Может всё будет лучше

В ту ночь царила непробиваемая темнота, мрачное тяжёлое и холодное дыхание пронизывало воздух, как стрелы боли сердце Чуи, давая понять, что она всё ещё жива. Чуя распахнула глаза, испуганно озираясь, торопливо прошлась глазами по комнате, придерживая возле горла большое, словно свинцовое, одеяло, в страхе быть убитой этой ночью. Темнота неумолимо сгущалась и опадала на неё словно чёрное облако сотканное из её страхов, как будто чья-то гигантская костлявая рука медленно зажимала Накахару за горло. Было тяжело дышать. За окном, закрытым тяжёлыми шёлковыми шторами ярко-красного цвета, засвистел порыв ветра, от которого девушка вздрогнула и сорвалась с места, откидывая одеяло прочь. Тяжело дыша от напряжения, она испуганно оглядела комнату. Темнота. Даже рук не видно, липкий позорный страх снова окутывает девушку. Однако, нельзя сказать, что Чуя не питала страха. Нет, она страшилась их, её приводила в ужас мысль о том, что будет дальше, как жить.       С раннего детства в её душе, как и в душе других членов мафии, жила холодная гордость, безосновательная уверенность в том, что никто не имеет права унижать их, причинять вред и страдания, принижать к мусору, они тут были главные, они те кто через кровь других пробились в люди, хотя скорее в монстры. Тот же, кто шел наперекор этому золотому правилу выходцев мафии был достоин смерти. Глухая тишина давила на мозг, и ничто ее не нарушало. Только громкие отчаянные вздохи Чуи, пытающие успокоить бедный разум обладательницы гравитации. Она почти смирилась...       Девушка почти легко отпустила свою прежнюю жизнь, потому что она не представляла как могла выбраться из это игры, в которой она уже проиграла. Одни мысли о прошлом лишь приносили одни лишь страдания и муки, тогда как здесь, в этом зловещем, но таком величественном особняке Фёдора, её ждали, несомненно, она надеялась, хотя она до сих пор ощущала себя игрушкой в костлявых руках смерти. А может и нет, ей еще всему надо учиться, многочисленные открытия ждали её, может этот Фёдор не такой и урод? Да и, кроме того, она имела возможность находиться рядом с прекрасным мрачным русским демоном, которому любая девушка готова отдаться просто так, к которому испытывала такие странные, неизведанные чувства. Измученное одиночеством сердце Чуе болело всё больше, вдруг от неё ему нужен только ребенок? Она с нетерпением, хотя и дрожа, смотрела вперед, на зловещие рубиновые глаза от которых хочется плакать от безысходности. Чуя встала и пошла к двери, на удивление она оказалась не заперта, выйдя из комнаты она пошагала вперед. Сейчас особняк как-будто преобразился: жёсткие алые ковры устилались вдаль, высоченные темные стены казались ещё больше, только сейчас она заметила, что они увешаны огромными картинами разных русских художников, темного цвета диваны стояли у каждой стены, толстые кресла стояли рядом, маленькие столики, сделанные из чёрного дуба, мрачно поблескивая при свети свечей, с разложенными на них диковинными вазами ручной работы, и всюду свечи, тускло освещающие коридор и вдали создавая обманку бесконечного пути во тьму. «Хотя я не удивлена, это же дом Достоевского, да. Днем тут всё более...живое...такая гробовая тишина...» - думала про себя Чуя, шагая в эту черноту. Чьи-то руки обвили её талию. - Что же ты не спишь, свет очей моих? - спрашивает тихий, чуть хриплый голос Фёдора. - Не спится... - прошептала тихо Чуя. Она боялась, но её тянуло к нему. Сердце рвалось наружу, билось о ребра и молило о свободе, оно рвалось к тому, кому принадлежало по року злой судьбы. - Подари мне свое тепло. Свою жизнь...Отдайся мне. Это заставило сердце девушки биться ещё быстрее. Проведя по её животу рукой, а дальше к её пышной груди и белоснежной шее, Фёдор наслаждался дрожью девушки. Потянув её за подборок к себе, он впивается в её губы, и чуть прикусывая вишнёвые губы Чуи, от чего она чуть приоткрывает рот, что позволяя его языку проникнуть в её ротик, изучая ровную полоску зубов, вовлекая её язык в страстный танец, полный страсти и жестокости, она должна знать кому принадлежит. В прошлые раз он не распробовал её полностью, ведь время не позволяло, но сейчас... Его руки скользили по её ногам, поднимая вверх подол чёрной полупрозрачной ночнушки, обнажая изгибы чуть увеличившихся бедер. Тихий дрожащий стон с её губ, его губы уже блуждали по нежной белоснежной коже шеи, и спускались вниз к ключице Накахары. Он томно приспустил лямку ночнушки. Чуя просто застыла от ужаса, она знала, что её ждет и боялась,что может быть ещё хуже. Звон пряжки ремня. Девушка не могла и слова сказать, когда-то сильная Накахара, дрожала как осиновый лист, особенно когда её грудью прижали к стене. - Не надо.... - еле смогла вымолвить из себя Чуя, но Фёдор её не слушал. Находясь уже в возбужденном состоянии, Фёдор прижался всем своим телом к Чуе и просто разорвал ночнушку, которая так мешала. Демон не спешил, мучая её происходящим. Чуя зажмуривается и шумно дышит, пытаясь проглотить подкатывающие к горлу тошноту и рыдания. Несчастная вздрагивает и уже не сдерживает маленькие солёные капельки, которые катятся по щекам, когда Фёдор резко входит в неё во всю длину. Мерзко и унизительно. Фёдор видит это и ухмыляется шире, а затем резко подаётся вперёд, прижимая её тело к тёмной стене грудью, его когтистые пальцы впиваются в её бедра, царапая их до крови. Чуя стонет от боли, зажмурившись. Но это, скорее, от страха, потому что она действительно боится. Потому что не знает, чего ждать от него, от воплощения зла, неужели она никогда не сможет найти в его душе хоть чуток любви, почему он заставляет её его ненавидеть. Зачем? Она уже вне прострации от происходящего, она чувствует толчки, до вспышек в глазах. Фёдор кусает её оставляя красные отметины. Перед глазами всё чернеет. Белая вспышка перед глазами... и она просыпается. - Ох ты ж блять! Неужели это сон? За что ты так со мной, мой разум? Чуя садится на кровати. Ей плохо. Её разум впервые так её мучает.