Колебательные метки

Этот корпус не был ему знаком. Неизбежно похожий на собратьев, но вместе с тем - детально отличный от них. Их - эти детали - очень просто увидеть, если знать, куда смотреть. Мальчик знал. Когда проводишь жизнь, дрейфуя по бесконечным артериям исследовательского центра, начинаешь распознавать маркеры, которые сторонний наблюдатель не заметит. В отличие от других, линейных на всём протяжении, этот коридор петлял, как заячья тропа; тупики и развилки ждали за каждым поворотом. Стены были привычными серыми, но с матовым металлическим отливом, и ребристые, если провести ладонью. Двери, опять же. Их было меньше, чем обычно. Тяжёлых стальных шлюзов с поворотным механизмом, за которыми прятались биолаборатории, здесь почти не было - по дороге встретились всего две или три. Наверное, это хороший знак. Он не любил настораживающий гулкий грохот, с которым они захлопывались за спиной. И того, что происходило за ними потом, не любил тоже. Мальчик потёр глаза пальцем и коротко зевнул. Подняв голову, оглянулся на кативших его коляску сопровождающих. Они больше не выглядели подводными жителями - мутная взвесь исчезла, после выхваченного короткого сна зрение обрело прежнюю четкость. Несмотря на гнетущую атмосферу, тащившуюся вслед за ними душным облаком, в голове мелькнула обнадеживающая мысль. Может, его везут в один из интерактивных залов? Структура образовательного крыла чем-то отдалённо напоминала эту - те же вихляющие коридоры - да и дышалось там иначе, чем в других корпусах. Он глубоко вдохнул и задержал дыхание. На пробу пощупал языком нёбо. Легче и слаще, определённо. Те редкие занятия он любил. Вспоминая, как мягко ложится на кожу рассеянный толщей воды свет, а вокруг стаи рыбёшек, танцуя, перетекают из одной геометрической формы в другую, он испытывал странное спокойствие. То же чувство посещало его, стоящего в толпе людей: они омывали его, как лёгкий прибой обтекает покатую ракушку, скользили мимо, почти задевая плечами. Поймав его ищущий взгляд, улыбались. Улыбались ему. Конечно, и морские глубины, и города были фикцией, набором воспроизведенных компьютером алгоритмов, заключённых в многоуровневые циклы. Голографическим миражом. Рыбки ли, люди, населяющие его, - не более чем бесплотные фантомы, касаться которых - все равно что трогать пальцами пустоту в ожидании отклика. Но это не имело значения. Находясь с ними, вплетаясь в окружающий мир ещё одной живой клеткой, он больше не чувствовал себя одиноким. Коляска, качнувшись, остановилась. Мальчик заставил себя вынырнуть из обволакивающей вуали воспоминаний - и перед его взглядом выросли высокие сдвоенные двери. Одна половина представляла стандартный прямоугольник, чуть утопленный в стене. Рядом мерцал алым датчик отпечатков. Вторая, полный её антипод, в свете ламп тускло отливала армированным железом и была на вид тяжелее раз в десять. Ожидаемо, его сопровождающие потянулись именно к ней. На входе в маленький тамбур включились скрытые механизмы - и со всех сторон окатило мелким душем из вращающих форсунок. Резко запахло антисептиком. Пока мальчик прокашливался, активизировались вентиляторы, окунувшие вошедших сначала в обжигающее пекло, а потом в холод. Ему вспомнилась увиденная в одной демонстрации мойка машин, он даже оглянулся с улыбкой в поисках выезжающих из стен гигантских щёток. Система тем временем решила завершить гигиеническую процедуру и с тихим шипением отворила внутреннюю дверь. Мальчик успел удивиться недавним аналогиям, оказавшимися провидческими. Комната, в которую они попали, была аквариумом в чистом виде. Узкий, вытянутый вдоль одной стены герметичный прямоугольник, одна грань полностью прозрачная. Смежное помещение просматривалось как на ладони. За исключением вделанных в стены гнутых конструкций, похожих на поручни, оно было пустым. Ни кроватей, ни привычной громоздкой аппаратуры, даже окон - и тех не было. По периметру с видом хозяина прохаживался худощавый мужчина в белом накрахмаленном халате. В задумчивости он вертел пальцами дужку очков. На два размашистых шага приходилось в среднем полтора поворота. Его остроносый профиль и надменно поджатые губы были мальчику откуда-то смутно знакомы. "Мы ждём ещё кого-то", решил он, изучая чеканный шаг доктора, за которым угадывалась легкая нервозность. Тем временем сопровождающие аквалангисты покинули его. Через несколько безумно растянутых минут они появились, уже разоблаченные, по ту сторону стекла. Без своих внушительных костюмов и шлемов они выглядели до несуразного смешно: один, высокий и тощий, чем-то похожий на жирафа, комкая полу синего халата, держался в тени другого, крепко сбитого и широкоплечего, и всеми силами избегал взгляда врача. Второй, насупившись, сделал шаг навстречу и протянул планшет. Доктор, не глядя пролистал бумаги, нахмурился, пролистал ещё раз, более вдумчиво. Его недавние сопровождающие ощутимо стушевались. Жирафообразный мужчина попытался боком просочиться к выходу, но был остановлен властным окриком доктора. Тот начал гневно что-то им выговаривать, попутно раскручивая очки как пропеллер. Желваки на его скулах ходили маленькими жерновами. Разумеется, никаких звуков до мальчика не долетало - обе комнаты были звукоизолированы на совесть - но по кислым выражениям лиц бывших "подводников" он догадался, что беседа вряд ли была дружеской. Закончив отчитывать сотрудников, он махнул рукой, и те двое, не дожидаясь повторной команды, спешно вылетели из помещения. Разом потерявший к ним интерес доктор, держа очки в вытянутой руке, задумчиво посмотрел на просвет, протер линзы краем рукава и осторожно опустил их в нагрудный карман. И, повернув голову, неожиданно глянул на мальчика в упор. Если бы он стоял на ногах, то точно отшатнулся бы к противоположной стене, а так просто подался назад на кресле и судорожно сглотнул. Потом издал жалобный свистящий звук, пытаясь вдохнуть поглубже. "Вот так взгляд. Кажется, я понял, как чувствует себя бабочка, когда её живьём прикалывают к панно." Доктор отвернулся. А обескураженный, с заходящимся сердцем мальчик вспомнил, почему этот человек показался ему знакомым. Он видел его краем затуманенного глаза, когда наркоз только вцепился в сознание мертвой хваткой. Одна из последних операций, после которой к нему и приставили этих двух "водолазов". Он ею заведовал. Стоял рядом, в стандартном костюме защиты, направлял и исправлял хирургов, произнося при этом важные слова, вроде "внедрения", "инновации", "разработки" и какого-то "симбионта". В чем заключалось внедрение, ему осталось неясным, - только в спине появилось два лишних отверстия, окантованных металлом, - а объяснить никто не потрудился. Впрочем, не удивительно - его редко ставили в известность. Только если требовалось непосредственное участие. Дверь смежного помещения опять отъехала в сторону. Уверенный, что вернулись санитары, мальчик сморгнул. Неверящим взглядом ощупал ссутуленную фигуру вошедшего, застывшую на проходе, небрежно облокотившись на костыли. Мужчина, молодой. Короткие тёмные волосы. Тонкие, правильные черты лица, которые немного портят иссиня-черные синяки под глазами и пожелтевшие, уже сходящие - на скулах и подбородке. Губы, вытянутые в нить. Взгляд исподлобья. Злые, очень злые светлые глаза. Больничная пижама цвета морской волны - как и та, что на нем самом. Мальчик, не чувствуя тела, поднялся с кресла и подошёл вплотную к стеклу, разделявшему их. Прислонился лбом, не сводя глаз. "Пожалуйста. Только не снова. Не заставляйте меня делать больно. Умоляю". Внутри медленно, но неотвратимо рождался громкий, отчаянный всхлип. *** Он не умел считать прошедшие дни, а его организм - не был приспособлен взрослеть. Мальчик, скорее всего, виновато промолчал бы, спроси его, когда это началось. Зато он помнил, с чего. Мыши. Обычные мышата из вивария. Миниатюрные белые комочки, живые катышки ваты. Один бегал по его ногам, периодически пробуя на зуб больничное одеяние; второй, подергивая усами, преспокойно сидел на раскрытой ладони. Рука ощущала спокойное, вибрирующее тепло живого организма. Бережно трогая пальцем бархатную шкурку, мальчик поражался, откуда в таком маленьком существе столько безрассудной храбрости. И как она вся может в нем помещаться. Будто бы вся мышь целиком из неё состоит. Мальчику хотелось смеяться. Стоящие за его спиной, отделённые прозрачной перегородкой, люди в белых халатах молчали и обменивались взглядами. Иногда косились на наручные часы. Потом мышонок, что был на коленях, повалился набок, захрипел. Секунду спустя второй чихнул, выстрелив в воздух микроскопическими капельками крови. Шевельнул носом, не понимая, что произошло, вопросительно уставился на мальчика. Крохотное тельце опять конвульсивно сократилось и исторгло ещё один кровавый всплеск. Потом мышь, собрав последние силы, зачем-то ринулась на край ладони - и канула вниз оловянным солдатиком. Крик застрял где-то в груди, не дойдя до горла. Словно в трансе, он спустил вниз дрожащую руку, поднял мышонка. Набухшие слезами глаза в отчаянии перебегали с одного пушистого тельца на другое. "Ну же. Пошевелитесь, маленькие мышки. Вы ведь просто пошутили, да? Решили так поиграть?.." Они быстро, слишком быстро обмякли, потяжелели. Черные бусины зрачков покрылись непрозрачной липкой плёнкой. Где-то в отдалении истерично скрипели, сталкиваясь с бумагой, графитные стержни. Позже их было много, разных. Целое кладбище тех, с кем он так хотел бы подружиться. Попискивающие и мяукающие, урчащие и блеющие. Были те, кто смотрел с любопытством, как эти мышата, и те, кто испуганно прижимал к голове уши. Еще были те, кто закрывал руками лицо, пытался отползти подальше (мешали ремни и миорелаксанты), скулил, плакал и молил о пощаде. Их крики потом выворачивали наизнанку его сны и сводили с ума подключённые электроэнцефалографы. Всякий раз, когда зажигалась зелёная лампочка, сигнализирующая об окончании эксперимента, и санитары в биозащите паковали в непрозрачный пакет очередное тело, он судорожно думал, что с ними всеми было не так. Животные ли, люди - все живое не может так быстро кончаться. Так ведь? Неужели они были сломаны раньше? Может, они больны и уже обречены, что их приводят сюда умирать?.. И однажды, забившись в угол палаты, отстранённо изучая свои трясущиеся серые пальцы с кровоточащими заусенцами, безымянный мальчик понял, что причина вовсе не в них. А в нём. Это он сам был сломан. Как давно? Возможно, с самого начала. И вот теперь - опять. Когда он почти расслабился, забылся, нашёл своё место в фальшивом мире голограмм. Повторение пройденного. *** Это оказалось несколько сложнее, чем он думал. Нет, не так - это было настолько дьявольски невыносимо, что он уже успел проклясть себя вместе со своим бегущим вперед разума языком. Дважды. Радау вымучил очередной шаг и остановился, тяжело переводя дух. Покачнувшись, тыльной стороной ладони стёр со лба выступившую испарину. Ненависть плескалась в нем, как серная кислота, отдаваясь изжогой на корне языка. Глухая злоба - на собственное бессилие, на гнусного очкастого докторишку, на все скопом обстоятельства, вынуждающиеся его заново осваивать искусство прямохождения. Он шумно втянул воздух, скорее интуитивно, чем физически ощущая, как лихорадочный пульс медленно, но верно снижает обороты. Возвращается к норме. Вторая заповедь хорошего наёмника - "Сначала продышись, потом стреляй". А первая звучит примерно как: "Не пизди больше необходимого". Скрипнув зубами, Радау вновь двинулся вперёд. "Левой". Превозмогая сопротивление конечностей, шагнул ещё. "Правой". И ещё. "Раз-два-три, мать твою". Надо воздать должное политике безопасности - это был хороший тактический ход. Вместо того, чтобы окружать клинику блок-постами и километрами заборов с колючей проволокой, сделать пациентов (подопытных, ядовито поправил он себя) физически неспособными к побегу. Дёшево, сердито, эффективно. Пожалуй, он даже поблагодарит их. Позже. Поднятым вверх средним пальцем, когда смотает отсюда удочки. Взглядом бойца, привыкшего к засадам, он на автопилоте прощупывал ничем не заставленное пространство больничного коридора. Никаких брошенных каталок или прочего медицинского хлама. Ни больных тебе, ни персонала - сплошь ровные серые стены и тонкие стыки, за которыми угадываются границы дверей. Пусто и безлюдно. Вдалеке раздалось дробное эхо удаляющихся шагов. "Двое. Не совсем тут безлюдно". Нужную палату даже искать не пришлось - проем гостеприимно открылся, стоило пройти мимо. Радау покосился было заинтересованно на железную дверь рядом - и уставился на аккуратно прислонённые к ней костыли. Восстановленное дыхание вновь сбилось. "Ты, тварь. Издеваться вздумал?" "Не пизди. Пока - не пизди". С трудом обуздав порыв пинком отшвырнуть костыли, Радау, внутренне передернувшись, протянул к ним руку. Опробовал на прочность, повис всем весом. Уловив сместившийся центр тяжести, позволил себе немного расслабиться. Да. Определённо, так лучше. И, как акробат на ходулях, он одним рывком внёс себя в помещение. Придав телу по возможности расслабленную позу, огляделся. Комната примерно пять на пятнадцать, со зеркальной (наверняка ударопрочной) стеной. Окон нет, вентиляционных отверстий тоже. Есть неясного назначения железяки, крепящиеся к стенам. Похоже, что намертво, сразу не отодрать. А так хотелось бы приложить кого-нибудь. Вот, например, его. Стоящий поодаль уже знакомый очкастый приподнял бровь: - Раз все в сборе, начнём, - отработанным до автоматизма жестом он потянулся к очкам, прервался на полу-движении, раздраженно забарабанил по циферблату наручных часов, - Итак, данный эксперимент... - Так, стоп, стоп, - перебил его Радау, с наслаждением наблюдая, как темнеет лицо доктора, - Все - это ты и я? А то я что-то никого больше не наблюдаю. - Тишина, - сухо отчеканил тот. Часы, оказавшиеся на проверку, видимо, портативным модулем управления, вызвали из невидимых отверстий в стенах двух змей из гладкой чёрной резины. Безошибочно найдя цель, они присосались к металлическим отверстиям в спине Радау, выпростав в позвоночник острые стальные жала. Приподняв его в воздух, они затащили его внутрь палаты и так и оставили висеть в сантиметрах в десяти над полом. Костыли гулко упали на пол. Все это время Радау, не прекращая, орал от боли. Доктор поморщился, коснувшись пальцами виска: - Не утруждайте голосовые связки. В вас поступает анестетик, неприятные ощущения скоро притупятся. Прямое подключение необходимо для последующей тренировки, - он сделал паузу, пальцы опять самовольно поползли к очкам, - Я остановился на том, что данный эксперимент является первым в своём роде по вживлению в организм человека кибернетической системы адаптивного действия, системы "Симбионт". Целью является получение жизнеспособного кибер-органического гибрида с повышенными показателями выживаемости. А также, в идеале, - с устойчивостью к определённого рода заболеваниям. Продолжая по-лекторски прохаживаться на безопасном расстоянии от корчащегося Радау, напыщенный прыщ в халате все так же раздражающе прокручивал очки. И продолжал вещать: - На данном этапе имеется одна проблема. Система "Симбионт", работающая в фоновом режиме, по-видимому, распознаёт с ошибкой нейросигналы от нижних конечностей испытуемого-девианта. Проверим, что изменится при активном режиме. Быстрая комбинация на экране пульта - и Радау, ничем более не удерживаемый, рухнул вниз. Он тут же попытался вскочить, с одной единственной целью - вскрыть докторишке горло, чем угодно, хоть собственными зубами - но потерпел крах. Опять. - Как и предполагалось, даже будучи включённой в заданном пиковом режиме нагрузки, система работает с перебоями. Вновь резиновые кабели вздергивают Радау наверх, на этот раз он уже почти касается ступнями пола. За алой, всепоглощающей пеленой ярости перед глазами Радау замельтешили вдруг стройные столбцы голубых символов, какие-то циферно-буквенные комбинации, но они исчезли, прежде чем он успел их отфиксировать. Да и не было ему до этого никакого дела. "Убить. Убить сукиного сына. Искромсать. Разорвать на куски." Откуда-то издалека, из глубины красно-черного марева, продолжал доноситься равнодушный голос: - Поэтому для калибровки системы "Симбионт" испытуемого-девианта требуется аналоговое подключение, параллельное аналогичной кибер-системе, предустановленной в другом индивиде. В качестве второго испытуемого был взят объект 2.0. Радау не заметил, в какой именно момент зеркальная мембрана стала прозрачной. За ней обнаружился какой-то пацан, растопырившийся в нелепом полу-прыжке. От его спины вдаль уходили похожие тёмные кабели. "Это я тоже так тупо выгляжу со стороны?" Радау перестал дёргаться и завис, осознавая. Сделал серию глубоких вдохов-выдохов. Уже более уверенно поставил ноги на пол. Злость внутри продолжала облизывать пожаром, но невыносимая боль ушла. Значит, пора было сосредоточиться на чем-то ещё. На чем-то более продуктивном. Внезапно ожил невидимый громкоговоритель: - Доктора Мёбиуса вызывает доктор Ли. Доктор Кристоф Мёбиус, пожалуйста, проследуйте в модуль номер 14, вас ожидает доктор Ли. Не изменившись в лице, доктор отчеканил: - Ваша цель на сегодня и на ближайшие занятия - совместно сбалансировать двигательные функции. В дальнейшем я выясню, как помочь системе "Симбионт" стать полностью автономной. Проводив взглядом спину доктора, Радау посмотрел на скорчившуюся за прозрачной стеной фигуру. Сосредоточиться. "На чем-то. Более. Продуктивном." Его губы разошлись в широкой улыбке. Улыбке отмщения. Оттолкнувшись от стены ладонью, он с размаху врезался в стену плечом. Сделав пару шагов назад, ударился ещё раз, походя приложившись о металлический поручень. Попытавшись взять разбег на дрожащих ногах, влетел в стену с уже большей силой. И ещё раз. И ещё. - Ещё. Ещё, - он, не замечая, произносил вслух, срываясь на смешки. От каждого удара прозрачная перегородка содрогалась. Недомерка на той стороне швыряло на неё, как безвольную марионетку. Как...тряпку. "Параллельное подключение, мать его", - думал Радау, уже захлебываясь хохотом, - "Ну и как тебе параллельное, блять, подключение? Нравится?" - Ещё! Ещё! Ещё! *** Удалявшийся от тренировочного зала доктор Мёбиус слышал стуки. И находил их почти равнопериодичными.