Дикие & WCKD

Сознание медленно возвращалось к Айше. Первое, что она почувствовала — головную боль, но уже гораздо более притупленную. Еще болели ноги и немного саднили ранки на руках. Айше попыталась открыть глаза, но поначалу не увидела ничего, кроме расплывчатых серых силуэтов. Постепенно она полностью вынырнула из беспамятства, и вместе со зрением к ней стали возвращаться и воспоминания. Она пыталась сбежать, но ее схватила охрана и, видимо, получила приказ нейтрализовать беглянку любой ценой. Они выстрелили в нее. Айше резко села на постели, наплевав на головокружение и слабость, и поспешно оглядела место, где оказалась. Это была небольшая камера, очень смахивающая на тюремную. В ней стояли четыре двухэтажные койки, и на одной из них положили ее. Наверное, сразу после отключки. Окончательно придя в себя, Айше поднялась с койки и подошла к двери. Тут же боль в ступнях вспыхнула с новой силой; она будто шла по битому стеклу, но она уверяла себя, что сейчас это не важно, и попыталась забыть о неприятных ощущениях. Но опустив взгляд вниз, Айше увидела, что за ней снова тянутся следы из крови. Значит, раны на ступнях открылись. Вернувшись обратно к своей койке, она трясущимися от напряжения руками попыталась разорвать простынь, чтобы сделать подобие бинтов, но то ли она слишком ослабла, то ли ткань была крепче и грубее, — простыни никак не хотели рваться. Это недолгое бодрствование окончательно выбило из Айше все оставшиеся силы. Она забралась на койку и обняла колени, уткнувшись ступнями в смятое постельное белье, чтобы хоть так защитить их. В груди нарастала злость и обида. У нее снова не получилось сбежать. Айше была уверена, что рано или поздно Дженсон не оставит это просто так. Если кто-то из подопытных мешает им, они от него избавляются и ищут новую кандидатуру. Айше чувствует учащенное сердцебиение и панику у себя в груди. Ощущение беспомощности давило на нее с каждой секундой все больше, и она сжала кулаки и одновременно постаралась выровнять дыхание. «Отличный был план, — ее собственный голос в голове звучал с досадой и был готов сорваться на истерику. — Жаль, провальный. Из комплекса не выбраться». Больше всего она хотела найти Минхо. Айше знала, что и группа А вот-вот выберется из Лабиринта, вот только ее не подпустят ни к одному из них даже на расстояние пушечного выстрела. Она будет смотреть издалека на Минхо, на его друзей, на тех, с кем она дружила до испытаний, а они даже никогда не вспомнят ее, не узнают, что у одного из парней есть сестра, которая все это время была неподалеку. Не вспомнят, если только им тоже насильно не вернут память. Айше прерывисто вздохнула и откинула голову на стену, принявшись рассматривать койку у себя над головой. В камере было довольно холодно, и она поежилась, но не сдвинулась с места, чтобы взять одеяло и укутаться в него. Металлическая поверхность над Айше и редкие царапинки на ней вдруг стали намного важнее холода. Одна царапина, две, три… десять. Была глубокая ночь. В комнатах давно выключили свет, но коридор круглосуточно освещался, ночью, правда, чуть менее ярко, чем днем. Изредка по нему ходили люди, нарушая тишину приглушенными звуками шагов. Айше, убедившись, что сейчас не слышит ничего похожего на шаги, выскользнула из общей спальни группы Б и направилась по знакомым коридорам в другую секцию. Скрытность была лишь символической. Здесь повсюду камеры наблюдения и круглосуточная запись, и если сейчас ее и не видят, то утром обязательно узнают, что она уходила из спальни. Но до сих пор ей ничего не сделали. Айше настолько хорошо знала этот путь, что могла бы хоть с закрытыми глазами попасть в спальню группы А. Но сейчас она внимательно смотрела, чтобы рядом никого не было. Если записи с камер все игнорировали, то вряд ли, если кто-то из сотрудников ее встретит, не придется сразу же возвращаться обратно. На пути никого не оказалось. Дверь тихо отъехала в сторону, и Айше шагнула в темноту комнаты. Третья койка слева. Минхо наверху. Было слишком высоко, и Айше пришлось встать на цыпочки, чтобы хоть немного увидеть спящего Минхо. Скорей бы она стала еще хоть немножко выше. — Ты что тут делаешь? — немного раздраженным шепотом спросил Минхо, когда проснулся от чувствительного толчка в бок. Увидев требовательный взгляд Айше, он приложил палец к губам, огляделся, убедился, что никто не просыпается, и стал слезать с койки. Он взял Айше за руку и, еще раз оглядевшись, повел ее к небольшой двери в дальнем конце комнаты. За ней была столовая, сейчас пустующая, но для чего-то слабо освещенная тусклыми лампами. — Не думаю, что завтра нам дадут попрощаться, — тихо сказала Айше, когда Минхо прикрыл за ними дверь. Минхо в ответ закатил глаза. — Не напоминай. Дерьмовый завтра день. — Я постараюсь прийти, но вряд ли пустят. Ты сам знаешь. Айше замялась, не зная, что сказать в такой момент, когда они видятся, скорее всего, в последний раз. Им обоим сотрут память. Сегодня их последняя встреча как брата и сестры, которые столько пережили вместе. Скоро будет новый чистый лист, и, может быть, они больше никогда не узнают друг друга. Будут чужими. Минхо стоял, прислонившись к стене и потупив взгляд. Он был напряжен, глубоко внутри даже зол — при мысли о том, что в его голове будут копаться, а его самого отправят на эксперимент, в нем закипала ярость. Единственное, что было у Минхо — сестра, и завтра ее заберут у него. Как и его друзей. — Я что-нибудь придумаю. Я здесь еще буду долго, я найду выход. Минхо в ответ усмехнулся. — В этом нет никакого смысла, сестричка. У них на рожах написано, что хрен нам, а не нормальная жизнь. Вот увидишь, завтра же в Лабиринте они устроят нам какое-то дерьмо. Отвечаю. Они без этого не могут. Минхо оторвался от стены и, скрестив руки, стал ходить из стороны в сторону. Проще простого было довести его до тирады, ярко расписывающей все недостатки сотрудников ПОРОКа. Самые яркие фразы Минхо старался при Айше не произносить. — Последняя встреча так себе, — невесело отозвалась Айше и тоже скрестила руки, подражая недовольному виду Минхо. Но все-таки она немного улыбнулась. Это лучше, чем если бы они рыдали навзрыд где-нибудь в углу. Обоих тошнило от подобного. Минхо был еще рядом, все еще помнил ее, и у них было как минимум еще несколько часов до того, как все цифры на таймере обратного отсчета станут нулями. Но сейчас Айше вдруг поняла, что уже безумно скучает. Ее разбудил скрип двери. Айше вздрогнула и тут же открыла глаза — на пороге камеры стоял Дженсон в сопровождении двух охранников и пристально смотрел на нее. Айше сильнее забилась в угол койки, и Дженсон улыбнулся краешком губ, то ли насмешливо, то ли снисходительно. — Рад, что тебе уже лучше, — без малейшего оттенка радости сказал он и кивнул охранникам. Те, напоминая роботов, синхронно повернулись и вышли в коридор, один из них с грохотом закрыл дверь. В ту же секунду Дженсон сделал несколько шагов к Айше, и та поняла, что испытывает сейчас одно лишь желание — зарядить в него чем-нибудь и сбежать. Ничего хорошего от визита Дженсона она не ждала, и каждый их разговор заканчивался все хуже и хуже. Не вовремя и неожиданно в голову ворвалась мысль о том, что даже после сна ноги все еще побаливали. Интересно, много крови впиталось в простыни? Дженсон успокаивающе поднял руки, когда Айше отползла еще дальше и от напряжения впилась пальцами в постель. Она не сомневалась, что сейчас выглядит со стороны как дикий зверек — в крови, растрепанная и наверняка с ужасом в глазах, который она, впрочем, очень старалась скрыть. — Я буду отвлекать тебя слишком долго, — голос Дженсона, как всегда, был полон учтивости и заботы, от фальшивости которых хотелось скривиться. — Что тебе нужно? — прошептала Айше, удивившись, каким чужим и измученным ей показался собственный голос. — Хочу уладить кое-какие недоразумения, — Дженсон медленно опустил руки и снова улыбнулся ласковой улыбкой людоеда. — Ты понимаешь, о чем я, Айше. И я удивлен, что ты все еще не приняла… правильное решение. — И не приму! — она приложила все силы, чтобы добавить в голос побольше яда. Он не дождется от нее добровольного согласия. Никогда. И она не доставит ему удовольствия видеть, как она сдается и отдает себя в руки биологов и медиков, а затем заканчивает свою жизнь в окружении проводов и режущих предметов. Айше словно видела себя со стороны — безвольно лежащее тело девушки, бывшее когда-то даже красивым, а теперь похожее на иссохшее тело анорексички; вся ее жизнедеятельность теперь состояла в поступлении в кровь через трубки необходимых веществ. Убираешь капсулы с ними — и она умирает в короткие сроки. — Я не хочу! Последнюю фразу Айше выкрикнула скорее изображению самой себя, которое преследовало ее в кошмарах, нежели Дженсону. Тот устало покачал головой и потер переносицу. Айше вдруг стало интересно, о чем он думает. Возможно, он не хочет больше с ней возиться и теперь собирается уговорить доктора Пейдж на крайние меры. Да, толку от мертвой Айше гораздо меньше, чем от живой, зато количество проблем сократится. Молчание затянулось. Дженсон исподлобья смотрел на нее, и Айше невольно поежилась под его взглядом, но не нарушила паузу первая. Ее руки нервно сминали простыни, а тело было готово в любой момент дернуться в сторону, поближе к двери. Дженсон же был абсолютно спокоен. Как хищник, загнавший испуганную добычу в угол. — Нет, — наконец твердо произнесла Айше, отвечая на немой вопрос Дженсона. Тот наклонил голову и прищурился. — Твое окончательное решение? — больше утверждение, чем вопрос. Голос мужчины уже не был пронизан приторной вежливостью. И от этого он не становился менее противным. Айше невольно вздрогнула, но вряд ли это было заметно на фоне дрожи всего тела. — Окончательное. Оставь меня. Айше сама не понимала, чего просила. Одну в камере ее он может быть и оставит, но не в покое, нет, никогда, и уж точно не оставит затею с экспериментами над ее иммунитетом. На мгновение ей показалось, что Дженсон сейчас достанет нож и разрежет ее на части прямо здесь. Но взгляд сотрудника ПОРОКа неожиданно смягчился и он, с явным трудом нацепив улыбку, понимающе кивнул. — Скоро за тобой придут. Из-за бури появились проблемы с аппаратурой в медблоке, и там сейчас не принимают пациентов. Как только она утихнет, можно будет вытащить осколки из твоих ног. Это не серьезно, подождать вполне можем. «Осколки?» — мелькнуло в голове у Айше. Она нахмурилась, а потом опустила взгляд на ступни. Значит, кровоточат они из-за осколков. Как она раньше не поняла? Дженсон больше ничего не сказал. Послышались его неторопливые шаги в сторону двери, а затем Айше буквально ощутила на себе его прожигающий взгляд. Она принципиально не поднимала голову, уставившись на кровоподтеки на простыни. Наконец она почувствовала, что сверлящее нечто перестало буравить в ней дыру, а вслед за этим послышалось еще несколько шагов, хлопок двери и щелканье замка. Только тогда Айше подняла взгляд и с тоской посмотрела на единственный, но запертый выход из этой тюрьмы.

* * *

«Сумасшедшая. Определенно сумасшедшая», — подумала Айше и зажмурилась от новой ноющей боли сзади в шее, которую она сама же себе и причиняла. Она рвано выдохнула и, закусив губу, сильнее нажала осколком. По ее руке текла кровь. Она уже видела ее — кровь текла по ее пальцам, по запястью, спустилась к локтю и оттуда капала на платье. Второй рукой Айше поначалу пыталась стирать эту кровь, но когда поняла, что это бесполезно, стала придерживать локоны волос с другой стороны. Испачканная в крови рука тут же окрасила кровью и волосы, но Айше было все равно. Ее красивые волосы, медово-золотистые, давно спутались и потускнели, как и сама Айше, угасающая в клетке с каждым днем. Лишь глаза продолжали упрямо гореть назло всем и так и выискивали вокруг любую щель для того, чтобы выбраться на свободу. Айше решила, что выцарапает ее себе любой ценой. «Самоубийца», — произнесла она про себя окончательный вердикт. Она боялась делать себе больно, боялась целый час решиться на то, что задумала, но в итоге страх обреченности пересилил этот. Айше достала из ноги один из осколков, маленький, зато острый; пришлось изрядно потерпеть и повозиться, и уже от этой затеи она готова была отказаться, — терпеть боль уже не было сил — но в конце концов в ее руках оказался один. Для того чтобы попытаться достать и уничтожить прибор в ее шее — вполне сойдет. Достать его не получилось. Каждый раз, когда Айше, ковыряясь в ране, цеплялась за него и тянула, в шее болезненно начинала пульсировать какая-то нить, уводящая вниз, к позвоночнику. Она не знала, как прибор был закреплен внутри нее, но чувствовала, что засела эта гадость очень крепко, словно являясь частью ее тела. Это как попробовать вытащить из собственного организма вену. Только, в отличие от вены, прибор и повредить-то было сложно. От напряжения и боли тряслись руки и все тело, но Айше заставляла себя не дергаться и упрямо резала себя осколком. Она еще не испытывала боли настолько сильной, тем более добровольно, и ей совершенно не нравилось то, что она делает, но еще невыносимей было бездействовать. ПОРОК больше не сможет следить за ней, не сможет контролировать, получать данные. Айше принадлежит только самой Айше — так она решила. И эта мысль подстрекала ее вновь и вновь водить осколком внутри раны. Губы предательски дрожали, глаза щипало. Если возможно испытывать болевой шок при таких обстоятельствах, то она его испытывала. Навредить прибору не получалось, и от отчаяния Айше все сильнее и интенсивнее водила по нему осколком, то ли желая проткнуть, то ли что-нибудь порезать. Но пока она резала лишь себя. Она не выдержала, боль была слишком сильной. Закричав, Айше выдернула из шеи осколок, крепко сжав в кулаке, и со всей силы отбросила в сторону. Ее захлестнули рыдания и даже какое-то подобие паники при виде своих рук, которые полностью были в крови. Наверное, она неосторожно задела что-то у себя в шее, раз кровь лилась так сильно. Думать об этом Айше больше не могла и не хотела. Она притянула колени к груди и уткнулась в них лицом. Ее тело тряслось от истерики, слезы мешались с кровью, а на шее и спине она чувствовала стекающие струйки, липкие и теплые. Значит, действительно серьезная рана. А прибор не сломан. «Все было зря», — подумала Айше и еще сильнее заплакала, совсем не сдерживаясь. Загнанную в угол добычу хищники оставили одну, чтобы она как следует осознала свое поведение и долгое время мучилась с осознанием западни, отсчитывая минуты до того, как ее прикончат и сожрут. Чтобы знала, что это неизбежно, и страдала. Айше потянулась к шее, чтобы зажать рану рукой и остановить кровь. Ладонью она чувствовала его внутри, этот проклятый прибор, из-за которого она звалась Объектом Б16. Сам факт был унизителен. Как ПОРОК мог так поступать с детьми? Айше помнила, знала, на что они способны. Память ей вернули, но, похоже, не полностью — многие моменты оставались белыми пятнами. Как и ее родное, настоящее имя, которого ее лишили, когда она была еще совсем маленькой. Однако то, что она помнила о ПОРОКе и жизни рядом с ним, она предпочла бы не вспоминать никогда. И, как назло, именно это и лезло в голову. От злости и нахлынувших эмоций Айше сильнее сжала рукой шею, до судороги, наплевав на возникшую боль. И вдруг что-то хрустнуло. Она замерла и недоуменно посмотрела прямо перед собой, прислушиваясь к своим ощущениям. Что-то определенно изменилось. В шее начало колоть, совсем так, как колет иногда в ступнях с осколками в них. Затем в шее начал разливаться холод, несущий за собой онемение. Оно и холод охватили сначала рану, потом шею, стали спускаться к позвоночнику, словно бы по той самой ниточке. Айше боялась пошевелиться. «Прибор, — догадалась она. — Я сломала его…» Должно быть, осколком она действительно повредила его, поэтому под ее рукой он так легко треснул. Задуманное было сделано. Только радоваться пока было рано — Айше почувствовала подкатившую тошноту и вслед за этим новую волну боли в шее при малейшем ее движении. Что бы ни делал прибор, его повреждения слишком, слишком плохо сказывались на ней. Однако Айше поняла, что не жалеет. Она решила, что нужно звать на помощь, когда почувствовала онемение в ногах, плавно переходящее в полную их нечувствительность. «Давайте. Приходите и полюбуйтесь на это», — Айше улыбнулась про себя и все-таки из последних сил поднялась с постели. Хотя бы постучаться в дверь и закричать, неподалеку наверняка дежурит охрана. Она еще не дошла до двери, однако услышала в отдалении поспешный топот ног и встревоженные голоса. Конечно, о повреждении прибора и потере контроля они наверняка узнали. Айше могла представить, какой переполох сейчас стоял за пределами ее камеры. Хотела бы она посмотреть на их лица, когда они поймут, каким образом крохотный датчик в шее подопытной девчонки перестал работать. Должно быть, они решат, что несчастная девушка свихнулась и потеряла инстинкт самосохранения напрочь. Онемение накрыло все тело, и Айше почувствовала сначала головокружение, а потом, что падает. Ей удалось упасть сначала на колени, а потом выставить к полу руки, чтобы сделать падение не таким болезненным. Лишние переломы и сотрясения ей не были нужны, если она хочет сбежать, когда придет в себя. До койки доползти она не сможет, поэтому Айше тихо и неподвижно лежала на полу, чувствуя, как в глазах двоится и темнеет; пошевелиться она больше не могла и молилась, чтобы все скорее закончилось. Звук открываемой двери донесся до нее будто сквозь толстенный слой ваты. «Получайте, мрази». Дженсон замер на пороге, расширенными глазами и с ужасом на лице смотря на случившееся. Он бы так и стоял, пораженный шоком, словно громом, если бы сзади его не поторопили. Доктор Пейдж пришла с ним и теперь тоже пыталась увидеть, что произошло. Сзади толпились медицинские работники и охрана. Айше зажмурилась, чтобы глаза перестали слезиться и наконец-то сфокусировались хоть на чем-нибудь. Когда она открыла их, перед ней на корточках сидел Дженсон и смотрел на ее шею, трясущейся рукой убрав оттуда волосы. Взгляд мужчины, расширенный и выражавший смешанные чувства, медленно перевелся к ее лицу. — Охренеть… — подвел итог Дженсон, выразившись как нельзя более уместно. А потом, прежде чем снова закрыть глаза, но уже на долгое время, Айше увидела в глазах мужчины странное выражение, разгадать которое она не смогла. Вслед за этим Дженсон задумчиво наклонил голову и снова посмотрел на рану. А вот этот хитрый прищур глаз Айше знала слишком хорошо. Он что-то придумал и знал, что делать. Она потеряла сознание прежде, чем снова успела запаниковать.