Темная звезда

      Энакин нервно кусал губы, расхаживая по своей комнате. Его всерьез беспокоила своя уязвимость — подумать только: продолжи Оби-Ван ласкать метку хотя бы пальцами, он, сильнейший ситх и будущий повелитель всех звездных систем, послушно раздвинул бы ноги, или, того хуже, согласился вернуться!       Нет, нельзя, ни в коем случае нельзя пускать эту ситуацию на самотек! Но вот что делать? Даже крепко замотанная бинтом, даже скрытая металлом, звезда словно бы смеялась над взбешенным Скайуокером, продолжая светиться и чувствовать все прикосновения к ней.       — Чертова метка! Я бы и так заполучил власть над ним, и без этой дурацкой связи из трухлявых легенд! — взвился молодой ситх, одним свирепым взглядом заставляя рассыпаться мелкими осколками огромное зеркало, посмевшее отражать его бессилие.       — Повелитель… — робко позвал Энакина слуга, предусмотрительно проталкивая вперед себя упирающегося и явно обиженного на весь свет молодого человека.       — Да пошли вы все в… — окончание фразы, вряд ли цензурное и благопристойное, заглушило яростное гудение алого светового меча, приставленного к горлу вошедшего падавана.       Вейдер давно понял, что иначе с этим юнцом попросту никак: закончатся все перепалки все равно едва ли не перчаткой в лицо и вызовом на дуэль.       — Молчи и слушай, пташка. Я собираюсь овладеть Оби-Ваном прямо здесь, в этой комнате и на этом полу, и ты мне в этом поможешь, — предельно четко и доходчиво начал Энакин, все еще держа меч у горла пленника и ловко уворачиваясь от плевка в лицо.       Падаван гордо тряхнул косичкой, рискуя напороться на край гудящей багрово-красной полосы, сверкнул глазами и в совершенно непечатной форме повторил просьбу всем кроме него, любимого и храброго, пойти далеко и надолго, не обходя по пути ни единой из достопримечательностей. И вообще он на этого моралиста обижен, а извращенцу такому помогать и подавно не планирует.       Выслушав все откровения с вялым любопытством, Вейдер поступил просто: хирургически точным движением почти воткнул радостно прожужжавший меч в солнечное сплетение вскрикнувшего молодого джедая.       Почти, потому что за секунду до того, как меч пронзил такую хлипкую преграду, как тренированное юное тело пленного, Энакин убрал опасную часть меча, так что в живот мальчишки ткнулась лишь рукоять, но боль, которую тот при этом испытал, от этого меньше не казалась.       — Если я сказал, что ты поможешь мне, то ты это сделаешь, Энакин. И потом… разве тебе не хочется увидеть, как я с каждой секундой все глубже погружаю святого Оби-Вана Кеноби во тьму похоти? Как он сам умоляет нас нарушить все правила и взять его? Как целует сапоги и пальцы, в надежде, что ему позволят коснуться губами хотя бы моего… или твоего бедра? — прошептал Вейдер, прижимая тихо скрежещущего зубами от боли юнца к стене и ради собственного удовольствия проводя губами по нежной коже шеи падавана. Чем ему нравился этот мальчишка, так тем, что тело его было отзывчивым, но даже если часами напролет избивать его плетью, упрямец ни разу не вскрикнет и не проронит ни звука.       Но Вейдеру совсем не нравилось, что после таких игр он находил старые рубцы или шрамы на своей коже.       Все попытки полностью уничтожить прошлое пали прахом: вот оно, это прошлое. Кусает губы уже не от боли, а от желания самому вести, самому вжать — его, Темного владыку! — в стену или кровать.       — Надо отдать мне должное, я был просто невыносим. Кажется, Кеноби все-таки святой, — вздохнул мужчина, отходя от наглого юноши, уже успевшего искусать его ухо.       Как так вышло, что его прошлая жизнь, которую он так желал сжечь, забыть, уничтожить, взяла и воплотилась в совершенно самостоятельную личность? У Энакина, сейчас предпочитавшего называть себя Дарт Вейдером, ответа не было. Зато был неконтролируемый юноша в самом расцвете… гхм… не тех сил, которых хотелось бы. Сейчас, когда Скайуокер имел неудовольствие наблюдать за собой же трехлетней давности, он порой искренне сочувствовал бывшему учителю, об ученичестве у которого, впрочем, помнил слишком мало — все воспоминания о большей части жизни остались у юного Энакина, сейчас пытавшегося отдышаться и незаметно подкрасться с ножом для фруктов в руках. Это ему, Темному Владыке, никак нельзя убить или ранить свое прошлое, а этот… феномен — может. Хоть и прекрасно знает, что погибнет, поскольку по-настоящему не существует, пусть и вполне материален. А вот втемяшил себе в голову, что раз станет Злом, то лучше умереть — и пожалуйста. Упертое животное.       — Отберите у него эту пилочку и заприте в комнате. Лишите орехов и бананов на три дня, — устало отдал приказ Вейдер, не оборачиваясь на горестно и обиженно взвывшего юнца.       Когда он успел стать папочкой строптивого подростка?