OST: Roberto Cacciapaglia – Oceano (Piano Solo Version)
***
Поздним апрельским вечером он засел на террасе своего загородного коттеджа близ Фрайбурга за разбором отчетов от скаутов сборной. Лёв неспешно листал папки с самой свежей информацией по игрокам при свете жестяной лампы-прожектора. Йоахим расположился прямо на деревянном полу, подложив под себя только тонкую подушку, и радовался, что жена не видит его сейчас. Ведь наверняка чересчур заботливая Даниэла настойчиво усадила бы своего мужа обратно в кресло и долго причитала бы о том, что его могло просквозить. К счастью для тренера, она ещё час назад задремала за просмотром сериала. Только после того, как Йоги бережно укрыл Даниэлу пледом, убавил звук в телевизоре и тихо прикрыл дверь в гостиную, он пришёл сюда. Йоахим считал себя порядочным семьянином: он пообещал жене, что эти короткие выходные дни между отборочными матчами сборной на Евро будет безраздельно принадлежать ей. И Лёв самым честным образом чинно прогуливался с Данни (так он ласково звал ее наедине) по извилистым тропинкам окрестного парка, не далее как вчера они организовали отменное барбекю на заднем дворе, а завтра собирались посетить выставку местного художника-авангардиста. Но в любом уговоре можно найти лазейку – по поводу ночи он ничего не обещал. Поэтому с чистой совестью зарылся в документы с головой. Спать совсем не хотелось. За окном пели сверчки, худой месяц показал нос из-за облаков, и слышно было, как где-то вдалеке по трассе носились автомобили. Идиллию нарушил звонок. Йоахим вздрогнул от неожиданности, когда его смартфон завибрировал на кофейном столике. Дотянувшись до него не вставая, он принял входящий вызов. – Да, слушаю, – немного сухо поприветствовал Лёв незнакомого абонента, оторвавшего его от дел. – Герр Лёв? Это Ману Нойер. Простите, что так поздно, – на одном дыхании выдал знакомый голос. Йоги ощутил мгновенную смену настроения от раздражительного к благожелательному. «Вряд ли бы он побеспокоил просто так», – настроился Лёв, – «к тому же я сам оставил ему свой номер когда-то и предложил звонить в случае чего». – Ничего страшного. Что-то случилось? – Случилось. Извините, мне просто необходим Ваш совет. Это срочно. – Перестань с извинениями. Буду рад помочь, – заверил вратаря Лёв, максимально сконцентрировавшись на взволнованном голосе по ту сторону провода. – Хорошо. Сегодня со мной связались агенты Баварии. Они уже дважды предлагали перейти к ним в клуб, и я отказывал. Но теперь ситуация изменилась. Президент Шальке сам не прочь меня отдать – Хёнесс предложил ему хорошую сумму. А я... честно говоря, не знаю, как мне лучше поступить… «Ожидаемо. То, о чем мы некогда говорили с Юргеном, начинает воплощаться в жизнь». Хватило бы сейчас простых формальных слов? Или необходимо проявить искренность, выдав своему подопечному не сухую статистическую выжимку, но подлинное восхищение его мастерством? Йоахим выбрал второе. – Знаешь, пару дней тому назад я смотрел Лигу Чемпионов, где твой клуб выступил против Манчестер Юнайтед. И я серьезно пожалел, что не присутствовал на стадионе лично. Глядя на твои фантастические сейвы, – на этом моменте шумное дыхание Нойера в трубке на миг оборвалось, – я кое-что понял. Ты перерос уровень «кобальтовых». Их регулярные детские ошибки в обороне приводили к выходам один на один. Твоя штрафная свободно простреливалась, но никто эти обстрелы не пресекал. При стандартных положениях тебя от бьющего игрока «дьяволов» словно ничего не отделяло. Если стенка похожа на бесплотных призраков, через которых может влететь в ворота что угодно, твоя ли это вина? Но ты справлялся. Клянусь, со времен еще молодого Буффона не видел ничего подобного… Тишина в ответ объяснялась загипнотизированным состоянием Нойера, почтительным вниманием: тренировочные лагеря, первенства – частое совместное проживание с большим количеством разных индивидуальностей научили Йоахима хорошо разбираться в людях. Он легко мог представить, как Мануэль задумчиво прикусывает уголок губы во время монолога своего тренера или смущенно опускает взгляд, будто его собеседник сидит напротив. – Моя позиция проста. Голкиперу мирового класса, в коего ты без сомнения вырос, требуется суперклуб. У тебя не столь много вариантов на выбор. И если только ты не умолчал об интересе со стороны Реала или, скажем, Барселоны, то надо соглашаться. Нельзя, имея такой колоссальнейший потенциал для развития, останавливаться на месте из-за страха быть непонятым. Помнится, ты однажды говорил мне, что ничего не боишься. Что ж… Пора доказать это поступком. – Ваши слова очень многое значат для меня, – услышал Лёв заветный ответ. «Я давно об этом подозревал», – отчего-то возликовал тренер. – Есть вероятность, что болельщики Баварии не примут меня с теплотой, – сказал Мануэль печально. – Это разумная жертва, на которую нужно пойти. Ради прогресса. Возможно, у тебя есть долг перед Шальке… Но долг перед страной важнее без сомнения. Германии нужен выдающийся вратарь в воротах. Ты мог бы таковым стать. Выбор за тобой. Они пообщались еще минут десять, в течение которых Лёв подкинул вратарю несколько любопытных лайфхаков для повышения результативности тренировок. Не прошло и месяца, как Йоахим серьезно пожалел о том совете. Бавария играла домашний матч против Шальке 04 на своем стадионе, и как раз в это же время каждая желтушная газетенка пережевывала трансферные слухи, распаляя нервных болельщиков Рекордмайстера. Южане горой стояли за право воспитанника клуба Томаса Крафта занять место в баварских воротах. Итог оказался предсказуемым: лютая неприязнь со стороны ультрас, вылившаяся в грубое поведение против Нойера во время матча. Трибуны утонули в бесконечных табличках: «никакого Нойера», «шальковская свинья», «предатель». Потом в голкипера сборной Германии полетели с трибун разные предметы, а один меткий болельщик даже умудрился зарядить Мануэлю пивным стаканом в голову. К своему несчастью, Лёв наблюдал разворачивавшуюся вакханалию из вип-ложи. Сердце его тревожно сжималось каждый раз, когда казавшаяся крошечной с такого расстояния фигурка вратаря подвергалась незаслуженной атаке. И Йоахим, сидя в компании расфуфыренных официальных лиц Немецкого футбольного союза с их накрахмаленными воротничками и платками паше в нагрудных карманах одинаково лощеных пиджачков, чувствовал себя облитым помоями с макушки до пят. И казалось ему, что каждый здесь чует это мерзкое зловоние и знает, кто лишний человек на празднике заурядных пронафталиненных функционеров. Возможно, Йоги вновь напрасно накручивал себя. Но всем своим существом, всеми мыслями Лёв находился сейчас там, на поле, рядом с Нойером, который был виноват лишь в том, что прислушался к совету бундестренера.***
Тот звонок магическим образом запустил неясные механизмы Вселенной, приведшие впоследствии через нить случайной череды событий к их странной дружбе. Вспышка. Месяц спустя они неожиданно пересеклись на благотворительном фестивале, где провели отличное время вместе. Йоахим узнает, что Мануэль – неглупый и разносторонний человек, который пусть и не жил «с книгой под подушкой», зато отлично запоминал факты, хоть раз им где-то услышанные. Поэтому оказался вполне способен удивить собеседника приятной беседой на самые разные темы. Речь его в такие моменты приобретала плавность и тягучесть патоки. Как всякий интроверт, он подавал свою мысль основательно, с долгим заходом, но, что удивительно, в абсолютно нейтральном свете. Только по определённым словам-маркерам Лёв выявлял истинное отношение Нойера к обсуждаемому. Такая тактичность тоже подкупала: Йоахим недолюбливал хамов и смутьянов. Мануэль же даже в интервью умудрялся виртуозно соскакивать с жареных вопросов журналистов. Тренер и вратарь Бундесманншафт кроме того выяснили, что у них много точек соприкосновения, но главная – любовь к итальянской кухне. Вспышка. Следующая встреча, уже спланированная, а не случайная, произошла в итальянском ресторане. Лёв счёл своим долгом познакомить Мануэля с излюбленным местечком, где готовили просто божественное ризотто по особому рецепту. Ради этого, правда, Нойеру пришлось лететь во Фрайбург. Совершенно внезапно для обоих в гостинице, в которой должен был остановиться вратарь, сотрудники федеральной полиции Баден-Вюртемберга проводили расследование скоропостижной кончины местного чиновника, в связи с чем целый этаж опечатали для совершения следственных действий. Поэтому Йоахим гостеприимно предложил свой кров для ночлега. К тому же его жена уехала навестить родственников ещё два дня назад. Дом без хозяйки сразу же осиротел и источал холод вперемешку с одиночеством. Мануэль долго мялся, соблюдая приличия: «неудобно», мол, «не хочу мешать Вашим планам». А потом, наконец, принял предложение, и вечер они посвятили просмотру итальянских комедий, после чего Лёв постелил Нойеру в гостевой спальне. Вспышка. Как-то раз они вместе отправились на рыбалку. Никаких женщин – только мужская компания и настоящее мужское занятие. Наловили судаков да карпов, и, слушая фоном радиостанцию «Power 97» из медиаплеера внедорожника, зажарили парочку особенно сочных рыбок в переносном гриле. «Вовремя я продлил свою лицензию», – радовался Йоги, наслаждавшийся божественным запахом запекающегося карпа. Но кое-чем наслаждался он даже в большей степени – видом сосредоточенного Мануэля, контролировавшего весь процесс, дабы ничего не сгорело. И естественно не замечавшего такого странного взгляда от тренера. Вспышка. Нойер предложил Йоахиму совершить совместный велосипедный заезд по горному серпантину. Лёв согласился. И узнал, что соревноваться с упертым голкипером Бундестим в выносливости – гиблое дело. Вспышка. Их общение не прерывается расстоянием, а продолжается в смс-переписке. ЙЛ: Хорошо отбил сегодня удар Левандовски. А вот прогулка из штрафной в первом тайме была лишней. МН: Хотел срезать выход 1/1. ЙЛ: И в итоге выглядел пижоном. МН: Возможно... Но мне не забили ХD. ЙЛ: Что это было в матче с Гамбургом? Опять красовался? Тебя, кстати, камера снимала с близкого ракурса! МН: Я просто вытер руки о шорты. Не специально вышло. ЙЛ: Ну-ну. И опять в центре поля. Скажи спасибо, что судья не угостил желтой карточкой за неспортивное поведение. МН: А Катрин оценила... И Йоги Лёв поперхнулся минералкой, читая ответ. «Конечно, его девушке понравилось!» – клокотала бушевавшая внутри стихия. Мысль о том, что Нойер щупал себя за зад, и это видела вся страна, оставляла неприятный осадочек. «Не хочу знать, откуда у меня подобная чушь в голове. Я ему не папаша, чтобы отчитывать». МН: Мне не нравится желтый цвет, а Вам? ЙЛ: Намекаешь на матч с Боруссией Д? У меня нет фаворитов в Бундеслиге. МН: Но желтый и правда самый безвкусный цвет. ЙЛ: Спешу напомнить Вам, юноша, что я тренер, а не кутюрье. ЙЛ: В тебе говорит бывший шальковец. МН: Герр Лёв, ждать Вас завтра на трибунах? Почему-то дыхание на миг сперло. Нойер ждал его? ЙЛ: Да. МН: Тогда постараюсь Вас удивить. После тяжелого матча общение продолжилось. Какой из него тренер, если он не поддержит своего вратаря и... друга (да, пожалуй, теперь Лёв мог его таковым считать, пусть лишь про себя), учитывая случившееся? ЙЛ: Мне жаль, что болельщики Дортмунда так поступили с тобой. Ты в порядке? МН: Спасибо. В порядке. Это даже было забавно. Слышал, Кана тоже в свое время закидывали бананами. ЙЛ: Но не таким градом... МН: Бананы – источник белка. Жаль, что они желтые. ЙЛ: Твоя новая форма в сборной будет желтого цвета. Не знал? МН: За что мне это наказание... Лёв оглядывался назад и все никак не мог взять в толк, как это они с Нойером так быстро сошлись. Ранее подобного рода отношения у него по умолчанию установились с Лукасом Подольски, который единственный из футболистов обращался к тренеру на «ты». Впрочем, «принцу Польди» действительно было сложно что-то запретить, он позволял себе неслыханные вещи, вроде эпичной пощечины своему на тот момент еще капитану Баллаку прямо во время матча на глазах у всей команды. Мануэль Нойер никогда ничего подобного не делал. Не повышал голоса, не смотрел снисходительно, не хлопал тренера по плечу, словно это его старый приятель. Мануэлю Нойеру достаточно было быть просто Мануэлем Нойером, чтобы ему хотелось позволить все на свете. Он разговаривал с Лёвом уважительно, исключительно на «Вы», осознавая и принимая дистанцию, что еще сильнее подкупало педантичного бундестренера.***
OST: Ludovico Einaudi – Nuvole Bianche
Лёв пребывал на трибуне в гордом одиночестве и испытывал колоссальное волнение. Ханси, в компании которого он присутствовал на матче против Реала, предпочел остаться дома из-за недомогания своей супруги. Внизу на поле Альянц Арены разворачивалось зачаровывающее действо: торжественная церемония, посвященная финалу Лиги чемпионов. Оперный певец, прекраснейший чистый баритон, на пару со скрипачом-виртуозом вынимали душу из зрителя своей музыкой. В центральном круге статисты водили хороводы, размахивая флагами Баварии и Челси. И вот уж обе команды по цепочке появлялись из подтрибунного помещения. Скоро все решится. Сегодня утром Лёв отправил Нойеру короткое сообщение. ЙЛ: Желаю удачи. МН: Вы же не болеете за какой-либо клуб в Бундеслиге? ЙЛ: Это финал ЛЧ. С немецкой командой. И такое нечасто случается. Но если тебе будет проще – считай, что я болею персонально за своего вратаря и ребят из сборной, играющих в Баварии. Телефон молчал слишком долго после того, как Йоги нажал «отправить». Лёв напрягся. Нойер всегда отвечал ему быстро. «Неужели, что-то не то сказал?» Тренер ещё раз внимательно перечитал доставленный адресату месседж и хлопнул себя по лбу от досады. «Своего! Своего, черт тебя дери, Йоги! Своего вратаря...» – и, казалось, не было в этой наспех без задней мысли набранной смс-ке ничего предосудительного. Казалось, Йоахим просто придумывал себе проблему из ничего, страдая от самоеденья и неловкости, тогда как это явно не то, что он должен сейчас испытывать. И почему, святое небо, он вообще о подобном задумывался? Почему? Телефон призывно завибрировал. МН: Спасибо. *_*~ И кокетливый смайлик. «Проклятье!» – тихо зашипел Лёв. – «Я только что сам разрушил свой образ беспристрастного коуча». События матча смешались в одну разноцветную кляксу. Сочно-зеленый – газон, томатно-красный – баварцы, летящие по полю точно шарики на пинбольной доске, парашютно-синий – замученные игроки Челси. Лёв следил за игрой с энтузиазмом первооткрывателя: здесь он бы сделал замену по позиции, а вон там – наказал бы вингерам хитрее действовать при смещении в центр. Хайнкесу, как тренеру Баварии, разумеется, виднее. Ничья после двух овертаймов и серия пенальти. И Йоахим, не обращая внимания на возмущённый шёпот вип-персон за спиной, поднялся на ноги. Как мог он сохранять невозмутимый вид, когда фигурка в салатовой форме отправилась на ленточку в ворота? Как мог не заламывать в нервном порыве сухие свои руки? И «его вратарь» в блестящей манере отразил два первых одиннадцатиметровых удара. Казалось, дальше все зависело от команды. Но в предсказуемый исход вмешалась судьба. Баварцы замешкались, сгрудились в кучу, и, судя по всему, жарко спорили, кому же идти бить пенальти. В тот хрупкий момент что-то сломалось в идеальном механизме мюнхенцев. Зрители недоуменно переглядывались, не понимая, в чем дело. А Лёв догадался. Среди мельтешащих внизу футболистов в красном не нашлось человека, готового взять на себя ответственность за исход матча. Они боялись. Зато не боялся Нойер. – Ой, дурааааак! – завопил толстенький плюгавый мужичок справа от бундестренера и спрятал своё обрюзгшее лицо в ладонях. Мануэль Нойер. Голкипер. Шёл бить пенальти. Петру Чеху. «Что?!» – пронеслась с грохотом скоростного поезда ошалевшая мысль. – «ЧТО?!» Нойер бережно поставил мяч на точку. Выполнил разбег и хладнокровно пробил в ближний угол. Чех угадал сторону, но ничего не смог поделать с мощным ударом: его пальцы лишь слегка задели мяч. Лёв надеялся, что никто не заметил смесь благоговения, детского восторга и почти обожания в его расширившихся на миг глазах. Бавария проиграла. Потому что иногда одного маленького геройства недостаточно. И Швайнштайгер со слезами рухнул на газон, не реализовав свой удар.***
Йоахим знал, что звонка или смс-ки с банальными словами-клише окажется слишком мало. Поэтому он спустился в подтрибунное помещение после матча, чтобы отыскать там Нойера, а заодно приободрить остальных членов сборной, которым нельзя раскисать накануне Евро. Секунда для Лама – тот всегда отличался удивительной психологической стабильностью. Минутка на Швайнштайгера – опорная зона должна неотразимо сиять на чемпионате, как начищеный до блеска щит. Несколько дежурных фраз Боатенгу – он ненавидел сантименты и жалость к себе. Добрая улыбка Гомесу – нападающий сделал все возможное. И целая вечность для Мануэля Нойера. Потому что к нему нужен деликатный подход. «Может, я просто сам себя в этом убедил... Впрочем, чушь!» Они пересеклись в уже опустевшем коридоре перед душевыми. Если не брать в расчёт уборщицу, полощущую тряпку в ведре с водой, и электрика, зависшего под потолком на стремянке. – Честно говоря... – Нойер помялся мгновение, словно сомневаясь, целесообразно ли такое говорить, – я не слишком хочу возвращаться сегодня в отель. Через стенку от меня Алаба и Рибери – эти двое снова полночи будут о чем-то спорить, не знаю, как они вообще сошлись, но лезть к ним – бедовое дело. Мануэль взял короткую паузу, осмотревшись по сторонам и убедившись, что никто не греет уши. – Ещё со мной в одном номере Тимощук. Он любит подолгу что-то читать при ярком свете, когда заснёт – начинает храпеть и ворочаться, а кровать ему досталась скрипучая... Нет, я не жалуюсь, но в данный момент очень хочется тишины. Или просто отвлечься, забыться... У Нойера разве что на лбу не было крупными буквами написано «помогите». Внешне гарант спокойствия для своей команды, глубоко внутри он частенько пребывал в раздрае, злился из-за каждого гола в свои ворота, суеверно перед каждым матчем отбирал на пару секунд мяч у арбитра, чтобы почековать его о газон на баскетбольный манер, словно уговаривая слушаться и повиноваться, а потом в раме перед стартовым свистком ударял по штангам и перекладине – его фирменный шаманский жест «на победу». Йоахим за короткий промежуток их более плотного общения, раскусил Мануэля и увидел в нем то, чего не замечали ни товарищи по клубу, ни штатные психологи ни, возможно, сам Юпп Хайнкес: Нойер владел на сто процентов одной суперспособностью – держать лицо в любой ситуации. Сложность эпизода или происшествия роли не играло. И сейчас только на основании прошлого опыта Лёв смог заключить, что Мануэль не жалуется, а завуалированно просит о помощи. – Знаешь, я планировал поработать над тактической расстановкой сегодня и изучить наших соперников по группе. Забронировал двухкомнатные апартаменты здесь, в Мюнхене. Со мной должен был поехать Флик, но по семейным причинам не смог. Отменять бронь уже поздно, так что у меня есть в распоряжении лишняя комната. Я не против компании и даже буду рад, если ты поможешь с разбором. – Я только за. Кого анализируем? – Португалию и Голландию. Мнение со стороны будет не лишним. «Без ассистентов как без рук», – подумалось Йоахиму, который привык к плодотворному коллективному брейнсторму внутри штаба, когда коллеги подкидывают свежие идеи, выдвигают революционные гипотезы, вступают в полемику друг с другом. Лёв на сто процентов являлся командным игроком. – Нужно поставить в известность герра Хайнкеса, чтобы меня не потеряли. – разумно заметил Нойер. – Предоставь это мне. Разговор с Юппом оказался предельно коротким. Старика так огорчил обидный проигрыш в Лиге Чемпионов – до заветного кубка «Большие уши» оставался один крошечный шажок, что он был готов дать согласие на все, лишь бы его оставили в покое. Хайнкес на автомате накручивал синюю ленточку своей серебряной медали на палец, глядя куда-то сквозь Лёва, точно его не существовало. – Да. Разумеется... Лёв отлично понимал чувства седовласого тренера Баварии. – Смою эту поганую медаль в сортире! – шипел Баллак как разъярённая гусыня, снимая с себя серебро Чемпионата Европы 2008. Немцы уступили Испании с минимальным счетом. Что может быть хуже для ярко игравшей весь турнир Бундесманншафт? К потному злому Михаэлю подошёл Йенс Леманн, взял со скамейки его медаль, и насильно, не обращая внимания на протесты и трехэтажные нецензурные лексические конструкции, натянул награду обратно на шею строптивого капитана. – Слушай сюда. Ребята горели на поле, отдавали себя целиком. Своим поведением ты проявляешь неуважение к их труду. Среди нас есть как те, кто давно шел к этому финалу, так и те, для кого все это впервые. И им эта медаль за счастье. Дерьмо! Да даже мне за счастье! Ты хоть знаешь, как долго я ждал, сидя под Каном на лавке, шанса выйти на поле основным вратарем! Защищать цвета своего флага, слышать поддержку болельщиков сборной, а не клуба? Никогда, слышишь, никогда не пренебрегай результатом. А если тебя он не устраивает, значит, нужно задавать вопросы себе, а не пенять на достоинство награды. Значит, в следующий раз нужно стараться лучше. Понял? Йоги Лёв застал эту неприятную сцену, когда заглянул к ребятам в раздевалку. Бундестренер мучился тем, что не мог найти в себе моральных сил для утешения команды: серебро на груди висело тяжкой гирей, во рту – неприятный металлический привкус из-за прокушенной щеки. Но вакуум, образованный его апатией, заполнил Леманн, нашедший в себе силы для мотивирующей речи. «Жаль, Йенс заканчивает карьеру. И что-то мне подсказывает, через два года у нас будет новый капитан». – Но завтра он должен быть в отеле не позже одиннадцати! – бросил вдогонку Йоахиму вышедший из прострации Хайнкес. – Без проблем, – согласился с ним Лёв. Вместе с Мануэлем бундестренер просидел за работой до полвторого ночи. Никогда еще ранее ему не было настолько легко с кем-либо рядом. Между тем, приближался Евро-2012…***
Уже третий кряду затушенный бычок пополнил пепельницу, а Йоахим и не думал бросать свое вредное занятие. Обычно он столько не курил. Сигареты были роскошью, которую бундестренер иногда позволял себе, чтобы расслабиться. Но после он также легко мог несколько месяцев не притрагиваться к открытой пачке, погребенной на дне чемодана под слоем одежды, гаджетов и предметов первой необходимости. Завтра повезет свою команду домой. «Черт, опять третий. В третий, собственно, раз...» – терзался Лёв бессильным отчаянием. Жизнь его пропиталась бронзовыми отблесками, бронзовые блики водили вокруг него хороводы, все шаги его по лестнице вверх, к успеху, покрылись этой злосчастной бронзовостью, потрясающая его «немецкая машина убийств» тоже забронзовела, разбившись на полном ходу об итальянскую Ламборгини с Марио Балотелли за рулем. Лёв задумчиво покрутил в пальцах вынутую четвертую сигарету, не торопясь ее поджигать. Открытая крыша загородного отеля отлично подходила для печальных раздумий. Возвращаться в свой номер не хотелось. Курить еще – тоже. В конце-концов, он убрал сигарету обратно, тяжело вздохнув. «Кто там чем занят? Уже собирают чемоданы? Ханси, Кёпке, Вольфарт, ребята..?» – беспокоился бундестренер за команду, не забыв выделить кое-кого особняком. – «Нойер?» Помаявшись от разных догадок, как именно его вратарь проводит тяжелый вечер после поражения, Лёв решил на обратном пути заглянуть к тому в номер. Нойер не сразу открыл ему дверь. На пороге он появился с початой бутылкой шнапса в руке, влажными волосами и полотенцем, наброшенным на голые плечи. От него несло нелепым сочетанием ежевичного геля для душа и только что выпитого алкоголя. «Вот черт!» – Серьезно? – Лёв иронично выгнул бровь, кивая зажатую в ладони Нойера прозрачную бутыль. – Ты откуда эту гадость вообще взял? – У Гомеса. Он провез ее тайком, чтобы распечатать на случай триумфа. Но победы… – Мануэль издал какой-то не слишком приличный звук, отдаленно похожий свист сдувающегося шарика. – Поэтому я реквизировал ее себе. «Любого другого футболиста ты бы уже отчитал за нарушение спортивного режима», – издевательски вставила шпильку совесть в цепочку мысленных оправданий Йоахима для своего молодого приятеля. – Не знал про эту твою сторону. Мне казалось, что ты больше по части пива, – заметил Йоги, и, не спрашивая у Мануэля разрешения, легонько оттолкнул его с прохода, чтобы зайти наконец-то внутрь и закрыть за собой дверь. – Так и есть, – устало подтвердил голкипер. – Но, как говорится, чем богаты – тому и рады. – И ты самонадеянно решил умять ее единолично. Нойер наградил визави расфокусированным бестолковым взглядом, прямо-таки напрашивавшимся на разъяснения. «Я пожалею об этом завтра», – предупреждение здравого смысла, которое Лёв немедля проигнорировал. – Конфисковывать шнапс у тебя я, конечно, не буду. Но и в одиночку пить не позволю. Есть во что наливать? Они расположись прямо на полу, как обожал Йоги – так он себе представлял праздник непослушания. Два пластиковых бокала и целая ночь для бесконечных бесед ни о чем: последняя прочитанная книга, разные забавности в иностранных языках, кинопремьеры, которые нужно посетить, смешные названия итальянских блюд. Говорить можно про все, кроме футбола – такое правило. Хотелось избавиться от горечи поражения, а не «подливать масла в огонь». Когда алкоголь достаточно развязал языки, Лёв начал рассказывать собеседнику забавные истории из своей юности, которые растормошили Мануэля, и вывели обоих собеседников из уныния, вызванного поражением на Евро. Впрочем, совсем без футбола не обошлось: – И потом я отдал кривую диагональную передачу, которую срезал полузащитник Кайзерслаутерна и сходу пробил. Хорошо, что наш голкипер среагировал мгновенно. Но перед тем, как вынести от ворот, он крикнул мне, что если мы проиграем – он снимет с меня скальп. Тогда я усвоил на всю жизнь: с вратарями шутки плохи. Они полночи душевно болтали, пока бутылка совсем не опустела. Нойер первым начал клевать носом. Он задремал в середине очередного эпичного рассказа о буднях славного Фрайбурга, боком пристроился к тренеру и уронил голову тому на плечо. И то ли алкоголь повлиял на адекватное восприятие реальности, то ли умилительная безмятежность, застывшая на лице Нойера, которой хотелось любоваться с нежностью (откуда только взялась?) в сердце, но Лёв отчаянно пожелал осуществить пришедшую на его нетрезвый ум глупость. Он быстро прижался губами к высокому лбу Мануэля, оставив над линией бровей осторожный поцелуй. Йоги с трудом усыпил совесть и оправдывал свой поступок, красиво именуя его «отеческим жестом». Вот только подозрительно странное сладкое волнение ничего общего с отеческими чувствами не имело. Йоахим Лёв этого пока не понимал.