***
Для каждого оказавшегося в центре каких-либо непредвиденных событий существовал особый подход. Кто-то нуждается в откровенных разговорах, ведь в душах, таких беззащитных и отчаявшихся, часто накапливаются комья из боли и переживаний. К другим можно подобраться и через простую, искреннюю улыбку, ибо остальные специалисты были достаточно скупы на эмоции. Несомненно, капля доброты, так необходимая им, помогала быстрее справляться с работой и поддерживать статус «Лучший врач Митры». Один особый пациент не был исключением у доктора Бодта. Целый поднос вкусностей — и лейтенант Саша Блаус мгновенно пошла на поправку, позабыв о той миссии. — Марко-о, — пропела Саша, с диким голодом поглощая картофельное пюре. Как только солдаты, решившие проведать подругу, покинули лазарет, девушка набросилась на предоставленное «лекарство», едва не откусывая доктору руку. Очень символично, учитывая недавнее событие. — Обожаю тебя и твой способ лечения. — Стараюсь, — улыбчиво ответил доктор, приглаживая пальцами глазную повязку. Данная привычка проявлялась не только от страха раскрыть увечье, но и, оказывается, при смущении. Капитан Кирштайн, наблюдая за товарищами, лишь покачал головой да устало вздохнул. «Кровавые» приключения оставили немало впечатлений — одна оторванная голова, найденная под своеобразным укрытием, уже являлась новой сюжетной линией ночного кошмара. Расследование не помогло ответить на многочисленные вопросы, ведь присутствовали детали, которые никто не мог объяснить — те же следы зубов. Зверь или нечто иное? Вспоминая изъеденную до мяса кожу жертв, Жану вдруг пришла пугающая догадка, что это сотворил… Нет, это невозможно. Его точно припишут к сумасшедшим. Но если подумать? Сопоставить увиденное с происшедшим? Тот неадекватный мужчина, непрерывно повторяя фразу «Человек-титан», пытался укусить, как выразилась потерпевшая, за щеку. К сожалению, Жан не блистал знаниями о живущих тварях за Стеной, ибо на территории Сины о них даже не вспоминали, однако важный факт все же разъедал мозг — Титаны питались людьми. А что будет, если… человек начнет питаться человеком? Кажется, в простонародье это называли «Каннибализм». Поток мыслей прервался с появлением еще одной личности, и капитан несколько грозно обвел ее взглядом. Лейтенант Спрингер счел нужным наведаться к подруге, несмотря на свой «отпуск». — Ого, глядите-ка, кто явился, — едкое замечание капитана Конни пропустил мимо ушей, а вот доктора оно заставило поволноваться. Только пустых выяснений им не хватало. — Что, уже соскучился по службе? Или тебе растрепали о нашей секретной «миссии»? О-о, ты пропустил самый смак! — Рот закрой, — отрезал Конни, не скупившись на ответный взор. Неужели у кого-то достоинство стало крепче? — Че пизданул? — самообладание медленно разрывалось под выходками коллеги. — Мозги поплыли? Теманн так довел, что… — Парни, — заметив в глазах Спрингера вспыхнувшие огоньки гнева, Марко поспешно поднялся с места и точно стеной загородил собеседников, дабы у них не было возможности подключить к разговору кулаки. — Давайте вы спокойно побеседуете в коридоре? И пожалуйста, не надо мордобоя. Наш лазарет не предусмотрен для большого количества людей. — Если вы не успокоитесь, то я сама раскрашу всем морды! — вступилась за доктора Блаус, отодвигая поднос с пустыми тарелками. И правда, зачем устраивать мордобой? «Пролитие крови» на стерильной территории грозилось обернуться в настоящую катастрофу, что предоставит неугомонным солдатам Барнабас Теманн. И парни, испепелив друг друга, все же решили продолжить начатое в кабинете. Оказавшись в закрытом помещении без лишних свидетелей, Жан уже вобрал воздух в легкие для продолжительной тирады, как вдруг Конни, выпучив полные безумия глаза, схватил его за плечи и хорошенько встряхнул. — Ты, черт возьми, не представляешь, что я видел! — подобное начало не понравилось Кирштайну. — Просто… Я испугался, понимаешь?! — Ты обкурился? — пожалуй, это было единственное разумное объяснение странного поведения друга. — Слушай, за распространение дряни и вздернуть могут. — Да не курю я! — вспыхнул Конни. Очутившись в нескольких сантиметрах от капитана, солдат шепотом произнес то, что заставило его выпросить у главнокомандующего небольшой перерыв на службе. — Я случайно увидел истинное обличье Барнабаса. Им манипулируют, понимаешь? Он как гребаная кукла в чьих-то руках! Не знаю, заметил ли он… Я думал, меня отправят под трибунал, поэтому скрылся! Внезапное откровение на миг выбило из реальности. Кто-то управляет Теманном — невыносимым и неутомимым кретином? Казалось, подобное выходило за рамки всего существующего. Жан мог поверить во что угодно, даже в собственную теорию про забытый всеми каннибализм, но не в это. Люди такого типа, как Барнабас, не могут прогнуться под чужой волей, предпочитая самостоятельно управлять «пешками». — Несколько дней назад я пошел к нему, хотел отчет отдать. Ночь была на дворе, все спали, никто и ничего не мог увидеть. И вот, я собираюсь открывать дверь, как вдруг слышу плач! Плач, Жан! — Спрингер повторил свое действие. — Он задыхался от слез перед каким-то мужиком! Хрен его знает, кто это был, но когда он вышел в коридор… мне стало не по себе. Знаешь, существуют люди, от которых за километр несет опасностью. Я там вспотел, пока глядел на него. — Что они обсуждали? — капитан аккуратно убрал руки товарища со своих плеч. Третьей встряски он бы не выдержал. — Работу. Поиски чего-то… Барнабас буквально на коленях ползал и умолял о дополнительном времени. А еще требовал какую-то ампулу. Может, он сам наркоман? Факты, всплывающие в сознании, уже образовывали сплошной комок. — Возможно, ампула является лекарством, — предположил Кирштайн. — За последние дни его состояние значительно ухудшилось, он постоянно жаловался на ногу. Видать, тот «опасный» мужик пронюхал его слабость и решил немного поиграть под предлогом продажи лекарства. — Теманн что-то ищет, а мужик расплачивается ампулами, — завершил мысль Спрингер. Подобное можно смело считать новым законом — за спинами «идеальных» военнослужащих тоже скрываются личные, не менее страшные, чем у гниющих в подвале преступников, грешки. — Есть еще кое-что, Марко недавно вычислил, — перед глазами будто оказался документ с подробным отчетом. — Специалисты Теманна решили скрыть истинную причину смерти тех выпотрошенных девиц. Их наркотиками напичкали, а те написали, что их отправили сразу на «разделочный стол». Барнабас Теманн — сколько же тайн хранит в себе эта поганая личность. Есть ли вероятность, что он работает на преступников? Имеет отношение ко всем нерешаемым делам? Спешить с выводами нет смысла. Если они сделают заявление с ничтожным количеством зацепок перед главнокомандующим, их просто вышвырнут из Полиции. Либо отправят на пьедестал, с которого их красиво скинут, перед этим украсив шею «скромным аксессуаром». — Среди полицейских скрывается множество крыс, и Барнабас Теманн — один из них, — слова Конни являлись предложением на опасную авантюру. Вырвать из тела ненавистного капитана малейшую тайну, вывести на чистую воду, а после грандиозной победы накинуть ему петлю правосудия. Правда восторжествует, а это неплохой шанс избавиться от вечной занозы в одном месте. — Я хочу проверить… — глаза Жана загорелись недобрым азартом. Никакой младший по званию солдат не имеет права ослушаться, и неважно, какому именно капитану он отдает честь. В конце коридора показались знакомые, неповторимые на весь штаб мерзкие морды — подчиненные Барнабаса, что верно выполняли каждую прихоть начальника. Иногда складывалось впечатление, будто они играли роль личных телохранителей, защитников от таких вот смышленых коллег. — Эй, уроды, — Кирштайн крайне редко опускался до уровня начальства, презирая и окуная лицом в грязь низкосортных солдатиков, однако воспользоваться преимуществом сейчас считалось необходимостью. Никакой пощады, исключительно жесткость. — Быстро собрались в кучку и помчались в зал на совещание. — Может Вы и забыли, — один из солдат недобро сузил глаза, — но мы следуем приказам капитана Теманна. — И че? Меня это волнует? — скрывать подлинные эмоции под маской как обыденное дело для Кирштайна. Внешне парень выглядел совершенно спокойным, в его голосе отражалась уверенность и твердость, но на деле он чувствовал, как сердце, сжавшееся от пронзительных взглядов, бешено колотилось в груди. — Это был приказ главнокомандующего, я же передаю. Вы не поняли? Теперь еще и тупые? Мигом в зал! Кирштайн ожидал любой ответной реакции, но не такой: полицейские, незаконно проигнорировав, развернулись и молча скрылись из вида, оставляя капитана в полном недоумении. Значит, собачонки и правда верны исключительно хозяину? «Да они ахуели», — возмутился про себя Жан, быстрым шагом направляясь в кабинет. Нахальный поступок послужил новой, не менее важной деталью — возможно, именно свита Теманна выполняла большую часть грязной работы. Если работа существовала, конечно. Силы на церемонии иссякли. Кирштайн влетел в кабинет своих подчиненных и, привлекая внимание всех присутствующих, твердо заявил: — Готовьтесь. Сегодня ночью мы отправляемся на «прогулку».***
Переливающиеся во мраке золотые локоны приковали взгляд — они напоминали шелк, манящий и искушающий. Казалось, проведешь рукой и тут же обожжешься, ведь подобную красоту нельзя осквернять гнилой плотью. Красота, что привела «Королеву» к гибели. Хистория Райсс считалась редким «товаром» в черных кругах. Ее утонченные черты вкупе с бледностью придавали аристократическую изюминку, всегда приманивали торговцев, готовых отдать за божество немаленькую сумму. Но всех желающих затмил человек с улыбкой титана, выкупив ее вместе с Аккерман за такие безумные деньги, что ни одной живой душе не снилось. Именно это и послужило причиной смерти торговца, заключившего сделку с Аристартом — завистливые коллеги расчленили его и опустошили «кассу». Увидев, как Хистория сжалась на простынях, Микаса обхватила ее ладонь, словно в надежде спасти от страшных снов. Сколько же она блуждала по улицам? С того дня, как жизнь начала подбрасывать сюрпризы? Ее встречу с «подпольной» разбойницей можно приписать к чуду, ведь очутиться в одном месте и в одно время… Изабель не была бы собой, если бы не оказала помощь бедной девушке, защитив ее от безумного торгаша и расплатившись за продукты. Да, ради выживания ценным «товарам» приходилось воровать. С той ночи, как Райсс неуверенно переступила порог дома, жертвы Фицджеральда не выпускали друг друга из объятий, будто боясь повторной разлуки. Говорить о пережитом не было сил, все тайны остались тайнами, куском уже забытого прошлого. Разве что одно все же прозвучало вслух. Небольшое предупреждение — нельзя связываться с Полицией. Военная полиция давно погрязла в дерьме, учитывая немереное количество бандитов среди солдат. Но «подпольные» остаются в стороне — как-никак, они решают дело с работорговцем, за что Аккерман им благодарна и обязана. Странный грохот за стеной привлек девушку, вынуждая отпустить ладонь подруги и выглянуть в коридор. Но, встретившись лицом к лицу с обладательницей проницательного взгляда, Микаса поняла, что когда-нибудь любопытность точно приведет ее к смерти. Однако крупный предмет в костлявых руках женщины мог привести к смерти еще быстрее. — Ну и? — голос Кушель холоден, как ствол охотничьего ружья, сверкающего под пробивающимися лучами солнца. Его грозный вид нагнал холодок по телу наблюдателя, застывшего перед дверью. — Может, соизволишь уйти с дороги? Опомнившись, Микаса шагнула в сторону, пропуская женщину со смертоносным оружием к выходу. И на кого она решила открыть охоту? Неужто это обыденное развлечение у семейки Аккерманов? Но юной девице не понять замыслов женщины. Если она чувствует запах предстоящей опасности, значит, придется отвернуться от собственных мировоззрений и, напоследок перекрестившись, взять в руки веющей смертью объект. Пора вспомнить парочку грязных уроков от Кенни, что помогут бесстрашно встретить возможную смерть. Что-то случилось. Кушель это знает.***
Порыв ветра раскачал нанизанную на деревяшку цепь до легкого скрипа. Стертые грязью следы, вырванные клочки земли, остатки мокрых дорожек и капли засохшей крови, разбросанные по туманному двору инструменты, весьма пригодные для издевательств, и бесчисленное количество пустых бутылок. С прикосновением руку будто свело судорогой — либо ледяное стекло всему виной, либо воспоминания выжгли последние остатки. Но Леви, оглядывая место, где свершилась казнь разбойника из Гермины, придерживался второй версии. Мужчина выдохнул воздух, буквально пронизанный смертью. Казалось, что пепел витал перед глазами, ослепляя, нагоняя воображаемые образы окутанного огнем тела. Были мысли, что он, явившись сюда, потеряет здравомыслие от внутренних голосов, однако кроме звона и завывания ветра Леви ничего не слышал. Кенни не являлся человеком, который бы умолял и кричал о пощаде. Несомненно, в момент суровой кары он героически сохранял молчание. — Босс! — довольный крик товарищей разлетелся эхом. Звание, отражающее всю власть и авторитет в преступной банде, теперь принадлежало младшему Аккерману. — Смотрите, кого мы нашли! Там еще один был, но мы его случайно грохнули! Разбойники, что после смерти старшего представителя только укрепили связь с дьявольской семейкой, приволокли измученного мужчину. Он являлся служащим Ильза и смотрителем лагеря: наводил порядок в хибарах, убирал грязные улики и, когда появлялась необходимость, закрывал глаза на особые детали. Его мерзкий вид отправил все «сострадание» в дальний угол души, и Аккерман, оглядывая жертву свысока, прижал его ногой к мокрой земле. — Ты ответишь на мои вопросы, — нагнетающий тон и зверский взгляд бандита, которого так рьяно избегали люди Ильза, мгновенно оказались причиной панического приступа у жертвы. Страх сжал горло, все мысли вылетели из головы, когда перед лицом опасно сверкнул нож. — Или я вырежу тебе улыбку от уха до уха. Итак, где скрывается Вилли? — Хер его знает, меня оставили здесь подыхать, точно шакала! — пронзительный крик надломил желание проявить терпимость к бедолаге. Едва мужчина предпринял попытку вырваться из хватки разбойников, Леви надавил подошвой на его грудь, вырывая из-под хрустящих костей болезненные стоны. — Я-я… Д-да я тремя, блять, Стенами клянусь, н-не знаю! Я не участвовал в этих делах! — О, ты знаешь «эти» дела? — Я… Я ошибся! Я никогда не вмешивался в это дерьмо! Скрытая в словах ложь обжигала черное сердце. Не выдержав поросячьих визгов, Аккерман сжал лицо жертвы, пальцами раскрыл полный слюны рот и, ни разу не меняясь в лице от брезгливости, провел лезвием по внутренней стороне его щеки, задевая коронку зубов до легкого скрежета. Хлынувшая потоком горячая кровь залила всю глотку крикуна и руку бандита. — Где скрывается Ильз? — повторил свой вопрос Леви, ощущая на лице пару капель, брызнувших после надрывного крика. Кончик оружия нашел один из зубов и пронзил десну, образовывая во рту смертника целое озеро густой каши, настоящее дерьмо, как тот выразился секунду назад. — Н-не з-знаю! Когда слезы смешались с кровью, а рукоять ножа затрещала в ладони босса, то свидетелям жестокого допроса стало ясно — поганые морды из Розы разбудили настоящего зверя. Представитель «подпольного» общества не проявил ни капли жалости к смотрителю, разрезая уголок его рта как кусок ткани — легко, с тихим треском, оставляя алые нити. — Ж-жив! — вырвалось сквозь кровавые пузыри. Наблюдателям пришлось приподнять бедолагу и удерживать его за голову, дабы тот взглянул Дьяволу в глаза и повторил свои слова. — Он где-то тут, на этих землях, раны з-зализывает. К-Кенни Аккерман превратил его в з-знатное мясо! — Молодец. И еще один вопрос. Кенни Аккерман… — слова предательски застряли в глотке. Неужели какая-то давно забытая часть отказывалась верить и принимать суровую реальность? — Кенни Аккерман действительно мертв? — Н-не знаю, — ложь больше не проскальзывала в ответах. — Я н-не хотел с-смотреть на это, ушел. Н-но они кого-то сожгли, д-да. Подвесили н-на цепях и облили э-этой дрянью, а п-потом вспыхнул огонь. П-после все отправились за Ильзом. — За Ильзом? — Он н-не присутствовал. Его н-не было. Звон ржавой цепи теперь мучительно отбивал в висках. Вилли Ильз, стертый в мясо благодаря Кенни, упустил возможность присутствовать на казни? Или ему так надрали зад, что не смог даже доковылять до места? Тогда почему считается пропавшим? Неужто побоялся встретиться с новым противником? Для новой битвы необходимо набраться сил да организм в норму привести? Аккерман-младший в этом горелом деле церемониться не будет. — Я не убью тебя, — заявил Леви, сжимая пальцами разрезанные щеки, выжимая из них всю накопившуюся жидкость под неистовые крики. Напарники тихо прыснули смехом, подметив ироничность ситуации. — Когда я отпущу твою грязную морду, ты отправишься к Вилли. Ищи где хочешь, но ты должен передать ему небольшой совет, — он нагнулся к мужчине. — Пусть в следующий раз избавляется от младших, самых «проблемных», а старых «Потрошителей» можно и в последнюю очередь. — Его следующая цель — ж-женщина. Озаренный серебряным светом туман медленно скрыл очертания проклятого лагеря. Упоминания о нем разлетелись пеплом, прахом павшего в бою «героя», оставляя разбойника наедине со своим главным страхом. — Что ты сказал?..***
Яркие лепестки растений звучно шелестели в руках — девушка, повествуя собеседнику о своей жизни, старалась придать небольшой оранжерее оживленный вид, уже забытый за долгое время. И новые растения послужили неплохим началом к восстановлению. — После моего спасения мистер Аккерман предложил сделку, — с упоминанием небезразличной персоны голос Петры дрогнул, а из ладони выскользнули ножницы. Инструмент звонко ударился о поверхность столика, вырывая слушателя из умиротворенного состояния. — Извини, случайно. Так вот, мистер Аккерман привез меня в огромный, покрытый мраком особняк. По сей день помню его жуткую таинственность. Знаешь, мысли всякие, мало ли, что мог устроить этот мужчина, учитывая его грозный вид, — раздался смешок. — Но… Он лишь познакомил меня с женщиной, очень грустной и одинокой. Увидев ее печальное лицо, я не сдержалась, просто… просто не смогла отказаться от предложения. Тем более, мистер Аккерман спас меня, и сказать «Нет» было бы… Ты ведь понимаешь меня, да? — Рал обернулась к собеседнику. — Когда согласилась, я почувствовала легкость на душе. Я никогда не жалела о своем выборе, ведь госпожа Аккерман стала мне… матерью? — веснушчатое лицо озарилось улыбкой. — Она изумительная женщина, пусть и со сложным характером. И мне очень жаль, что ваши отношения такие… — Напряженные? — завершила Микаса, скрывая слабую улыбку ладонью. — Как говорила Изабель: «Она не доверяет тем, кто вламывается в дома посреди ночи». — Не в этом проблема. Просто ты напоминаешь ей одного человека. Не знаю, кого именно, думаю… Леви? — Петра смущенно опустила взгляд. — Вы немного похожи. Хотя… Имя того человека госпожа Аккерман решила сохранить в секрете. Хуже могло быть только олицетворение неизвестного. И вряд ли мистер Аккерман имел к этому дело. — Расскажи мне о нем, — Микаса никак не ожидала от самой себя данную фразу. Что с ней происходит? Неужели какая-то предательская частичка все же пробудилась от столь откровенного разговора? Мерзавец — вот, кем являлся мистер Аккерман, посмевший перевернуть все вверх дном одним похабным действием, после которого и начались эти странные позывы углубиться в тайны. — О Леви? Ну… — вспоминая обладателя самых невероятных, как считала Рал, глаз, девушка несколько мечтательно начала новый рассказ. — Он мужественный, отважный, немного грубый, непоколебимый, решительный… заботливый, — последнее слово заставило Аккерман замереть на месте. — Ты бы видела, как он заботится о матери. Не отходит ни на шаг, мучает себя, не спит по ночам, охраняя ее сон… Не это ли то, о чем мечтает каждая девушка? — О чем ты? — внезапный вопрос окончательно ввел в недоумение. — Тот, который всегда будет рядом, — Петра печально обняла себя руками. — Мужчина, который сделает все ради тебя. Вырвется из кожи, дабы помочь. Истерзает себя. Защитит от любой опасности, прикрыв собственным телом. Первое знакомство, первый разговор. Момент возвращения Кенни после «огненного побега» и его намерения стереть пленницу с лица земли за причиненный ущерб. Разбойник бы убил ее, если бы не Леви, принявший удар на себя. Из-за нее он разжег настоящую войну, налетев на родного дядю с кулаками. А недавнее событие — тот взрыв в таверне? — Мужчина, что будет смотреть на тебя так, как не смотрел никто, выражая во взгляде все скрытое. Каждая их встреча, даже мимолетная, сопровождалась зрительной игрой. Аккерман выжигал в ней дыру, будто надеясь добраться до запретного. — Не это ли счастье — ощущать его дыхание на коже, его прикосновения. Ты уже начинаешь теряться в реальности, выискивая момент для того, чтобы коснуться и почувствовать жар. К руке, к плечу, к спине… Не успеваешь оглянуться, как понимаешь, что ты интересуешься, волнуешься, думаешь только об одном. Микаса врала самой себе, ведь волнение за однофамильца, отправившегося в самое пекло войны, нещадно сдавливало горло. — Но самое главное, — Рал грустно улыбнулась, — поцелуи. Он сделает все, чтобы стать первым, затмить всех предыдущих, дать понять, что ты — самое ценное в его жизни. Он не мог целовать ее так, как целовал других женщин. Быстро, не вкладывая особых чувств, словно делая это ради слова «Надо» — надо, дабы не сойти с ума, выплеснуть все накопившееся, освободиться от терзающего напряжения. Он и правда животное, раз прижимал непокорную девицу, до боли впивался в ее губы, скользил ладонями по ее талии, как бы случайно цепляя ремень брюк. Насильно передал влечение. Будто напомнил, что бандиты всегда заполучают желанное. Захотел? Получил. Приструнил бешеную девку. Только хотел он по-настоящему. Не так, как остальные. Однажды Аккерман проявил слабость и последовал за красным цветом, нашел то, что искал. Мать была права: она появилась там, где он не ждал, подобно вспышке ворвалась в жизнь. Но и Кенни предупреждал: до добра она не довела, из-за нее он слишком размяк. — Госпожа Аккерман дала мне совет: «Нужно следовать не за тем, кто каждый день повторяет пустое «Люблю», а за тем, кто выражает эту самую любовь в своих поступках». Он никогда не говорил матери о своей любви, он просто… делал это, убивая себя ради нее. Вряд ли эти слова когда-то вырывались из его груди. Простое слово, отражающееся в каждом взгляде, каждом действии, при каждой попытке загородить жертву от этого грязного мира. — Я никому не говорила, но… Мне нравится мистер Аккерман, — долгожданное признание помогло Петре избавиться от тяжкого груза. — Я видела его истинную натуру, она совсем другая. Только вот… до жути уставшая. Однажды он мне признался: «Мечтаю закрыть глаза ночью и открыть их утром». Кошмары — их общая болезнь, вновь подтверждающая о связи. — Но в глубине души я понимаю, что мне не быть той самой. — Почему? — поднявшись с места, брюнетка подошла к девушке. И та, окинув ее грустным взглядом, ответила: — Не суждено. Отвернувшись от собеседницы, Петра намеревалась вернуться к работе, однако из-за внезапного выплеска эмоций, после которого дрожь охватила руки, она не могла даже прикоснуться к цветам. Только зажмурить глаза и тяжело выдохнуть накопившееся, открыть их вновь и взглянуть на сияющее под лунным светом поле. Завидеть многочисленные желтые огоньки на дороге. — Мы что, ждем гостей? — не успела прошептать Петра, как Микаса, мгновенно прильнув к окну и изучив приближающуюся группу людей, побледнела от страха. — Это не наши. Всадники, окутанные ночным мраком и ярким пламенем, облаченные в военную униформу, приближались к заветной цели. Каждый из них помнил свое задание — взять живыми тех, кто находился в небольшом домике. По-хорошему или с применением силы. Холодное оружие всегда под рукой. Люди окружили территорию, уничтожая любую возможность для побега. Тройка мужчин, решившая оставить все гостеприимство на пороге, разнесла в щепки дверь и прошла в гостиную. — Ну кто так встречает путников? — мерзкое возмущение представителя элитного войска нарушило тишину. Он быстро оглядел место: кастрюля с кипящей водой на печи, бушующий огонь в камине, опрокинутые на столе кружки и разбитая тарелка — неужто бедные женщины так быстро забились в угол от страха? — Эй! Хозяйка, выходи! Треск ломающегося под подошвой стекла отбился от стен, вмиг привлекая внимание. — О, так вы на втором этаже? — расплывшись в хищной улыбке, мужчина приказал напарникам оставаться на месте, а сам направился к лестнице. Испуганные зверьки решили поиграть в прятки? Однако не успев сделать шаг, мужчина встретился со своим последним мгновением. — Добро пожаловать. Оглушительный выстрел разорвал на части не только желанную иллюзию мирной жизни, но и тело мерзавца, посмевшего вторгнуться на территорию. Легкая победа? Никчемные и беспомощные особи? Почему-то солдат не предупреждали, что их встретит не напуганная крыса «подпольных» выродков, а разгневанная Ведьма с ружьем в руках. Кушель Аккерман никогда не будет считаться «простой добычей». Подоспевшие бандиты со своей жалкой «экипировкой» не успели оказаться в поле зрения, как вмиг превратились в кровавые сгустки, дополняя утопающее в алой луже тело товарища. Из укрытия выскочили вооруженные кастрюлями и кухонными ножами девушки.***
Бледный диск скрылся за тучей, и чернильная мгла расползлась по всему пространству, скрывая заблудших путешественников. Ни звезд, ни малейших очертаний открытой местности, лишь едва уловимые вдалеке огоньки деревень да дорога, тускло освещенная первым зажженным факелом. — Пиздато путешествуем, господа, — раздалось недовольство сквозь топот лошадиных копыт. Второй факел на миг ослепил капитана их небольшого «прогулочного» отряда, что в ответ рыкнул на подчиненного. Сейчас нет настроения обсуждать сорвавшуюся миссию. С новым порывом совсем не летнего ветра Кирштайн поднял воротник пальто. Ночной воздух медленно расщеплял открытые участки кожи — руки, немного шею, лицо; скользил по губам и пробирался внутрь, переходя к легким, а после растекаясь по организму. Казалось, уже все внутренние органы сжались от холода, нагоняя острую боль. — Капитан, — под мимолетным желтым блеском показался лысый парнишка — Йен. — Мы проследили за солдатами, задание выполнено, можно вернуться в штаб. Если мы проведем еще пару часиков в этой… кхм, ледяной клоаке, то я предупреждаю, что с завтрашнего дня ухожу в отпуск до тех пор, пока врачи не ампутируют мне все обмороженные конечности. И начнут они, похоже, с пальцев ног. — На кой черт мы вообще следили за мудаками Теманна? — донесся еще один голос. — Чтобы просто увидеть, как они принимали партию нашего же товара? Да я лучше бы в штабе остался и отчет дописывал. — Если кто-то еще попытается высказать свое недовольство вслух, то я поставлю этому человеку ночное дежурство, — Жан вмиг потушил гневный пыл товарищей. Проверка свиты Барнабаса не принесла желаемого результата, группа капитана Кирштайна лишь увидела то, что никак не считалось противозаконным. Полицейские просто явились на торговую точку и приняли товар, принадлежащий их организации — и никаких страшных секретов. Может, это все безумные догадки? Или подчиненные не имели дела к проблемам начальника? Вопросы остаются открытыми. — Слушайте, а давайте забьем на отчеты и пойдем в один паб, где подают нереальный бренди, — спустя напряженное молчание раздались уже восторженные вопли, — он здесь рядом, вон! Та деревушка! Мысль о веселом продолжении ночи разожгла в замерзших телах огонек. Солдаты мигом ожили — все, кроме капитана, погрузившегося в раздумья, и одной подчиненной, что хмуро разглядывала черную даль и в момент громких обсуждений пыталась привлечь внимание. — Народ, чтоб вас! — наконец перекричав горластых военных, девушка указала на расстеленную впереди темень. — Там что-то происходит! Видите? И правда, по опушке мчались и сливались с друг другом многочисленные силуэты, маленькие и большие. Тени кружились и уменьшались, словно падая на землю, вновь возрастали и бежали, скрываясь в крупных пятнах. Все это походило на завораживающую игру мрака, пока дикий, полный отчаяния женский визг не пронзил воздух. — Помогите! И лишь осознав, что темное представление на деле являлось настоящим преступлением, представители элитных войск бросились на помощь. Пляшущие силуэты оказались всадниками, которые преследовали тройку загнанных в ловушку девушек. Неизвестные пытались схватить беглянок, однако внезапное появление лишних гостей сбило их с толку. Откуда тут взялись легавые? Разбираться и оттягивать время не было желания, и люди совершили то, о чем их не просили — вынули оружия и открыли огонь. Яркие хлопки оглушили и ослепили. Теперь полицейские потерялись во вспыхнувшем хаосе, не ожидая подобного хода событий. Но благо внутреннее чутье подсказало этим утром взять в путешествие пару карабинов — не прогадали. Сейчас у солдат появился шанс отбиться от проблемы как рукопашным вариантом, так и огнестрельным. Свистящие над головами снаряды послужили отвлекающим маневром — люди вновь набросились на таинственных беглянок. И Кирштайн, отправив в нокаут одного из мерзавцев, переключился на смертоносную схватку крупного мужчины и слишком хрупкой на его фоне девушки. Бандит буквально навалился на жертву, «утрамбовывая» ее в грязную землю хлесткими ударами, пока та отчаянно отбивалась. С новым выплеском адреналина все вмиг образовалось в сплошное марево: сверкающие в темноте фигуры бойцов, силуэты испуганных лошадей, блеск летающих по воздуху капель и гадкое лицо преступника, посмевшего поднять руку на девушку. Кирштайн уже забыл, как налетел на мужчину и принялся начищать его рожу до мяса, как острая боль пронзила костяшки, ведь с «грандиозной» победой последовал еще один неожиданный поворот. Жертва, которую он спасал, ударила его по носу. Свалившись на землю, Жан прижал ладонь к лицу, кожей ощущая кровь. Сама беглянка не успела скрыться — верные подчиненные перехватили и отправили ее к подружкам. Сражение завершилось так же быстро, как началось. Перебитые незнакомцы оказались… представителями Военной полиции? И правда, «Зеленый Единорог» ярко переливался под светом факела. Но кто эти самозванцы? Что за чертовщина происходит? Проведя тщательное исследование и сделав вывод, что поверженные не являлись солдатами Теманна, полицейские загнали в угол оставшихся — тройку потрепанных девушек. С грубым приказом поднять ладони преступницы испепелили своих «спасителей», в особенности капитана, решившего рассмотреть их поближе. Первая — вьющиеся в запутанные кудри золотые волосы, блестящие от слез голубые глаза и поджатые от страха тонкие губы — слегка отвернулась от яркого пламени. Вторая — взъерошенные рыжие локоны, пылающие гневом зеленые глаза, сморщенный от отвращения веснушчатый нос с небольшой кровоточащей раной — при виде полицейского сплюнула на землю. Третья же — коротко остриженные черные волосы, покрасневшие от воспаления глаза, целая палитра из синяков, шрамов и порезов — не шелохнулась, смело буравя взглядом капитана Полиции. Тень ухмылки померещилась на ее губах, и парень с неким волнением вытер кровь с лица. Та самая девица, что дополнила вид Кирштайна возможно сломанным носом. — Что будем делать с этими… оборванками? — отметив жалкий видок девушек, солдаты поняли, что от этого дела им ничего не светит. — Наручники на запястья, — скомандовал Жан, отворачиваясь от наблюдательной брюнетки. — И в телегу. Будем выяснять обстоятельства.***
Приглушенный свет окутал фигуру, восседающую напротив. Ненавистная эмблема будто ослепляла, вынуждая виновато потупить взгляд. Отлично, теперь их будут терзать под самыми абсурдными подозрениями. Будь возможность, она бы высказала все, что знала, накопившееся за долгое время, однако предупреждение продолжало стучать в голове вместе с кровью. Нельзя доверять полицейским. Капитан Жан Кирштайн показался Микасе знакомым. Где же она видела это вытянутое лицо со впалыми щеками? И эти светлые глаза, цветом напоминающие дорогостоящий виски. У девушки была отличная память на физиономии — последствия вечных побегов от работорговцев, — однако данная персона привела ее в замешательство. Каждый вопрос, произнесенный спокойным и ровным тоном, приходилось игнорировать. Во время допроса преступница даже рта не открыла, сохраняя хладнокровие. — Иногда молчание не является лучшим решением. В твоем положении уж точно, — снисходительно подметил Жан, погладив пальцами кусок пластыря на носу. Благодаря брюнетке, что одурманила его своей необычной красотой — так он выразился в момент расспросов, — капитан больше не чувствовал запахи. Возможно, ему срочно требовалась медицинская помощь, но откладывать допрос не хотелось, тем более такой девушки. — Может, хоть имя назовешь? Или прозвище, как у вас принято? У вас, да? Знаешь, смотря на твой марафет, я бы приписал тебя к участникам боев без правил, таких, что обычно разворачиваются в «подпольных царствах», но… — парень покрутил пальцем у виска. — Мне будто кто-то нашептывает «Она не раз нарушала закон». — А Вы? — внезапно поинтересовалась заключенная охрипшим голосом. — А я… — капитан на секунду растерялся. — Признаюсь, я иногда закрывал на него глаза. Злоупотреблял служебными полномочиями. Микаса опустила голову. С упоминанием закона она вспомнила разбойников, актеров большой игры, у которой главное правило — Идеальность во всем. Идеально внедриться в ряды военнослужащих, идеально исполнять обязанности и идеально обвести всех вокруг пальца, скрывая истинную натуру. Возможно, один из таких актеров сейчас бы спас ее. — Итак, — Кирштайн вынул из кармана пиджака механические часы на цепочке, — рассвет наступит через три часа. За это время мы можем решить дело, и тогда ты уйдешь со своими подружками чистенькой и нетронутой. А если ты решишь и дальше сохранять молчание, то через тридцать минут у меня лопнет терпение, и солдаты уведут вас, красавиц, в общую камеру. Ну что? — он с азартом взглянул на заключенную. — У нас есть три часа. В ответ донеслась лишь горькая усмешка. — Я же вижу, — напряжение окутало капитана, — что вы — жертвы. Кто те самозванцы? С какой целью они преследовали вас? Они имеют отношение к той группе головорезов? Живодерам, из-за которых люди пропадают, а после помирают с кишками наружу. Ох, что это я говорю? Без органов. Черт, как же Гаусс назвал это место?.. Вайс-чего-то-там. Изумленный взгляд девушки заставил проглотить недосказанные слова. — Знаешь? — Жан бесстрашно обхватил перебинтованную ладонь брюнетки, и опутавшая костяшки боль растворилась под жаром чужой кожи. — Если ты знаешь, то скажи. Те люди являлись бандитами, да? Убийцами? Одно слово — и мы сможем помочь. Ответить Аккерман — но ответила бы она? — не позволил скрип двери и прибытие товарищей неугомонного капитана. — Сэр, Теманн вызывает, — отдал честь первый солдат. — Лучше скажите, что с остальными девчонками, а потом уже Теманн. — Ни слова, — ответил второй, пожав плечами. — Пришлось отправить в камеру. Их взгляды пересеклись, на миг заставляя пространство замереть в тусклых отблесках; и капитан упустил нить реальности, только окунувшись в глубину серых глаз. Он даже не заметил, как из-под пальцев выскользнула хрупкая ладонь, окрашенная в алые пятна, следы бесчисленных боев за спасение. Все, что он смог почувствовать — горечь фразы, слетевшей с сухих губ заключенной: — Очень хотелось бы. Не сводя глаз с изумленного капитана, Микаса приподняла скованные цепями руки, позволяя солдатам увести ее в обещанное место как опаснейшего преступника. — Мы еще вернемся к этому разговору, — слова послужили предупреждением.***
Подземные просторы окутаны едкой человеческой вонью и пугающей темнотой — хлопки неистового смеха вылетали из каждого мрачного угла, вселяя страх в загнанные девичьи души. И пусть перед глазами переливалась только каменная стена, но их, жалких пленниц, не покидало ощущение, словно монстры поджидали сразу за железными прутьями. — Второй, — произнесла Микаса, стараясь унять дрожь в пальцах. — Второй раз за решеткой. — Седьмой, — мягкий голос раздался над ухом. В игре теней показалось печальное лицо Изабель. — Я победила. Кто знает, сколько еще в этой поганой жизни им предстоит почувствовать себя «подземной крысой». Казалось, будто они гниют уже целую вечность, подслушивая грязные разговоры из мрака — на деле час, который мог подарить им свободу, будь они на верном пути. Но они побоялись возможной помощи, подчинились свидетелю страшного преступления. — С Фэйт они не были любезны, — в голосе Хистории Магнолия уловила лишь холод, подобный на тот, что исходил от самой блондинки, но Аккерман — ненависть. — Они и нас растерзают, когда добьются признания. Вырежут органы да пальцы отрубят. С упоминанием убийц невинной девушки внутри все застыло и покрылось коркой. «Зеленый Единорог» обратился в последнее видение Фэйт Уорнер. — Нужно выбираться отсюда, — прошептала Изабель скорее себе, нежели сокамерникам. Дело считалось невозможным, ведь все смотрители «подземелья» являлись чужаками — ни одного знакомого лица и родного оскала. Что же делать? Дожидаться момента, когда их вновь отправят на допрос? Там и до выяснения личных грешков недалеко. Неужто сидеть и просто надеяться на чудо? Но чудо свершилось, явившись секундным силуэтом за решеткой — за ту же секунду Изабель поверила в Бога, что наконец решил оказать помощь. — Килли! От неожиданного вопля представитель элитных войск оступился и чуть не вошел лицом в стену. Обернувшись к решетке камеры, Киллиан Гаусс сначала не поверил собственным глазам, замирая на месте с раскрытым от удивления ртом. Неужели он так закипел от тяжелой службы в дьявольской «бездне», что теперь ему мерещилась Изабель с Микасой? — Еб вашу мать, вы как вообще здесь оказались? — опомнился парень, когда женские руки, протиснувшиеся через прутья, попытались обнять его. И правда — побитые, грязные, словно пережившие целую атаку девушки находились за решеткой и глядели на долгожданного спасителя как на посланника с самих небес. — Долгая история. Пожалуйста, вытащи нас отсюда! Только новых проблем от начальства ему не хватало. — Так, тише! — взмахом ладони Гаусс прервал бабский галдеж. Все возможные события промелькнули перед глазами. Не бросать же своих в беде, верно? Но подобная помощь породит риск самому оказаться правонарушителем, а там до трибунала смело рукой подать. — Черт, как же вы не вовремя… Ладно! Засядьте в угол и не привлекайте внимание, я что-нибудь придумаю. Кто не рискует, тот не живет? Пожалуй, самая подходящая фраза для скрывающегося за эмблемой Полиции разбойника. Времени на создание четкого плана не было, Киллиан сразу отметил свою цель — связка ключей от «питомника», что хранилась у капрала Белла, сейчас разыгрывающего неизвестную по счету партию со своими коллегами. Приметив тройку мужчин за столом, захламленным монетами да картами, солдат тенью прошмыгнул к рабочему месту начальника, по пути улавливая чужой разговор. — Да вы только представьте! — воскликнул Белл, едва не раскрывая содержимое своего «веера». — Допустим, аппарат, благодаря которому можно забыть про письма и почту! Без проблем общаться с тем, кто находится на другом конце континента! Сотня километров — пуф! Это был бы грандиозный прорыв, и все бы позабыли про устройство маневрирования! Вот клянусь, когда-нибудь я буду изобретателем… — Ага, хорошо, — бросил в ответ товарищ, подкидывая в общую кучку бумажный квадрат. — Но пока ты полицай, делай ход, заебал уже. Увлеченные азартной игрой военнослужащие даже внимания не обратили на странные «мерцания» в темноте. Медные ключи сверкнули спасительным блеском в руках Гаусса, и девушки затаили дыхание. Щелчок замка скрылся во всеобщем гоготе, как и шаги, что разнеслись по узкому коридору до самого черного выхода «подземелья». Заветная дверь, напоминающая непробиваемую плитку, на секунду останавливает солдата, но он поспешно применяет следующий ключ, что удалось прихватить со стеллажа, и открывает «преступницам» путь к долгожданной свободе. Те вновь набрасываются на спасителя с крепкими объятиями, и одна из них дает обещание поговорить с Аккерманом-старшим о повышении Гаусса, однако парень, резко меняясь в лице, прерывает всю радость горестной новостью. — Кенни погиб. И вся реальность начинает крошиться на мелкие песчинки. — На улицах вспыхнул настоящий хаос — можно считать, нам объявили войну. У Вилли целая армия полицейских, поэтому будьте осторожны. Трещат сердца, мерещатся слезы. Девушки молча кивают и скрываются в ночной темноте. Но скрыться с места преступления не так легко, как подумал рядовой Гаусс, с предательским страхом улавливая яростное рычание именно в тот момент, когда вернулся к пустующей камере. — Не стоило тебе влезать в это дело. Любое решение в пользу других может обернуться против тебя. И Киллиан успевает только оглянуться — пронзившая тело боль начинает вырываться наружу вместе со струями теплой жидкости. — Ах ты сука… Все вытекает сквозь пальцы и медленно утопает в темноте. Окровавленный нож в дрожащей руке, холодный взгляд и изогнутые в отвращении губы с парой бордовых капель, брызнувших после хриплого смешка умирающего. Гаусс смеется убийце в лицо, надрывно, как сумасшедший, словно показывая свои догадки, пачкая кожу кровавой слюной; а после, отчаявшись, позволяет опустить себя на грязный пол камеры. — Ты не оставил мне выбора, — произносит человек, вытирая лезвие тряпкой, у которой в уголке мерещится вышитый зелеными нитками единорог. — Не волнуйся, скоро мы встретимся в общем котелке Дьявола, — уже тихо отвечает Киллиан. — Да. Убийца уходит, напоследок ослепив умирающего солдата ненавистной эмблемой. Он знает, что через десять минут товарищи найдут окровавленное тело ничем не провинившегося рядового, мигом поднимут панику на весь штаб и обязательно ворвутся в кабинет главнокомандующего с дикими криками: — Рядовой Киллиан Гаусс найден мертвым! Преступники сбежали! Убийца уходит, в последний раз улавливая хрип Киллиана, что по велению судьбы оказался не в том месте, не в то время. — Оливия… На лице молодого парня застывает гримаса.***
Родное место больше не встречало его так, как раньше: с долгожданными объятиями, в которых мгновенно забывалась боль, с парой ласковых улыбок и атмосферой спокойствия, желанной после всего пережитого. Сейчас родное место сжимает его сердце до хруста — и ребра начинают трещать в такт невыносимой пульсации. Только не она. Запах каленого железа бьет в нос, едва он переступает порог и замирает от увиденного ужаса, опуская оружие. Разорванные тела утопали в густых лужах, превращая дом детства в настоящее кладбище. Ад, где их всех заждались. От вида смятых кастрюль и размазанных до мякоти мозгов голов он напрочь забывает о возможной опасности, громко повторяя ее имя. Мужчине глубоко плевать, остался ли кто-то из преступников в живых — возможно, ему подготовили ловушку, дабы дополнить хаос новыми ошметками расколотого черепа, — он просто зовет ее до тех пор, пока яростно не стряхивает с лица капли. Неужто слезы впервые пробились за тридцать с лишним лет? Нет, это пот вперемешку с кровью стекал по лицу, заливая глаза. Когда тихие женские всхлипы начинают доноситься со второго этажа, мужчина теряется в смрадной реальности, быстро взбирается по лестнице и словно в бреду повторяет одно имя. Только не она. Только не она. Перешагивая последний труп с выжженной дырой в груди, он понимает, что сил войти в комнату у него попросту нет. Он слышит всхлипы и стискивает зубы от собственной слабости, страха. Мужчина всегда был жалким остатком той вырвавшейся гнили, что нескончаемым потоком заливала их родное место. Щелкает замок, скрипит дверь. Леви застывает на месте. — Кушель… И мерцающая алыми цветами картинка начинает расползаться перед глазами, погружаясь в темноту.