Неизвестная по счету попытка, на сей раз отнявшая последние капли силы, прервалась грубым перехватом молодого разбойника, вновь появившегося из тени со зверским рычанием. Он схватил «ученика» за маленькую ручку и поднял вверх, до уровня лица, дабы появилась возможность взглянуть в пылающие глаза.
— С таким успехом, мелкий, ты сдохнешь через неделю, а то и меньше, когда я отправлю тебя в «свободное плавание», — грозно заключил Кенни, отбирая у племянника нож. Леви попытался вырваться из хватки, однако «учитель», не прикладывая особых усилий, вмиг утихомирил его внезапной встряской, из-за чего пульсирующая боль усилилась. — Еще рыпаться вздумал? Эмоции лишь погубят тебя, усек?
Бросив мальчишку на землю, Аккерман-старший спрятал оружие в чехол и кивком головы приказал идти следом.
— Тебе необходимо выдолбить в своей маленькой бритой башке простые правила, — голос Кенни эхом отскакивал от грязных стен домов, плотно прижатых друг к другу. Пелена из едкой вони и пыли окутала высокий, широкоплечий силуэт, похожий на камень — дядя точно камень, невероятно сильный и непробиваемый, защищающий от всего, что успел познать маленький Леви. — Кто же будет защищать мамку, а? Ты мужчина, ты обязан. Забудь про святого лжеца, о котором твердят те долбоебы в халатах, он не чмокнет тебя в задницу и не сделает всю работу. Если понадобится убить того, кто встанет на пути — ты убьешь без промедления.
Ненавистный дикий оскал сменился на непривычно горькую улыбку.
— Я ведь не вечный.
Разомкнув веки, Аккерман-младший вновь оказался на кухне, за пустым столом, в окружении легкого свечения и утренней прохлады, исходящей из раскрытого окна. Прямо перед глазами лежал предмет — последнее упоминание, оставшееся от Кенни.
Ничто не вечно. Даже чертовы герои.
Сколько прошло дней? Один, два? Неделя? Леви не знал, он будто потерялся в потоках времени, как только в руках появился выжженный кусок ткани. Для него, обратившегося в молчаливую тень, все казалось нереальным — покрытые чужой кровью улицы и стены, когда-то изображавшие таверну, новоиспеченные проблемы с персоналом и… Мысли оборвались с громким кашлем, прозвучавшим из спальни, и Леви поспешно поднялся с места. Нет, были дела, ради которых приходилось заглушать разъедающее изнутри чувство.
Сжавшееся на мокрых простынях тело задрожало в новом приступе. Сражение под ледяным ливнем приковало живого и всегда готового идти вперед, но сейчас неподвижного и измученного Фарлана к постели. Жар отнимал последние силы, превращая несокрушимого героя в маленького ребенка, нуждающегося в помощи и заботе. Но кто бы помог, учитывая нелегкое положение? Конечно, только единственный человек, которому он доверял как себе.
— Холодно… — каждая буква обрывалась стуком зубов. Черч обхватил себя руками, когда Аккерман с недовольным видом стянул с него одеяло. — Неужели ты хочешь моей?.. — мужчина вовремя прервался. Несмотря на частые приливы-последствия температуры, он прекрасно помнил то, о чем Леви попросил не говорить. Никогда.
— Я же тебе сотню раз объяснял, что нельзя, — Леви предоставил альтернативный вариант — легкую простынь. — Слушай, мне твой видок совсем не нравится.
— Чем я тебя не устра?.. — кашель вырвался быстрее слов. В серебристом сиянии лицо Черча выглядело мертвенно бледным, с пугающими пятнами под воспаленными глазами и налитыми сосудами; и только губы, дрожащие и синюшные, являлись ярким росчерком в этой жалкой картине.
— Ты весь синий, — коротко ответил Леви, вытирая горячее лицо товарища мокрой, дурно пахнущей тряпкой. Бессонные ночи, наполненные нескончаемой беготней, помогали отвлечься от плохого. — Сколько ты лежишь и не встаешь? Я позову доктора Хэйна, он быстро тебя…
— Только не уколы! — раздался жалобный стон. Кто знал, что «бесстрашный» разбойник на деле испытывал страх перед маленькими иголочками? Он мог вытерпеть все, но не этот ужас, поэтому и противился каждому предложению воспользоваться медицинскими услугами, предпочитая лечиться на дому.
— Фарлан, если я не сделаю это, то состояние ухудшится. Сам же видишь, ничего не помогает, — опустившись на край кровати, Леви попытался убедить больного, на что тот отвернулся и заскулил.
Мужчина прекрасно понимал: пора взять себя в руки и избавиться от нелепого страха, наконец подняться на ноги, ведь болезненное ощущение — будто что-то блуждало под кожей и цепляло нервы — сводило с ума. Да и ненависть к самому себе нещадно сдавливала горло. Конечно, из-за его слабости Аккерман вынужден следить да ухаживать за ним круглые сутки, наплевав на отдых.
— Ты слышишь меня? Я зову Хэйна?
А ведь сам Леви выглядел не лучше…
— Да, — выдохнул Черч, натягивая простынь до самого носа.
Сквозь режущую боль выпив очередной напиток, уже ненавистный за период мучений, больной решил скоротать ожидание за пустыми размышлениями. Льющиеся меж штор блики приковывали его затуманенный взгляд — возможно, сейчас настолько холодно и сыро, что будь он на улице, то вмиг бы отправился вслед за Кенни.
Волнующий образ не успел образоваться в голове. Перед глазами предстала знакомая персона в светлом одеянии, и тогда догадки подтвердились. На седых волосах доктора Хэйна Бартона поблескивали мелкие капли — значит, морось продолжала витать над районами.
Разговор с гостем отзывался мучительным гулом в сознании Черча, он не был в силах уловить суть или просто сфокусироваться, дабы прогнать надоедливый «туман» в глазах. Однако с появлением кожаной сумки внутри все заколотилось и задрожало, а фраза «Мне уже лучше!» сама слетела с губ.
— По Вам и не скажешь, мистер Черч, — лицо Бартона, вечно хмурое и грозное, превратилось в сплошное пятно. — Вы же хотите пойти на поправку? Я предлагаю самый эффективный способ…
— Ты уже большой мальчик, — продолжил Леви, внезапно оказавшись рядом. Фарлан и сообразить не успел, как уже лежал на левом боку и утыкался лицом в бедро товарища, подставляя «демону в халате» свою самую чувствительную точку. Ни таблеток, ни сиропов, сразу «эффективный»?
— Большие мальчики тяжело переносят болезни, поэтому если вовремя не оказать помощь, то маленькая проблема обернется в колоссальную, — шершавые пальцы Хэйна леденили поясницу. — Просто расслабьтесь, мистер Черч.
— Как я могу расслабиться, когда стягивают штаны?.. — по-детски завыл Фарлан, сжимая ладонь друга. Странные звуки позади вынудили зажмурить глаза. — Я понимаю, если бы приехала симпатичная медсестра, но…
— Кстати, а Вы любите дождь? — внезапно поинтересовался доктор, сбивая с толку и пользуясь моментом. Секундное замешательство помогло ввести лекарство спокойно и без лишних проблем, разве что хриплое «Господи» вырвалось наружу. — Вот и все.
Последние фразы старика утонули в болезненной пульсации. Его уход остался незамеченным для «пострадавшего».
Густой туман превратил карету и тощую фигуру кучера в утренних призраков. Завидев своего хозяина в компании разбойника, служащий несколько лениво подошел к дверце транспорта и, распахнув ее, стал дожидаться, когда доктор соизволит занять место.
— Оставлю вам это, если не поможет, — остановившись посреди дороги, Хэйн вручил Аккерману маленький пузырек с лекарством. — Кстати, Леви… — он немного замялся, словно не зная, как продолжить. — Весь район вопит, что вы недавно устроили настоящий кровавый замес. И правда?..
— Не надо, — просьба Леви, прозвучавшая уж слишком сурово, заставила проглотить слова и понимающе покачать головой. Долгие годы Бартон являлся помощником Аккерманов, предоставлял им медицинские услуги, когда наступали непредвиденные случаи, поэтому весть о кончине старшего представителя этой, казалось бы, непобедимой семьи потрясла его не меньше, чем остальных. — Спасибо, что помог.
— Все для вас.
Расспросы еще долго будут преследовать.
Проводив гостя и вернувшись домой, Аккерман первым делом приготовил новую порцию лечебного напитка в знак извинения. Товарищ больше не раздирал горло неистовым кашлем и даже не сопел заложенным носом, сдерживая заразу в себе, боясь повторного визита Хэйна, ведь после его болезненного укола все, что находилось ниже пояса, больше не ощущалось.
Будто титан оторвал ему ноги вместе с половиной бедра да оставил где-то в стороне.
— Полегчало? — от вопроса, что нарушил недолгий сон, хотелось горько смеяться, но полное отсутствие сил перекрыло это желание.
— Мне сейчас приснился сон, такой знакомый, точно отрывок из прошлого, — начал спустя молчание Черч, делая глоток. Для больного кружка казалась невероятно тяжелой, и дабы предотвратить возможные события, Аккерману приходилось придерживать ее рукой. — Момент из детства. Нас отправили в какой-то вонючий переулок за документами, но вместо товара мы подхватили болячку. Нам тогда не было и двенадцати, да? Но Кушель уже стояла на ногах… Как она ухаживала за нами, помнишь? Приготовит свой фирменный чай, стих прочитает, в лоб поцелует…
Несмотря на чернильные пятна, в те мгновения присутствовали и светлые мазки, благодаря которым детство казалось не таким ужасным.
Когда Кенни покидал дом, то маленький Аккерман сразу уходил в комнату Кушель, ложился на ее жесткую кровать и замирал в родных объятиях, долго и молча разглядывая ниточки сосудов на бледной коже. Это было необходимо, это позволяло ему забыть все, что демонстрировал дядя — варварскую жестокость, кровожадность, гнев поганых людей, а после их вспоротые глотки. И возможно, именно та материнская ласка помогла сохранить последние капли человечности.
Когда на грязных улицах Подземного города попался не менее потрепанный мальчишка, то маленький Аккерман принял решение, проявив то, чему научила мать — состраданию. В момент первой встречи этот неугомонный, немного нахальный, со взъерошенной светло-русой шевелюрой и хитрыми голубыми глазами девятилетний бандюган решил ограбить его. Тогда Леви продемонстрировал выученные приемы — в ответ он все же получил небольшой порез, со временем обратившийся в шрам, — а после, услышав внезапную исповедь, протянул ему ладонь. С условием работать на Кенни.
Так он и познакомился с Фарланом.
С пяти лет Черч являлся сиротой. Мать продали в рабство, а отца зарезали «смотрители» — солдаты Подземного города, что презирали закон Короля и, следуя по собственным, создавали настоящий тоталитарный кошмар. Мальчишку же хотели отправить на черный рынок по частям, однако быстрое освоение важных уроков помогло ему избежать участи. И до девяти лет он скитался по переулкам, обворовывая полицейских.
Пусть пролетело время, но Леви посейчас помнил, когда Фарлан впервые переступил порог их жалкой квартиры. Помнил искорки в его глазах и искреннюю улыбку.
— Страшновато, но я стараюсь поддерживать порядок, — заявил юный Аккерман, показывая новому другу скромные «хоромы». Прогнившие стены и поломанные половицы, нечто напоминающее комод и ржавая кровать — вряд ли место можно назвать пригодным для жизни, но у них не было выбора.
— Ты смеешься? — Фарлан буквально засветился от восторга. — Да это лучшее, что я видел! Я всегда мечтал спать на кровати!
А еще хорошо помнил его первую встречу с Кушель, сильную дрожь и волнение. Страшно признавать, но тогда, в самом расцвете болезни мать походила на монстра, пугающего одним своим видом.
— Как тебя зовут? — голос госпожи Аккерман больше напоминал хрип умирающего зверя.
— Ф-Фарлан. Фарлан Черч, м-мадам, — слабая улыбка не могла успокоить мальчика.
— Не стоит, — ответила Кушель, протянув исписанную венами руку, точно иссохшую веточку, готовую сломаться даже от малейшего вздоха. — Ты можешь называть меня просто… Мама.
Кушель любила детей, оставить на улицах измученного судьбой ребенка она не могла. И несмотря на недовольство Кенни, у нее появился еще один сын, а у Леви — брат.
Вскоре Аккерман-старший признал, что новый член семьи достаточно «полезен», и принялся обучать его вместе с племянником, создавать монстров, дабы они выжили в этом мире. Но даже с кровью на руках дети оставались детьми. Вместе провожали бандита и уходили в комнату, ложились к женщине по обе стороны и затихали, наслаждаясь теплыми объятиями.
— Когда-нибудь страница нашей жизни перевернется, но уже под открытым небом, в большом и чистом доме, — слезы катились по щекам Кушель. — С красивым цветочным садом, где откроется нам вид на Стохес. Мы будем сидеть за столом и любоваться природой, наслаждаясь целым букетом ароматов. Мы забудем о гнили, о вони, о всех ужасах, что пережили вместе. Скоро все заиграет новыми красками, клянусь вам. Мы с дядей Кенни сделаем все, лишь бы это не повторилось вновь.
— А когда у нас будет собственный дом, можно купить лошадь? Самую лучшую, сильную… Как у солдат!
— Чтобы она была быстрее молнии и чернее ночи!
— И назовем Морганом!
— Конечно, — слабо засмеявшись, женщина крепче обняла своих маленьких мечтателей. — Черный конь Морган станет нашим символом, ведь это имя обозначает то, что поистине олицетворяет свободу. Мы никогда сюда не вернемся.
Кушель Аккерман — их общий лучик во мраке, подаривший свою любовь и заботу. Кусочек детства, о котором они грезили.
«Встреча», — вновь повторил про себя Леви, сжимая ладонь товарища. Однажды его, умирающего вместе с матерью, встретил Кенни, а после он сам встретил Фарлана. Спустя время их, подросших и возмужавших разбойников, встретила Изабель. А недавно он случайно предстал лицом к лицу с таинственной девушкой в алом платье, что в итоге оказалась Микасой Аккерман. У судьбы не меняются правила.
— Не помню, говорил или нет, но… — приложив все усилия, Черч растянул синие губы в улыбке. — Спасибо. За все.
Аккерман ничего не ответил, лишь слабо, как только умел, улыбнулся.
Следующие часы протекали незаметно и в тишине. Фарлан, выжигая кровать собственным жаром, снова провалился в сон, а Леви, не желая возвращаться на кухню, где покоилось последнее «упоминание», сидел в кресле и просто глядел вперед, обдумывая следующие решения.
Скоро ему придется сделать это — рассказать женщине правду.
Окончательно добить и загнать в могилу одним предложением. Он знает, что для нее это будет сильным ударом, с волнением чувствует, что это, возможно, обернется в повод для страшного деяния. От истины нельзя скрыться, когда-нибудь она все равно узнает, случайно или с уст сына.
Резкий хлопок, раздавшийся на улице, быстро вырвал из забытья. Даже Черч проснулся и испуганно посмотрел по сторонам, выискивая источник шума. Кому вздумалось «буянить» в ранний час?
— Что случилось?..
— Оставайся на месте, — грозный рык вынудил больного опуститься обратно на простыни.
Приоткрыв шторы, Аккерман осторожно выглянул из окна: внизу, у пустующей продуктовой лавки, в сопровождении всадников в униформах ошивалась группа незваных гостей. Грязные, потрепанные, напоминающие стадо свиней — бандюганы Ильза, сразу видно. Как и то, что они прибыли с недобрыми намерениями. Каждый из них был вооружен так, будто готовился к массовым разборкам.
— Твое ружье в шкафу? — неожиданный вопрос взволновал Фарлана не меньше, чем поведение товарища. Тот, не дождавшись ответа, принялся переворачивать все вверх дном в поисках незаменимого помощника.
— Кто? Кто там? — Черч предпринял попытку перевернуться на бок. И пока он старался подняться с кровати, игнорируя боль, Аккерман совершил все необходимые манипуляции с найденным оружием, приведя его в полную боеготовность. — Погоди, я сейчас…
— Я тебе что сказал? — Леви несколько угрожающе повертел ружьем. Конечно, товарищ мог спокойно распугать всех разбойников на районе одним своим видом, однако сейчас ему не позволят даже переступить порог собственной спальни. — Ложись и отдыхай. Как вернусь — чай сделаю.
Проводив друга взглядом, больной жалобно завыл в подушку.
Как только разбойник вышел на улицу, мерзкие усмешки мгновенно ударили по его барабанным перепонкам, а прохлада, словно усилившаяся за пару часов, просочилась сквозь ткань футболки, мгновенно сковывая мышцы. Туман вместе с пеплом, оставшимся после хлопка, продолжал парить в воздухе, смазывая крупные силуэты.
— Доброе утро, мистер Аккерман! — противный писклявый голос лезвием прошелся по нервам. Темноволосый мужчина, хитро поблескивая мелкими глазенками, оглядел свою «цель» снизу вверх, подмечая подготовленность. — Давненько мы не виделись!
— О, Скотти, ты еще не сдох, — фирменные «приветствия» Леви никогда не приходились по душе Скотту Легнеру — одному из представителей бесчисленной шайки Вилли. Однако сейчас, окружив себя свитой в надежде обеспечить безопасность, Легнер скрывал недовольство за широкой улыбкой.
Без свидетелей, без шанса на малейшую помощь, один против двадцати военных? И как «монстр» поведет себя в такой трудной ситуации?
— Цветем и пахнем! А вот Вас здорово потрепало… Сложная выдалась неделька? — бандиты одновременно загоготали. — Из-за этих «проблем» мы так долго разыскивали Вас! Сначала наведались в таверну, но там нас встретили стены и разруха, затем отправились к Вам домой — не нашли. И вот сейчас решили проведать Вашего друга. Не прогадали!
— Ну и чего вам нужно? — прервав ненужную болтовню, Аккерман перешел к делу. Пускай гости оттягивают нечто иное, нежели момент.
— Просто сообщить кое-что, — Скотт бесстрашно шагнул вперед. — Видите ли, я работаю не на Ильза, а на человека, что предан ему. И вот, тот самый человек сообщил, что предложение остается в силе. Да-да, то самое предложение, от которого отказался Кенни Аккерман, — последние слова он проговорил четко и громко, словно испытывая брюнета на прочность. — Слыхал, его зажарили на костре, как кабана. Это правда?
Пальцы сильнее сжали ружье.
— Я пропустил все веселье, — внутренняя боль остается за нерушимой маской, но продолжает терзать под костями. В один миг воздух собирается комком в глотке, вынуждая злобно стиснуть зубы. Эмоции погубят, не так ли?
— Жа-аль, думал, Вы поделитесь со мной подробностями. Что ж, старые люди уходят, а новые приходят. И надеюсь, они куда умнее… — с ехидной улыбкой Скотт походил на змею, выжидающую идеальный момент для атаки. — Слушайте, мистер Аккерман, но разве оно Вам нужно? Продолжать вот это дерьмо. Зачем совершать ошибку… отца? Для брата он был слишком староват, — мужчина прыснул смехом. — Простите, уж не знаю, кем там приходился для Вас Кенни.
Несомненно, Скотт бы огласил победу, если бы заметил налитые от напряжения жилки собеседника.
— Так вот, мой босс предлагает Вам неделю для раздумий. После он приглашает…
— А чего сам не пожалует? — перебил Леви.
— Босс занят поисками Ильза.
Когда младший Аккерман впервые услышал эту новость от напарников, то он сначала не поверил. Но это правда. С той ночи Вилли Ильз официально считается пропавшим без вести, никто не знает, куда он испарился после расправы над «Потрошителем». Может, Кенни успел забрать его с собой?
— Думаю, Вас не затруднит приехать в северный ра…
— Знаешь, у меня есть предложение получше. Даже два, — оборвав собеседника на полуслове, Аккерман криво ухмыльнулся. — Ты сейчас соберешь своих ослов, и всей дружной компанией вы нахуй свалите из этого города, либо… я отстрелю вам яйца, — быстрым движением вскинув ружье и прицелившись в Легнера, Леви сам оказался мишенью для солдат. Те выставили пушки, готовясь открыть огонь в любой миг.
— Уверены? Пойти против такого количества в одиночку…
— Однажды тебе выпала честь увидеть, как я расправлялся с твоими товарищами одним лезвием, — голос полон уверенности. — А теперь представь, в какое мясо я превращу вас с огнестрелкой — труда не составит. Но и правда, зачем продолжать это дерьмо, когда можно спокойно принять первый вариант предложения?
Скотт несколько замялся. Бедный разбойник не догадывался — это он принял рискованное решение, явившись к представителю Аккерманской семейки. Хотя нет, он знал, его предупреждали, что Леви — не Кенни. Мужик в расцвете сил, а это не старый хрыч, у которого может хрустнуть поясница или еще чего в подходящую секунду. Чего скрывать, сам Вилли испытывал легкую дрожь, когда дело касалось именно этого человека.
— Неделя, мистер Аккерман, — тихое рычание вырвалось сквозь стиснутые зубы. Скотт махнул рукой, отдавая приказ опустить оружия. — Мой босс сам найдет Вас. Либо Ильз, если объявится.
Собравшись к отступлению, Легнер напоследок обернулся к брюнету и лукаво вымолвил:
— Кстати, перед исчезновением Ильз попросил передать привет Вашей мамаше.
Разбойники, огласив безлюдную улицу громким смехом, скрылись в тумане, оставляя Аккермана-младшего наедине со своим гневом.
***
Тишина, прерываемая шелестом листьев и слабым напевом ветра, действовала подобно морфию, так необходимого для утешения той боли, охватившей каждую частичку. Бледный свет пробивался через тяжелые тучи, серый дымок плыл над тускло-зеленой гладью, превращая одинокое поле в нечто таинственное, не поддающееся описанию.
Девушка не могла оторваться от вида, вдыхая носом холодный воздух и тяжело выдыхая через рот вместе с облачком пара. Кажется, она наконец дождалась момента полного спокойствия. Ни мыслей, ни грохота, ни выстрелов, что недавно навеяли страх на целый город. Здесь, вдали от Гермины начиналось желанное умиротворение, иллюзия жизни, о которой она мечтала.
Откинув со лба короткую прядь волос, Микаса покрепче обхватила рукоять топора и, шипя от боли в мышцах, ударила по куску древесины. У работы не существовало противопоказаний, даже с тяжелым состоянием ей приходилось совершать такое, что любой врач, завидев это, свалился бы с ног. Неужели это личная инициатива? Или кто-то заставлял ее?
Микаса ощущала на себе взор, пронзительный и изучающий, с намеком на недоверие. Она слышала, как руки перебирали пожухлые листья, как в ладонях хрустели засохшие лепестки. Чувствовала, как бешено колотилось сердце в
ее груди, готовясь пробиться наружу.
Обернувшись, Аккерман встретилась со взглядом еще одной Аккерман, что сочетала в себе черты разбойников из таверны и таинственность того пейзажа. За короткое время, проведенное в домике на окраине Орвуда — именно это место послужило началом новой жизни всего семейства Аккерманов, — Кушель так и не заговорила с девушкой. Женщина просто появлялась за ее спиной и выжигала насквозь, стискивала зубы, будто от отвращения. Конечно, она тихо ненавидела Микасу, ведь на ее плечах была куртка самого Леви.
В ту роковую ночь, когда дамы вчетвером добрались до «убежища», они первым же делом подлатали себя, переоделись в сухие вещи, что покоились в шкафах долгое время, навели порядок — таков уж был приказ Кушель, — а после познакомились. Брюнетке пришлось скрывать некоторые тайны, включая моменты из прошлого и первое знакомство с «подпольными» бандитами. Но когда она все же затронула тему о мужчинах, хмурая женщина молча поднялась с места и скрылась на втором этаже. Лишь потом Изабель, повторно обрабатывая синяки подруге, объяснила причину.
Кушель — мать Леви и младшая сестра Кенни. Вопрос с таинственным «К.А» мгновенно отпал.
А свою фамилию Микаса решила сохранить в секрете.
Девушка вернулась домой с целой горой древесины — на день-два хватит, учитывая прохладную погоду и необходимость постоянно прогревать помещение. В гостиной хозяйничала Петра Рал, тихо напевая под нос песню, Изабель же отправилась приводить в порядок лошадей.
— О, госпожа Аккерман, — внезапно воскликнула Петра, отчего Микаса пришла в недоумение. Лишь секунду спустя она осознала, что позади вновь стояла Кушель. — Вы уже закончили с клумбами? Приготовить Вам чай?
— Да, пожалуйста, — сухо ответила женщина, пройдя мимо брюнетки.
— А тебе? — с мягкой улыбкой Рал обратилась уже к Микасе, дождавшись ухода женщины. Кажется, та снова закрылась в своей комнате. — Какой предпочитаешь?
— О нет, я сама сделаю, не стоит, — попытка взять чайник в руки оборвалась настойчивым движением рыжеволосой девушки.
— Мне не трудно. Тем более, у тебя… неважный вид, уж слишком бледная. Тебе нужно отдохнуть.
Петра права — все тело словно умоляло об отдыхе. Аккерман приняла поражение и заняла место за столом, случайно улавливая свое отвратное отражение в начищенной до блеска посуде. Глаза, нос, скулы — все окрашено в лилово-алые цвета и подчеркнуто темными полосами сосудов, линиями ран и припухлостями синяков. Вот теперь ни один торговец не заинтересуется ею.
— Любишь черный чай? — не успев поставить на стол чашку с ароматным напитком, Петра поджала губы. От вида брюнетки, печально разглядывающей перебинтованные руки, что-то кольнуло внутри.
В этот момент входная дверь распахнулась, и на пороге появилась не менее уставшая и потрепанная Изабель, завернутая в мужское пальто гигантского, по сравнению с ее фигурой, размера.
— Копыта вычищены, гривы расчесаны, — оставив верхнюю одежду, Магнолия с болезненным стоном опустилась на табурет. Последствия той ночи долго будут преследовать девушку. — Я же чуть не померла. Опять все закружилось перед глазами!.. И как в город ехать?
— В город? — Микаса будто пробудилась ото сна. — Когда?
— Сейчас. Еды уже не хватает, да и лекарства заканчиваются. Конечно, я бы взяла тебя за компанию, но с боевой палитрой лучше не высовываться. А я как-нибудь доковыляю на своей, — Изабель провела ладонью по больной ноге. Да, тогда она совершила не самый удачный побег от псов Ильза, приземлившись после недолгого «полета» на развалины. Но зато тот негодяй, посмевший полоснуть лезвием пару раз, быстро получил по заслугам.
— С такой нагрузкой вы не поправитесь, — возмутилась Петра, вручив Магнолии еще одну чашку. — Я сама все сделаю, на то и обязанность.
— Тогда мы ненавидели бы себя, — ответила Микаса.
После обсуждения предстоящей поездки и списка «покупок», Петра оставила девушек наедине, отправившись на второй этаж с целым чайным сервизом.
— Может, я с тобой отправлюсь? — неожиданно начала Аккерман, с мольбой взирая на Изабель. Та удивленно подняла брови. — Это ведь видно со стороны, не так ли? То, как она испепеляет меня. Иногда кажется, что она нашептывает проклятья за моей спиной.
— Остынь, — усмехнувшись, Магнолия опустила ладонь поверх ладони подруги. — Она не зверь. Просто не особо доверяет тем, кто посреди ночи вламывается в дома. На деле Кушель самая прекрасная женщина, которую я когда-либо встречала, она как мать, что поддержит и примет любое решение. Она… волнуется за них.
Заметив резкую смену настроя, Микаса сильнее сжала девичью ладонь.
— Тебя тоже терзает тревога.
— Да, есть такое, — Изабель опустила взгляд. — Сегодня мне приснился Фарлан. Он будто… умирал, беспрерывно нашептывая «Горячо до безумия». Мне страшно за них, Микаса. Они ведь… Фарлан обещал, что как только все уляжется, они отправят письмо. Но прошло столько дней, и это молчание… оно убивает.
— Они не похожи на тех, кто проигрывает, — признала Аккерман, невольно вспоминая последний разговор с бандитом, что в какой раз спас ее и подставил себя под удар, точно чертов герой. — И они обязательно вернутся за нами.
Микаса боялась ответить самой себе: испытывала ли она волнение за однофамильца? Что за предательские чувства начинают всплывать на поверхность?
— Надеюсь, целыми и невредимыми, — с улыбкой завершила Изабель.
***
Серые полосы скользнули по пространству и образовали небольшое облачко над черной макушкой.
— А вот и чай, — воздух в спальне окрасился цветочными нотками. Приблизившись к креслу женщины, Петра не сдержалась от достаточно смешной гримасы. — Госпожа Аккерман, Вы ведь обещали, что бросите эту вредную привычку. Здоровье нужно беречь.
— Рука сама потянулась, — решив не оборачиваться к помощнице, Кушель продолжала неотрывно вглядываться в туманный пейзаж за окном. Ее вид несколько пугал: грозный взгляд, стиснутые зубы и дрожащая, словно от вспыхнувшей злости, ладонь с зажатой меж пальцев сигаретой.
— Ну что опять стряслось? — подметив нехороший настрой, девушка осторожно опустилась на колени и обхватила свободную ладонь брюнетки. Это был своеобразный обряд утешения в моменты, когда Кушель, вот так замирая в кресле, выпадала из реальности и начинала грузиться мыслями.
— У тебя бывало чувство, будто за твоей спиной случилось нечто страшное, а ты об этом даже не догадываешься? — выпалила на одном дыхании Кушель. Прогнившее сердце мучительно сжималось от неизвестности, страха за родных мужчин, что предпочли не предупреждать ее о подобной смене событий. — Боль мучает меня, Петра. Боль и плохое предчувствие. Что-то случилось, я знаю.
— А я чувствую, — лицо юной девицы засветилось, — что с ними все хорошо. Они скоро приедут и крепко-крепко обнимут Вас. Нужно лишь потерпеть.
На губах Кушель мелькнула слабая улыбка.
— Изабель уже уехала? — резкая смена темы немного успокоила дух.
— Нет, она только собирается.
— А девка с ней поедет? — одна фраза быстро возвратила грозный оттенок в голосе.
— Н-нет, Микаса остается, — Петра испуганно оглядела женщину. — Она что, нервирует Вас?
— Если так можно выразиться. Я не хочу видеть ее в этом доме, Петра.
Такие, как она… ощущаются за метр.
— Н-но какие? Что она сделала? По-моему, она очень хорошая девушка, помогает и… — оказавшись во внимании женщины, Рал мгновенно прикусила язык.
Следующие слова Кушель прошипела со всей ненавистью, бурлящей в теле:
—
От нее веет работорговцами.
***
Очутившись в сердце оживленного зала, в кругу представителей элитный войск, без конца вопящих и мельтешащих перед глазами, доктор потерял ту нить, что связывала его с делом. Он уже и позабыл, зачем явился сюда, ведь здесь не та атмосфера, в которой он привык работать, это место — не уютный кабинет, вечно погруженный в тишину.
Лишь со знакомым силуэтом у ряда письменных столов доктор почувствовал себя в своей тарелке.
— Искренне завидую вам, — начал Марко, отвлекаясь на вычурную роспись на высоком потолке. И пусть все окружающее пространство представляло лишь штаб Военной полиции, парня не покидало ощущение, что он словно оказался в настоящем музее, где каждый узор на колоннах, каждый вырезанный на мебели завиток уже являлся объектом искусства. — Работать при таком шуме… Вы душу Дьяволу продали?
— Тебе сказать какому именно? — со смешком ответил Жан, принимая от товарища документы. — Поверь, я бы реально душу отдал, чтобы сейчас вернуться в кабинет. Я забыл полить Бенни.
— Саша о нем позаботилась, — с упоминанием шатенки лицо Кирштайна исказилось странной гримасой. — Что-то не так?
— Она слишком часто заглядывает в «гости». Вроде, еду у себя не храню…
— О-у-у, — Бодт со своим увечьем все же смог изобразить подобие хитрой улыбки, — кажется, в воздухе промелькнуло напряжение. А я тебе еще в кадетке говорил, что эта девица любит не только картошку.
— Она не в моем вкусе! — Жан попытался наладить ситуацию. — Вон, пускай со своим неадекватным Спрингером устраивает делишки. А я… брюнеток люблю. Высоких, фигуристых… И с характером!
— Моя Элизабет брюнетка…
Внезапное признание Бодта не успело породить усмешки и вопросы по типу «Уже твоя?», ведь в людный зал с оглушительным грохотом явился один из солдат, весь запыхавшийся и мокрый от пота.
— Массовое убийство в районе Стохеса! Требуют срочно собрать группу!
***
Наступление долгожданной тишины не привело в восторг, наоборот, со звуками стекающих капель зарождался животный страх. Само место, окутанное липкой жидкостью с потолка до пола, вызывало неподдельный ужас и омерзение. Трупная вонь уже начинала разъедать легкие вместе с последними частичками здравомыслия.
— Ебанись… — раздалось со стороны подчиненных, спрятавшихся за спиной капитана. У самого Кирштайна челюсть едва не повстречалась с половицами, как только он переступил порог паба, где и случилось ужасное преступление.
Кто, когда и зачем — вопросы, на которые предстояло ответить. Простое общественное заведение теперь походило на цех по переработке мяса: сверкающие под тусклым сиянием лужи крови, разбросанные ошметки, оторванные от тел посетителей куски. Нагнувшись к одному из «пострадавших», Кирштайн подметил одну ужасающую, но ценную деталь — следы от зубов. Словно дикий зверь очутился здесь и решил полакомиться людишками.
— Откройте все окна и двери. Проверьте каждый угол, ищите больше зацепок.
— А с журналистами что делать? Они там сейчас весь двор разнесут!
— А журналюг нахуй отправьте.
Послав любопытных персон по указанному адресу, группа полицейских, вооруженная перчатками и инструментами, принялась разгребать навалившуюся на голову проблему. Свою брезгливость им приходилось прятать в дальний ящик, ибо любое проявление слабости оборачивалось в целый выговор со стороны начальства. Сами же командиры, в том числе и Барнабас Теманн, решили подождать во дворе. Чистоплотные ублюдки.
— Эй, Конни, иди сюда, — позвал Кирштайн товарища, что крутился рядом с ним.
— Вообще-то, я Йен, капитан, — ответил солдат. Он уже хотел погладить себя по бритой голове, как резко вспомнил о перчатках. — Лейтенант Спрингер отпросился на неделю, забыли?
— Да, точно, извини, — капитан махнул подчиненному рукой, мысленно проклиная друга, устроившего себе выходные. В последние дни тот вел себя достаточно странно. — Йен, помоги мне поднять эту штуку.
С трудом отодвинув кусок деревяшки, полицейские наткнулись на отверстие в полу, из которого быстро выбралась вся мелкая живность. Что-то круглое мелькнуло в темноте.
— Мать честная!
Кто-то, не выдержав всего ужаса, унесся прочь из проклятого помещения, а кто-то прямо там решил наконец прочистить желудок. Для нервных солдат это было последней каплей, они развернули целую панику, завидев в руке капитана не что иное, как настоящую, с обломком кости и свисающим мясом, покрытую липкой пленкой оторванную голову неизвестного мужчины.
— Это же мистер Томпсон! — промелькнуло в хаосе. — Хозяин заведения!
Кирштайна самого чуть не вывернуло наизнанку от вида искаженного лица. Оставив объект на том месте и в очередной раз сменив перчатки, он уже хотел выйти во двор к начальству, дабы немного прийти в себя, как вдруг из комнаты персонала, куда направилась женская часть группы, раздались истошные крики.
— На помощь! Скорее! Убивают!
Позабыв о многочисленных жертвах, все присутствующие бросились на вопли.
Они ожидали всего, но точно не этого: окровавленный с ног до головы, словно обезумевший от терзающих чувств мужчина навалился на Сашу Блаус и неистово орал ей в лицо. Страх овладел с головой, перекрыв все разумные решения, поэтому подоспевший солдат, боясь за коллегу, просто ударил безумца прикладом ружья с такой силой, что брызги крови блеснули в воздухе. Повисла тишина — их единственный свидетель замертво упал рядом с полицейским.
— Че за херня здесь происходит?! — на крики прибыл командир. Неукротимые огоньки гнева виднелись в его глазах через стекла очков. — Вы чего наделали?!
— Сэр, Сашу чуть не убили! — вмешался во всеобщий хаос Кирштайн, останавливаясь напротив начальника и тем самым прикрывая лейтенанта. Девушки помогли своей подруге, все еще пребывающей под «впечатлением» — вся жизнь пролетела перед ее глазами яркими пятнами.
— Какую Сашу?!
— Меня! — не в силах успокоить судорожное дыхание и бешеное сердцебиение, Блаус ударила Жана по ноге, дабы тот отошел в сторону. Конечно, разговаривать с Теманном сидя на полу не лучшее решение, но сейчас она не поднимется.
— Блаус, чтоб тебя… — Барнабас буквально ядом плевался. — Из-за твоей туши мы просрали того, кто мог бы ответить на все вопросы!
— Сэр, он был неадекватен! — вступились за девушку солдаты.
— Этот человек пытался меня задушить и, кажется, укусить за щеку! Мы просто хотели проверить комнату персонала, мало ли, может «интересного» чего найдем, а тут!.. Этот псих как возник из ниоткуда, как повалил на пол, я аж от страха позабыла все на свете! Еще немного, и точно бы сожрал! Он кричал мне в ухо и… — Блаус внезапно запнулась в собственных словах. — Он кричал мне…
— Что он тебе кричал?!
Снова и снова, таким отчаянным голосом.
Подняв на товарищей взгляд, полный безумия и ужаса, Саша повторила фразу уже мертвого мужчины. И кто знает, был ли он жертвой на самом деле.
—
«Человек-титан рядом».
***
Черные, переливающиеся под тусклым светом, разложенные в два ряда карты вызывали тревогу на душе женщины — почему-то сейчас они не казались ей «родными». Кушель, словно по внутреннему зову, выбрала две карты из первого ряда и одну из второго. Ей необходима только эта тройка, что грозилась обернуться в новый повод для мук. Ведь они никогда не обманывают.
Веки опустились, и в голове возник образ, до безумия родной и любимый. Женщина вспомнила недавний момент, когда она шагала по темному коридору своего дома и случайно окинула взглядом приоткрытую дверь спальни обладателя того образа. Она вспомнила, как боль сжала ее сердце и как слезы стекали по щекам.
Она никогда не желала этого, ее сын не заслуживал подобной участи. Страх, что он последует по стопам родных, оставляя позади себя дорогу из крови, испарился. Нельзя убежать от бесспорной истины — Леви обратился в их тень, впитав все недостатки, всю жестокость и хладнокровие. За что и поплатился.
Кушель больно вспоминать шершавость вздувшихся линий, вид изуродованной кожи, что обтягивала нерушимый, точно стальной стержень. Ее сын как из прочного железа — ничто не сломает его.
— Я всем сердцем желала тебе иную судьбу, — женщина не сдерживала слез. Ворвавшись в спальню сына именно тогда, когда он решил сменить рубашку, она наконец увидела вечно скрытое и самое страшное. — Однако они сотворили это с тобой, дабы ты знал себя как беспощадного монстра.
Крест. Выжженный прямо на спине. Знак худшего из худших.
— Прости меня, Леви, — шептала Аккерман, прижимая сына к себе и поглаживая пальцами его уродливое клеймо. — Прости, что подарила тебе такую жизнь.
Смахивая пальцем слезу, Кушель не сомневалась, что первая карта окажется именно с этой надписью.
Дьявол
Тишина прервалась тихим девичьим напевом, и тогда госпожа Аккерман обратила внимание на следующую, не менее важную личность. Бледная, раскрашенная синяками и обтянутая бинтами — Микаса, вновь вызвавшись помочь Петре, подметала столовую и не догадывалась о планах женщины.
Переворачивая вторую карту, она чувствовала ложь, исходящую от девчонки, как и мерзкий запах, принадлежащий исключительно черным торговцам. От Микасы несло фальшью, смертью и… воспоминаниями, ведь у нее глаза темные, с серебряным блеском — самого ненавистного, опасного человека. Того, кто заляпал жизнь прилежной женщины черной гнилью.
Повешенный
Опуская руку на последний черный квадрат, Кушель чувствовала сердцем самый худший исход. Она смотрела на девчонку и вспоминала сына, боялась, что вечно возвышающийся за спиной начнет громко смеяться и повторять название этой карты. Целую вечность, без перерыва.
Любовники
Они никогда не обманывают. Судьба решилась еще в первую ночь, и Кушель ничего не могла поделать. Только обессиленно обхватить голову руками.
— Микаса!
Внезапный удар дверью и поднявшийся крик вырвал женщину из забытья, как и обладательницу имени. От неожиданности девушка выронила из рук метлу и с недоумением уставилась на подругу, которая своим долгим отсутствием уже порождала волнение. Изабель, не волнуясь о позднем часе, точно смерчем влетела в дом, судорожно дыша и пытаясь что-то объяснить.
Однако появление еще одной личности за спиной Магнолии и послужило объяснением странного поведения.
— Хистория? — не веря своим глазам, прошептала Микаса.
***
В этих стенах веселая музыка лилась беспрерывным потоком. Здесь люди наслаждались лучшими мгновениями, забывали о гниющем под солнечным светом кошмаре и окунались в счастье, что расцветало исключительно под лунным. Каждую ночь они просто… жили? Да, ведь заведение представляло их дом. А сейчас? Развалины, пепел да засохшая кровь на половицах.
Служащие, официанты, бандиты, пострадавшие — все, кому дорого это место, собрались в главном зале, дабы разделить всеобщую боль. Они настолько ничтожны, что кроме упоминаний о таверне у них ничего больше не осталось. Даже семей в жизни не было, только посетители да коллеги. Но теперь — жертвы той страшной ночи.
— Что же нам делать, Леви? — словно огласив общий, волнующий вопрос, один из представителей «подпольного» общества с мольбой взглянул на Аккермана. Никто не знает, что делать дальше, всех охватил страх повторного появления старого головореза из Розы.
Хотя, нет.
Они и есть семья. И они сделают это.
— Когда Ильз объявится…
Внимание Леви перешло на темный комок, что покоился на жалком подобие стола. Шляпа Кенни-Потрошителя останется здесь и будет служить вечным знаком того, что даже самые «храбрые», самые, казалось бы, живучие ублюдки все же уходят на тот свет.
Его дядя считался худшим из худших. Он скрывал в своей душе выжженный крест.
— Я вырежу ему скальп.
