***
Холодные мужские пальцы больно впились в мягкую кожу женской руки. — По-человечески сказал же, сиди смирно и не высовывайся! Ты каким местом думала, когда разжигала огонь, а?! Ты хоть понимала, что могла убить не только себя, но и остальных, совершенно невинных людей?! Что за идиотка?! — грозная ругань слышна на весь подвал «Перевала Трины». Леви Аккерман, удерживая несносную пленницу, дабы у той не было соблазна сбежать во второй раз, вел ее по коридору «штаба», попутно читая нотации и игнорируя колкие словечки в ответ. Понимая, какие могут ждать последствия, у нее еще хватает смелости огрызаться! Горьковатый серый дымок тянулся по помещению, окутывая деревянные ящики, разбросанные вещи, столы с отсыревшими крышками и поломанные стулья, столпившихся изнуренных бандитов. Сегодня удача на их стороне: благодаря слаженной работе всех собравшихся в таверне, удалось быстро потушить пламя и, самое главное, спасти все товары. Правда теперь заднюю часть здания украшало гигантское черное пятно, на некоторых балконах «пропали» ограждения, а подвал не проветривался, но это не так страшно, ведь все живы и здоровы. Хотя… Когда о чудовищном происшествии узнал хозяин «Перевала Трины», в то время отлучившийся по важным делам, его хватил удар. Бедный Абелл Мич, придется собирать деньги на лечение. Вновь оказавшись в злачном месте, Микаса попыталась выскользнуть из рук Леви, но, почувствовав прилив боли, потерпела поражение. Силы давно покинули тело, противостоять напору попросту невозможно. Холодный свет подвала как вспышка воспоминаний: противный мужской гогот, голодные взгляды, шершавая ладонь ненасытного Кенни… Чей-то возглас резко вырвал из раздумий. Микаса узнала обладателя мерзкого голоска: данная личность, конечно, не старый живодер в шляпе, но тоже представляет потенциальную угрозу. — Ах ты сука! А ну иди сюда! — завидев знакомое лицо, разгневанный охранник Том подскочил с места и взмахнул кулаком, намереваясь растерзать виновницу проблем. Сама же девица дернула ногой, надеясь зарядить мужчине по носу. Страшно представить, что устроила бы эта парочка, если бы не подоспевшие товарищи и реакция Аккермана. Леви вовремя прикрыл собой девушку — весьма ощутимый удар Томаса пришелся ему в плечо. Однако ответное «движение» не заставило себя долго ждать, и плевать, что у бедолаги и так забинтована голова. Отхватив свою долю, Том зарычал себе под нос, потирая больное место. Просто удивительно… Минуту назад пленница так настойчиво рвалась к свободе, а теперь сама прижимается к бандиту, прячется за его широкой спиной, будто за каменной стеной, злобно нашептывая ругательства в адрес охранника. «Защитник хренов…» — Отведите его домой, — рыкнул брюнет, ощущая рваное дыхание позади. Ладони девушки сжались на плечах. — Я тебе еще припомню, всю харю расковыряю! Шлюха! Чуть не убила меня! — напарники подхватили Томаса и повели к лестнице, ведущей на верхний этаж. — Нет, ну вы понимаете?! Она могла меня убить! — Да заткнись ты уже, а то сейчас опять тошнить начнет, — поднялось недовольство, на которое сбежались остальные персоны. Различив во всеобщем гомоне девичье «Братик!», Леви обернулся и встретился с вопрошающим взглядом. Оценив новый внешний вид таверны, Изабель, испугавшись не на шутку, так быстро помчалась в подвальное помещение, что по пути потеряла Фарлана. Девушка пробилась сквозь плотную толпу и заключила в объятия невысокого мужчину, без остановки расспрашивая о случившемся. — Леви, что тут произошло?! — спустя секунду послышался еще один знакомый голос. Мысленно подметив, что угнаться за шустрой Магнолией не так уж и легко, Фарлан с трудом добрался до друзей и перевел дыхание. Прибывшие уже приготовились к увлекательному рассказу, как вдруг неразборчивый шум затих с появлением последней личности, которую сейчас никто не ожидал увидеть. Нет, кое-кто ожидал, но не при подобных обстоятельствах. Обстановка в помещении накалилась до предела, серый дымок окружил темный силуэт у лестницы. «Подпольные» бандиты разом перевели внимание на высокую фигуру, облаченную в длинный плащ, и замерли в ожидании самого худшего исхода. — Вы че, уроды?.. — блеск обезумевшего взгляда из-под шляпы и дикий оскал. Нотки нарастающего гнева в голосе. Кенни Аккерман как настоящий титан, Дьявол, явившийся из кромешного мрака, с презрением оглядывающий каждого присутствующего. Тот, кто стоял неподалеку от мужчины, мог заметить, как у того на мокром от пота виске билась жилка. — Вы чего наделали? Что творите? Совсем страх потеряли? Какого хрена я возвращаюсь домой и вместо вонючего кабака вижу гребаную кучку пепла?! В ответ поднялись голоса: — Да не переживайте Вы так! Подумаешь, полыхнуло немного! — Все в порядке, босс, никто ведь не пострадал! — И товары уцелели! — Все на месте, можете сами проверить! — Это из-за девки, — громкая фраза пронеслась над головами. Воцарилась тишина. Немолодой рыжеволосый мужчина кинул недобрый взгляд на притаившуюся за Аккерманом девушку и продолжил речь: — Пожар начался в камере, видимо, она каким-то волшебным способом раздобыла спички, подожгла ящики и заодно флаг, что висел над «окошком». Отвлекла всех, чуть не разбила голову Томасу и сбежала. Тихое рычание вырвалось из груди. Мысленно расчленив ненавистную рыжую «крысу», Леви встретился с холодным взором дяди. Дыхание девушки участилось. — Девка… — с шипением протянул Кенни, делая шаг навстречу к родственничку, намереваясь лично разобраться и с ним, и с его «товаром». Понимая, что дела совсем плохи, Фарлан и Изабель загородили собой брюнетку, а Леви вышел вперед. Кенни грубо толкнул племянника плечом, намекая, что он будет вторым по счету, кто лишится шкуры, и тот схватил его за плечо, останавливая на полпути к девушке. — Только пальцем тронь, — яд произнесенной фразы буквально растекался по сосудам. — А то что? — оценив выходку племянника, «живодер» мерзко прыснул смехом. Он вырвался из болезненной хватки брюнета и вмиг оказался в новой. — Зарежешь меня? — Если сочту нужным. Аккерман-старший криво ухмыльнулся. Вызов? Прекрасно. Какое же знакомое чувство греет черное, прогнившее сердце… Неистовое, сильное, острое, словно промелькнувшее изогнутое лезвие ножа. Никто не мог, точнее, не успел даже понять, что произошло в следующий миг. Одна секунда, один резкий взмах — серебристый блик скользнул по воздуху вместе с пугающим животным рыком. Пронзительный вопль возбужденной толпы оглушил свист и звук тяжелого удара. Вцепившись в ладонь не менее напуганной Изабель, Микаса широко раскрыла глаза и попятилась назад, наблюдая за вспыхнувшей в центре помещения ожесточенной схваткой. Вот оно — самое настоящее представление, захватывающее и жутко опасное. Удача действительно была на стороне бандитов, ведь когда еще появится возможность лицезреть битву сильнейших? — Господи! Уходим, быстро! — визг Магнолии вырвал из оцепенения. Брюнетка не успела опомниться, как юная разбойница с силой дернула за ноющее запястье и повела к «выходу» из людской гущи. Ослепительный металлический блеск, повторный взмах и хриплое шипение старшего Аккермана, удар — звон упавшего ножа теряется в криках. Подобно искоркам ярости кружили обрывки фраз, эхом отскакивали от толстых стен и испарялись в тумане, что теперь лишь приглушенный гул доносился до сознания. Тягучая боль опутывала пальцы и стертые костяшки, медленно растекалась по телу, бурлила в жилах вместе с адреналином. Какое же наслаждение принесла серия новых ударов и вырвавшаяся наружу жидкость, вид налившегося кровью пятна. Все походило на сладостное забытье, где едва угадывались очертания настоящей реальности: расплывчатые лица напарников, что бросились разнимать бойцов; громкое «Леви, успокойся!» и силуэт Фарлана, его горячие ладони, крепко сжимающие плечи; сухой треск ломающегося стола и падение одного из бандитов, не вовремя оказавшегося под тяжелой рукой босса. Но в центре всех «иллюзий» остаются дьявольский взгляд и паршивая улыбка, покрытая тонкой, влажной пленкой. — Мужики, остыньте! — приложив усилия, разбойники схватили озверевших бойцов и оттащили на безопасное расстояние. Туманное забвение остается позади, невидимым паром исходит от тела, и появляется возможность перевести дыхание, успокоить бешеное сердцебиение и отогнать плывущие черные точки. — Леви, Леви… — с разочарованием протянул Аккерман-старший и, расплывшись в довольной усмешке, провел языком по нижней губе, собирая кончиком выступившие алые капли. Челюсть неприятно заныла. Да, это уже не тот жалкий сопляк, который не мог даже дотянуться до мужчины. — Променять семью на левую шлюху! А я надеялся, что ты будешь выше этого. — Кто бы говорил… — не скупился на ответный оскал Аккерман-младший, глядя на противника исподлобья. Щеку обдало жаром, кровь теплой струей стекала к подбородку — «любимый» дядя, видимо, решил наградить новым шрамом. — Сам ведь то еще дерьмо. Или думаешь, я забыл, как ты променял семью на хрен знает кого?! Ужасы прошлого навсегда вгрызлись в душу, царапали изнутри когтями, нагоняя знакомые образы. Сначала страстное увлечение одной персоной, затем… странная, необъяснимая тяга к другой. Бесы одержимости завладели мужчиной. — Ты теперь верный песик, да? Кенни, — процедил сквозь зубы четырнадцатилетний мальчишка, прожигая взглядом молодого бандита. Старший Аккерман прыснул смехом и угрожающе покрутил в руке нож. — Посмотрим, как ты запоешь, когда ощутишь это собственной шкурой. Кто знал, что он чувствовал в тот момент. И кто знает, что в глубине души Кенни не желает племяннику подобной участи, не хочет, чтобы нелегкое бремя «верного песика» обрушилось на плечи. — И каковы же были последствия?.. — голос бандита стал тише, и странная тень скользнула по лицу, на секунду скрывая холодную маску. Сожаление? Да не может быть. — Зря, мелкий… — вздохнул он, возвращаясь к привычному облику, — это до добра не доведет… Но уже слишком поздно.***
— Пожалуйста, Леви… — тихий девичий всхлип прервал бурную дискуссию. Остановившись напротив стола, за которым сидел еще не «остывший» после боя брюнет, Изабель с мольбой заглянула в его глаза. — Что — пожалуйста? — раздраженно рыкнул тот, не отрываясь от своего дела: обработав глубокий порез на щеке, оставленный любимым ножом дяди, мужчина принялся протирать влажной тряпкой костяшки. — Эта дура могла убить людей, и все покатилось бы к чертовой матери! Совсем мозгов не осталось… — Еще скажи, что ты не сотворил бы подобного, — фыркнул Фарлан, наконец утихомирив свою пылкую натуру после долгой ругани с Аккерманом. Спор о дальнейшей судьбе пленницы грозился перерасти в новую схватку, но благо все решилось мирным путем и никто не пострадал. Ну, почти решилось. — Вот именно! — поддержала Магнолия. — Да будь ты на ее месте, давно бы наплевал, вспорол всем глотки и сбежал! — Не факт, — флегматично ответил Леви, с отвращением разглядывая содранную кожу рук. Внезапный выброс адреналина и невыносимое желание сделали свое дело. — Леви! — пискнула девушка, хлопнув ладонью по крышке стола, тем самым привлекая внимание собеседника — в ответ он поднял бровь и хмыкнул. Щеки Магнолии покраснели от возмущения, плечи слегка подрагивали от тяжелого дыхания. — Она ведь просто боялась, думала, что ей могут причинить вред! Ты даже не представляешь, какие страшные мысли появляются в голове при таких обстоятельствах. Я сама находилась в «плену», что теперь прекрасно понимаю какого это! Она испугалась! И раз вы с Фарланом спасли ее… — Сто-оп! — прервал Черч. — Я не спасал ее. Когда я вывел тебя во двор замка и вернулся к Леви, то девчонка уже была с ним. Точнее, в его руках… — мужчина скользнул хитрым взглядом по хмурому лицу друга. — Ты ведь пошел за ней, а теперь ворчишь… Леви глубоко вздохнул, пытаясь сдержать нарастающий гнев. Отлично, сам же и поставил себя в идиотское положение. — Я не хотел спасать ее. — Ну да, конечно, она сама кинулась в твои объятия и потеряла сознание. — Все не так. Я просто оказал ей маленькую помощь, а потом… — Случайно забрал с собой, — перебила Изабель и скрестила руки на груди. Пламя настольной свечи колыхнулось от повисшего в подвальном помещении напряжения, за углом усилились голоса товарищей. Золотистый блик опустился на дверь камеры. — Да нет же. Когда вы решили «покинуть» меня, то я заметил… — Ты заметил ее среди сотни напуганных людей, — на сей раз перебил Фарлан. Тень улыбки мелькнула на его тонких губах. — У-у, это так романтично. — Заткнись, — прошипел брюнет и продолжил. — Я заметил, как к ней пристал один из тех сектантов в мантиях. В его руках был нож, и я, как благородный джентльмен, решил научить его хорошим манерам, ну и как правильно обращаться с дамой. Только вот эта дама, — он мельком взглянул на дверь, — оказалась больной на голову и после «спасения» набросилась на меня с тем же ножом! Я по-хорошему хотел отобрать у нее оружие, но пришлось несколько поменять планы и… — Врезать ей по лицу? — Я пытался. Тяжело вздохнув, Фарлан покачал головой. И кого еще нужно научить манерам? — Так ты ведь мог оставить ее там… — Чтобы старый ублюдок застрелил ее? — имея в виду самого «замечательного» на свете дядю, огрызнулся Леви, отбрасывая грязную от крови тряпку на стол. Одно упоминание о Кенни заставило зашипеть от нахлынувшей боли и жгучего ощущения. — А дальше? Дальше, когда мы уже скрылись в коридорах? У тебя был шанс, ты мог спокойно оставить ее на втором этаже, — не унимался Черч, буравя взглядом брюнета. Притихшая Изабель сделала к ним шаг. Со стороны простой разговор походил на допрос, и в данном случае роль полицейского играл Фарлан, а согрешившего преступника — Леви. Гляди скоро выведут на чистую воду и узнают точную причину смелого поступка. — А дальше я… — мужчина затих. Смесь чего-то скисшего и стухшего, слабое сияние за высокой аркой. Учащенное дыхание и громкие удары сердца. Проклятая комната Вайс-Элизе, в которой бандиты оказались совершенно случайно, вновь отразилась красочной картинкой в сознании. Это было страшно. По-настоящему страшно, ведь это сотворили люди. Но… Можно ли назвать их людьми? — Я не хотел, чтобы она стала частью того омерзения. Нахмурившись, Магнолия заметила странные изменения: Черч вмиг побледнел, от услышанного его слегка качнуло в сторону. Мужчина отвернулся к двери, за которой находилась пленница, стиснул зубы и прикрыл рот кулаком, словно его одолело чувство тошноты. — Частью чего? — с дрожью в голосе спросила девушка, но никто ей не ответил. Что же она успела пропустить?.. Узкий коридор погрузился в тишину, едва прерываемую разговорами и руганью бандитов за углом. На верхнем этаже больше не играет музыка и не доносится тяжелый топот — постояльцам «Перевала Трины» пришлось остаться дома в связи с «техническими проблемами». — Так или иначе, — спустя недолгое время прервал тишину Фарлан, оборачиваясь к друзьям. Он провел ладонью по лицу и потер переносицу, зажмурил глаза, пытаясь отогнать пугающие силуэты. Казалось бы, он уже и позабыл обо всем этом, но вот с любезным напоминанием вновь навеяли кошмары, — теперь она с нами. Мы не можем выбросить ее на улицу, раз там блуждают псы Валентайна. — Честно… — протянул Леви, не сводя глаз с собеседника, — я уже передумал. Мало ли, что это отродье еще продемонстрирует нам, вдруг она перережет кому-нибудь глотку? Завтра, например. Или сегодня ночью… — Хочешь сказать, что ты зря потратил половину вечера, дабы угнаться за ней? Аккерман вздохнул. — Она останется с нами, — уверенно заявила Изабель. — Никто не будет резать горло, если не пугать и обеспечить надежную безопасность. А будет еще лучше, если мы решим все вопросы завтра, так сказать, на свежую голову. Леви, — она встретилась с усталым взглядом брюнета, — ты пойдешь домой, а мы с Фарланом останемся здесь, будем приглядывать за девушкой. — Ты с ума сошла? — только хотел возмутиться Аккерман, как его перебили: — Это ты с ума сошел, не спишь какие сутки, — нахмурившись, Фарлан присмотрелся к глазам товарища: тонкие алые ниточки покрывали белковую оболочку и едва касались серо-голубой радужки, — уже и сосуды полопались. — Я в порядке, — с шипением ответил мужчина, опустив взор на пламя свечи. Оставить друзей «наедине» с Кенни? Ну уж нет. Кто знает, когда у этого ублюдка появится желание проведать пленницу. — Нет, Леви, ни черта не в порядке. Ты себя в зеркале видел? Тебе необходим отдых. А за девушкой мы присмотрим, может, даже удастся что-нибудь разузнать о ней или о работорговцах. И так будет лучше, поверь. — Чем же лучше? — Мы ее не пугаем, — коротко ответил Черч. — С нами ей будет намного спокойнее, чем… ты уж прости. Аккерман прищурился. — Братик, — ласково протянула Изабель, наклонившись к брюнету, — ты только представь: загонишь Моргана в стойло, придешь домой… — Умоешься, — продолжил Фарлан. — Переоденешься в чистую одежду, нальешь свежий, крепкий черный чай, расслабишься после тяжелого дня… Блаженство! — Ну все, все, — от услышанного Леви слегка дернул плечом, и друзья тихо засмеялись. — Все будет хорошо, — оставив на щеке «братика» легкий поцелуй, чуть ниже от свежего пореза, Магнолия с теплотой улыбнулась. — Или ты не доверяешь нам? — А если Кенни… — Да насрать на этого Кенни. Вон, мы девушку попросим сжечь его. Она, видимо, мастер своего дела. — Было бы неплохо. Погладив ладонь Изабель и коротко кивнув Фарлану, Леви принял предложение. Отдых действительно не помешает…***
Магнолия, опустив на колени металлический поднос, со слегка ошарашенным видом наблюдала за девушкой, с диким голодом поглощающей принесенную еду. — Ты извини, что лишили еды на весь день, просто кое-кто не подпускал нас к тебе. А если бы мы знали, насколько ты голодна… — Изабель приоткрыла рот от удивления: Микаса быстро проглотила куски хлеба и жадно припала губами к фляге с водой, подавилась, громко закашляла. — Тише, тише! Пей спокойно, никто ведь не отнимает. Виновато улыбнувшись, брюнетка допила и, протерев рот ладонью, ответила: — Два. — Что? — нахмурился Фарлан, шумно задвигавшись на старом табурете, пытаясь принять более удобное положение. — Я не ела два дня, — уточнила она. — Еще в Вайс-Элизе я нарушила… одно правило и понесла своеобразное наказание. — Вот сучьи морды… Взгляд Микасы скользнул по помещению: за железными прутьями следовала «родная» камера, теперь покрытая густыми черными пятнами и мелкими щепками, остатками от ящиков, что унесли бандиты на склад, дабы пленница не подожгла что-нибудь еще; в воздухе проплывал легкий дымок, мерцающий под слабым ночным светом, проскальзывающим сквозь решетку окна. Затем она оглядела золотистую «капельку» свечи, и образы той спасительной спички в руках Бонни оказались перед глазами. Взглянула на грязные ноги, на порванную штанину, на новые бинты, туго стягивающие запястья. — Так зачем ты пыталась навредить себе? — спустя молчание поинтересовалась Изабель, подвигаясь ближе к девушке. Теперь сидеть на полу намного «приятнее» — Фарлан принес с уцелевшего склада старый матрац и чистую простынь. Конечно, те еще хоромы, но переждать здесь ночь — а одну ли? — вполне возможно. — Я хотела «содрать» знак, — тихо ответила Микаса, поглаживая длинными пальцами белую повязку. — Нам рисовали их, когда мы впервые переступали порог… Ада, — прошипела она последнее слово. — Помечали, значит… — А как ты там оказалась? — продолжил Фарлан. В тот момент, когда бандиты впервые встретились лицом к лицу с пленницей, пришедшей в себя после «ласки» Кенни, мужчина мысленно подметил одну деталь. Темные волосы, бледная кожа, холодный и равнодушный взгляд из-под нависших бровей, прямой нос, острые скулы. Как же похожа… — Меня выкупили у работорговцев, — проглатывая ком в горле, прошептала девушка. — Пришел страшный мужчина, заплатил большие деньги и забрал как чертов товар. — Это был Валентайн? — Нет, не он. Девушек всегда покупал его помощник, а после он же и следил за нами, «ухаживал», так сказать. Если быть честной, то он просто не давал нам помереть от голода, ну и наложить на себя руки… От данной фразы холодок прошелся по спине. — А были такие, кто?.. — с дрожью спросила Изабель. — Да, — опустив взгляд на запястья, ответила Микаса. Сорок женских фигур, десяток смертей. Жертвы стояли в окружении призрачных очертаний, улыбались, смеялись, нашептывая страшные фразы. Тебе удалось сбежать, тебе улыбнулась удача, тебе оказали помощь. Вспышка — темнота скрыла их, по лицам густыми струями стекала кровь. Микаса зажмурилась, отгоняя невидимые фигуры. — Пожалуйста… Я не хочу об этом говорить. — Прости… За дверью затихли голоса, как и шаги прохожих за маленьким окошком; немногословные рассказы, иногда прерываемые тихим смехом, кружили по холодной камере — час пролетел незаметно. Не все бандиты — помешанные на убийствах мерзавцы, в их числе могут оказаться и такие личности, которые не вызывают чувство страха, а лишь улыбку на лице, скромно скрытую ладонью. Счастливое детство с любимыми родителями, неожиданное вторжение работорговцев и нескончаемые погони, нелегкая работа в кадетском училище и новые погони, череда смертей и жестокие испытания, затишье перед бурей — целый год спокойной жизни; затем вновь прогнившая комната, лица черных торговцев и зловещая аура мужчины в белом одеянии... Микаса ощущает девичью ручку на запястье и не чувствует внутреннюю тяжесть. Изабель светло улыбается ей, понимая, каково это — находиться в плену работорговцев. Улыбается и Фарлан, зная, каково это — убивать работорговцев. Судьбы объединяют. — Что же со мной будет? — спрашивает Микаса, опуская голову на матрац, глядя на фигуры разбойников в дверном проеме. Молчание и грустный взгляд — они не могут дать ответ, никто не может, ведь предугадать решение Кенни невозможно. Но так или иначе, теперь она с ними. Завтра узнаем.***
Серебристый свет окутал просторное помещение, сладостная для ушей тишина повисла в воздухе. Большая часть бандитов отправилась домой, остальная же отдала предпочтение родному подвалу; храп утомившихся мужчин проносился за железным ограждением и в коридорах. Эту ночь можно смело назвать самой спокойной в истории «Перевала Трины». Сложив руки в замок, Фарлан сидел за столом и задумчиво глядел на горящую свечу. — Ну, теперь ты рассказывай, — раздался тихий голос над ухом, и Черч повернул голову — зеленые глаза Изабель засияли. Девушка заняла место рядом с мужчиной и, обхватив его ладонь, тихонько сжала в своей. — Что тебе рассказать? — слабо улыбнулся Фарлан, разглядывая россыпь еле виднеющихся веснушек на остром девичьем носике. — Вашу с Леви тайну. Улыбка исчезла с лица. — Ничего серьезного, — попытался скрыться от ответа Фарлан, но девушка не желала отступать. — Если ничего серьезного, то ты себя бы так не вел. — А что со мной не так? — После возвращения ты сам не свой. Весь бледный, постоянно думаешь о чем-то, потерян… Что тебя беспокоит? Что же вы увидели там и теперь не желаете рассказывать мне? — Оно тебе не нужно. — Как не нужно?! — вспыхнула собеседница. — Вы моя семья, я волнуюсь за вас! Черч устало вздохнул — пути отступления уже не существовало. Но нужны ли эти терзания Изабель? Будь возможность, он бы не рассказал ей об увиденном, никогда и ни за что, но, зная настойчивую натуру, понимал — либо рассказываешь, либо… Неужели чувство страха? — Хорошо, — сдался Фарлан после долгого словесного потока, замечая, что свеча почти догорела — еще немного и они окунутся во мрак. — Но у меня есть условие. — Какое? — подняв брови, спросила Изабель. — Ты расскажешь мне, чей был след ладони на твоем корсете. Настрой Магнолии потух. Опустив плечи, девушка зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы. Не одного Фарлана терзают чувства после той роковой ночи. — Почему ты задал именно этот вопрос? — Потому что я волнуюсь за тебя. Судорожный вздох обжег кожу, горячие пальцы скользнули по покрасневшим щекам, собирая влагу. Мужчина прижал к себе девушку, ласково провел ладонью по непослушным рыжим волосам и уловил тихий всхлип, затерявшийся в шорохе рубашки — Изабель наклонила голову, утыкаясь холодным носом в потертый воротник. — Той блондинки, что мы видели на аукционе, — донеслось шепотом. — Я слышала ее крики о помощи, такие громкие, неистовые… Я хотела ее спасти, но не успела. Ее лицо… Боже, Фарлан! — девушка посмотрела на возлюбленного. — Ты бы видел, что эти монстры сделали с ней! У меня даже нет слов, чтобы описать этот ужас! Сплошная каша из крови и мяса, даже глаз не видно! Они словно оторвали ей кожу, стерли почти до самых костей… — всхлип. — Я никогда не видела, чтобы люди так издевались над другими, даже в Подземном городе народ более гуманный, чем там. Я испугалась, закричала, и ту бедную девушку начало рвать… — ладони мужчины сильнее сжали плечи. — А потом пришел он. — Кто?.. — Обладатель самой страшной улыбки. Мужчина, он… Он улыбался, его рот был будто разрезан от уха до уха, хотя, когда он подошел ко мне ближе, я поняла: его рот был цел, просто эта улыбка… Наверно, так улыбаются титаны. — Он что-то спрашивал? Прикасался к тебе? — Фарлан тихо прорычал. Внезапное желание увидеть «монстра», посмевшего напугать Магнолию, и вонзить лезвие ножа в его уязвимое место прожгло изнутри. — Он только спросил мое имя, а потом… — Изабель затаила дыхание, вспоминая самый страшный момент. — Потом кинулся на меня с ножом, — она заметила, как у мужчины задергался нерв под глазом. — Но мне удалось сбежать! Перед тем, как вернуться, я взяла устройство маневрирования. Он почти полоснул меня по лицу, но я успела выпустить трос и отлететь в сторону, а потом к потолку, чтобы он не схватил меня. Он еще о чем-то спросил, но я уже вылетела через окно и оказалась на улице… Мне пришлось бросить ту девушку… Ее убили, Фарлан, и все из-за меня, потому что я струсила! Секундное мерцание и последние блики, опустившиеся на силуэты — темнота. — Такова судьба, Изабель. Не смей винить себя. Темнота поглотила пространство, тихий плач отскочил от стен, растворяясь в тоскливое эхо. С похожим эхом скребутся в душе и ужасы прошлого. Но страха нет, уже нет, ведь на плечах родные руки. — А что мучает тебя?.. Это будет долгий рассказ.***
Лунный свет заиграл бледным свечением на стекле приоткрытого окна спальни. Тишина… Разве? Что-то все же касается слуха. Вопрос. Это простой вопрос оглушительно стучит в висках, и с каждым маленьким ударом боль становится все сильнее. «И зачем я последовал за ней?» Казалось, ответ очевиден. Красный. Проклятый красный, цвет ярости и страсти, силы и власти, крови и девушки из Вайс-Элизе. На самом деле, этот цвет давно принадлежит другой девушке, женщине всей его жизни, дорогой и любимой. В ту страшную ночь ее худощавую фигуру обволакивал алый цвет — легкая ткань платья, расшитая замысловатым узором, колыхающаяся от каждого движения; а после и капли, дурно пахнущие смрадом. Такой яркий и насыщенный оттенок, красивый до безумия, но ненавистный. Ненавистный до глубины сгнившей души. — Сынок, послушай меня, — ее голос отдает хрипотцой, ее тело, облаченное в легкое платье ненавистного цвета, содрогается. Ладони матери ласково скользят по щекам, кончиками пальцев собирают выступившие детские слезы. На сухих губах появляется горькая улыбка. — Сейчас ты должен закрыться в комнате и сделать вот так, — она прикрыла уши, — хорошо? Что бы ни случилось, я молю тебя, не выходи из комнаты, даже если услышишь крики. Не выходи до тех пор, пока я сама не вернусь. Все скоро закончится, обещаю. Я вернусь к тебе, накрою тебя теплым одеялом и прочитаю новое стихотворение. Только не выходи из комнаты, Леви, пожалуйста… И маленький Леви не выходил из комнаты, сидел в темном углу, крепко зажав уши и зажмурив глаза, пытаясь спрятаться от поднявшейся за дверью ругани. Он снова здесь, его руки вновь трогают ее тело, оставляя на бледной коже новые синяки. Леви боролся с желанием открыть дверь, взглянуть на нее одним глазком, убедиться, что все в порядке… Но когда раздался скрип двери и перед глазами мелькнул алый цвет, он понял, что больше не будет сидеть в пустой комнате наедине со страхами. Самый главный страх сейчас возвышался над ее застывшим телом. Она безжизненно лежала на полу, алая ткань платья постепенно окрашивалась в темный цвет. Кровь?.. — Не трогай мою маму! — истошный визг вырывается из детской груди. Он смело кидается навстречу страхам, но они вмиг поглощают его, хватают за тонкую ручку и с грязной руганью швыряют в деревянный комод, что стоял неподалеку. И вновь красный цвет… А что было потом? Потом был сладкий туман и болезненная пульсация, мерзкий смех Дьявола, поглядывающего свысока, его крупная, потная ладонь на шее. — Какое отважное дитя! Весь в мать! Интересно, а пойдешь ли ты по ее стопам? Знаешь, сейчас на рынке большой спрос на таких маленьких мальчиков, как ты. Только представь, сколько денег ты сможешь заработать для своей паршивой мамаши. Прям семейный бизнес! Пока она будет раздвигать ноги и широко открывать рот, ты будешь смотреть на нее, смотреть и учиться, как правильно зарабатывать на жизнь. Это были последние слова Уайта Гудмана. Маленький Леви вновь скрылся в уголке и закрыл уши, зажмурил глаза, когда воздух пронзил неистовый крик и сухой треск дерева. — Не смей прикасаться к моему сыну! Тело в красном задрожало, содрогнулось в пугающем ощущении. Взъерошенные черные волосы заискрились невидимыми разрядами, и прогнившие половицы затрещали под ногами. Ее ладони, крепко сжимающие сломанную швабру, возвышаются над дьявольской головой и пронзают насквозь крупное тело. Повторный удар, поворот по часовой стрелке и тихий, предсмертный вздох — брызги черной гнили остаются на полу. На остром конце орудия блестят влажные ошметки внутренних органов. Она с неукротимой яростью смотрит на изуродованное тело, тяжело дышит, рычит, напоминая дикого зверя, страшную ведьму, и оборачивается, замирает. — Тише, тише, — ее голос больше не пугает, он вновь отдает родной теплотой, — не бойся. Это все… Все, сынок. Все закончилось. Не бойся, пожалуйста… Иди ко мне, ну же, — в ее объятиях Леви больше не чувствует страх, не чувствует даже металлический привкус во рту и жгучую боль. Все позади, все закончилось. Остаются лишь слезы матери. — Плохой дядя больше не придет к нам. С этого дня Кушель Аккерман ненавидит красный цвет. Леви Аккерман ненавидит красный цвет. Ненавидит себя за то, что вновь последовал за ним. Руки голодных мужчин касаются тела брюнетки на подиуме. Руки Уайта Гудмана касаются тела Кушель на полу. — Отродье, — тихо прорычал мужчина, глядя на мерцающий лунными бликами потолок. Он подложил под голову одну руку, а второй провел по контуру длинного пореза, расположившегося прямо под левым глазом. «Теперь я похож на отродье» — незаметно пролетает в мыслях вместе с образом девушки, с проклятым белым шрамом ниже правого глаза. Кенни прав. Девица в красном до добра не доведет.***
Упавшая на гладкую поверхность стола капля воска не скрылась от пронзительного взгляда серо-голубых глаз. Хриплый звук, слетевший с женских губ, растворился в тишине мрачной гостиной. — Верховная Жрица, — сказала Кушель, удерживая в ладони перевернутую черную карту, исписанную переливающимися узорами. — Череда необдуманных действий и туманное мышление, вырвавшиеся наружу эмоции… Новая капля воска — маленький язычок пламени колыхнулся от тяжелого вздоха. — Повешенный, — Аккерман вытянула новую карту, на сей раз в прямом положении. — Непростые обстоятельства и сильное давление, иногда скрывается намек на изоляцию человека… Интересно. На следующую карту легла таинственная тень. — Ох, моя любимая, — слегка усмехнувшись от собственных слов, женщина оглядела блестящий рисунок. — Дьявол… Множество неприятностей и саморазрушение, зависимость от темного прошлого и сильное увлечение, что в дальнейшем принесет вред… Огонек свечи вновь задрожал, словно предупреждая о чем-то. Осталась последняя карта. — Смерть, — прошептала Кушель, с холодом оглядывая перевернутые белоснежные узоры. Неправильное положение — совсем иное значение. И какова же ждет судьба?.. Вдруг раздался скрип двери, и по чистому полу, рассекая темноту, скользнула золотистая полоска света. В ярком свечении показался отблеск рыжей макушки, маленькая фигурка в длинной белой сорочке остановилась напротив. — Госпожа Аккерман, — тихо протянула Петра, протирая пальцами заспанные глаза, — Вы почему не спите? Глубокая ночь на дворе… — Я не могла уснуть и пришла сюда. Я просто… Просто хотела… — запнулась в словах Кушель и, не разрывая зрительный контакт, «незаметно» провела ладонью по поверхности стола, скрывая черные, странные для молодой девушки бумажные квадраты. Однако та проследила за движением женщины и удивленно подняла брови. — Вы играли в карты? — Я? Что ты! — наигранно возмутилась Кушель. — Это… Это были записи стихотворений, я решила почитать их перед сном. Какая наглая ложь. Петра нахмурилась. Она ничего не имела против азартных игр, всегда относилась к ним нейтрально, но вот карты Аккерман уж слишком крупные по сравнению с обычными и веяли неким подвохом. — Тогда почему Вы спрятали их в шкатулке? — Потому что они мои. Плечи слегка дрогнули от стального голоса; Кушель редко шипела на помощницу, всегда отвечала ей с теплой улыбкой и спокойным взглядом. Нотки раздражения скользнули по воздуху, и Петра, проглотив невидимый комок, оглядела бледное лицо женщины и тихонько сообщила: — Уже слишком поздно, а Вам нужен отдых. Перед поездкой необходимо набраться сил. — Поездкой? — смягчилась Аккерман. — Вы забыли? — с грустью спросила девушка. — Мы же завтра, точнее, уже сегодня едем в Стохес. Прогуляться, развеяться, вдохновиться и найти музу… Там будет ярмарка в честь праздника. Поездка в город? — Ах, да, я вспомнила, — спустя молчание ответила Кушель, словно пробудившись ото сна. — Ты права, нужно отдохнуть… Поднявшись с кресла и потушив пальцем одинокую свечу, женщина медленно направилась к теплому свету. — Хотите… — неуверенно начала Петра, боясь вызвать новую волну раздражения. — Я посижу с Вами? Аккерман остановилась в дверном проеме, оглядывая юное личико помощницы. — Да. На губах Кушель мелькает тень улыбки.