Огромные здания сменяют друг друга, утопая в бесконечности города; зеленые деревья сливаются в единую длинную нить, что проплывает через все улицы - а серое небо остаётся непоколебимым, таким же глубоким и безмятежным. Огромным всепоглощающим гигантом.
***
- Что бы он не делал - ты слушаешься; каждое его слово - единственная правда для тебя. Как бы он себя не повёл, ты должен быть на его стороне: уметь успокоить, ободрить, поддержать, а если нужно, то и ублажить
- Ублажить?! - Раздаеться робкий и тихий голос омежки, что большими и столь невинными глазами смотрит на воспитателя
- Ублажать. Кланяться. Молить. Стонать, - словно монеты, чеканит тот. - Каждое твоё движение должно быть ради него, каждый твой вздох -
его.
- Но я...
- Никаких больше,
я
***
Темные тучи сгущались, ветер усиливался, и вот-вот должен был грянуть ливень. Люди метались, словно маленькие букашки, ища место, где упрятаться от простых капель воды, даже не замечая, что яд - это они сами.
***
- Что ты несёшь? Да как ты только смеешь? - Кричит альфа на весь особняк. Все его лицо пунцовое, вены на шее готовы взорваться от напряжения - он взбешён, в ярости, словно дикий бык. Он со злостью хватает дорогой хрусталь и бросает в хрупкого ребёнка, что от одного лишь крика уменьшился в несколько раз, и едва ли походил на живого человека.
- Не смей! Слышишь?! Не смей у меня ещё раз такое спрашивать! Твой рот не для этого создан! Я тебе эту жизнь подарил! Она мне и принадлежит! Я тебе практически целый мир у ног положил! А ты, неблагодарный! - Альфа замахнулся своей огромной ладонью, и ударил по лицу ребенка - адская боль, неизмеримая обида. Мальчик, словно маленькая тростинка с хрустом упал на мраморный пол, прижимая к опухший щеке, бледную, практически белую, явно не здоровую, ладонь. Столько боли сколько отчаянья. Последние крупицы надежды, веры в нормальное будущее, без рабства, без принадлежности. Самое ужасное, что можно увидеть в чужих глаза - это крушение мечт, сжигание мостов, последние осколки сознания. Вот он... конец. Нет другого варианта, нет другой жизни. Нет смысла искать спасения. Вечные попытки бегства были впустую, ежедневные побои, лишь раскромсали все органы внутри, лекции со слоганом " ты- ничто" лишь добивали все то духовное, что даже не успело сформироваться в юном теле.
Ему не хотелось больше желать. Не хотелось бороться. Он устал от этой войны внутри себя, устал бороться за каждое слово, после которого приходилось несколько часов подряд, сгорбившись на полу, выплевывать кровь из-за рта, в надежде на то, что это
не жизненно важные органы. Его тошнило от себя, он гнусного существования, от судьбы продажной шлюхи, пустой постилки. Его разрывало на части от мерзких и похабных слов. Он не хотел быть пустым... он просто не хотел быть.
- Вон с моих глаз, сопляк! Тебе осталось еще четыре года, и потом будешь ползать на своих костяшках и благодарить меня!
- Ты уже заставил меня упасть... ниже некуда
***
Какой бы грозной и тяжелой не была погода в городе, Юнги любил Сеул всем своим
сердцем. Любил за неординарность, свойственную ему переменчивость, вечное беспрерывное движение. Но больше всего он любил именно такие моменты: на улицах не было ни души, все спрятавшись в зданиях, автомобилях, пережидали ливень, боясь даже ступить под воду.
А Юнги бы отдался. Отдался этому потоку воды, чтоб остудиться, смыть с себя все эту грязь.
Но не положенно. Нельзя.
Нельзя. Нельзя. Нельзя.
Тюрьма с иллюзией свободы
Машина медленно заезжает во двор огромного дома, объезжая вокруг небольшой лужайки, и паркуется прямо под стеклянным навесом, у входа.
Молодой человек вспоминает, как впервые приехал в это место, как каждая крупица, штрих его завораживал.Он бегал по двору, всматриваясь в каждый угол, искал все тропинки, изучал растения, что встречались ему по пути, затем со скоростью света начал летать по внутреннему замку - восторг так и лился с его глаз. Он улыбался, бегал, и именно своим светом оживлял это место.
Все было сделано настолько тонко и со вкусом, что искать даже изъяны не хотелось, он просто впитывал в себя всю это красоту, изысканность и эстетику сооружения.
Впервые он смог назвать что-то домом, что-то настолько ему близкое - красивое и пустое.
Именно тогда Намджун обвил его за талию, прижимая к себе, и нежно прошептал на ухо: "Теперь это наш дом".
возможно, это был единственный раз, когда его сердце пропустило удар.
- Господин Мин, - тихое обращение дворецкого, вытаскивает омегу из мыслей, - прошу, пройдемте со мной.
- Да, конечно, Тэд, - Юнги мотает пару раз головой и на секунду прикрывает веки, чтоб
поправить свою маску.
Сейчас он бывает в особняке не так часто - слишком долго добираться из центра, когда он не может тратить драгоценные часы, на поездки. У омеги и так есть огромная квартира в лучшем районе страны, с окнами, что открывают ему вид на весь Сеул, даже на реку Хань, а еще ...
Он спит там.
Его проводят в комнату переговоров, что скрывается за масштабной деревянной дверью, закрытой от чужих глаз. Мин не слышит и слова, но чувствует
запах, что так яростно вписывается в него, пробирается под кожу.
Когда громадина раздвигается омега медленно вплывает в помещения. Намджун весело смеявшийся до этого, уже пожирает своим хищным взглядом омегу, облизываясь, и солнечно улыбается ему, приглашая взглядом присесть рядом - Юн слушается, и плавно приземляется на дорогостоящий серый диван. Его бедро касается бёдра мужчины, а намджуновская рука сразу же ложиться на чужое колено - Юнги красиво улыбается, а затем поднимает взгляд на собеседников
- Юнги, рад тебя видеть, - тихо и плавно говорит Чон Чонгук, поглаживая бедро
своей омеги. Чонгук - крупнейший портнер Намджуна. Ему принадлежат несколько портов в Корее, включая самый главный в Пусане; три порта в Японии и еще четыре в Китае и Тайланде. Чон Чонгук - опасная личность: у него есть связи везде: в правительстве Кореи, России, Америки, поэтому ему с легкостью удается скрывать свои подпольные и довольное грязные делишки за безобидными перевозками и клубами. Чон Чонгук - чума, что захватила весь восток, и тянет свои щупальцы к Америке и Восточной Европе. Он за несколько лет, смог поглотить и подмять под себя прошлых олегополистов, уничтожить их товар, имя, растереть в порошок даже воспоминания, и создать собственную не уничтожаемую сеть.
Чону никто никогда не бросает вызов ведь единственный результат - это смерть, и уж точно не Гука.
Его оружие - лучшее, шлюхи - самые красивые и счастливые, предметы искусства - стоят больше, чем тонны золота.
Этот альфа знает путь ко всем и каждому, умеет красиво и четко говорить. Он побуждает дикость, азарт в собеседниках, распаляет их сердца, что они готовы идти за ним до конца. Чонгук всей своей мощью заставляет других растекаться, словно глыбы льда под палящим июньским солнцем. Взгляд его ореховых глаз испепеляет, сжигает тебя изнутри, превращая в горстку пепла.
Когда в помещение входит Чонгук , другие перестают существовать. Когда из помещения выходит Чонгук - мир прекращает существование.
- Я также, Чонгук.
