'Cause two can keep a secret If one of them is dead The Pierces, "Secret"
Теодору снилось поле, усеянное мёртвыми цветами. Едва ли ему удалось бы представить себе, как выглядит цветочная поляна взаправду, во внешнем мире, где он никогда не был, но в своём воображении оказался стоящим среди двух-трёхметровых гигантских растений, которые сплошным строем окружали его спереди, сзади, сверху, сбоку... Сквозь засохшие листья и стебли проникал синеватый свет, небрежными мазками падающий на Теодора, а пожухлые лепестки цветов угрожающе свесились сверху. Среди цветов было ужасно холодно. Теодор чувствовал, как пальцы рук, уши и кончик носа леденеют с каждой секундой всё больше, поэтому он перешёл на бег, пытаясь выбраться из этого жуткого цветочного лабиринта как можно скорее. Ноги, скованные холодом, тяжелели и двигались медленнее и медленнее, и подростку казалось, что он сейчас попросту упадёт без сил на озябшую необузданную почву и уже не встанет никогда. "Нет... нет, я знаю, что это все обман, нужно проснуться!" — отчётливо кричал внутренний голос Тео. Но что он мог поделать? Гиблые растения не желали расступиться перед несчастным парнем, мелькая в своём блёклом разнообразии перед глазами, ведя какую-то свою издевательскую чехарду. Невыносимо холодно. Настолько, что уже невозможно думать о чём-то другом, кроме как о тёплом пуховом одеяле или согревающем пламени очага. Сознание Теодора окончательно спуталось, он упал на колени, дрожа всем телом. "Мама... я так замёрз!" Угасающим взглядом он заметил что-то лежащее впереди, на земле. Что-то знакомое до болезненной щекотки в сердце, что-то родное и печальное. Тело его отца. Мертвецки побледневшее, отдающее синюшностью, покрывшееся мелкими льдинками тело его отца, которое было сверху усеяно ворохом засохших цветов. Теодор беззвучно закричал, с такой силой, что ему показалось, будто грудная клетка разлетается в клочья. Блондин судорожно вздрогнул и наконец проснулся в своей кровати. Небрежно скомканное одеяло валялось рядом, на полу, из-за чего его неприкрытое тело успело замёрзнуть во время сна. Тео отрешённо обнял свои плечи и сел на постели, подобрав босые ноги под себя. Уже четыре дня прошло с момента двух страшных смертей, и неизвестно, сколько оставалось до следующего убийства. Час? Неделя? Оно уже произошло, пока он спал? Да лучше бы не спал вообще! Юноша и без того по ночам не мог сомкнуть глаз, неудивительно, что сон сморил его днём... но уж лучше страдать от бессонницы, чем видеть кошмары про мертвецов. А что он, собственно, сделал, чтобы остановить эту жестокую игру Монокумы? Ни-че-го. Четверо суток прошмыгнули мимо Теодора совершенно впустую: он ни на йоту не приблизился к разгадке тайн Академии. Это чувство собственной бесполезности нещадно грызло изнутри, вызывая слепую злость на самого себя. Теодор не знал, куда податься, с чего начать, где искать. Подросток барахтался в своей потерянности хуже мухи, тонущей в бочке смолы. Тогами одним рывком схватил с тумбы свою записную книжку и открыл на последней странице. "Киригири Кёко. Первая справа" — неровно было выведено там. Подсказка, данная отцом. Теодору потребовалось время, чтобы оправиться и привести в порядок разум; лишь вчера он вспомнил, где уже слышал про таинственную Киригири: в досье на родителей, найденных в библиотеке. Впрочем... в библиотеке эти документы и остались. Как и всё остальное, над чем так усердно корпел Тео за последние недели. Он ни разу не смог заставить себя подняться на второй этаж после произошедшего там инцидента. Хотя после долгих терзаний и пришёл к выводу, что все дороги ведут на место преступления. Ему нужно, как детективу из неохотно прочитанных им романов, расследовать самое настоящее преступление, искать улики, строить догадки... Ещё бы парень знал, как это всё делается! "Наверное, этот кошмар был каким-то знаком, — почесал кончик носа Тео. — Мне нужно перестать избегать своего предназначения и наконец начать что-то делать!" Поддавшись кличу самовнушения, Тео начал натягивать на себя одежду, бережно повешенную на спинку кровати перед сном. Его сморило чуть позже обеда, выходит, сейчас был уже вечер... Насколько поздний? Аой не звала его ужинать, значит, он проспал не больше двух-трёх часов... наверное. Уже выйдя в коридор, Тогами столкнулся с внутренним диссонансом: ему было строго-настрого запрещено покидать пределы жилого крыла. Нужно было добраться до второго этажа никем не замеченным, и с этим могли возникнуть... проблемы, множественные проблемы. Не придумав ничего лучше, чем красться в тени, уподобляясь ниндзя, Теодор продвигался вдоль стены по холлу. Ещё издали ему стали слышны возмущённые разговоры, доносящиеся из столовой, со временем перешедшие на откровенный крик. Голосившую мать блондин узнал сразу. —...КАК ЭТО МОГЛО ПРОИЗОЙТИ?! — срывающимся голосом прокричала Аой. Теодор подкрался к дверному проёму и слегка выглянул из-за угла, чтобы оценить обстановку. Асахина, Ясухиро и Макото стеной нависли над Юкайо, который стоял и рыдал в голос, да с такой силой, что весь дрожал, как старый сервант во время землетрясения. За столом в замешательстве сидел Акихико, видимо, пытаясь уловить суть происходящего. Слух понемногу возвращался к одному из его ушей, но второе так и осталось глухим. "Как будто ваты в ухо затолкали, а сверху чугунной кастрюлей прикрыли," — грустно пожаловался он парою дней назад. "Не может быть! Йо плачет?!" — не поверил своим глазам Теодор. Средний из братьев всегда отличался вездесущим оптимизмом, полученным от отца. В последний раз Теодор видел Юкайо плачущим, когда тому было два года. Аой не доглядела за ним, и малыш опрокинул на себя ковш с кипятком. Само собой, ор вперемешку с рёвом тогда стоял невыносимый. Но сейчас... какой силы должна была случиться катастрофа, чтобы довести никогда не унывающего мальчугана до слёз? — Йо, сынок, ты уверен, что хорошо посмотрел? — взволнованно щебетал Макото, успокаивающе гладя плечо ребёнка большим пальцем. — Он наверняка просто спрятался, а ты и не заметил... — Я-а-а... — дребезжащим и прерывчатым голосом ответил Юкайо. — Иска-а-ал! И зва-ал... долго! Е-его... не-е-ет нигде-е-е!!! Асахина сдавленно вскрикнула и закрыла лицо локтем. Она крепко сжала губы и медленно закачала головой, будто отказываясь верить в происходящее. — Т-так, не переживай, сейчас мы сходим и поищем вместе! — вымученно улыбнулся Наэги. — Я не могу так больше! — выкрикнул Ясухиро, схватившись за голову. Судя по выражению его лица, он едва сдерживался от того, чтобы разрыдаться с Юкайо на пару. — Святая, мать вашу, корова, я думал, эта дрянь осталась в прошлом! Я не хочу больше в этом участвовать! Я... я не могу! Я сдаюсь! Его слова всё же сорвались на низкий, хриплый плач бессилия. Согнувшись пополам, провидец упёрся ладонями в колени и издавал приглушённые всхлипы. Макото, поджав губу, чтобы не сорваться на эмоции следом, осторожно похлопал товарища по плечу: — Хиро, Хиро! Зачем ты так... я уверен, это просто дурацкая случайность... Хагакуре в знак несогласия затряс головой пуще прежнего. — Сначала тот парень... потом Тогами... а теперь мой сын?! Макото, это не тот случай, когда твоё духоподъёмное бормотание поможет нам! — раздражённо выкрикнул Ясухиро, скинув с себя ладонь приятеля, и целенаправленно вышел из столовой. Теодор едва успел юркнуть за угол, но его дядя даже не взглянул в ту сторону: он быстрым шагом направился в другое крыло Академии. — Хиро! — потерянно позвал Наэги и обернулся на Асахину. Лик той был совершенно беспристрастен, не выражал ни единой крошечной эмоции. — Я начала терять вас много лет назад. Я продолжаю терять вас теперь. Но если мои дети будут умирать... Это выше моих сил, — прошептала она так тихо, что до Теодора долетела едва ли половина фразы. Но и услышанного парнише хватило, чтобы прийти к пугающему умозаключению: его бездействие дало плоды, и малыш Мичи поплатился за это. Тео мгновенно ощутил сковавший его ледяной ужас, как в недавнем кошмаре. Перед глазами сверкнули росчерки молний, а уши заполонил неприятный гул. В груди запульсировала болезненная пробоина пустого, не имеющего значения осознания своей вины. Блондин с ужасом закрыл ладонью рот, чтобы ненароком не издать какой-нибудь вопль: услышанное уж точно не предназначалось для его ушей. А их последняя встреча?! Теодор повёл себя как последний человек в этом безумном мире! Он поднял руку на своего младшего братишку, накричал... Тео почувствовал себя столь мерзко, что пожалел, что родился на свет. И в ту же минуту, когда он был готов вновь расклеиться от паники и бессилия, нечто напористо кольнуло его изнутри. Чувство ответственности. За себя. За остальных. За пропавшего Мичи. "Нет, — мысленно одёрнул сам себя Тогами. — Хватит соплей! Хватит бегать от того, чего боишься! Я обязан пойти в библиотеку! Сейчас!" Он украдкой посмотрел в столовую, убедился, что сможет спокойно двигаться, прошмыгнул мимо прохода и твёрдой походкой направился вперёд по коридору. С каждым шагом его уверенность возрастала, а скопившийся страх перерастал в некое подобие самоотверженной, глупой решимости. Кажется, в ту минуту Теодор был готов самолично схватить наглого убийцу за запястье, смело взглянуть ему в глаза и низвергнуть туда, откуда грешник уже не выберется. Хотя, конечно, финальный пункт плана нуждался в тщательном пересмотре... Тогами-младший сбился с мысли, и та мгновенно улетучилась восвояси; юноша врезался в кого-то и невольно охнул. Другой участник столкновения тоже издал невнятный звук и первым отошёл от Теодора. Подросток поправил съехавшие очки и понял, что невольно налетел на монахиню Шизуку, которая была чем-то очень раздосадована... Нет, скорее, даже раздражена. Видимо, девушка как раз резко вышла из медпункта, а ей наперерез встретился Теодор, глубоко потонувший в своих раздумьях. — И-извини, — поспешно попросил прощения Теодор, глядя на Шизуку. Рыжеволосая медленно закрыла глаза, шумно выдохнула ртом, молча развернулась и пошла в сторону лестницы — как раз туда, куда собирался и Тео. По этой причине или же ведомый любопытством, блондин догнал сестру-звонаршу и заглянул в её рассерженное лицо. Та не смогла не обратить на это внимания, остановилась и вопросительно посмотрела на подростка. — Чего тебе? — Я... гм, да нет. Ничего. Просто ты какая-то... на взводе, — осторожно высказался Теодор. Монашка отвернулась, подобрала полы одеяния и стала подниматься по ступеням. Теодору ничего не оставалось, кроме как следовать за ней. Что же, он хотел построить диалог... но вышло неважно. Так или иначе, даже теперь монашка всё ещё оставалась для него закрытой книгой, с которой он ни разу не говорил. — Ни один мужчина не стоит раздражения, — неожиданно бросила она, как бы даже не Теодору, а просто, себе. Блондин удивлённо приподнял брови. Кажется, свой шанс он ещё не упустил. Может, удастся разговорить Шизуку? Надо бы только подобрать подходящее выражение... Впрочем, пока он думал, она уже сама продолжила говорить: — Я уверена, что я не сумасшедшая, — возмущённо пробормотала рыжая. — В толк не возьму, почему меня пытаются держать как собаку на привязи... заставляют пить эти его гадкие лекарства! Сегодняшняя микстура была такой же омерзительно горькой, как моё разочарование в мужчинах! Ничего, Рино, ты ещё встретишься с расплатой Господа! — Постой, — сказал Теодор. Они уже добрались до второго этажа, между тем, но монашка явно собиралась идти еще выше. — Постой, пожалуйста... И Шизука впрямь снова остановилась. В ней действительно будто что-то переменилось в тот день. Она, отчего-то часто дыша, с недоумением взглянула на Тогами. — Что произошло между тобой и Рино? Шизука саркастично усмехнулась и сложила руки в замок перед грудью. — К счастью, ничего. Но, веди я и дальше себя, как наивная размазня... Одному Богу известно, что было бы тогда. Монашка тоскливо взялась одной рукой за перила. Кажется, раздумья заставили её сменить гнев на милость. А может, ей просто захотелось наконец-то с кем-то поговорить. Она с трудом сглотнула и продолжила. — Я думала, что мне приснилась наша встреча с ним. Тогда, при поступлении. Но из-за этого... как вы говорите? Из-за этого анабиоза... Всё было, как в тумане. Но теперь я точно вспомнила, что мы виделись раньше, — задумчиво говорила монашка своим привычным тихим голосом. — Ты и Рино? — с придыханием спросил Теодор. Кажется, сейчас ему выпал шанс услышать какую-то занимательную историю. — Да, — с пренебрежением согласилась Шизука. — Когда нас пригласили сюда учиться. И те трое тоже были с нами. "Китани, Нобу и Акихико," — сообразил Теодор. — Но учиться здесь мы так и не начали, — поспешно добавила Шизука и замолчала. — Что? Почему?! — удивился парень. — Я не помню, но... мне есть, что рассказать. Удивительно, но ты мне кажешься довольно славным. Л-ладно, так и быть. Тут есть место, где мы сможем поговорить вдали от чужих глаз? — богослужительница с какой-то опаской стала оглядываться по сторонам, как будто была преследуема кем-то. Теодор растерянно похлопал глазами. Только теперь и он осознал, что стоять и вести оживлённые беседы посреди коридора совсем не привлекательный вариант: если его заметят здесь, профилактической беседы и наказания не избежать. Но вот чего опасалась Шизука? — Да, да! — сообразил блондинчик. — Дальше по коридору есть класс. Там никто никогда не бывает, так что... Шизука энергично кивнула и тут же пошла в указанном направлении, однако Теодор остался стоять. — Ты иди... у меня ещё есть дела, — поспешно добавил парниша, устремив неуверенный взгляд в сторону библиотеки. — Я подойду через пару минут, обещаю! Не оглядываясь, монашка издала какой-то невнятный звук, продолжив идти в гордом одиночестве. Теодор проследил за тем, как она скрылась за углом, услышал скрип открываемой Шизукой двери и её приглушённый кашель. "Какая-то она в самом деле странная. Наверное, Рино всё же был прав насчёт её нестабильного состояния," — подумал Теодор. Что же, а сейчас перед ним стояла задача совершенно иного толка. Вобрав побольше воздуха в лёгкие, подросток подошёл к двери в книжные покои. Всё было так же, как при его последнем посещении этого места: стул, зажатый между дверью и косяком, тяжёлый запах пепелища и гложущее напряжение. Теодор слегка толкнул дверь от себя, и та послушно открылась вовнутрь. Теперь вонь гари ощущалась в разы отчётливее, и парня передёрнуло изнутри. В воздухе будто бы застыл дух глумящейся смерти, которая встряхивала в своей костлявой ладони игральные кубики, решая, чью жизнь украсть следующей. Тео осторожно поставил стул в сторону и решительно шагнул в библиотеку... хотя едва ли это место можно было и дальше так называть. Света, проникавшего через дверной проем, было достаточно, чтобы Тогами-младший оценил хаос, сотворённый силами огня: закопчённая мебель, безобразно разбросанные книги, печально покосившиеся стеллажи, обломки, некогда бывшие пригодными вещами, толстые слои сажи кругом... Теодор поклацал выключателем света, но тот, само собой, проигнорировал приказ мальчика. Проводка в библиотеке также канула в лету из-за пожара. "Дела..." — недовольно заключил про себя Тогами. Находиться здесь само по себе было не из приятных, но шастать в полутьме... а если он упустит важную деталь? Подросток, осторожно придерживаясь ладонью за стену, добрался до двери архива и одним мягким рывком потянул на себя. Мгновенно вспыхнувший поток яркого света тут же ударил по глазкам, вынуждая крепко зажмуриться. Когда зрение привыкло к резкой перемене освещения, Теодор проморгался и заглянул в светлую комнату. Кажется, всё осталось на тех же местах, на каких он бросил всё во время злополучного пожара: кипы книг, листы с заметками, горячо любимая видеокамера... Сердце мальчика, словно на батуте, спикировало вниз и усиленно подлетело вверх. Нет, вместо камеры он увидел только какие-то жалкие механические обломки, некогда бывшие ей. Какие-то безжизненные, мрачные осколки, пластмассовые куски и осыпавшаяся пылью металлическая краска. Тринадцатилетка не помнил, как оказался на коленях, убито перебирая в руках останки камеры. Он держал в руках не сломанную технику; это был прах его трудов, его неоконченного расследования, его сумбурного дельца. Как такое могло произойти?! Пожар сюда точно не добрался, иначе пострадала бы не только камера, но и прочее содержимое архива. Выходит, кто-то целенаправленно решил сломать плод его работы? Был ли это несчастный случай? Теодор с тяжёлым сердцем отложил обломки камеры в сторону и провёл тыльной стороной ладони по лбу. Было не время расклеиваться, но горькая досада облепила его со всех сторон. Он остался без отснятых фрагментов, едва ли не единственных свидетельств, добытых им. Хотя, может, им грош цена. Какие-то рассказы каких-то людей, нисколечко не приблизившие его к правде. Намного сильнее его прошибло осознание того, что он забыл про другие важные доказательства, припрятанные в читальном зале, который пережил трудные времена. — Досье! — вслух ахнул Теодор и моментально забыл про сломанную камеру. Уже через пару секунд он добежал до покалеченных стеллажей и взволнованно, беспорядочно шарил по полкам. Его руки поочерёдно хватали то одну, то другую книгу, водили по пыльным поверхностям, надеясь наткнуться на искомые бумажные стопки, но не натыкаясь. Файлов не было на прежнем месте, но подросток понимал, что в таком хаосе вряд ли что-то смогло устоять на своих позициях. Он искал, искал и искал. Искал снова. Пролистывал одни и те же книжки, туда-сюда, заглянул даже под стеллажи... тщетно. Тео потерянно опустил глаза, уже начиная поддаваться гнетущей панике, как вдруг его взгляд на мгновение зацепился за нечто знакомое. Внутри нечто неведомое испуганно квакнуло, и Теодор начал бегать глазами по комнате, пытаясь понять, что его только что так потревожило. Недалеко от изрядно обгоревшего рабочего стола чинно лежала опрокинутая на бок мусорная корзина, которую явно давно не выносили: из неё на пол высыпалось множество теперь уже пожёванных пламенем бумажек. Какие-то обрывки, вместо цельного текста сохранившие только отдельные куски слов и одинокие буквы. Но, что наиболее важно, среди не сумевших уцелеть бумажных соратников выделялась яркая картинка, уцелевшая каким-то чудом. Маленькая прямоугольная фотография, которая и привлекла внимание парнишки, вновь заставила все его внутренности сжаться от накатившей тоски. С изображения на своего сына глядел семнадцатилетний Бьякуя своим неизменным презирающе-надменный взором. Тео крепко сжал фото между большим и указательным пальцами, всего на пару секунд, а затем тут же крепко сжал картонный прямоугольник в ладони. Разум наконец взял верх над вновь набрёдшим страхом, потому что подросток сразу понял, откуда взялся на полу этот снимок. Тогами выгреб свободной рукой другие спалённые обрывки бумаг и стал их поочерёдно подносить поближе к лицу, чтоб рассмотреть получше. С каждой изученной бумажкой сомнения таяли, а его догадка всё больше походила на правду: сожжённые кусочки в мусорной корзине были останками досье, которых он старательно искал только что среди книжных полок. Мысли спутались совершенно безобразным образом, наслоившись друг на друга: все собранные Теодором улики оказались подло уничтожены, и теперь у мальчика не оставалось сомнений, что кто-то в стенах Академии вёл против него охоту. Этот же злоумышленник, вероятно, и забрал жизнь бедного Нобу в тот вечер. И только теперь внутри юноши расцвело новое, совершенно иное чувство, ранее не известное ему: ярость и жажда мести. На самом дне мусорной корзины лежала обугленная спичка.***
Библиотека больше не представляла из себя особого интереса: было затруднительно найти ещё хоть что-то в сожжённой обители знаний. Но перед Тео стояла и другая важная задача — осмотреть холл второго этажа. При взгляде на чёрно-белую плитку, устлавшую коридор, изнутри начинало неприятно щемить. С трудом верилось, что здесь и впрямь произошло нечто столь ужасающее: на полу не осталось ни единого кровавого развода. Видимо, организатор этого всего и впрямь выкладывался на все сто, чтобы каждый эпизод его злостной игры проходил безупречно. Блондин задумчиво почесал переносицу и внимательно посмотрел вокруг. На бежевых стенах, немного выше его макушки, виднелись алые брызги-крапинки, идущие дугой. Они начинались чуть дальше входа в библиотеку и резко обрывались недалеко от места, где нашли тело фигуриста. "Допустим... — мысленно рассуждал сам с собой Теодор, стараясь стойко вспоминать картину случившегося преступления. — Значит, где-то здесь..." Он сделал несколько широких шагов назад и вновь огляделся. За колоннами виднелся неприметный пожарный шкаф. "Бинго!" — мысленно возликовал парень и подошёл поближе. Дверца шкафа была неплотно прикрыта, а замочный механизм — повреждён, словно его вырвали силой. Место, выделенное для баллона с огнетушителем, тоскливо пустовало, но пожарный шланг при этом остался не тронут. Тео повернул голову и прикинул примерное расстояние от шкафчика до библиотеки, а затем отшагал его лично в ускоренном темпе. Что-то в этом пазле начинало складываться, но в то же время беспокоило Теодора. Сын Абсолютного Наследника ещё раз прошёлся до шкафчика и обратно, а затем — по направлению к лестнице на первый этаж. На одной из стен закуточка перед раздевалками и бассейном была размещена кнопка пожарной сигнализации. Крышка сигнализации была откинута вниз, как если бы кто-то открыл её и нажал на ручной извещатель. "Снова что-то не сходится..." — нахмурился Теодор. Ещё немного осмотревшись, он сделал пометки в своём блокнотике и пошёл на тет-а-тет к Шизуке, которую он и так вынудил прождать дольше положенного. Ему только и оставалось, что с тяжёлым сердцем придумывать оправдания насчёт затянувшегося отсутствия, лишь бы рыжая не рассердилась и не отказалась от своей идеи поболтать с ним. Тогами мягко отворил дверь в класс и уже открыл рот, чтобы начать тараторить свои несуразные извинения, но так и замер с распахнутыми устами. Монашка сидела на стуле, при этом голову положив на поверхность стола. Её руки безвольно свисли вниз. "Вырубило её, что ли," — непонимающе подумал Тогами. Насколько же сильно нужно устать, чтобы заснуть в такой неудобной позе? Мальчик неуверенно окликнул Шизуку, но, не получив ответа, мягко потрогал её за плечо. Никакой реакции не последовало. — Шизука-сан! — воскликнул Тео и, взяв девушку за оба плеча, отодвинул её от стола. Шизука отклонилась на спинку стула, и парень едва удержался, чтобы не вскрикнуть: глаза девушки закатились, а из уголка рта сочилась пена. Отсутствие дыхания и посеревшее лицо окончательно подтвердили, что монашка мертва. "Нет, нет, нет, нет! Только не опять, только не снова!" — Только не опять, только не снова... Теодор рухнул на колени и схватился за голову. Все его последующие эмоции слились в сплошной крик: — МОНОКУМА, СТОП!!!