссис Пинс, всего вам самого наилучшего! — он тихо добавил, наклонившись к Эдди. — И миссис Пинс меня тоже пугает. Идём. Пока Ричи тащил его по коридорам, избегая посты дежурных, Эдди не переставал предпринимать не особенно рьяные попытки высвободиться. Отпустил Тозиер его только возле входа в астрономическую башню, а по ступенькам в обсерваторию Эдди взбегал уже сам, продолжая попытки выяснить у спины Ричи, какого хуя он творит. В темноте пахло химическим средством для мытья пола и пылью, в узком лестничном пролёте Ричи остановился и, прислонившись к маленькому окну, похожему на бойницу, закурил. На пару секунд огонёк зажигалки вырвал из темноты очертания его пальцев и скулы. — Я, походу, схожу с ума. Крыша, знаешь, едет. — он провёл рукой вдоль головы вниз, как будто изображал съезжающую крышу. — Да ладно. — саркастично сказал Эдди, восстанавливая дыхание после подъёма по лестнице. — Узнав эту несомненно поразительную новость, я могу быть свободен? — Опять, Эдс. Я опять рисовал клоунов. Весь лист ими изрисовал и даже не заметил. А я ведь даже не умею рисовать. — серьёзность в голосе Ричи заставила Каспбрака прислониться к стене рядом и, сложив руки на груди и всё ещё недружелюбно зыркая исподлобья, сказать: — А ещё ты воткнул себе в руку секатор. Это что, скотч? Не ответив, Тозиер позволил Эдди рассмотреть его руку. Оранжевый огонёк сигареты отражался в поверхности скотча, под которым виднелся едва заживающий порез. Эдди хотел выбеситься, высказать наконец уже всё, что он думал, сказать, чтобы со своими загонами Тозиер шёл к Ники, чтобы он перестал маячить перед Эдди, потому что Каспбрак не может это спокойно выносить, потому что будет проще, если они перестанут всячески общаться, даже здороваться не будут, словно они никогда не угоняли вместе Форд, Ричи не защищал Эдди в КПЗ, и за шкафом от мира они не прятались. Вместо этого Каспбрак стянул с плеча рюкзак и, проклиная себя последними словами, вытащил новую упаковку бинтов. — Я дико извиняюсь, но ты что, каждый день таскаешь с собой аптечку? — почти с насмешкой, но одновременно до странности робко, спросил Ричи, пока Эдди отдирал от его ладони скотч, не поднимая взгляд. "Да. Каждый грёбаный день. Из-за одного долбоёба, который хуй знает что ещё может себе в руки понавтыкать!" — Ричи, я прошу тебя об одном. — когда стих треск отдираемого под шипение Тозиера скотча, сказал Эдди и прокусил упаковку бинта, глуша в голове мысли о том, что вот прямо сейчас он может вполне оправданно пялиться на длинные пальцы Ричи, просто мечту фетишиста — Эдди вообще-то не был фетишистом, но с появлением в его жизни Тозиера многие факты подвергались сомнению — и даже может их касаться, и ему казалось, что Тозиер каждый раз вздрагивает от этих прикосновений, но, вероятно, только казалось. — О чём? — немного сдавленно уточнил Ричи, наблюдая за работой Эдди так пристально, словно Каспбрак был стеклодувом или показывал фокусы с исчезновением карт, и смотреть за его действиями было страшно интересным занятием. — Пей свои ёбаные таблетки. — заставив себя поднять взгляд, попросил Эдди с почти отчаянием в голосе, а потом едва удержался от вскрика, потому что не успел ещё убрать руку, закончив с перевязкой, так и касался пальцами ладони Тозиера, и Ричи внезапно сжал его руку в своей. — Ладно. Буду. Но я предлагаю взаимообмен. Ты пообещай нормально спать, хорошо? Ты выглядишь как заложный покойник. Стиснув зубы и теряясь в лабиринте эмоций Ричи, замерев взглядом в его глазах и не пытаясь высвободить руку, Эдди едва смог заставить себя коротко, но убедительно кивнуть. — Чудно. — тут же отпустив ладонь Каспбрака, Ричи затушил сигарету о подоконник и выкинул её в темноту зимы. Огонёк в скором времени погас, исчезнув из вида, а Эдди, спускаясь вслед за Ричи по лестнице почувствовал, как на него наваливается безумная усталость. ●●● А на следующий день в Хогвартсе снова появились полицейские. Эдди подумал, что Вселенная решила его добить. Он пытался сопротивляться, но пил глицин. За завтраком Дамблдор объявил, что уроки отменяются, и что все ученики должны отправиться по своим гостиным, пока место преступления не будет должным образом осмотрено, а все учителя не будут допрошены. Заглядывая в лица учеников, надеясь, что его не задавит хлынувшая к выходу толпа и чувствуя нарастающую панику, вызванную резкими громкими голосами дежурных учителей, Эдди пытался понять, кто же на этот раз. Он уже знал, хотя об этом никто не говорил, что убит хаффлпафец. И то, что это убийство — очередной шаг всё того же маньяка, он тоже знал. Вопрос был в том, кого подставили на этот раз. Неосознанно, он смотрел на рэйвенкловцев, хотя следовало бы на хаффлпафцев. И всё же чёрная дыра в груди пульсировала болью, потому что в поле зрения не было непослушных чёрных волос и дурацких очков. — Все. Оперативно. Покидаем зал. — отрывисто и громко командовала МакГонагалл, размахивая руками, как гаишник на шоссе. — Шею свернёшь. — сказала Бев, шагавшая рядом, а потом указала куда-то на дверь. — Туда посмотри. Из чёрных глаз оборачивающегося Ричи — и зачем он оборачивался, если Ники шла рядом — исчезла тревога, когда он встретился взглядом с Каспбраком. Хотя, может быть, эта тревога была всего лишь отражением взгляда Эдди. Или вовсе ему показалась. В гостиной Билл сразу рухнул в кресло, а Беверли пошла заваривать чай. У них было принято заваривать чай в любой непонятной ситуации, когда абсолютно не ясно, что делать. Этот процесс занимал внимание хотя бы на некоторое время. Эдди казалось, что сейчас он готов назаваривать чая на всех гриффиндорцев и подселённых хаффлпафцев. Нервно расхаживая туда и обратно, Каспбрак один раз уронил обогреватель и два — споткнулся о до сих пор валяющийся на полу квадрокоптер. — Он с-сделал это снов-ва. — Билл посмотрел на Эдди. — Чем б-больше убийств, тем больший интерес это-то вызывает у п-полиции. Они могут ус-скорить расслед-дование. — Давно пора. Люди гибнут. — мрачно сказал Эдди, сел на пол и, натянув на руки рукава свитера, обнял обогреватель. Было почти до боли горячо, но во время стрессовых ситуаций Эдди начинал мёрзнуть особенно сильно. — Т-ты прав, н-н-но... — Но тогда нам могут выдвинуть обвинения. — Беверли вручила им по чашке. — Иным образом они не могут ускорить расследование. В заполненной шумом голосов муторной почти тишине — шумная тишина была из той разновидности психоделики, которая бесила Эдди особенно сильно — дверь в гостиную открылась и в неё ввалился Ричи с какой-то здоровенной странной палкой с непонятной конструкцией на конце, похожей на ножницы, в руках, а за ним появился чернокожий рэйвенкловец, имя которого Эдди не помнил. Оранжево-зелёный шарф на шее Тозиера свисал почти до пола и был похож на светофор, а сам Ричи — на безумного художника. — Народ, поприветствуйте нового участника Клуба Неудачников! — размахивая своим шарфом-светофором, заявил Ричи и, взяв себе чашку Эдди, уселся рядом с ним. — Майк Хэнлон, вы его знаете, и теперь его тоже могут посадить. Мрачно глядя на присутствующих, Майк обхватил себя руками. — Пацана убили из пистолета для забива овец, а вы знали, что Майк... — Заткнись, Балабол. — оборвал его Хэнлон. — М-мы должны уже что-то с-сделать. — сказал Билл. — Ускор-рить доп-просы. — Ты как всегда прав, Денбро. — похвалил Ричи, обматывая отбивающегося Эдди свободным концом шарфа. — Вот только с пьянками сейчас напряг, ты же знаешь. — Надо найти другой способ. — сказал Эдди и отобрал у Тозиера свой чай обратно. Ричи молча протянул ему палку с ножницами. — Это что? — моргнув, уточнил Каспбрак, осторожно беря её в руки, как копьё. — Телескопический садовый сучкорез. — невозмутимо пояснил Тозиер, с непонятным ожиданием заглядывая в глаза Каспбрака. — М. Спасибо. — надеясь, что такой сдержанной реакции — как ещё отреагировать на телескопический садовый сучкорез, Эдди не мог придумать — будет достаточно, Каспбрак так и держал его в руках. — Я его своровал. Из теплицы. — похвастался Ричи. — Ты знал, что клептомания — это болезнь? — осторожно поинтересовался Эдди, пока все остальные присутствующие молчали. Впрочем, он был впечатлён, потому что смутно себе представлял, каким образом можно своровать вещь размером со швабру. Беверли смотрела на них с очень ясно читающимся выражением в глазах: "Два дебила". На Неудачников не обращали внимания. Все остальные обитатели гостиной стали просто фоновым шумом, они разговаривали, кто-то плакал, кто-то громко убеждал остальных, что близится Апокалипсис и нужно искать бункеры с крепкими стенами и звукоизоляцией. Другой голос отвечал, что Апокалипсис — хуйня, и бояться надо Армагеддона. Затем под аккомпанемент рвущейся бумаги — кто-то размеренно уничтожал тетради, видимо, чтобы успокоить нервы — разгорелся спор о том, в чём разница и что страшнее. — Апокалипсис — это конец света. — Не глядя, крикнул Ричи в сторону споривших. — А Армагеддон — финальная битва во время конца света. — Он помолчал и уже тише добавил. — Так что нас ждёт и то, и другое. — Рождественский бал. — А? — переспросил Эдди, мысли которого занимал подарок Ричи, а Майк пояснил: — Рождественский бал. Туда пойдут все. Ну, почти. Большая часть. Традиция. Будет возможность поговорить с хаффлпафцами. — Ну тогда нам всем придётся пойти. — хлопнув себя по ноге, заявил Тозиер. — Даже тем, кто не хочет. Во благо общества. Задвинем же низменные желания на задний план! — Ты можешь заткнуться? — попросила Беверли. — Но он прав. Эдди, я знаю, что ты не любишь это дело, но давай мы тебе кого-нибудь быстренько подыщем для отвода глаз, а то в одиночестве ты будешь привлекать внимание, и... — Бев, я терпеть не могу эту хрень. — насупившись, возразил Эдди, хотя чувствовал, что отмазаться уже не сможет. — И осталась неделя, кого я найду? Он не стал добавлять "Какая идиотка согласится идти со мной на бал?". Ему никогда не везло с девушками. — Что-нибудь придумаем, — обнадёжил его Ричи, положив руку на плечо. Эдди почувствовал дрожь его пальцев и понял, что побочные эффекты вернулись. Каспбрак знал, как выглядят люди на таблетках. Тихие, медленные, словно живут в мире, где секунда длится две, такие говорят отторжённо, отвечают не сразу и в метро боятся, что их пришибёт турникетом. А Ричи боролся. Казалось, что он рвёт по швам метафорическую смирительную рубашку, и всё это даётся ему с трудом, он вынужден жить в ускоренном ритме, чтобы не отставать, и говорить громче и эмоциональнее, чтобы побороть страх остаться неуслышанным. Эдди очень хотел пообещать ему, что он услышит, даже если Тозиера пришибёт турникетом, и в голове селилась отвратительная неправильная мысль, которую Эдди стыдился и глушил: "А Ники тебя так понимает?" Оставшиеся полчаса Ричи воодушевлённо перебирал имена знакомых девушек и характеризовал каждую короткими фразами вроде: "Жопа у неё — огнище!", "Зато танцует хорошо", "Эта может испугаться музыки, но истории рассказывает — заебись", "Похожа на Монику Беллуччи, только вечно цитирует Кафку", "Варит кофе, правда, заебёт это уже через неделю, этот её нескончаемый кофе, но тебе ж она всего на день нужна, правильно?.." Эдди не слушал. Эдди чувствовал, как тёмно-зелёный растянутый свитер Тозиера пахнет снегом, смотрел на его шею и завивающиеся пряди удивительного чёрного цвета волос, в точках пепла, потому что Ричи ведь не может стоять спокойно, даже когда курит, терялся в живом голосе и осознавал, что больше всего на свете он не хочет идти на грёбаный Бал. Потому что как только он увидит эти руки, наверное, даже тогда в изоленте, в руках Ники, если Ричи будет улыбаться ей, играя в джентльмена, то чёрная дыра в груди окончательно саморазрушится, утянув Эдди куда-то в третье пространство или параллельный мир. Марш наблюдала за тем, что Эдди позволяет Тозиеру пить его чай, а Ричи после каждой новой названной девушки со странной подозрительностью ловит реакцию Каспбрака. Билл смотрел с сочувствием. Майк — с любопытством. Каждый из присутствующих просто ждал, когда Ричи наконец перестанет тупить и скажет то имя, после которого Каспбрак вытаращит глаза, выбесится, психанёт, назовёт Тозиера дебилом и пойдёт искать костюм для Рождественского Бала. ●●● Телескопический садовый сучкорез отправился жить рядом с Пиней и красной толстовкой. Как эту херомантию применить в деле, Каспбрак не знал, но выглядела она внушительно. Наверное, при должной фантазии, её даже можно было бы использовать как оружие. За завтраком подсевший к ним Ричи тыкал пальцем в сторону очередных девушек и спрашивал "А эта тебе как?" Каспбрак браковал вариант за вариантом, и, уже допивая чай, почти спокойно заявил: — Знаете, что? В пизду. Я спокойно могу сходить туда один. Это лучше, чем с кем попало. И больше он ни с кем не разговаривал, мрачно уткнувшись в свою чашку, словно там, на дне, рассыпана по кусочкам Луна, и ожидая, когда учеников отпустят уже на уроки. Ричи подсел к нему на сдвоенной математике. А потом — на истории. Каспбрак только зыркал на него и утыкался в свой конспект, иногда отвлекаясь, чтобы попросить Ричи заткнуться, когда тот находил в учебнике изображение фараона с крокодилом и начинал воодушевлённо убеждать Эдди в том, что это гиблое дело — держать у себя дома крокодила, потому что однажды рискуешь остаться без руки. Когда Эдди удалось заставить Ричи сидеть ровно и не изображать в лицах диалог фараона и откусившего ему руку крокодила — диалог был эмоциональный, поэтому на их парту начали оглядываться — Каспбрак сказал, что фараону рука была не нужна, потому что у него и так был весь Египет, а крокодил — очень статусное животное. — Если у тебя нет руки, но есть крокодил, — забыв записывать лекцию, убеждал Тозиера Эдди, — то это намного эффектнее, чем если у тебя есть обе руки, но нет крокодила. А теперь помолчи, пожалуйста. Его поражала способность Тозиера втягивать его в очень дебильные диалоги. — Ну а ты бы что выбрал? — Тозиер, развалившись на стуле, подкручивал монетку. — Крокодила или руку? — Я — руку. — снова отвлекаясь, сдержанно ответил Каспбрак. — Нахуя мне крокодил? — Ну руки у тебя, например, две. — размышлял Ричи. — Одной можно и пожертвовать. Зато тебя все будут бояться. И уважать. – Я не люблю вид крови. — признался наконец Каспбрак, не уточняя, что в детстве ему делали анализы, и как только улыбчивая медсестра достала иглу, он упал в обморок. — Да и крокодилов. Ричи остался удовлетворён ответом и оставшееся время выпытывал у Эдди, можно ли курить чердачную изоляцию и какой от этого эффект. Эдди чувствовал, как будто ему под кожу запустили стаю дельфинов. Он почти привык делать вид, что никакого поцелуя, и шкафа, и того вечера в целом никогда не существовало. Но было бы проще, если бы не приходилось постоянно напоминать себе не зависать взглядом на губах Ричи. Каспбрак себя ненавидел. ●●● — Ну как? — Беверли обернулась вокруг себя, демонстрируя не пышное, но красивое платье цвета хвои. — Симпатично. Я совсем забыл, — Эдди пытался завязать галстук так, чтобы он не давил на шею. Нервные движения выдавали в нём нежелание вообще выходить сегодня из комнаты, и очень хотелось придушить себя наконец галстуком.— Ты с кем идёшь? — С Беном. — Хэнскомом? — не совсем веря в услышанное, переспросил Эдди, замерев и вскинув брови. Он чувствовал себя глупо в костюме, и галстук окончательно добивал его душевное состояние. — Ну да. — пожав открытыми плечами, Марш запихала в маленькую сумочку с кожаными ремнями на бедре пачку сигарет и прикрыла юбкой. — Ему было не с кем, мне тоже. Беверли могла бы пойти на бал практически с кем угодно. Но сейчас она невозмутимо поправляла короткие рыжие волосы с вплетённой в них зелёной фенечкой и говорила о том, что идёт с Беном. Вернувшись взглядом к собственному безрадостному отражению, Эдди несколько секунд обдумывал новость, потом сдался и снял галстук. В конце концов, ему ни к чему. Он вообще не хотел идти. Так какая разница, в галстуке или без. Весь его вид излучал драматизм, словно он — персонаж из чёрно-белого немого кино, фразы которого в духе "О, какая звёздная сегодня выдалась ночь! Самое то, чтобы утопиться в серебристой глади нашего чудесного озера!" выводились на экране отдельно красивым шрифтом и с витиеватой рамочкой. У Эдди с самого детства была идеальная осанка, и сейчас его позвоночник словно бы задеревенел. — Плохо, что ты идёшь один. — посочувствовала Беверли, когда они вместе с Биллом покидали гостиную. — Но, может, найдёшь кого-нибудь уже там? Наверняка там будет одинокая дама и... Эдди дёрнул головой, обрывая её. Билл выглядел, как принц, потому что он всегда так выглядел. Хоть в клетчатой мятой футболке, хоть в костюме. Присоединившегося к ним Стэна странно было видеть в изумрудного цвета рубашке, и в костюме он казался ещё более худым, чем был, но Каспбрак заметил в глазах Билла промелькнувшее странное чувство, когда они пошли рядом. Эдди их не совсем понимал, но ему почему-то казалось, что так и должно быть. Слизеринец-наркоман с туманным взглядом и изрезанными запястьями и идеальный гриффиндорец с ранящим его до сих пор прошлым, влюбивший в себя пол-школы. Почему бы и нет. Они буквально бросали вызов Вселенной, и та ощутимо проигрывала. В коридорах витала среди стен праздничная, но вместе с тем похоронная атмосфера. Дешёвые украшения, облезлая мишура, осыпающаяся и блестящая под ногами, и многолетний картонный Санта на стенах только напоминали о том, что всё вокруг — красиво упакованная школа, в которой заперли толпу преступников, чтобы изолировать их от общества. Ближе к Большому Залу, где убрали столы и повесили сотню гирлянд, провода от которых путались по углам в целые узлы и сложные композиции, играла тихая праздничная музыка. Слегка покосившаяся ель в углу была так щедро увешана сине-малиновым "дождиком", что само дерево едва угадывалось. Отовсюду торчали удлинители, по углам красные огнетушители кто-то обмотал мишурой, а Филч скрипел зубами и носился от одной розетки к другой, опасаясь самовозгорания. Эдди не мог понять, почему Бал вообще не отменили. Он тоже опасался самовозгорания. — О, да вы чудесно выглядите! — радостно воскликнул Ричи, встретивший их уже у входа. На нём костюм смотрелся ещё инороднее, чем на Стэне, а рубашка казалась просто мифически белой. Зато и он не надел галстук. — Ты тоже. — оценивающе окинув его взглядом, споткнувшимся о красные кроссовки, похвалила Беверли. — На человека стал похож. Почти. Зубасто улыбнувшись, Ричи приобнял за плечи Бена — который смущённо улыбался и очевидно не решался подойти к Бев, и сказал: — Взгляни, Бенджамин, какая красавица тебе досталась. Не упусти! Беверли закатила глаза, оттащила Тозиера от Хэнскома и позволила тому консервативно поцеловать её руку. — Ребят, не забываем о цели. — сказала она на последок, и они с Беном удалились под монолог Хэнскома о строительстве плотин. Их провожали удивлённые взгляды, кто-то даже пролил шампанское на пол. Туда тут же кинулся Филч, выхвативший из угла огнетушитель вместе с парой метров мишуры, но тревога оказалась ложной. Новая порция взглядов досталась Биллу и Стэну, когда они, почти незаметно держась за руки, исчезли в толпе. — Тут всё — я серьёзно, буквально всё — может в любой момент взорваться. — возмущался Эдди, оборачиваясь по сторонам. — Вот, это что? Что это?! — он резко указал рукой на свисающие с потолка кривые бумажные снежинки, закрепленные на электропроводке. — Да ладно тебе, расслабься. — Ричи держал руки в карманах и слегка сутулился, но на нём не было очков, и ничем не искажённые глаза отражали черноту костюма с такой точностью, что выглядел Тозиер, как персонаж с картины. — Мы и в Форде взорваться могли. — Здорово, и когда я должен был об этом узнать!? — сквозь зубы поинтересовался Каспбрак и чуть не упал, в который раз оборачиваясь и выискивая взглядом очередное нарушение техники пожарной безопасности. Филч таскался от стены к стене, так и не оставив огнетушитель, и за ним волочилась по полу мишура, облезая всё сильнее. Кошка пыталась поймать её лапой. — Эй, ну всё, хватит. — Ричи положил ладонь ему на спину, заставляя сдвинуться с места, и потянул за собой. — Красота требует жертв. — Человеческих? — скептически прищурившись, уточнил Эдди. — Вон, ну смотри, возле страшного снеговика, в этом удлинителе, по-моему, больше вилок, чем розеток, я, кажется, даже вижу, как он искрит!.. — Ничего там не искрит, Эдс, а ты — параноик, тебе говорили? — Тозиер остановился и развернул Эдди к себе, так что тот оказался слишком близко и сразу забыл про провода и взрывы. — Ну хочешь, возьмём огнетушитель и будем его с собой носить? — кажется, на полном серьёзе предложил Тозиер, успокаивающе держа руки у Каспбрака на плечах. — Не буду я таскать огнетушитель, ты вообще знаешь, сколько он весит? — Эдди, насупившись, скрестил руки на груди. — И как долго я должен здесь продержаться? — простонал он, закатывая глаза, а потом вдруг осёкся. Он понял одну вещь, о которой совершенно не подумал, увлечённый попытками следить сразу за всеми розетками в Зале. — Эдс. — На нас все смотрят, как-будто мы, ну... Пришли сюда вместе. — Ну да. — пожал плечами Тозиер, а Эдди недоверчиво кинул на него осторожный взгляд. Ухмылка на лице Ричи говорила о том, что его эта ситуация совсем не напрягает. И руки с плеч Эдди он никуда не убрал. Каспбраку вдруг захотелось, чтобы какая-нибудь гирлянда закоротила и взорвалась. — Нельзя было допустить, чтобы ты привлекал внимание своим холодным одиночеством. Эдди хотел было сказать, что теперь он привлекает внимание ебанутым рэйвенкловцем в красных кроссовках, но потом понял, что главная проблема не в этом. — А ты разве не... — Ники? О, нет, мы приняли решение не идти вместе. — отмахнувшись, Ричи зацепился руками за свой пояс, так что под пиджаком стали видны красные подтяжки, почему-то очаровательные в своей дебильности. — Да и, сдаётся мне, разошлись наши с ней дорожки. — Сочувствую. — соврал Эдди, а Ричи отмахнулся: — Забей. Не могу сказать, что я сильно расстроен. Как ты там говорил, про розу? — Странно видеть тебя в такой рубашке. — неловко пытаясь уйти от темы и не отрывая взгляда от того, как ткань обтягивает фигуру Тозиера, сказал Эдди самым своим беспристрастным тоном. — Какой? — Обычной. — пояснил Каспбрак, имея в виду отсутствие каких-нибудь верблюдов или пальм. Белую рубашку испещряли только маленькие консервативные крестики, издалека похожие на точки. — Ты имеешь в виду эту рубашку с кладбищами? — опустив взгляд, уточнил Ричи. — Так. И почему с кладбищами? — осознавая, что он сделал явно поспешные выводы, вздохнул Эдди. — Ну, эти крестики. Так в картографии обозначают кладбища на местности. Так что вся эта рубашка словно бы огромная карта с кучей кладбищ. Придумывая, что сказать, Каспбрак вскинул брови, и остановился на достигнутом. Потому что так и не придумал. Традиционные рождественские песни играли из потрёпанного радиоцентра в углу зала, так что иногда, на особенно радостных припевах, звук срывался в шипение. — Парни, давайте не тупить, — возникшая рядом Беверли совершенно не удивилась, что они стоят вдвоём посреди Зала, как несчастные влюблённые, и только добавила. — Возможно, Стэн и Билл сейчас слегка заняты — я давно их не видела, поэтому пока вся задача на нас. — Эй, а что это Денбро и Стэнли можно халявить, а нам — нет? — возмутился Ричи и закинул руку Эдди на плечо. — Мы, может, тоже заняты, да, Эдс? Каспбрак отбился, мрачно на Тозиера посмотрел в ответ на его лучезарную улыбку, а потом они, не сговариваясь, обернулись на столик с напитками, где в якобы безалкогольном шампанском было все сорок градусов. Эдди чувствовал, что напиваться нельзя. Просто нельзя, только не здесь, не сейчас и не так, потому что в голове билась странная мысль, что именно в этот вечер, в этих увешанных проводами и фонариками стенах может случиться всё, что угодно. А снова потерять контроль Эдди не мог себе позволить. Ричи подумал примерно о том же самом, но с оптимистичным уточнением, что если уж и терять контроль — то в исключительно трезвом уме.