Russian squad и все-все-все

— Это мне? — тонкие брови вопросительно поднимаются — лоб прорезает тонкая морщинка, — и глаза, кажущиеся в полумраке гримерки почти черными, смотрят пристально и строго — как учитель на провинившегося ученика. И под этим взглядом становится одновременно и жарко и холодно, и хочется, как тому ученику — соврать что-то, чтобы перестали уже так смотреть. — Да, — соврать не получается. — Это вам. — Яков протягивает запакованный в хрусткий целлофан букет. — Лилии? Как… — тонкие губы изгибаются в улыбке, — оригинально, на-адо же. Яков чувствует, что краснеет. Он никогда особо не интересовался балетом — разве что в плане выбора музыки для программ — и, в общем, как-то и не стремился сильно. Он и в Большой-то тогда попал совершенно случайно — жена Старостина заболела, не пропадать же билету! Вот и пришлось пойти за компанию. И, едва только увидев в луче прожектора изящную фигуру в белом, он понял — вместо билета окончательно и бесповоротно пропал он. Лилия Барановская. Блистательная и грациозная прима: прямая спина, уложенные в тяжелый узел на затылке волосы, тонкие пальцы. Её Одетте аплодируют стоя и в родном театре, и далеко за его пределами — как там в той песне: она была в Париже и не только в нем одном. И сам Марсель Марсо ей что-то говорил и руки целовал. Да и без него поклонников у нее не счесть: кроме простых смертных еще режиссеры, поэты, космонавты, и даже, поговаривают, сам генеральный проникся тем, как она танцует: великолепно просто, так, что глаз не оторвать и не вдохнуть лишний раз, и сердце от восторга замирает. Высокого полета, в общем, птица, что ей какой-то бывший не очень знаменитый фигурист и нынешний почти безвестный тренер, у которого еще и лысина намечается — скользнет равнодушным взглядом и, тут же забыв о его существовании, проплывет мимо, шурша складками сшитого специально для нее французским модельером платья. Все это Яков прекрасно понимал. И то, что влюбляться, как мальчишка, до дрожи в коленках и бьющегося в горле сердца в нее — большая глупость, понимал тоже. У них нет ничего общего, она даже не в его вкусе совершенно: слишком высокая, слишком худая, слишком резкие черты лица, слишком большой рот, слишком много холода во взгляде. Слишком молода, наконец — почти десять лет разницы. И сам он слишком гордый для того, чтобы становиться одним из толпы её безвестных поклонников, поэтому будет разумно забыть её — как в той же песне про Париж — пусть пробует другой. Но все равно брал очередной билет в ложу — спасибо все тому же Старостину и его связям, и ехал в «Польскую гвоздику» на Ленинском — тамошние девочки-продавщицы уже начали его узнавать — за очередным букетом белых лилий… Правда, он никогда не решался дарить их лично — всегда передавал со служителем. И сегодня надо было так сделать, пожалуй, чтобы не видеть этой насмешливой улыбки. — Нет, — больше всего на свете Яков сейчас хочет провалиться сквозь землю вместе с чертовым букетом. — Это не оригинально. Это банально. — Ужасно банально, — кивает она, все еще продолжая насмешливо улыбаться. — До отвращения просто, — дергает укрытым старой вязаной кофтой плечом. — Лилии для Лилии… — Повернувшись к зеркалу, она начинает вынимать шпильки из волос — Яков завороженно смотрит, как тяжелые темные пряди рассыпаются по плечам и худой спине. — Но каждый считает своим долгом просто… — вздыхает. — Вот и вы тоже, — она осуждающе смотрит в глаза его отражению в зеркале. — И я тоже, — Яков сильнее сжимает в руке обернутые целлофаном цветы, которые уже ненавидит. — Просто… — он шумно выдыхает, — мне показалось, что они… похожи на вас. Такие же… — запинается, когда она поворачивается к нему, снова вопросительно подняв брови, — красивые и… Простите, — смущается и отводит взгляд, — это снова звучит ужасно банально. — До отвращения просто! — кивает она, смеясь. — Господи! — вплескивает руками, заметив, как Яков пытается смять злосчастные цветы, которые до сих пор держит в руках. — Ну что вы делаете с букетом, вы же его сейчас совсем уничтожите? — Но он же вам все равно не нравится? — Не нравится, — соглашается она, — но вы же покупали его для того, чтобы мне подарить? Так что давайте его сюда! — подойдя к нему, Лилия вынимает букет из его рук. — Они действительно красивые, — говорит, пристраивая букет в стоящую на туалетном столике вазу. — Но вообще я ромашки люблю. Так что, если вы захотите подарить мне еще букет… — она косится на Якова и улыбается с чуть заметной хитринкой. — Обязательно, — заверяет он ее. И не один. И плевать на Париж и Марселя Марсо.