Бытие и абсурд

— Анекдот. — Ричи, можно не сейчас? — цепляясь за телескопический садовый сучкорез как за спасательный трос на тонущей шхуне "Свипстейкс", мрачно попросил Эдди, когда Неудачники уже преодолели лестничный пролёт на первый этаж, и Каспбраку казалось, что он кожей чувствует приближение чего-то ужасного. — Буратино дрочил, дрочил, и сгорел. Нервный смешок Беверли единственным эхом отразился от стен и затерялся в заполнившем воздух беспокойстве, которое не мог рассеять даже Ричи. Закатив глаза, Эдди воздержался от комментариев, но не смог не отметить, что голос Тозиера едва заметно подрагивает, как раскалённые провода под напряжением. Билл, шагавший первым, ненадолго остановился у поворота. Последнего, после которого оставалась только дверь с пожелтевшей табличкой "не работает". Стэн до белизны костяшек впивался пальцами в собственные ладони, словно концентрируя боль в одном месте, мог заглушить страх. Эдди страх заглушить не смог, даже больно ущипнув себя за запястье, а Ричи, отстав на пару шагов, почти неслышно открыл пузырёк с таблетками. Когда Каспбрак на него обернулся, Тозиер только подмигнул ему. — Ладно, хватит тут ст-тоять. — наконец, заявил Денбро, и, решительно преодолев оставшееся расстояние, распахнул дверь в туалет. Показалось, что дверь служила преградой для чего-то, противоположного свету, потому что мрак хлынул оттуда, как нефть, но Билл медлил меньше секунды. Следом внутрь шагнула Беверли, уверенно перехватывая в руке кухонный нож. — Глупость какая-то. — пробормотал Майк, и, словно мысленно ругая себя за трусость, скрылся за дверью. — Блять. Блять! — пряча лицо в ладони, простонал Урис, и Ричи положил руку ему на плечо. — Мы всё решили, Стэн. — тихо произнёс он. — Мы должны быть вместе. Звучит, конечно, по-идиотски, понимаю, как слоган группы поддержки для переживших Таншаньское замлетрясение, я б ещё сказал "Вместе мы — сила!", но я против романтики. — Надо было закинуться. — серьёзно сказал Урис, а потом тоже вошёл внутрь. — Идёшь? Оборачиваясь, Ричи уже придерживал рукой дверь. — Мы всего лишь дети. — обречённо сказал Каспбрак, зная, что своими словами ничего не изменит. — А это — блядская школа. Мы должны окончить обучение, сдать экзамены, и попытаться найти колледж, откуда нас не выгонят сразу после просмотра личного дела. А мы идём сражаться с монстром, которого, может, и нет. Почему всё должно быть так стрёмно? — Всё и не должно быть так. — пожав плечами, Ричи развернулся к Каспбраку, и Эдди уже привычно приподнял голову, чтобы не прерывать зрительный контакт. — Бытие редко соответствует чьим-либо представлениям. Нам бы найти тихую работу и жить долго и счастливо. Ну или там, грабить банки, сколотить банду, носить солнечные очки и продавать сакситоксин. Завести семью, может быть... Запнувшись, Тозиер отвёл взгляд и оборвал слова неровным вдохом, но Эдди собрал все силы, чтобы продолжать смотреть в чёрные глаза за нелепыми очками. — Но мы загнаны в эту ситуацию, и у нас был выбор. Довольно ограниченный, конечно, но всё-таки выбор. Мы его сделали. — Ричи пожал плечами. Поборов желание сказать, как он ненавидит подобные выборы, состоящие из вариантов "херово" и "очень херово", Эдди только молча набрал в грудь побольше воздуха и собрался шагнуть в темноту, когда Ричи задержал его и несколько секунд сверлил взглядом, как тогда, на Рождественском балу, словно пытался сообщить Эдди что-то по средством ментальной связи. — Я... как-то я тебе сказал, что умею делать водородные бомбы. — он нервно поправил очки. — Я соврал. Я не умею. Эдди показалось, что слова и мысли Тозиера рассинхронизировались, потому что в его взгляде, когда он смотрел куда-то глубже глаз Каспбрака, буквально читалось нечто похожее на "будь осторожен", но, видимо, сказать это Ричи не хватило смелости. А может, Эдди просто был слишком сентиментальным. — Ничего, я тебя прощаю. — с колким неуместным разочарованием бессмысленно ответил Каспбрак и отвернулся, намереваясь уже закончить этот разговор, но Ричи снова схватил его за локоть и выпалил так тихо, словно боялся, что стены услышат: — Они были о твоей смерти, Эдс. Сны, которых я боюсь. Не в силах моргнуть, Эдди пытался понять, видно ли через сетчатку глаз взрывы у него внутри, и не мог придумать, что ответить, и хотел задать хоть какой-нибудь вопрос, но Ричи, который в полутьме был слишком красивым, произнёс: — Что бы там ни случилось, будь осторожен. — Ты тоже. — попросил Эдди, и они смотрели друг на друга, выкрадывая у времени несколько секунд без суеты, насмешек, ошибок и недомолвок. — Обещаю не засовывать голову в чью-нибудь пасть. — подняв руку, словно клялся на Библии, сказал Тозиер. Эдди серьёзно кивнул, а потом первым вошёл в туалет. Он мало отличался от того, чем являлся, когда Каспбрак последний раз сюда приходил. Всё та же плитка в потёках, те же трубы, обмотанные обвисшим полиэтиленом, те же облезлые двери, похожие на обломки кораблекрушения. Нет и намёка на жизнь или её отсутствие, только паутина и размеренный стук капель воды из подтекающих кранов о кафель. Похожий на шаги очень маленьких существ. Подойдя к окну, Беверли коснулась его кончиками пальцев. — Тут пыль вековая. — сообщила она. — Не похоже, что бы его кто-то касался. Нервно дёргая плечами, Билл подошёл к ней. Не в силах бороться со страхом подойти ближе к окну, словно стекло может в любую секунду взорваться и рассечь всех присутствующих зубьями осколков, Эдди оставался рядом с Ричи. Скрестив руки на груди, Майк скептическим взглядом изучал туалет. — Не похоже это на логово монстра. — Самый опасный монстр — тот, — заявил Ричи, — чьё логово не похоже на логово. Как и тот монстр, который не похож на монстра. Проведя пальцами по ободку раковины, как в прошлое посещение туалета, он посмотрел на свою руку. — Взгляни-ка, Эдс. На кончиках пальцев осталась пыль, из-за оттенка которой — теперь уже очевидно красноватого, — казалось, что Тозиер окунул пальцы в засохшую кровь. — Заебись. — констатировал Эдди, и тут же резко осёкся, когда сзади гнетущую тишину прервал размеренный голос. — Не хотите ли объяснить, молодые люди, что здесь происходит? Оборачиваясь, Ричи задел кусок раковины, который с грохотом отвалился и рассыпался на полу, делая появление совершенно неожиданного человека ещё более зловещим. Возвышаясь в дверном проёме, Дамблдор, казалось, врастал в пол своим странным длинным плащом серебряного цвета. Как-будто ноги его под этой тканью были частью кафеля. Дверь за спиной директора была закрыта. — Вы же, я полагаю, имеете представление о комендантском часе? Очки-половинки отломавшимися кусочками луны сверкали, вселяя страх во всех присутствующих. Эдди мысленно поразился, как же они так глупо попались? Впрочем, этого стоило однажды ожидать. — Мы... П-простите, директор, эт-того б-больше... — начал было Билл, но Дамблдор вскинул руку, и его узловатые пальцы напомнили Эдди ветки старого дерева. — Не повторится? Ну конечно. Конечно, не повторится, ведь с данного момента вы исключены из этой школы. У Эдди сердце рухнуло в живот, отдавшись там болью падения нескольких бетонных балок. Он услышал, как нервно вдохнул Стэн. — Но... Профессор... — Беверли попыталась что-то сказать, но осеклась. Каспбрак не заметил, чтобы директор шагал, но он оказался ближе, чем был. — Это неприемлемое поведение и вопиюще наглое нарушение правил. Но, как я заметил, правила для вас — лишь пустой звук. Седая борода, стекающая до пояса, казалась сотканной из тонких волос мертвецов, как-будто Дамблдор по ночам грабил могилы, плетя себе парик. — А раз вы исключены, молодые люди, значит, с этого момента вы находитесь под арестом по подозрению в серии убийств. — Мы никого не убивали! — сорвавшись на крик, возмутился Эдди, подаваясь вперёд и игнорируя руку Тозиера на локте. — Нас подставили, профессор, это же полный бред... — Замолчите, мистер Каспбрак. — спокойным тоном оборвал его Дамблдор, и Эдди словно перекрыло горло. На его глазах стремительно в жизнь воплощалось всё то, чего он так пытался избежать последние месяцы, оно навалилось на него резко и с силой, Эдди не мог уложить в голове, что его отправят в тюрьму, что его признают убийцей, что всё его будущее отныне — это жёсткая койка и отсутствие телефонных разговоров в часы, когда они будут разрешены. Он был почти что готов бороться с нематериальными страхами, но перспектива реального кошмара наяву не оставила возможности сохранять спокойствие, сдавливая скулы и заставляя бороться с удушливой паникой. — Но вы не см-можете ничего доказать! — возразил Билл, и голос его больше не был твёрдым. — Нет никаких серьёзных улик! — О, разве? — с интонацией, совершенно ему не присущей, вскинул брови директор. — А разве не в ваших руках сейчас находится нож? Готов поспорить, на нём кровь Роберта Шейли. — Что?.. — опустив взгляд, Билл вскрикнул и уронил перочинный нож на пол. Лунный свет, кровожадно прочертив лезвие резкой красной линией, растёкся вокруг, отражаясь в луже крови. — Боже мой... — Майк не мог оторвать взгляда от ножа. Почувствовав неприятное липкое чувство между пальцами, Эдди посмотрел на свои руки и задохнулся от подступивший к горлу тошноты. Он был по локоть в крови, как если бы только что разделывал крупное животное, и ему стёрли память, а он этого и не заметил. — Нет... — протянул он, глядя на собственные тёмно-бордовые пальцы, и мозг словно дал сбой, потому что он ничего не мог понять, снова чувствуя себя будто пьяным настолько, что пространство и время смазались и сломались, не подчиняясь законам Вселенной. Мантия Дамблдора шелохнулась, и между тканевой складкой на пол выползла тонкая тёмная тень, словно щупальце ночи, извиваясь и дёргаясь в конвульсиях, и Каспбрак закричал, отпрянув, врезался в кого-то и поборол желание зажмуриться. Ещё одно щупальце потревожило ткань с другой стороны, и дюжина таких же расползалась по туалету с поразительной скоростью, оказавшись на стенах и потолке. Дамблдор зубасто улыбнулся. Его улыбка была такой большой, рассекала лицо, что заполнила собой половину помещения, и тела больше не было видно, но Эдди знал, что директор больше не одет в свою странную мантию. Длинные руки прорвали ярко-жёлтые рукава клоунского костюма, и Каспбрак вдруг с разрывающим грудную клетку ужасом понял, что никого рядом нет. Что Дамблдор смотрит исключительно на него, приковывая взгляд Эдди к свету из распахнутого рта, будто у директора два фонаря вместо лёгких, что не видно ни стен, ни раковин, ни дверей. Споткнувшись и упав на пол, Каспбрак попытался отползти к дальней стене, не осознавая, что сам загоняет себя в угол. — Так чего же ты боишься, Эдди? — неестественно весёлым голосом спросило Оно, нависая над Каспбраком, зубами отражая мёртвый лунный свет, но не спеша укусить. — По-моему, ты ещё не достаточно испугался? Мало страха. Мало страха. Оболочка, атмосфера, ядро... Давай больше! Каспбрак закричал, когда длинное щупальце ударило его по лицу, и на его конце Эдди увидел пасть с тонкими зубами, а потом мурена обвила его ногу и поползла дальше, и Каспбрак задохнулся чувством колючей проволоки на рёбрах, пытаясь сбросить её с себя. Вздрагивая от противного ощущения проползающего по рукам к шее скользкого тела, Эдди хватал ртом воздух, чтобы не задохнуться иллюзорной водой, мутным потоком затекающей в горло. Когда мурен стало так много, что Эдди уже не мог сбрасывать их с себя, поглощённый ворохом мерзких тел, они вдруг исчезли вместе с удушьем. — Ядро... — пророкотало Оно в полнейшей пустоте вокруг, и Эдди, хватая ртом воздух, упал на спину. Затягиваясь в груди, как плёнка, его почти парализовало чувство беспомощности перед тем, что ещё может случиться, и если бы у него была хотя бы одна лишняя минута, он бы смог вырваться из липкого безумия происходящего, но новый голос не оставил возможности опомниться. — Эддичка, что происходит? Проигнорировав такую боль в груди и горле, словно его только что избили ногами, Каспбрак порывисто вскочил и до головокружения резко развернулся, пытаясь понять, откуда звук, и удивлённо замер, когда зрение, наконец, позволило увидеть в паре шагов от себя маму. Она стояла к нему спиной, неподвижной фигурой в сиреневом платье с цветами, фокусируя на себе всё пространство, и не оборачивалась, словно Эдди опять смотрит, как она опрокидывает в себя из тяжёлого стакана что-то тёмное и пахнущее спиртом, думая, что сын ничего не видит. — Мама? Он попытался подойти к ней, но она всегда оказывалась на два шага дальше, и он заорал: — Мама! Когда София Каспбрак обернулась, у Эдди не хватило сил даже закричать. Заплывший глаз, исступлённо уставившийся на Эдди, почти не был отличим от половины её лица, превратившейся в кровавое месиво, и в изгибе её рта, когда она заговорила, сквозила неприятная неестественность: — Эддичка, что ты наделал? Что же ты сделал со мной? — она плакала, поднося руки к лицу, и Каспбрак задохнулся ужасом, хватая руками её плечи, пытаясь что-то сказать, давясь подступающими слезами и всхлипывая, словно ему опять одиннадцать, и он только что сильно разочаровал свою маму. — Мам... Это не я. Клянусь, это не я! — Эдди, ты сделал мне очень больно. Я ведь твоя мать. Эдди, как ты мог поднять руку на собственную мать? Каспбрак хрипло вдохнул, прижимая руки к своему горлу. Задыхаясь, он с ужасом смотрел на маму, надеясь, что она поможет, но она, как в далёком детстве, только строго произнесла: — Эдди, у тебя же астма! Мне ведь лучше знать, чем болен мой сын. Вот видишь, почему ты должен пить таблетки? Однажды ты выкашляешь лёгкие и будешь жить на аппарате. Немедленно выпей свои таблетки, при мне, а потом извинись за свою безответственность! Эдди опустил взгляд на дрожащие ладони, в которых сжимал блистеры, и в сомнении свёл брови, потому что сквозь беспорядочный ворох мыслей всё-таки помнил, что ёбаные таблетки не помогают, и тут его оглушил новый шелест всепоглощающего голоса: — Глубже... Дальше... Ах, вот оно что... Мама удивлённо сказала: — А кто это с тобой, Эдди? Каспбрак резко обернулся, рассыпая по полу таблетки с глухим стуком. — Эй, Эдс. Что такое? Он был такой белый, слишком белый, как обесцвеченная фотография, как мертвец, как-будто в его организме совсем не текла кровь, и его скулы прорезали лицо остротой ножа, когда неестественная улыбка словно рвала губы. — Я не хочу снова туда. Эдс, там так плохо. — Ричи... В чёрных глазах сверкали слёзы, как блики на металле, и взгляд был такой же металлический, не живой, и в отчаянии Тозиер попытался пошевелиться, но тугая смирительная рубашка сдавила его так, что он упал на колени. Поднимая взгляд, заполненный обидой и болью, Тозиер закричал принадлежащим безумцу срывающимся голосом: — Эдс, это из-за тебя! Это всё из-за тебя! Они заберут меня, они вскроют мой мозг, а кто я такой без мозга? Почему ты не можешь помочь мне? Дорожки слёз текли по щекам Ричи, словно те были покрыты инеем, потому что вода оставляла заметные следы, и Эдди попытался стереть их с лица Тозиера, обжигая руки о холод его кожи, как-будто прикасаясь к айсбергу, шёпотом пытаясь сказать хоть что-то осмысленное: — Я не хотел, Ричи, боже мой, я не хотел... Эта дурацкая машина и КПЗ, ты ведь спас меня, а я... Прости меня, пожалуйста, я всё испортил... — Ты жалкий. — словно ударив Эдди наотмашь, ядовито сказал Ричи, подаваясь вперёд, так что Каспбрак мог видеть каждый капилляр его покрасневших глаз. — Ты просто жалкий и слабый. Ты блядский астматик без астмы, и почему это я должен тебя прощать? На руках Эдди появилась кровь, потому что из глаз Тозиера стекали к подбородку кровавые слёзы, и Ричи вдруг согнулся, как сломанный, и резко закашлялся, будто в его лёгких прорастали хризантемы. — Нет, Ричи, нет! — бессмысленно закричав, Эдди попытался удержать Тозиера, но тот упал на пол, и его тело забилось в такой дрожи, в какой бьются убийцы на электрическом стуле. В последней попытке вдохнуть, Эдди едва не сорвал горло, и астма задушила его окончательно, пока он хрипло давился воздухом, чувствуя, что теряет последние силы, словно вся его жизнь покидает его, оставаясь в почему-то светящихся мёртвыми огнями глазах напротив: — Ричи!.. ●●● Когда Тозиер перестал гореть, с ужасом наблюдая, как кожа на руках лопается и превращается в обугленную оболочку, когда огонь вдруг стих, то словно уснуло огромное животное. — Да какого ж хуя? — вопросил Ричи, завертевшись на месте, пытаясь понять, где он, и вспомнить, как он сюда попал, но мысли блуждали и падали в обрыв, не позволяя осознать происходящее. — Эй, это всё, на что ты способен?! Я тебе, блять, не средневековая ведьма! По коже тонкими лапками мохнатого насекомого прошёл озноб, обжигая, как секунду назад — языки пламени, и вместе с ознобом зашелестел голос: — Что циркулирует внутри герметичной системы? Что прячет ядро земли? Человечество вывернуто наизнанку... Что внутри Ричи Тозиера? Замерев, как скованный, Ричи опустил взгляд. Смятый лист бумаги перенял дрожь его рук, и было трудно разглядеть потемневший от времени и дождей снимок улыбающегося парня. Когда Тозиер узнал в искажённом сгибами бумаги лице самого себя, то неверие и страх захлестнули его волной, заново обостряя эмоции и заглушая разум, но он всё же смог прочесть "Пропал человек" — Что... Хуйня какая-то. Я что, пропал? Умер? — он не понял, кому задал вопрос, и не почувствовал поднятой к лицу руки. Ему показалось, что тело теряет осязаемость, что кожа становится стеклянной, и сквозь неё не просвечивают ни вены, ни мышцы, а в мозгу трещат помехи, будто мозга и нет. Ответная тишина давила так, что, казалось, кости вот-вот не выдержат и треснут, а мысли станут вакуумом, не оставив после себя и следа жившей в теле Ричи личности. В попытке доказать самому себе, что тело ещё способно получать сигналы от мозга, Тозиер закричал: — Хуйня полнейшая! Живой я, иначе кто это всё думает? А если б и сдох, что с того? Со злостью сминая лист, превращая в бесформенную бумажку, Тозиер швырнул его куда-то в пустоту, и та, ему показалось, отдалась смешком, в котором мелькнуло лёгкое удивление и внезапное ядовитое понимание, и Ричи снова выкрикнул: — Да у шизофреников кошмары пооригинальнее! — У шизофреников как раз такие галлюцинации. — А? — обернувшись, Ричи вздрогнул, и злость медленно стекла с него, как ледяная вода. — Может, ты — шизофреник, Ричи? — вскинул брови Эдди, спокойно наблюдавший за Тозиером. На Каспбраке была белая рубашка, и Ричи никак не мог вспомнить, где он её уже видел и почему она пугает до ощущения иголок в сердце, но его больше интересовало, почему у Эдди такой взгляд. Эдди никогда не смотрел на него таким взглядом. — Эдди, где мы? — подходя к Каспбраку, спросил Ричи. — Откуда мне знать? — пожал тонкими плечами Каспбрак. — В твоей голове, может быть? Тут страшно. — он боязливо огляделся, хотя вокруг не было абсолютно ничего. — Нет, я не думаю, что это моя голова. Где, спрашивается, танцующие вьетнамки?... — возразил Тозиер и хотел было обнять дрожащего Эдди, но тот отпрянул. — Что такое? — Зачем ты прикасаешься ко мне? — серьёзно спросил Эдди, вскидывая на Тозиера карие глаза, и тяжесть его взгляда словно затягивала Ричи на тёмное морское дно, которое рассекают силуэты огромных китов. — Я... — Ричи замешкался, не решаясь подойти ближе. — Ты напуган. Я хочу, чтобы тебе не было страшно, понимаешь? — И ты думаешь, что с тобой мне не страшно? — с режущим кожу и душу скепсисом выпалил Эдди, отходя на пару шагов. — Думаешь, ты меня не пугаешь? — Эдди... — Но ты же псих, Тозиер. — глядя на Ричи, словно тот был чем-то очень мерзким, скривился Каспбрак. — Я пью таблетки... — осознавая, как глупо это звучит, попытался оправдаться Ричи, доставая из кармана пузырёк. — Вот, посмотри! — Да ты же болен. — произнёс Каспбрак безразличным тоном. — Без своего лития ты просто свихнёшься. — Но я правда стараюсь, Эдди, правда. — с отчаянием прошептал Ричи. — Да кому это нужно? — искренне удивился Каспбрак. — Ты остаёшься психом с биполярным расстройством, тебе место в психлечебнице, ты что, правда считаешь, что мне приятно твоё общество? — Я не... Я не думал... — Ричи не хватало слов, а сердце превратилось в единый ком горькой боли, когда Каспбрак продолжил: — Мы с тобой не друзья. Зачем ты меня поцеловал? Я по-твоему что, педик? Ричи приковало к месту, словно ноги залили бетоном, он не мог отвести взгляд от того, как Эдди смотрит на него со смесью отвращения и испуга, и чувствовал, как его разрывает изнутри, как рёбра вонзаются в сердце, с каждым ударом отдаваясь тупой болью. — Ты странный. — выпалил Каспбрак. — И ненормальный. Ты думал, что такой человек, как я, захочет... Что? Быть с тобой? Да я говорить с тобой не желаю. — Эдди... — попытался выговорить Тозиер, и слова давили на горло изнутри, заставляя терпеть тяжесть в скулах. — Послушай, я не... Я не хотел тебя напугать. Просто ты... Ты хороший, и я не хочу тебя испортить, но я ничего не мог поделать, потому что... — Что? — перебил его Каспбрак. — О, боже. Да ты просто идиот. Ты же трахаешься со всеми подряд, — его голос дрогнул, — и однажды ты выбросишь меня, когда тебе надоест... — Нет! — с чувством, словно кто-то ковырнул ему в горле ножом, возразил Тозиер, и в попытке всё же приблизиться к Эдди, чуть не упал. — Ты бросишь меня, — изо рта Эдди вдруг хлынула вязкая, слишком тёмная для крови, глянцево-чёрная жидкость, — оставишь догнивать... Ричи казалось, что он пытается прорваться через проволочную преграду, сдирая кожу. — Нет! За секунду до того, как полные разочарования глаза Эдди поглотили его, затянули в бесконечную пропасть, Ричи вдруг замер. Внезапно, он вспомнил, что он тут делает, и где он на самом деле должен быть, потому что откуда-то издалека, кажется, с другого конца Вселенной, он услышал, как кто-то надрывно кричит: — Ричи, нет! Он обернулся на месте, прерывая зрительный контакт, пытаясь определить, откуда крик, и Тозиер уже понимал, чей это голос и чьей болью он пропитан, и резко сорвался с места. — Эдди! — он закричал, рванул куда-то, борясь с невозможностью думать, не разбирая, куда бежит, и фальшивый мир завертелся безумной каруселью, сменяя образы и сгорая, оседая пеплом на руках и жгуче заполняя глаза, а потом Тозиер рухнул на колени. По стенам туалета плыл, цепляясь за раковины и прячась в трещинах плитки, вязкий туман, но Ричи тут же увидел, как Каспбрак, прижимаясь к кафельной стене, с исцарапанными руками, задыхается, откинув голову. Астма душила его, но смотрел он в пустоту, куда-то вверх, словно находился не здесь, он пытался ухватиться за что-то или кого-то, но лишь конвульсивно сжимал руками воздух. И Ричи понял, что, глядя на Эдди, видит кошмар наяву, видит то, что не догадалось показать ему Оно, и захлебнулся невозможностью говорить. — Нет, Ричи, я не хотел. — почему-то хрипло повторял Каспбрак, и слёзы, заливая его лицо, ловили блики, хотя луна больше не смотрела в окно. Схватив Каспбрака за плечи, чувствуя тепло его тела и дрожь, Тозиер прижал его к себе, стискивая зубы и утыкаясь лицом в шею, не позволяя себе поверить, что сказанные другим Эдди слова могли быть правдивыми, он зачастил: — Эй, Эдди, слушай меня, ты не там, Оно тебя просто запугивает, это иллюзия, блядская психоделика, не верь, вернись... — Ричи... — Я здесь, Эдс, я здесь, посмотри на меня, да посмотри же! — он закричал ему в лицо, сжимая хрупкие плечи, встряхивая и пытаясь оживить. Каспбрак вдруг моргнул, возвращаясь взглядом в реальность, и его словно бы отпустило что-то, что до этого беспрерывно тащило вверх за шею, и, когда он опустил взгляд на лицо Тозиера, то, наконец, вдохнул и часто задышал, осознанно хватая Ричи за руки. — Блять, ты в порядке? — с таким облегчением спросил Эдди, что Ричи едва поборол желание спросить, что же Оно ему показало, вместо этого вновь обнимая. Эдди позволял себя обнимать, и сам, прижимаясь ближе, доверял в руки Ричи свою жизнь, и Тозиер только сейчас понял, как это важно — чья-то жизнь в руках. Рвано вдыхая, Эдди медленно успокаивался, и Тозиеру было плевать, что творится вокруг. Он ждал, пока Эдди придёт в себя и стуком своего живого сердца о грудную клетку поможет прийти в себя Ричи. Когда Каспбрак отстранился, Тозиер спросил: — Что с остальными? Он помог Эдди подняться, и тот, цепляясь за локти Ричи, огляделся. Первым они увидели Билла. Стоя к ним спиной на коленях, сгорбившись, словно над чьей-то могилой, тот всё повторял: — Джорджи, не умирай, пожалуйста, Джорджи, это моя вина... Неровно кинувшись к нему, Эдди схватил Денбро за плечи, встряхивая, а потом ударил по щеке. — Билл, вспомни, это всё — не правда. Джорджи там нет. И ты тоже не там. — Что?.. — немного более осознанным взглядом сфокусировавшись на Каспбраке, Билл спрятал лицо в ладони, тяжело выдыхая. — Эдди, ты б-б-был прав. И Бинс т-тоже. — Ага. — Каспбрак вместе с Ричи помог Биллу встать, и тот попытался убрать с лица мокрую чёлку. — Где Стэн? Встряхивая головой, словно сбрасывая с себя пережитый кошмар, Билл обернулся и кинулся к Стэну. Урис на полу, под раковиной, словно бился в эпилепсии, казалось, что его избивает кто-то невидимый. Почему-то вдруг стало явным его сходство с ангелом, которого сбросили в ад. Он долго не мог прийти в себя, вздрагивая и произнося "laisse moi, laisse moi juste mourir", пока Билл кричал его имя. Раньше Эдди не знал, что Стэн говорит на французском, но Денбро, видимо, даже понимал прерываемые всхлипами слова. — Нет, Стэн, никто тебе этого не позволит, прекрати это. Замолчи, не см-мей так говорить. Посмотри на меня и вспомни, что я тебе сказал! Пока Билл выдирал Уриса из кошмара, Эдди увидел забившуюся в угол за расшатанной дверью кабинки Беверли, она рыдала, обхватив себя руками, и рядом с ней осколками валялась крышка от унитаза. Майк тряс её за плечи, но сам выглядел так, как если бы это его Марш приложила куском фаянса. Хэнлон, весь словно посеревший, будто постарел разом на десяток лет. — Дамблдор. — произнёс Билл, когда Стэн, наконец, смог встать на ноги и больше не кричал на французском, а Эдди вместе с Майком помог Беверли прийти в себя. — Оно показало н-нам Дамблдора. Наш материальный страх. И-исключение, тюрьма... — Мы чудовищно недооценили Оно. — кивнул Ричи. — А ведь хаффлпафцы давно уже знали. — вспомнил вдруг Эдди. — Враг, о котором они твердили, но никто их не понимал. Переставшая рыдать Марш, медленно поднимаясь на ноги, тихим голосом произнесла: — Но мы всё ещё живы. — Какая удача! Все обернулись, а Эдди почувствовал, как в его груди заново стягивается новый ком страха. "Мы живы, потому что Оно нам позволило" — подумал он, и решил не спрашивать себя, зачем Оно это позволило. — Как вам повезло! — снова радостно воскликнул клоун, вскидывая руки, словно только что показал занятный фокус с распиливанием. Возвышаясь возле окна, он всё равно, вопреки законам оптической физики, был поразительно отчётливым, хотя лунный свет прочерчивал его огромный несуразный силуэт. — Но вы ведь достаточно испугались, ребятки? — от его высокого голоса дрожали стёкла. — Раз стратосфера, два стратосфера... О, вполне достаточно! Больше, чем все прежние, наконец-то, вкусно, наконец-то, до слёз, я так польщён! Он склонился в порывистом реверансе, и Эдди показалось, что его голова в ярком парике вот-вот отвалится. — Эй, это же Бен! — прошептала Беверли, и все увидели, что за спиной клоуна по окну распласталось тело хаффлпафца, на его умиротворённом лице застывшее неживое выражение казалось кукольным, и он смотрел перед собой невидящим взглядом, словно распятый. — О да, спасибо тебе, Бен, ты так мне помог! Нет дождя — нет цветов... Какая глупость! — Оно счастливо засмеялось, и голова его перевернулась, оказавшись глазами вниз, так что лицо не выглядело весёлым, а из его рук и ног медленно вырастали, прорывая ткань одежды, шипы. — Всегда мало страха, Черепаха пусть сдохнет, но на этот раз я придумал, как удвоить ваше количество! Всё неестественное тело Оно внезапно замерло, словно перед рывком. — Кажется, психоделика закончилась. — прошептал Ричи, оборачиваясь на остальных и крепко сжимая в руках перочинный нож. — Кажется, сейчас нас будут убивать. — Боже мой, боже мой, боже мой, — исступлённо шептал Стэн, закрывая рукой рот и с ужасом наблюдая за увеличивающимся с каждой секундой Оно. — Подставив вас, я привёл вас. А ведь на афишах ошмётки артерий. И вы пришли. — последняя фраза рокотом низкого голоса расползлась по туалету, и Эдди едва успел рвануть в сторону, когда длинная рука наметилась на его горло. Ударившись плечом о раковину, он попытался следить сразу за всеми руками клоуна, но их было слишком много. Он не видел, что с Ричи и с остальными, только слышал, как Беверли закричала. "У оно есть тело, его можно побороть" мысленно крутились в голове Эдди едва уловимые фразы сквозь пелену страха, пока он, вновь уворачиваясь от ещё одного броска Оно, пытался нашарить на полу что-нибудь, чем можно было бы отбиваться. Посыпалась кафельная крошка, когда ударом Оно раздробило стену силой целого автомобиля, и вместе со стуком плитки об пол, по туалету шагами отдавалось чьё-то сердце. Кроме этого стука и грохота, все звуки стали приглушёнными, нездешними, не было ни смеха, ни голоса, даже собственные крики доносились до слуха словно из-под толщи воды. Зеркала над раковинами цепляли и пленили отражение клоуна, и ухмылялось Оно из каждого по-разному, словно его было сразу штук десять, а то и больше, сотни клоунов, скалящихся бесшумными улыбками. Вновь уворачиваясь от одной из рук, поражаясь собственной скорости и не успевая за сошедшим с ума миром, Эдди не успел отклониться от другой. Металлическая хватка пальцев на шее тут же лишила возможности вдохнуть, и он вцепился в конечность, а она зыбко промялась под пальцами, не ослабив удушения, вжимая Эдди в стену с такой силой, что, казалось, позвоночник треснет раньше, чем лёгкие перестанут работать. Первый странный визг, похожий на звук сдираемых об асфальт резиновых шин, ранил глухую тишину, когда Билл вогнал в руку клоуна ржавый нож. От скрипучего, надрывного звука задрожало и разбилось зеркало за спиной Эдди, отразив напоследок гримасу лёгкого удивления на клоунском лице, и Каспбрак, непослушной рукой схватив самый длинный из ударившихся об пол осколков стекла, вогнал его в душившую руку со всей силой, на которую было способно ослабевающее тело. Он не успел подумать о том, что, если под пальцами Оно лишь деформируется, то осколок тоже никакого вреда не нанесёт, как клоун снова взвизгнул, и хватка его руки ослабла. Всего на секунду, но Эдди успел вывернуться и, спотыкаясь, рвануть к другой стене. Все чувства затопила едкая паника, она мешала соображать, но происходящее представлялось до того ясным, кристально-осознанным, что это было даже пугающе, ведь полный абсурд всего вокруг не мог быть таким реальным. Думать приходилось быстрее, чем когда-либо. Наощупь вытащив из кармана первое, что попалось, Эдди нажал на дно ингалятора до хруста пластика, обжигая отросшую конечность клоуна выплеснувшейся из клапана кислотой. Оно почти нельзя было разглядеть в страшном ворохе конечностей, уже едва ли схожих с человеческими, которые клоун выбрасывал в стороны, сопровождая удары грохотом рушащихся стен и треском кафеля умывальников, но Эдди услышал, как то взвизгнуло от боли. Он вдруг понял, каким образом можно победить. Нож Билла, осколок зеркала в руке Эдди, не работающий ингалятор, стреляющий кислотой. Не было времени испугаться, рационально подумать, и в мире иллюзий, в который Оно само себя заперло, всё работало по его же правилам. Но эти правила можно было обернуть в свою сторону. Из шипяще прорвавшейся где-то трубы хлестала с шумом струя воды до самого потолка, заливая Эдди глаза и мешая дышать. — Да сдохни же ты, сдохни, сдохни! — не контролируемо кричал Стэн, снова и снова исступлённо ударяя ножом по руке Оно, и то вдруг завизжало опять, когда конечность, наконец, с хрустом оторвалась и упала на пол, теряя цвет и рассыпаясь, словно гипсовая статуя в музее абстрактного искусства. Каспбрак заметил, что Беверли, стоя у окна, пытается каким-то образом оторвать от него Бена, тянет за край толстовки и кричит: — Бен, надо уходить! Очнись! Яростно вскрикивая при каждом ударе, Майк обломком трубы избивал Оно почти у самого основания конечностей, и то конвульсивно дёргалось, как нездоровый сердечный клапан. Его тело и правда чувствовало боль, Оно визжало, напоминая скрип железа сходящего с путей товарняка, но всё равно было быстрее любого человека. — Ах ты ж хуйня! — в прорвавшем всеобщий шум голосе Ричи промелькнуло скорее удивление, чем испуг, а потом, в хриплом вдохе, уже нельзя было различить эмоции, и Тозиер широко распахнул глаза, когда одна из конечностей вцепилась ему в шею и вздёрнула над полом, так что ноги болтались в воздухе, не находя опоры. В груди взорвалась чёрная дыра. Эдди не знал, взрываются ли чёрные дыры, но ему было слишком плевать. Оно могло бы убить их за секунду, пронзить, ранить, но вместо этого монстр предпочёл медленно их душить, чтобы жертва испытывала страх, умирая. И это позволяло выиграть немного времени. Не пытаясь уклоняться от стремившихся схватить и его рук, Каспбрак проехался по полу, увидев, наконец, подходящее оружие, с такой скоростью, словно обгонял собственное тело, он оказался рядом с Ричи в считанные секунды, и успел увидеть, как губы того синеют, а в глазах тонет вечность, отражая свет из пасти показавшейся наконец головы Оно. Эдди не мог позволить себе верить, что Ричи умрёт, а значит, он верил, что Оно можно победить. Либо Оно задушит Тозиера, выгрызет его из мира, либо Каспбрак Оно остановит. Осколок, нож, ингалятор... Всё было даже проще, чем он ожидал. Замерев на мгновение, вскинув голову и чувствуя, что от презрительного взгляда чудовища словно взрываются части мозга, Эдди увяз в субстанции времени. Он видел, как вокруг него по-паучьи взлетают вверх конечности, как Оно смотрит прямо ему в глаза, словно знает, что Эдди — слабый и трусливый, что ему никогда не хватало сил постоять за себя, что он прямо сейчас задыхается от болезни, которой у него нет и что он безнадёжно влюблён в своего друга. Но Оно не знало, что Каспбрак понял, чем опасны для Оно его собственные игры с реальностью, и что Эдди больше не боится клоуна, потому что готов умереть, спасая подвешенного в воздухе человека, даже если для этого придётся обманывать Вселенную. — Тварь! — выпалил Каспбрак, потому что нужно было избавиться от лишнего воздуха в словно распухших лёгких, и, разрывая время, возвращая ему прежнюю бешеную скорость, вонзил телескопический садовый сучкорез прямо в распахнутую в визге пасть. Оседая на пол, Эдди видел, как Беверли саданула крышкой унитаза по подобию головы клоуна, размозжив её так, что она тоже начала осыпаться гипсовыми ошмётками. Как Билл с искажённым от ярости лицом вогнал нож в шею монстра, распарывая её в пустой бескровной улыбке. Как Стэн перерубил одну из оставшихся рук, которой Оно попыталось схватить Денбро. Как Майк поймал Бена, которого вдруг отпустило притяжение окна. Эдди хотел улыбнуться и, пожалуй, поблагодарить Ричи за то, что тот подарил ему сучкорез, но почему-то не смог даже вдохнуть. Как только Ричи оказался на ногах и увидел торчащую из пошедшей трещинами пасти рукоять, то, не давая себе времени отдышаться, полоснул ножом бесформенное тело, и нож распорол нечеловеческую кожу, словно от веры в действенность ножа он действительно обретал смертельность. Вокруг разреза разбежались мелкие трещины, потому что в теле монстра никогда не было ни вен, ни артерий, ни крови. И Тозиер полосовал Оно снова и снова, с каждым ударом чувствуя, что Оно слабеет, двигаясь всё медленнее, вздрагивая и беспрерывно визжа, скручиваясь в узел и уменьшаясь. — Сдохни, ёбаный клоун! — закричал он, не переставая наносить удары. Он не чувствовал боли, он знал, что она придёт позже, но ему не было дела. Каждое чувство обострилось до такой степени, что Ричи казалось: встань он сейчас на железнодорожные пути — ни один самый быстрый поезд не успеет его сбить. Клоун — лишь нелепый рисунок, приковывавший его внимание в коридорах, многолетнее чудовище, убивающее людей, решившее в этот раз поступить умнее. Но ловушка захлопнулась на самом Оно, может быть, Вселенной монстр просто надоел. Превратив Хогвартс в собственный дом, в личную столовую, Оно, застряв в многовековом прошлом, позволило в школе вырасти людям, которые не боятся пролить кровь, которые слишком хорошо умеют нарушать правила, пусть даже это правила Вселенной. Если долго жить в сумасшедшем доме, сам однажды сойдёшь с ума. Они были Неудачниками, и они давно не были просто детьми. Они пришли сюда сами, и Оно тоже их недооценило. — Эдс? — растрёпанный, бледный и с блестящими после битвы глазами Ричи обернулся, чувствуя, как происходящее теряет стремительность, и замер. Шаг секундной стрелки — и заострённая конечность, вонзённая между плечом и грудью, растрескались и посыпалась, грозя затопить Эдди осколками монстра, но, дойдя до состояния пыли, несуществующим ветром развеялась по полу. Ещё шаг — и рваные края раны скрыл поток крови, от которой потяжелела ткань свитера, темнея и прилипая к телу, так что стало вдруг слишком заметно, какой Эдди худой и ломкий. Шаг — и Беверли закричала. Шаг — и Ричи сорвался с места, падая перед телом Каспбрака, больше не считая секунды, только бессмысленно зажимая руками рану, чувствуя пульсацию крови, оставляемую на руках и лице, потому что Ричи приходилось постоянно вытирать руками щёки, чтобы дрожащая пелена на глазах не мешала видеть. — Я позову кого-нибудь. Вызову скорую.— мертвенным голосом сказал Майк, срываясь с места и распахивая дверь, так что свет вдруг заработавших коридорных светильников хлынул внутрь, не добираясь до тела Эдди. Словно Каспбрак теперь застрянет в темноте навсегда. — Лёгкое? — бормотал Билл. — Задето лёгкое. Не сердце. Вроде бы, нет, не сердце. Пожалуйста, только бы н-не сердце... — Пневмоторакс. — сказал Ричи, не понимая, как он ещё способен говорить и мыслить здраво. — Нужна давящая повязка. Путаясь в рукавах, Стэн быстрыми движениями стянул с себя рубашку и протянул Ричи, и тот принялся разрывать её на лоскуты, хотя откуда в нём силы, чтобы рвать плотную ткань, было не ясно. — Он ещё дышит, значит, пока пневматоракс открытый. — голос Беверли надтреснуто срывался. — Боже... У тебя руки дрожат, дай сюда. — она упала рядом с ним на колени, отбирая рубашку. — Может сердце остановиться... Эдди, не шевелись. На её руках оставалась кровь, пока она туго перематывала грудь Эдди, и уверенность её движений почти не нарушалась страхом, сквозившим в голосе. — Эдс, ты меня слышишь? — не в силах допустить обратное, слишком громко спросил Тозиер, оставляя кровь на лице Каспбрака, пытаясь понять, видит ли он в карих глазах отражение собственных чёрных, или там только чёрный взгляд чего-то, противоположного жизни. Слишком спокойное лицо Эдди пугало гораздо сильнее, чем было способно напугать Оно, Каспбрак словно бы и не знал, что у него половина тела залита кровью, словно ему не было ужасно больно. — Ричи. — когда он заговорил, на губах появилась кровь, заструилась тонкой струйкой к шее, и Эдди закашлялся. — Ты похож на вампира. — ломким, треснутым голосом прошептал Ричи, держа голову Каспбрака на коленях. — Очень кровожадного. И жутко красивого. Эдди пытался дышать, и его взгляд с каждым вдохом срывался куда-то в тусклое забытие, но каждый раз снова возвращался. — Если скорая успеет, — с застывшим ужасом во взгляде сказал Стэн, — то его можно спасти. Недалеко от школы предусмотрен пункт скорой, мне и... слизеринцам иногда требуется помощь... — Нужно добраться до больницы достаточно б-быстро, — Билл, не отрываясь, смотрел на Эдди, — потому что если он даже не задохнётся, то из-за к-кровопотери... а там всё зависит от хирургов, но если сердце не задето... — Дыши, Эдс. — попросил Тозиер и ему стало одновременно смешно и больно, потому что Каспбрак ведь говорил, как ненавидит эту фразу. — Дыши, Эдс, но ты и сам это знаешь. — Я же просил тебя, Ричи. С каждым словом кровь снова толчками вытекала по губам, и Тозиер сжал Эдди плечи, чтобы тот замолчал. — Ричи, я же просил тебя не называть меня "Эдсом", ты же знаешь... — Я знаю, Эдди, молчи. Молчи, пожалуйста, и смотри на меня. И Эдди смотрел, хотя Тозиер уже не был уверен, что тот его действительно видит. Смотрел до тех пор, пока ворвавшиеся в туалет спустя мучительно долгое, исцарапавшее нервы время парамедики в форменной одежде не оттащили Тозиера от тела, пока Билл сбито говорил, что Эдди ударили куском трубы, пока задыхающегося Каспбрака перекладывали на носилки, белая ткань которых тут же пропиталась кровью. Покинув разгромленный туалет, где слой воды уже потопил паучьи паутины в углах у пола, Неудачники столпились в коридоре, глядя вслед удаляющимся носилкам. В мерцающем оранжевом свете коридора казалось, что стоишь в центре огня зажигалки. Они победили. В голове гудело, но Ричи знал, что они победили, только оттенок вытекающей из-под двери воды — будто ржавой, — не оставлял сомнений, что Оно, возможно, победило тоже. И только это "возможно" позволяло Тозиеру дышать почти ровно. Он сжал кулаки и зубы. Мысль "если Эдди не выживет..." обрывалась страшным многоточием. Ричи саданул кулаком по стене, потому что боль и страх, разгорающейся внутри, никогда не были такими сильными. Он вспомнил, как Эдди сказал: "Если у Вселенной и есть какой-то план, то он ебанутый", и Ричи, будь у него такая возможность, без колебаний высказал бы это Вселенной в лицо.