Бытие и абсурд

Мы танцуем с тобой Наш последний медляк Ты танцуешь хуёво Я танцую никак

— Эдс, как тебе идея принять за данность, что здесь все под оксибутиратом, а мы одни сохранили трезвость рассудка и можем не париться, как на нас смотрят? — Ричи какими-то странными кругами двигался к середине зала, где с потолка отклеилась половина мишуры — потому что скотч, державший её, застал ещё времена, когда не было электрических светильников, радио и светофоров, — и теперь её разноцветные хвосты свисали так низко, что Тозиер задевал их головой. Тонкие обрывки мишуры перегоревшими звёздами блестели в прядях его волос. — Мы можем себе представить, что все остальные думают, будто они на подводной лодке ищут Атлантиду, Левиафана или затонувшую "Ка восемь" Эдди не отвечал, но послушно следовал за Ричи. Он терпеть не мог подобные мероприятия, поэтому пришёл к заключению, что идея Тозиера очень неплохая. — Как ты думаешь, если мы станцуем, то те, кто верит в распускаемые Стеллой слухи, будут достаточно счастливы? — оживлённо поинтересовался Ричи и сплёл свои пальцы с пальцами Эдди, который не мог решить, стоит ли оказывать сопротивление. — Если так подумать, то одной из задач человечества является организация счастья отдельных личностей, но это очень альтруистичный настрой. Впрочем, мы можем побыть сегодня альтруистами. В честь праздника. Для разнообразия. Эдди почти даже не вздрогнул, когда тяжесть руки Ричи ощутилась на талии и осталась там, но ничего ответить не смог. Мозг не успевал за телом и за Тозиером, поэтому Каспбрак не придумал, как реагировать. Тем более, его мысли всё ещё занимала техника пожарной безопасности и вопиющие её нарушения на каждом шагу, а Ричи говорил очень быстро и убедительно. — Думаю, тогда даже те, кто слухам не верил, примкнут к тем, кто верил. — мрачно ответил Эдди, но позу не сменил, позволив Тозиеру взять его руку в свою и положить на плечо. С тем, что ведёт Ричи, не было желания спорить. — Ну, тогда советую тебе сделать лицо посчастливее! — разулыбавшись, рэйвенкловец тряхнул головой, так что Эдди в лицо осыпалась мишура, и сделал шаг в сторону, мягко потянув за собой гриффиндорца. — Не хочу, чтобы меня считали принудителем. Не знаю, есть ли такое слово, но оно мне совершенно не нравится. Лицо Тозиера оказалось ближе, чем следует, ближе, чем нужно для танца, но Эдди только свёл брови и сказал: — Под эту дурацкую музыку очень сложно танцевать вальс. — Кто сказал, что мы танцуем вальс? — оскалившись, Ричи продолжал наматывать круги, так что все остальные присутствующие шарахались в стороны. К вальсу это действительно относилось примерно в той же степени, в каком морская свинка — к морю. — Это наш собственный танец, мы ведь можем придумать собственный танец, я прав? Все танцы ведь когда-то были придуманы. — Имеем право. — согласился Эдди, потому что выхода не было. Он терпеть не мог танцевать, но сейчас из головы кто-то ненавязчиво стёр все мысли, точнее даже, стёр их частично, разорвал связи, как если бы по испещрённому морозными узорами окну провели ногтем, раскроив песни зимы. Остались обрывки, не представляющие ничего ясного, так что в голове звенело только желание застрять навсегда в этом моменте. Танцуя с Ричи Тозиером и чувствуя во рту один из обрывков мишуры. Само по себе. Всё у них было как-то само по себе. Никто вроде бы и не прилагал особенных усилий, но вот они уже танцуют посреди Большого Зала, тонут в любопытных взглядах недоумевающих обитателей Хогвартса и сами, кажется, недоумевают тоже. — Это будет наш с тобой медляк. — заявил Ричи. — Первый и последний. — добавил Каспбрак, позволяя Тозиеру вести его за собой. Приглушённое освещение иногда моргало перегорающими лампочками, погружая замкнутый мир Хогвартса в свою собственную неловкую атмосферу. — Ну почему же сразу последний, мы можем в любую ночь выбраться на астрономическую башню и танцевать хоть час. Пока не околеем. Эдди не стал отвечать, потому что это было слишком похоже на то предложение, которое Каспбрак сам никому и никогда не высказывал, настолько похоже, что точно таковым не было. — Я танцую впервые в жизни. — на всякий случай предупредил он Ричи. — Сколько тебе лет, Эдс? — Семнадцать. — неуверенно ответил Эдди. — Семнадцать лет, и ты ни разу не танцевал! — возмущённо воскликнул Тозиер, резко подаваясь ближе. — Что ты делал все эти семнадцать лет? Смутившись и не став отвечать "коллекционировал Лего и делал вид, что камень на моём подоконнике — домашнее животное", он в противовес этому ощетинился, насупившись, а Тозиер просто вдруг обнял его крепче, обхватив руками спину, так что Эдди смог спрятать лицо в его плече, а со стороны они, вероятно, выглядели предельно душераздирающе, и прошептал: — Ну что ж, всё бывает в первый раз. А потом отстранился и, как ни в чём не бывало, продолжил танец, а Эдди пришлось судорожно успокаивать шаровую молнию в груди, поэтому он всё-таки рассказал про камень. — И как его звали? Твой камень. — поинтересовался Тозиер и долго смотрел Эдди в глаза. — Штормагеддон. — Мило. Каспбрак вспомнил, как Ричи так же смотрел на него утром после первого убийства, и тогда он ещё не умел читать эти глаза. Тогда он ещё не знал, как угнать машину и про "вертолёты" под веками, если ты пьяный. В чёрной теплоте взгляда Ричи Эдди видел надвигающуюся волну, он знал, что такой взгляд обычно предшествует каким-то важным словам, но рэйвенкловец, моргнув, разрушил протяжное ожидание, возвращая взгляду штиль, и сказал: — Не стоит забывать, зачем мы здесь, детка. Пора за работу. В тюрьме танцев не будет тем более. Хотя, это не совсем точно... Но мы могли бы сделать это нашим слоганом! — он оживился, внезапно подпрыгнув и сорвав с потолка мишуру, так что чуть не уронил на середину Зала электрическую лампу с куском потолка. — "В тюрьме танцев не будет!" Звучит-то как эпично. Красным шрифтом и на фоне трафаретных фигур с номерами на одежде... — Ты бы не мог быть роботом. — сказал Эдди, позволяя себе ловить взглядом каждое движение Тозиера, мимолётность его улыбки, блеск рождающихся и умирающих звёзд в глазах, внезапные, и порой не оправданные взмахи руками, словно бы Ричи терял равновесие и держался за невидимые стены. — Прости, что? — Ричи поднял непонимающий взгляд, выглядывая из-под прядей волос, и Эдди пришлось приложить невероятное усилие, чтобы подавить желание убрать их с глаз Тозиера, уложить за ухо, зачесать назад или сделать ещё что-то, чего делать было нельзя. Его просто бесит этот бардак на голове Ричи. Просто Эдди — грёбаный перфекционист, и это желание ничем не больше, чем желание разложить книги Герберта Уэллса по датам выпуска и цветам переплётов. — Ты говорил, что боялся быть роботом. В детстве. — поспешно пояснил Каспбрак с внезапным смущением и пожалел, что не может спрятать руки в карманы. — Но ты совсем не робот. Даже не похож. Губы Тозиера тронула нерешительная улыбка. Он словно бы даже смутился, отводя взгляд и останавливая танец. Ричи стремился создавать хаос вокруг себя, а роботы подчиняются системе. — Спасибо, Эдс. Мне кажется, что рядом с тобой я бы не испугался быть роботом. Прежде, чем подавившийся воздухом и маскирующий это под кашель Эдди успел что-то ответить, хотя он не имел ни малейшего понятия — что, они приблизились к группе одиноких хаффлпафцев, и Ричи, не отпуская руки Эдди, поинтересовался: — А чего это мы грустим в одиночестве? — Одиночество понятие относительное. — ответил один из хаффлпафцев, после чего взял себе бокал и удалился в толпу. Остальные проследовали за ним, как будто за предводителем. Начало очевидно не задалось. — Эдс, нам нужен план. — констатировал Тозиер, останавливаясь и просто закидывая руки Каспбраку на плечи. — Я так понимаю, эта обязанность снова на мне? — изогнув брови, понял Эдди, радуясь, что они ушли от темы роботов. — Боюсь, что да. Каспбрак оглядел помещение. Обстановка напоминала одновременно средневековый зал и футуристический космический корабль. — Пока ты придумываешь нам план, — Ричи похлопал Эдди по груди и с гордостью заявил, — я уже придумал название для нашего плана. — А оно необходимо? — Ну конечно необходимо, Эдс! — почти возмутился Ричи, обхватывая плечи Каспбрака и заглядывая тому в глаза. — У всех гениальных планов должно быть название, иначе как они зафиксируются в истории? Как бы мы называли "Барбаросса", "Вайс" или Сингапурскую стратегию? — Учитывая то, как меня всё это уже заебало, — продолжая бегать взглядом по залу, начал Каспбрак, — думаю, пора переходить к радикальным мерам. Хватит с нас разговоров и шаманов. — Мне нравится твой настрой. И одновременно пугает. — похвалил Тозиер. — Нужно согнать всех оставшихся в одно место. И не церемониться. — продолжил Эдди, стараясь придать голосу как можно большую уверенность. — И создать такие условия, в которых им будет сложнее отвертеться. Чтобы они были в панике. — Можно вырубить свет. — задумчиво протянул Ричи. — Во всём Зале. А потом согнать их в пустой класс. Главное, успеть, пока преподаватели не спохватятся. — Это всё ещё напоминает мне детский детектив. — И фильм ужасов. Можно ещё взять с собой фонарик и вызвать у кого-нибудь эпилепсию. — воодушевлённо предложил Тозиер, блеснув улыбкой. — Чтоб наверняка. — Мы их не убить хотим, Ричи. — строго прервал его Эдди. — А поговорить. Ты много видел эпилептиков, способных разговаривать? На столике ряд высоких, но потёртых, испещрённых царапинами и переживших гонения на аристократию бокалов ловил блики фонариков и ламп, Эдди и Ричи взяли себе по одному, но не сделали ни глотка. Эдди смотрел на свой бокал с трещиной, а потом переводил взгляд на Зал. Ричи смотрел на Эдди. — Как думаешь, — протянул Тозиер, — а можно вызвать частичную эпилепсию? — Не неси хуйню. Пойдём, найдём остальных. И щиток. Билл воспринял план с сомнением, посчитав его слишком грубым, Стэну понравилась идея с эпилепсией, Беверли сказала, что знает, где щиток и как его вырубить, Майк заявил, что план слишком простой, а Бен сообщил, что боится темноты и клоунов. — В общем, все согласны? — подытожил Ричи. — Не вижу альтернатив. — Рискнём. — кивнула Беверли, а Бен посмотрел на неё и тоже кивнул. — Эт-то не очень г-гуманно. — свёл брови Билл. — Зато действенно. — пожав плечами, возразил Урис. — Не сработает это, я вам говорю. — махнув рукой, сказал Майк. — Но давайте попробуем. — Отлично. Раз все согласны и возражений нет, то приступаем к выполнению операции "Штормагеддон"! Обречённо ударив себя рукой по лицу, Каспбрак только попросил у Вселенной терпения, пока Тозиер радостно объяснял остальным, что Штормагеддоном звали домашний камень Эдди. ●●● — Нет, Ричи. Я сказал, нет, значит — нет. Представь, что этот разговор уже произошёл, потому что закончится он одинаково. Непреклонностью в голосе Эдди можно было дома сносить, как пневматическим бетоноломом, но на Тозиера ничего не действовало, поэтому он продолжал следовать за Эдди до самого выхода из Зала, по пути зачем-то цапая бокалы со столиков и отдавая их всем проходящим мимо. — Да не поймают нас, не параной! В конце концов, я очень быстро бегаю. Показать? — Ричи встал в стойку, присущую бегунам на старте перед отчерченной мелом полосой, но Эдди, схватив его за локоть, развернул к себе лицом, поражаясь решительности своих действий, и посмотрел в глаза. — Ричи, ты будешь следить за ситуацией в Зале. Вы с Биллом руководите сбором подозреваемых. — Билл и вдвоём с Майком справится! — возразил Ричи, всё ещё порываясь идти за Каспбраком, пока Беверли ждала у выхода, флегматично наблюдая за спором. — А я вполне справлюсь вдвоём с Бев. И если нас поймают, то не отправят в... С одной вклейкой нам ничего не грозит. А ты не будешь рисковать. — А если тебя током ебанёт? — осторожно сказал Ричи. — И ты умрёшь в судорогах на полу в подвале? — Ричи, я похож на человека, не соблюдающего технику безопасности? — скептически изогнул брови Эдди. — Если кого и ебанёт током, то скорее тебя. Причём без всяких щитков. — Эй, это оскорбительно! — Ричи попытался пойти на таран, но Эдди, положив руку рэйвенкловцу на грудь, остановил его. — Я не хочу, чтобы тебя опять увезли из-за меня. Я не хочу опять тебя... потерять, в общем. — жалея, что начал эту фразу, смущённо закончил Эдди, пряча взгляд, но всё равно заметил, как Тозиер вздрогнул, словно его уже ёбнуло током. Пока Ричи молча таращился на него, Каспбрак быстро выскочил за дверь, надеясь, что в шоковом состоянии Ричи бегает не так быстро, как говорит. Но аргумент, видимо, оказался весомым. Большой Зал Эдди покинул вдвоём с Беверли. Дежурные учителя оставили половину постов, вопиюще игнорируя свои обязанности и, по всей видимости, напиваясь в учительской. Поэтому выход из Зала остался не контролируемым. Пока они преодолевали коридоры, где не работала половина ламп и стены тонули в беспокойном полумраке, Эдди постоянно оборачивался, словно опасался погони. Так оно, по сути, и было. — Он не пойдёт. — сказала Беверли, когда они сбегали по лестнице вниз. — Он послушается. Ты его впечатлил. Меня, надо сказать, тоже. — Надеюсь. — мрачно отозвался Эдди. Он и самого себя впечатлил. Щиток находился в подземном помещении, где из класса химии постоянно воняло этиловыми эфирами и спиртом, не горело почти две трети ламп и по стенам висели особенно угнетающие плакаты с отклеившимися углами. Пройдя в самый конец коридора, Беверли остановилась перед пластиковой панелью, скрывающей электрические приборы, и с щелчком её открыла. Фонарик всё не желал работать, возмущённо мигая дёрганым холодным светом, но Эдди пару раз его стукнул — у него всегда были прекрасные отношения с техникой — и полуживой фонарик выкрал у темноты немного пространства, позволив разглядеть ряды серых коробок, соединённых с другими коробками синими и красными линиями проводов и пронумерованные в совершенно непонятной последовательности. Эдди захотелось паниковать. — Так, и... что с этим делать? — вскинув брови, спросил Каспбрак, брезгливо осматривая пыльные щели между приборами и оголённые в нескольких местах участки проводов. В углах жили пауки, растянувшие паутину вокруг всего щитка и внутри него, и организовавшие, кажется, целое суверенное государство. — Нужно найти выключатель Большого Зала. И всего первого этажа. А то вырубим электричество во всём Хогвартсе или где-нибудь на Астрономической башне. — Марш стёрла слой пыли с одной из серых коробок. Ничего не изменилось, только коробка оказалась белой, а пауки недоумённо зашевелились. Со всей возможной незаметностью Эдди отступил на пол-шага. — Посмотри. — стараясь не дотрагиваться до приборов и следя взглядом за пауками, он указал пальцем на чёрную надпись маркером, едва заметную под слоем пыли. Менее брезгливая Беверли стёрла пыль и там, и взгляду предстала надпись, сделанная рукой Филча, обозначавшая "Б.З." — Большой Зал. — констатировал очевидное Эдди, а Марш принялась стирать пыль с остальных коробок. Пауки тактически отступали за щиток, Эдди нервно оборачивался, жалея, что не выпил утром антигистаминные и что не остался загонять хаффлпафцев в классы. — Нашла! — радостно воскликнула Бев, стерев очередную надпись и обнаружив там "1 э." — Живём, Эдди. Готовься бежать. Как только Марш щёлкнула выключателями под обнаруженными коробками, что-то наверху обречённо затрещало, и Эдди с Беверли кинулись обратно к лестницам, и пару секунд фонарик ещё выхватывал пару метров перед ногами, но потом окончательно сдался и бежать пришлось в полумраке подземелья. Покидая место преступления, Эдди чувствовал возмущённо колотящее грудь изнутри сердце, но забег оказался недолгим. Первый этаж, казалось, стёрли из мира, оставив чёрным непроглядным пятном, но спустя минуту глаза привыкли к темноте, и бесконтурное пространство начало приобретать сероватые очертания. В Большом Зале люди разделились на два типа, одни из которых паниковали, крича и бегая от стены к стене, как запертые в банке насекомые, а другие оживились и подаставали бутылки, не скрываясь хлеща алкоголь. Кто-то уже заваривал гашиш, кто-то вещал: — И погаснет солнце и настанет конец всего сущего!.. — Эдс! — Тозиер схватил его за локоть и вгляделся в его лицо, словно проверяя, на месте ли брови. — Как хорошо, что ты живой! — Да с чего мне быть не живым? — не освобождая руку из пальцев Ричи, потому что казалось, что рядом с Тозиером не так всепоглощающе темно, возмутился Эдди. — Я уже вырос из того возраста, когда пихаешь пальцы в розетку. — Кстати, они не влезают. — заявил Ричи и потянул Каспбрака за собой. — Билл с Майком уже вылавливают наших подозреваемых. Стэн ищет фонарик, но пока, вроде, безуспешно. Мне лично кажется, что он вызовет эпилепсию скорее у себя самого. В сходящей с ума толпе кто-то толкнул то ли Эдди, то ли Ричи, но, так или иначе, они резко оказались прижаты друг к другу. Так же, как в каморке в полицейском участке. Так же, как за шкафом несколько дней назад. Вскинув голову, Эдди посмотрел Тозиеру прямо в глаза, потому что в темноте было не так страшно отдавать гордость мыслей взгляду. Очень не вовремя захотелось спросить про поцелуй, про Ники, про то, что всё это, в конце концов, значит и значит ли вообще. Ричи смотрел в ответ, не моргая, как демон или змея, как будто у него вовсе нет век, а потом прошептал: — Держись ближе, Эдс, а то потеряешься. — рука Тозиера замерла под скулой на пару секунд, и Эдди нашёл в себе силы произнести: — А если ты тоже потеряешься? — Значит, потеряемся хотя бы вместе. Потеряться с кем-то совсем не то же самое, что потеряться в одиночку. Одиночество сводит с ума, человек — существо социальное, в конце концов неизбежно начнёшь разговаривать со стульями... Пока Ричи не мог замолчать, у Эдди внутри взрывались многоэтажные дома, царапая острой пылью изнутри. — Парни, давайте резче! — из толпы возник Майк, вырывая из оцепенения, и пришлось пробиваться сквозь людей вслед за ним. Ричи схватил за руку дезориентированного хаффлпафца, воскликнув: — Эй, пойдём, что покажу! Ты ни за что не поверишь! Надеюсь, у тебя есть три-дэ очки. Или хотя бы веник. Молча нашарив руку другого, стараясь сделать это не грубо, Каспбрак соврал: — Боишься темноты? Я знаю, где безопасно. Идём. Чувствуя себя чудовищем, Эдди повёл напуганного парня вслед за Ричи. В конце концов, это ведь ради их же блага. Если всё получится, хаффлпафцев перестанут убивать. Эдди душил в себе совесть, напоминая паникующему мозгу, что это был, вообще-то, его собственный план. Комнатой для допроса была избрана ближайшая аудитория, дверь в которую пришлось искать наощупь, но внутри из пыльного окна с трудом пробивался тусклый лунный свет, даривший возможность видеть очертания людей. — Всё в сб-боре? — Билл возник, казалось, из ниоткуда, и, видимо, думал, что в темноте не видно, как он держит Стэна за руку. — Так точно. — кивнул Ричи, подтолкнув недоумённого хаффлпафца к стайке остальных, которые потерянно переминались с ноги на ногу возле парт. — Что происходит? — спросил самый решительный из них. — Всё хорошо. — заверил его Бен. — Вам ничего не грозит. — Оо, ещё как грозит! — Ричи, запрыгнув на парту и возвышаясь над остальными, скрестил руки на груди. — Правосудие вас настигло! Лучше трепещите, ибо беззаконие наказуемо. — Что? — переспросил всё тот же хаффлпафец, наощупь подходя ближе к Тозиеру. — Стой на месте. — предупредил его Эдди, потому что не знал, что может выкинуть этот парень. Если он столкнёт Ричи с парты, то Каспбрак точно преступит весь свой пацифизм. Хаффлпафец замер, потому что, видимо, что-то в голосе Эдди его впечатлило. — Итак, мои дорогие, должен сообщить, что вы все — подозреваемые в происходящих убийствах. Можно мне молоток? — Ричи завертелся на месте, чуть не сверзившись с парты. — Мне нужен молоток. У судьи он всегда есть. — Обойдёшься. — сказал Майк, а Эдди перестал неосознанно искать взглядом молоток. В поле зрения возникла стена возле окна, которую было видно лучше всего. Пыльная потрескавшаяся рама отделяла штукатурку от замёрзшего стекла, за которым медленно и тоскливо вился снег, и было не совсем понятно, он падает вниз или летит вверх. Парта заскрипела, когда рядом с Тозиером влез Билл и, присев на корточки, посмотрел на собравшихся. — Ваши друзья ум-мирают. Вы это понимаете? Из-за одного психопата. Сквозь синеватую в свете отражённой от снега луны чёлку он блестел глазами. От его проникновенного взгляда хотелось убежать. — Вы знаете, кто это делает? Хаффлпафцы зашевелились, переглядываясь, как единый организм. Один из них стянул с головы синюю остроконечную шляпу и спрятал в неё лицо. Эдди мог быть собой доволен — ситуация паники создалась отчётливо, но на душе скреблись кошки. — Вы знаете, кто убивает ваших друзей? — И бесчеловечно подставляет невинных! — громким шёпотом подсказал Ричи, подтаскивая к себе за провод удлинитель, но Билл не стал это озвучивать. Рядом с оконной рамой с плаката смотрел пожарный в синей форме и кривой каске, не соответствовавшей форме черепа, он грозил пальцем невидимому любителю поиграть со спичками, и на его лице читалась благородная отвага. Почему-то она вселяла ужас. — Если вам что-то об этом известно, — Денбро сделал паузу, глядя как-будто в глаза одновременно каждому хаффлпафцу, — то лучше бы вам наконец признаться. Потому что все эти трагедии пора уже прекращать. Рядом с плакатом на стене нацарапанный на штукатурке клоун ухмылялся во все зубы. Как-будто он мог слышать Билла. Говорят, у стен есть уши. Откуда взялся рисунок под потолком, на высоте почти трёх метров, было не совсем понятно. — Он здесь. — подал голос хаффлпафец из задних рядов. Оборачиваясь, Ричи опять чуть не упал, а Эдди показалось, что чьи-то неприятные пальцы ведут кусочком льда ему по груди изнутри. — Убийца. — повторил хаффлпафец. — Он здесь. Паника — это заразно. Страх имеет особенность передаваться воздушно-капельным путём. Каждый хаффлпафец в этой комнате был напуган. Эдди начинало трясти. — Хорошо. — кивнул Билл, хотя ничего хорошего не было. — Ты скажешь, кто он? В тишине Ричи перестал дёргать зацепившийся за парту провод, который уже успел уронить что-то в темноте класса, и теперь смотрел на хаффлпафца пронзительным взглядом. Эдди знал, что Тозиер бы поправлял очки, если бы они были на нём. Потому что Эдди знал, что Ричи тоже напуган. Рваные тучи, сами как лоскуты единого небесного одеяла, шерстяного и колючего, медленно наползли на луну, так что показалось, будто наблюдающая за событиями в комнате Вселенная обречённо закрыла глаза. В абсолютной темноте хаффлпафец прошептал. — Нет. Эдди по-прежнему видел клоуна. А клоун видел Эдди. — Ричи. — Каспбрак не понял, что сказал это, пока Тозиер не оказался рядом с поразительной бесшумностью. Никто этого не мог видеть, поэтому, когда Тозиер слегка притянул Эдди к себе, он прижался к нему спиной, молча и словно так и должно быть. — Ты дрожишь, как холодильник. — сообщил Тозиер, а Эдди скептически ответил: — Да ладно. И в наступившей тишине слишком громко дышал Стэн, пока Билл искал слова, а клоун, от которого Эдди не мог оторвать взгляд, стал уже размером с плакат. Такое бывает, если долго смотреть на что-то в темноте, оно искажается и меняет форму. Пожарный отважно скалился. — Ты должен сказать. — произнёс Билл, обращаясь к хаффлпафцу. — Иначе этот разговор закончится. Что будет, когда закончится этот разговор, Денбро не уточнил, но страшно стало всем. Темнота пугает неизвестностью. Эдди казалось, что он ослеп, и он никак не мог понять, почему всё ещё отчётливо видит клоуна на стене, а тот словно бы улыбается шире, чем раньше. По комнате крался шёпот. Нельзя было сказать, кто шептал, и слов тоже нельзя было разобрать, но Каспбраку отчаянно хотелось выйти из этой комнаты, а он не мог сдвинуться с места. — Виновник убийств — хаффлпафец? — как Билл всё ещё находил силы говорить и бороться с заиканием, Эдди поражало. — Да. — чей-то неясный ответ. — И он сейчас здесь? — Да. — Билл, что-то происходит. — почти спокойно прервала его Беверли. — Ты видишь это? — не в силах скрыть панику в голосе, спросил Эдди, не отрывая замершего взгляда от клоуна. Он всё ещё был нарисован на стене, но каким тогда образом он смотрел в окно на всех присутствующих в комнате, и почему его голова была, казалось, размером с пол-этажа? — Да, Эдс, я... — Ричи сжимал его руку в своей, пока Беверли наощупь искала Билла, а Майк бормотал что-то, напоминающее молитву. Шёпот заполнял каждый угол комнаты и Эдди боялся, что этот шёпот способен проникнуть в его голову, как дифосген. Ещё больше он боялся, что шёпот уже был там. — Какая-то психоделика... — бормотал Ричи, и Каспбрак едва его слышал, потому что сердце колотилось громче, чем что-либо, как-будто стремилось покинуть тело и оставить Эдди бессердечным холодным трупом, а клоун больше не заглядывал в окно. Потому что он был в комнате. Всей своей неясной фигурой, он вроде бы и не двигался — ну конечно, рисунок ведь и не может двигаться — но с каждой секундой оказывался всё ближе, всё яснее, как-будто чем дольше Эдди на него смотрел, тем больше он становился. Он был частью темноты, всего лишь тенью, отражением паники, грёбаным ожившим рисунком, и Каспбрак, осознавая всю абсурдность происходящего, не мог избавиться от скручивающего внутренности страха. Испуганный крик некоторых хаффлпафцев заглушил то, как Билл, спрыгивая с парты, пытался что-то сказать, но задыхался заиканием, как Стэн закричал тоже, как Майк дёргает за ручку двери, а она не поддаётся. Ричи, так и держа руку Каспбрака, ощущением прикосновений заставляя не заблудиться в собственной панике окончательно, рванул за Майком к двери, врезаясь в людей, хаффлпафцев или своих, в темноте было не разобрать. В темноте хотелось только кричать, потому что нельзя избежать опасности, если ты её не видишь. Правда, если видишь, тоже не понятно, что делать. Панику голосов кроил на части чей-то смех, истеричный и безрадостный, как предсмертные крики стервятника, а Ричи кричал: — Майк, блять, открывай уже дверь! Открывай эту ёбаную дверь, а то мы все тут сдохнем во всеобщей истерии! — Какого хрена происходит? — повторял Эдди, как заведённый, как замкнувшаяся пластинка, потому что не мог сказать ничего больше, но пальцы Ричи сжимались крепче, и Эдди хватался за них, словно это было единственное, что не давало ему утонуть в ужасе. Смех бежал по шее и затылку, как многоногое насекомое, и Эдди тоже закричал, ему показалось, что он задыхается, что темнота стала настолько всепоглощающей, что проникла в лёгкие вместе с воздухом, потому что она и была воздухом, она была всем вокруг, дробилась на крики и страх, попытки выбраться и непрекращающийся долбанный смех. А потом от яркого резкого света заслезились глаза, сошедший с ума мир превратился в сплошную слепящую белизну, и что-то неровно звеняще гудело, и Эдди не сразу понял, что включилось электричество. Майк плечом выбил дверь. Только в коридоре Эдди почувствовал, что может дышать. Спустя секунду он разжал руку, отпуская Ричи, а тот обернулся на дверь. Клоун, нарисованный на стене, продолжал бесшумно улыбаться. Маленький неподвижный рисунок. Тяжёлое дыхание Хэнлона, захлопнувшего дверь в аудиторию, отвлекало внимание от тихо неразборчиво матерящейся Беверли, закрывающей лицо руками, пока бледный, даже зеленоватый Бен успокаивающе гладил её по руке. — Ч-т-то эт-то, нахрен, б-б-было? — проговорил Билл, поглаживая по спине уткнувшегося ему в плечо Стэна. Эдди всё ещё пытался избавиться от ощущения дифосгена в горле, а хаффлпафцы уже исчезли за поворотом коридора. Никто их не догонял. — Такое бывает от грибов? — неуверенно поинтересовался Ричи, растрёпанный и бледный, растерянно глядя на провод удлинителя на своей руке. — Нет. — приглушённо отозвался Урис. — А от чего такое бывает? — с трудом спросил Эдди, прислоняясь к стене и позволяя её холоду растекаться по лопаткам. — Честно говоря, понятия не имею. — сказал Майк, вытирая лицо. — Кто-то распылил в Большом Зале наркотики? — поднимая взгляд, предположил Бен. — Это так не работает. — покачав головой, сказала Марш. — Мы были под чем-то. — уверенно сказал Ричи. — Может, мы солей нанюхались и заработали к тому же частичную амнезию. Либо у нас у всех разом крышак поехал. — Бывает, что люди массово сходят с ума. — тихо произнёс Эдди, прилагая усилия к каждому слову. — Одновременно. В определённых условиях. — Мне нужно выпить. — убирая со лба мокрые пряди волос, сказала Беверли. — Извините, но я не могу это обсуждать на трезвую голову. Достав сигарету и зажав её зубами, не прикуривая, она, ведя рукой по стене, словно боялась упасть, ушла в сторону Большого Зала. За ней, потирая плечо, удалился Майк, ничего не сказав и глядя в пол. — Мозгососы. Я думаю, они существуют. — заявил Бен и догнал Марш. Билл только качал головой, несколько раз словно бы собираясь начать разговор, но так и не решился, а когда Стэна в его руках начало едва заметно трясти, тоже ушёл, сказав через плечо: — Встретимся п-после Бала. Нам с-сейчас лучше не в-вызывать подозре-рений. Скажем, что п-п-пробки сами вылетели. Когда остался только Ричи, Эдди сполз по стене, чувствуя, что ноги больше не держат, как будто на приёме в больнице Каспбраку попался сумасшедший невролог и молоток у него был не врачебный. — Вынужден предупредить, — выдавил Эдди между попытками вдохнуть, — у меня сейчас... кажется... случится приступ астмы... которой, вообще-то, у меня нет... Блять. Рваный вдох получился совсем безнадёжным, как будто лопнула верёвка у невезучего суицидника, и Каспбрак спрятал лицо в ладони, но услышал, как Ричи ударился коленями об пол, падая рядом с Эдди, накрывая его руки своими и держа на его лице, странным образом фиксируя размывающееся пространство вокруг. — Вынужден тоже предупредить, что я понятия не имею, как себя вести с людьми, у которых приступ астмы, — в его голосе сквозило беспокойство, странное и непривычное, как внезапный сквозняк в тёплой комнате, — хотя я, вообще-то, читал об этом, не спрашивай, зачем, но ничего ясного не нашёл, Эдс, что мне сделать? — Ничего. — безуспешно успокаивая дрожь в конечностях ответил Эдди. — Только не говори, что я должен дышать. Почему-то все... когда у меня приступы... начинали так говорить... Как-будто я, блять, без их советов забуду дышать... — Анекдот такой есть. Про ёжика. — оказываясь ближе, сказал Тозиер, продолжая держать руки поверх рук Каспбрака, и, пока Эдди чувствовал его пальцы на своих, ему казалось, что Вселенная не может его поглотить. — Расскажи. — попросил Эдди, заметив в своих лёгких странную тенденцию: каким-то образом от голоса Ричи они начинали работать чуть лучше. Учитывая, что это противоречило всем законам физики, это можно было считать очередной психосоматикой. — Шёл ёжик по лесу, забыл как дышать, задохнулся и умер. — И много ты таких знаешь? — не имея возможности скептически закатить глаза или изогнуть бровь, поинтересовался Эдди, вложив весь скепсис во вдох, по надрывности похожий на предсмертный. — Про ёжика? Я про Буратино знаю. Кислород всё никак не находил способ проникнуть в болезненно пустые лёгкие, застревая где-то в горле и заставляя рвано хватать ртом воздух. В голове отдавались взрывами "корсары", а мышцы превратились в деревянные волокна, так что руки пришлось убрать от лица, и Тозиер мог видеть, насколько у Каспбрака побелела кожа и как он дрожит, закрыв глаза и откидывая голову назад, так что шея по рельефу напоминает гипсовую античную статую. — Эдди. — сидя перед ним на коленях, Ричи растерянно сжимал его пугающе безвольные руки в своих, видя перед собой живое воплощение собственных ночных кошмаров и не имея понятия, как предотвратить падение с Астрономической башни. Сердце снова и снова, с каждым ударом, стучало по какой-то струне внутри, которая отдавалась страхом по всему телу. — Клин клином вышибается, поэтому я тебе сейчас создам новую шоковую ситуацию, и посмотрим, что из этого получится, в конце концов, искусственное дыхание сейчас будет очень кстати... Искусственное дыхание и правда оказалось кстати. В начале, Ричи даже действительно его делал. Пока Каспбрака не перестало трясти, и он не начал чувствовать конечности, и понял, что вцепился пальцами в плечи Тозиера, не отталкивая, а, наоборот, словно боялся, что Ричи исчезнет, а тот держал руку у него на шее, слегка поглаживая, как будто успокаивал взбесившееся животное. Пока Эдди не начал отвечать на поцелуй, приникая сильнее, так что пришлось раздвинуть ноги, чтобы чувствовать Тозиера ближе, но он совершенно об этом не подумал, только продолжил поцелуй. Потому что эти отобранные у Вселенной секунды были слишком эксклюзивными, как кассеты с дополнительными материалами к фильмам, такие, которые есть не у всех, и которые не каждый ценит. В эти секунды они оба выпадали из мира, делая то, что считали неправильным, как-будто попадая в ответвление линии времени, где нет ни "до", ни "после", и можно делать всё, что хочешь — впускать в рот чужой язык, позволять прижиматься неприлично близко, теряться пальцами в волосах, гладить шею и ни о чём не говорить. Если бы Эдди мог думать, зацепившись пальцами за дурацкие красные подтяжки Ричи, то он бы подумал, что прямо сейчас он должен запоминать каждое мгновение, заполняя всю имеющуюся память тёплыми прикосновениями Ричи там, где, вообще-то, это не правильно, этим запахом повсюду, не сравнимым с дифосгеном, хотя он тоже проникал везде, но это не душило, а, наоборот, давало возможность дышать. Этим чувством внутри, шаровой молнии, лижущей рёбра, тянущей вниз, так что Каспбрак не замечал, что прижимается к Ричи сильнее, а в такой позе не следовало бы. Но Эдди не мог думать, поэтому каждая секунда проносилась слишком быстро, не оставляя следов. Они появятся потом, как шрамы от ожога чайником в детстве. — Эдди. — Надо же. — ему пришлось шептать, чтобы не выдать дрожь в голосе. — Даже не "Эдс". Он хотел сказать что-то ещё. Например, "Мы опять не станем это обсуждать?" или "Мы просто ошибаемся второй раз?", но не мог себя заставить, потому что боялся ответов. Вот только ему казалось, что в чёрных глазах в неприемлемой близости мерцают те же вопросы. И тот же страх, как в зеркале, мутном, но даже мутное пыльное зеркало отражает реальность. — Тебе лучше? — то, как Ричи смотрел вниз, на губы Эдди, не поднимая взгляд, заставило его зажмуриться и нервно сглатывать, потому что шёпот из предрассветных снов возрождался и беззастенчиво стучал по черепной коробке изнутри. — Значительно. — ответил он, надеясь, что контролирует свой голос лучше Тозиера. — Таких методов ко мне раньше не применяли. — Хорошо. — он ухмыльнулся. — Ты можешь называть меня Ингалятором. Эдди хотелось в отчаянии спросить, неужели Ричи сделал это всего лишь для того, чтобы избавить Каспбрака от приступа астмы, но Тозиер не дал ему заговорить. Астма больше не душила, а Ричи всё ещё его целовал. И Эдди меньше всего на свете хотелось его прерывать, но он отстранился, не убирая руки Ричи со своего живота, но заглядывая ему в глаза со всей возможной решительностью. — Это не правильно. — Ты против? И Тозиер подался вперёд настолько, чтобы Эдди понял, что Ричи почувствовал, насколько на самом деле Каспбрак не против. Если мозгом Эдди понимал, что всё это не правильно, то телу то же самое объяснить было невозможно. — Я... — Если ты скажешь, я прекращу. Эдди не сказал. Ричи прижался сильнее, опуская руку, глядя в глаза тем взглядом, каким никогда ни на кого не смотрел, а Эдди не мог понять, видит ли он отражение собственных ненормальных эмоций в этой черноте, или Ричи так сильно его хочет. — Эй, мы посреди коридора. Тозиер считал веснушки на растерянном лице, и отсутствие здравомыслия в огромных карих глазах Каспбрака вызывало желания, которые приходилось сдерживать всеми возможными силами. — Представь лицо Филча, если он нас найдёт. — тихо усмехнулся Тозиер, и Эдди не мог оторвать взгляд от его губ. — Или Дамблдора. Как он будет стоять и смотреть, и думать, содомиты мы или ищем мои очки... Было бы забавно... И тем не менее он поднялся, подавая руку Эдди и держа его запястье, пока Каспбрак следовал за ним в первую попавшуюся дверь. И снова им не повезло — или повезло, на этот раз нельзя было сказать с уверенностью, потому что им не нужно было много места, хватало и этой коморки для швабр. Эдди подумал, что если бы на него сейчас упало жестяное ведро, он бы вряд ли заметил, а из головы вышибло все мысли о пауках и пыли. Когда рука Ричи исчезла с запястья, он тут же оказался сразу везде. Вжал в стену, обхватил за талию, уткнулся в лоб. Даже дыхание у них как будто стало общим, одинаково сбитым и резким. — Ричи... — Милый. И впервые это "милый" прозвучало без иронии и насмешки, и впервые Эдди не захотелось стукнуть Ричи в грудь и напомнить, что никакой он не "милый", не "детка" и даже не "Эдс". Впервые Эдди сорванным голосом пробормотал "блять", вцепляясь пальцами в рубашку с грёбаными кладбищами и ему показалось, что у него внутри что-то взрывается, затягивая все внутренности в единый взрыв. Та самая шаровая молния. Она могла бы раскрошить рёбра, но вместо этого проходила между ними, вызывая странное тянущее чувство. Эдди подумал, что если он упадёт, то потом уже не поднимется, так и останется лежать, живописно изображая мёртвого. Но он не упал, потому что рука Ричи крепко держала его за талию, как будто они танцевали свой последний медляк, и Тозиер действительно вёл, только они не танцевали. Рука Ричи оказалась где-то на шее, тонкие пальцы пробежали вниз, залезая под рубашку, не достаточно далеко, чтобы Эдди начал задыхаться в новом приступе фантомной астмы, но достаточно, чтобы уткнуться Ричи в плечо, лишь бы тот не увидел, как у Каспбрака горят скулы. — Эдди, я должен сказать кое-что. Очень важное. Я, наверное, в жизни ничего важнее не говорил, даже когда признавал свою вину на том слушание, хотя это было, надо сказать, очень непросто и адвокат заставил меня надеть серый костюм с... — Ричи, блять. Выдохнув, Тозиер замолчал на пару секунд, всё ещё на грани близко, он прижимался везде, так что Эдди чувствовал, что сегодня они, возможно, зайдут дальше, чем позволяют правила, но в пизду правила. — Ты не будешь против, если я тебя поцелую? — Дурак. В тот момент, когда Эдди вцепился в воротник рубашки Ричи, поднимая голову и проклиная высокий рост рэйвенкловца, Тозиер обхватил его талию крепче и ниже, и через секунду уже нельзя было сказать, кто теперь это начал. Эдди казалось, что он сейчас всё-таки неизбежно упадёт, потому что выполнять столько задач одновременно просто не в состоянии, и ощущение тяжести руки Ричи на ремне совсем не помогало думать. От мысли о том, что Тозиер чувствует то, как Эдди его на самом деле хочет, появлялось незаглушимое желание банально провалиться сквозь землю, но Ричи вёл пальцами по стояку и окончательно терял всякий контроль. Потому что Эдди дрожал и смущался, как маленький, одновременно пытаясь отстраниться и не застонать, но не сопротивлялся, доверяя, как будто Ричи действительно можно было доверять. Тозиер знал наверняка, что он первый, кому Каспбрак так доверяет, и вся охуенность этого осознания билась в голове, сильно и тяжело, отдаваясь в горло и грудь. Ричи, наверное, попросил бы разрешение и на это, но не мог заставить себя прервать поцелуй, потому что, казалось, стоит им выбраться из этого безумия, как всё разрушится. Снова. Как если бы они видели очень хороший сон, какой бывает в детстве и в котором тебе дарят собаку, а потом ты просыпаешься и пытаешься снова уснуть, обманывая мозг, в надежде, что сон продолжится. Нельзя было просыпаться. Поэтому он не спрашивал, только прикусил Каспбраку губу, отвлекая, и сразу за звоном пряжки ремня из лёгких Эдди вышибло все остатки воздуха, так что застонать пришлось прямо в губы Ричи. — Тише, нас же спалят, тише... Но меньше всего на свете Тозиер хотел, чтобы Эдди был тише. Вжимаясь в стену, Каспбрак боролся с желанием толкнуться вперёд, но он знал, что тогда точно не выдержит и их наверняка услышат в коридоре. Ему пришлось всё-таки разорвать поцелуй, чтобы уткнуться лицом в плечо Тозиера, заглушая громкие выдохи. Где-то на задворках сознания тонкими коготками скреблась мысль о мытье рук и антибактериальных салфетках, о том, что мама бы заперла Эдди дома на целый месяц, узнав, что он творит, о том, что так просто-напросто нельзя, но эта мысль вопиюще бессовестно игнорировалась. Изолента на пальцах и шепот на ухо "Кусай рубашку, Эдс, и не бойся" вызывали желание заскулить, потеряться в пространстве и времени, словно бы чёрная дыра внутри Каспбрака наконец разрослась до таких размеров, что могла бы его поглотить, но Эдди вдруг решился открыть глаза. У Ричи растрёпанные волосы липли к лицу, а в глазах плыл пьяный туман, и губы у него были совсем яркие, ярче всего в этой каморке. Эдди понял, что Тозиер хочет, очень хочет, но боится. Боится опять ошибиться, спугнуть, сделать что-то не правильно, потому что у Эдди такие глаза, словно в них понаставили биллбордов с огромными кричащими надписями "Я девственник и боюсь секса в любом виде!" Этот страх тоже был общим, и Ричи мог только прижиматься к бедру Каспбрака, всего лишь давая понять, что от одного только чувства, как Каспбрак выгибается навстречу его руке, у него встаёт, а Эдди вдруг поразился своей смелости. Поцеловав Ричи в шею, чуть ниже уха, там, где особенно сильно пахло сигаретным дымом и стойким одеколоном, Эдди повёл рукой вниз, цепляя пальцами рубашку Тозиера и выправляя её из брюк. — Вынужден предупредить, — для Каспбрака оставалось загадкой, как Ричи нашёл в себе силы заговорить, — шея — моё слабое место, так что... О, ёбаный свет, Эдс! Одновременно продолжая оставлять на шее Ричи, рядом с острым кадыком, едва ощутимые поцелуи, впервые делая что-то подобное и теряя голову от реакции Тозиера, Эдди провёл рукой ему по животу и дальше, заставив того дёрнуться так, словно его ударили. — Эдс, ты же не... Ты что творишь, Эдди, детка... Каспбрак понятия не имел, что он творит, но, поведя рукой, чуть не задохнулся от того, как Тозиер застонал. Упёршись головой в стену над плечом Эдди, Ричи зашептал, кажется, не слыша самого себя: — Ты же... Он не верил в происходящее, хотя рука Эдди была вполне реальна, даже слишком реальна, и то, как он робко продолжал ею двигать, сжигая свои биллборды, заставляло что-то в груди рваться и сшиваться снова и снова, потому что Тозиер боялся поверить, что Эдди и правда хочет. Положив свою руку поверх руки Каспбрака, чувствуя его тонкие пальцы и тепло, он слегка сжал, как будто понимал, что Эдди совершенно не представляет, как надо, и Каспбрак послушно продолжил, повторяя темп за Ричи. Рука Тозиера вернулась на талию и сжалась крепче, сминая рубашку, как будто Ричи знал и то, что Эдди вот-вот рискует упасть. О мятой рубашке Каспбрак тоже думать не мог. Он ловил ртом воздух с таким чувством, словно его швырнули грудью на асфальт, но в каждом вздохе чувствовал запах Ричи и от этого снова и снова не мог вспомнить, как дышать. Он и не знал, что падать грудью об асфальт так до искр перед глазами приятно. Так, что стоны Ричи вибрацией у шеи, а собственный голос совсем не слушается, и дело было, наверное, по большей части даже не в руке в штанах, а в человеке напротив. По-идиотски повторять имя, то ли предупреждая о чём-то, то ли умоляя, то ли просто так, не слыша самого себя, а вокруг уже ничего не осталось, как будто весь мир умелый редактор вырезал с фотографии, как нежелательного человека из пейзажа с маяком, и даже не понятно уже, кто лучше себя контролирует, потому что Ричи никогда не чувствовал, чтобы кто-то так произносил его имя. — Тише, Эдс, ч-чёрт, ты громкий... — Заткнись, ладно? — попросил Эдди, но лёгким по-прежнему не хватало воздуха, а, впрочем, Тозиер совсем не был против этого громкого "Ричи, блять, Рич..." Может быть, дело было в том, что с Эдди было не просто. С самого начала, кто бы мог подумать, что жизнь приведёт их сюда. Каспбрак щетинился на недоброжелательный мир, огрызался, обзывал Ричи "идиотом", но только Тозиеру он не боялся довериться, и от этого банально сносило крышу. Потому что Ричи тоже щетинился на мир, только другим способом, зло шутил, смеялся и прятался, но Эдди видел его настоящего, научился отличать его аквагримовые улыбки от искренних. Может быть, потому, что только он и видел искренние. Ричи пришлось убрать руку с талии, упёршись в стену и сдерживая рвущийся в горле воздух, выдыхая в запах волос Каспбрака "Эд...ди", а тот только вцепился ему в рубашку крепче, протяжно выдыхая, дёрнувшись, как в последний раз, как будто это последний удар об асфальт, а всё тело сводит вязкой приятной болью, и если кто-то сейчас стоял возле двери, то их точно спалили. Когда он снова начал воспринимать мир, они сидели на полу, соприкасаясь плечами, заполняя каморку тяжестью дыхания, и Ричи закуривал, а его длинные ноги упирались в стену напротив. — У меня вся одежда дымом провоняет. — упрекнул Эдди, разгоняя серость дыма перед лицом рукой. — Прости. — Да похуй. Посмотрев на наручные часы, он свёл брови, потому что стрелка переползла уже за полночь. — Профессора скоро начнут загонять по спальням. И мы должны встретиться с остальными. — Уверен, Стэн уже накурился в ебеня, так что всё равно не в состоянии адекватно вести диалог. Эдди не стал говорить, что он тоже не в состоянии, только опять разогнал дым и пригладил волосы, растрёпанные, как-будто он попал в смерч. По ощущениям, так оно и было. — Ёжик научился дышать задом, сел на пенёк и задохнулся. — сказал Ричи. — Сам сочинил? — искоса смерив Тозиера взглядом, спросил Каспбрак. — Ты мне льстишь. — Тозиер затушил сигарету о картонную коробку с надписью "запчасти", оставив в пыли чёрно-белый след пепла, и поднялся с пола, поправляя одежду. — У нас под домом раньше жили ежи. — сообщил Эдди, тоже вставая и снова оказываясь неприлично близко, так что он постоянно касался Ричи, заправляя рубашку. — А потом появились кошки, и ежи ушли. Мама говорила, что это хорошо. — Я не вижу ничего хорошего в отсутствии ежей. — заявил Ричи и посмотрел на Эдди долгим взглядом, и Каспбрак не отвёл глаза, после чего Тозиер открыл дверь и выглянул в коридор. — Я тоже. — сказал Эдди. Какого хрена они говорили о ежах, если следовало бы обсудить их собственные ебанутые отношения, Эдди понять не мог. ●●● — Ну и где вы двое были? — отрываясь от бокала с незамаскированным самогоном, вскинула брови Беверли. — Целовались. — оскалившись, сказал Ричи и уселся на бортик небольшой сцены, установленной в Зале на время бала. — Ага, конечно. — Майк закурил прямо здесь. Эдди тоже сел на сцену, и по взгляду Беверли понял, что она не так скептически настроена, как Хэнлон. Школьный оркестр — если можно было так назвать четырёх гитаристов и одного парня, таскавшего с собой баян, но не умевшего на нём играть — уже отыграл весь свой репертуар, состоявший из трёх песен и одного номера с баяном, который отменили по техническим причинам, и сейчас сцена, усыпанная конфетти и ошмётками мишуры, пустовала. В Зале осталось человек тридцать, кто-то медленно танцевал в середине, периодически спотыкаясь, остальные по углам залипали на фонарики под потолком. Эдди тоже залип. Профессора, видимо, пришли к выводу, что пробки сами вылетели, и для этого решения им не пришлось покидать учительскую. Каспбрак чувствовал себя так, как-будто у него внутри оседал пепел недавнего взрыва, и мысли с трудом формировались в нечто осознанное, и он просто смотрел на то, как Ричи, подтащив к себе оставленный на сцене баян, рассматривает клавиши. Стэн заваривал гашиш, сидя между коленями Билла, а тот осуждающе сверлил взглядом клубящийся в пластиковой бутылке белый дым. — Это последняя. — пообещал Урис, поднимая голову на Денбро, и тот кивнул. — Что мы сегодня узнали? — Ричи, подтаскивая к себе мишуру, связывал её обрывки в узлы, оглядывая остальных. Его взгляд замирал на Эдди, и тот не знал, куда себя деть. — Убийца — хаффлпафец. — сказала Беверли, передавая бокал Биллу. — И он был среди тех, в той комнате. — А что насчёт массовых галлюцинаций? — протянул Стэн, выдыхая пахнущий травой дым, пряча бутылку под сцену и отдавая недокуренную сигарету Тозиеру. — Может быть, мы все уснули? — предположил Бен. — И нам приснился страшный сон. — Как вариант. — кивнул Ричи, и от того, какой у него обычный голос, Эдди даже передёрнуло. — Но это вообще в-возможно? — вскинул брови Билл. — С научной т-точки зрения. — Мы понятия не имеем, что возможно, а что нет. — пожал плечами Майк. — Мы многого не знаем. Собирая мишуру, Ричи оказался рядом с Каспбраком и, когда он, наконец, замер, поглощённый наматыванием мишуры на баян, Эдди прислонился к его плечу спиной, не задумываясь над своими действиями. — Может, кто-то решил оживить бал? — предположил Майк. — И распылил по Залу какие-нибудь психотропные? — Массовые глюки могут быть и без наркоты. — подал голос Эдди, чувствуя спиной движения рук Тозиера, и постепенно приходя в себя. — В тысяча восемьсот восемьдесят пятом в Неаполе люди толпами видели молящуюся на холме Мадонну. Все верили, что это было реально. — У них там была эпидемия холеры. — возразил Ричи. — Ясен хуй, они это видели. Им было страшно и нужна была надежда. Они сходили с ума, чтобы не сойти с ума. — Моряки часто в-видят массовые г-галлюцинации. — сказал Билл. — Есть история с французскими военн-ными судами. Они так долго жд-дали помощи, что, в-в конце концов, увидели корв-вет, поплыли к нему, а это были п-плоты с людьми. Они даже слышали крики. А п-потом оказалось, что это и не плоты были, а просто д-деревья. — Билли, ну мы же не моряки, и моря тут никакого нет. — сказал Ричи. — Мы были эм-моционально напряжены. — пожав плечами, ответил Денбро. — Это в каком же мы должны были быть психозе. — скептически сказал Эдди. — Истерия? — предположила Беверли. — Нам передался страх хаффлпафцев. — Это всё было... — Эдди не знал, как описать свои ощущения в той аудитории, — реалистично. Очень. — А что, если это и правда был огромный клоун? Все посмотрели на Ричи. Тот обмотал голову мишурой, став похожим на голландского торговца марихуаной, и развёл руками. — Отбрось все нелогичные версии, и получишь единственный верный вариант. — сказал он. — По твоему, единственный верный вариант — это огромный клоун? — уточнила Беверли. — Я не ограничиваю себя рамками веры в доказанное. — пожал плечами Тозиер. — Кто-нибудь может доказать, что огромных клоунов не бывает? — Это антинаучно. — Эдди понял, как глупо это прозвучало, только когда закончил фразу. — Эдс, наука — штука неточная. — возразил Тозиер, обматывая и Эдди мишурой, пока тот вяло отбивался. — Мы не можем сказать ничего ясного о Бермудском треугольнике, кругах на полях, "Чёрном дне Америки" или утконосах. Они просто существуют, и всё. Поэтому нельзя судить о вещах только с точки зрения науки. — Ага, я понял, сними с меня эту херомантию. — пытаясь избавить от мишуры и жмурясь, недовольно сказал Эдди. — Я жду, пока ты начнёшь принимать сигналы из космоса. — сообщил Ричи. — Знаете, нам надо отдохнуть. — высказала мысль Беверли, и никто не захотел с ней спорить. — Завтра вернёмся к этому. У меня совершенно мозг не работает. Её прервал резкий звук, издаваемый баяном, когда Ричи начал, раскачиваясь, на нём играть. Звуки были унылыми и предсмертными. Стэн испуганно вздрагивал на каждом новом завывании несчастного инструмента. Все обречённо смотрели на Тозиера, а Эдди думал, что Ричи похож на взрыв атомной электростанции. Рядом с ним неизбежно начинаешь меняться. И ничего в Эдди уже не было правильно. — На рояле у тебя получается лучше. — сказал он, когда Тозиер закончил терзать баян и, довольно улыбаясь, оглядел слушателей. Кто-то в Зале бился головой об стену. — А по-моему, хорошо получилось. — сказал Бен. В наступившей тишине — после Ричи с баяном, довольно приятной, — они смотрели на полуотклеившиеся украшения, беспокойное мигание фонариков и снег за окном. Когда Каспбрак избавился от мишуры и с ругательствами отбился от новых попыток превратить себя в Рождественскую ёлку, Ричи вдруг обнял его со спины, положив подбородок на голову, словно пытался зафиксировать его в этом положении, и Эдди уже готовился опять вырываться, но Ричи замер, так что Каспбрак чувствовал его тепло и неосознанно подался назад. Он думал о том, что всего какой-то месяц назад он не любил даже пожимать людям руку. Постоянные прикосновения Ричи вызывали раздражение, объятия являлись чем-то из ряда вон, а друзья привыкли к нытью о заразе, переносимой людьми каждый день. Тозиер бесцеремонно и бессовестно нарушал его личное пространство, подбираясь, через кожу, всё дальше, он мог бы дотронуться до взрывов внутри Эдди. Два вопроса терялись в Рождественском тусклом свете Зала, среди бумажных снежинок и снеговиков из пенопласта, пока Эдди чувствовал дыхание за спиной. Почему он подпустил Ричи так близко? Почему Тозиер не боялся взрывов?