Мир меняется, меняемся и мы

Округ Утопия, был одним из самых малопосещаемых разведкой мест, исключение, составляли лишь те солдаты, которые были родом оттуда. Взвод разведчиков, одетых в гражданское ехали в сопровождении Найла Дока, замаскированные под торговцев, доставляющих заказ. Эрвин Смит со своей женой ехал в карете, вместе с Доком, остальные тряслись в крытой повозке. Найл, с удивлением отметил, как меняет внешность одежда. Эрвин, которого вообще сложно было представить в образе горожанина, смотрелся на удивление хорошо. Его строгая внешность, отлично сочеталась с чёрным длинным пальто, в покрое которого не сразу бросалась в глаза, отсутствующая правая рука. В его жене, вообще сложно было узнать холодную женщину, в извечной военной форме. Сейчас напротив него, сидел высокий господин, с аккуратно зачёсанными набок светлыми волосами, одетый в чёрный костюм, что предпочитали носить зажиточные горожане и аристократы, на коленях у неё покоилась мужская шляпа-котелок, которая, своими круглыми полями смягчала угловатость её лица. — Лисет, я могу понять почему Эрвин выбрал такого рода костюм, но на кой-чёрт, тебе было переодеваться, в мужчину? — буркнул Найл, вызвав у женщины сидящей напротив, смешок. — Найл, женщина с короткими волосами, не служащая в армии вызывает кучу вопросов — это раз. Если я надену женские сапоги на каблуках, то скорее сверну себе шею, чем изящно пойду — это два. Если мне придётся, по какой-либо причине драться, в платье это сделать неудобно — это три, — спокойно пояснила она. — И всё же, даже с короткими волосами и в военной форме, ты похожа на женщину. Слишком красивое у тебя лицо, чтобы быть мужским. А вот в этой одежде… — Найл. Мы здесь инкогнито, под видом торговцев. Ты помнишь, что нам необходимо сделать? — Мы же не можем просто объявить всем в округе, о том, что чудовище, потрепавшее полицию перейдёт из ваших рук в наши. К тому же, появись мы в городе по форме, не вызвало бы это лишние разговоры и у населения, которых вы так боитесь? А так, всё чинно и благородно, торговцы, есть торговцы. Карета остановилась у штаба полиции, Найл вышел, чтобы дать распоряжение часовым. Местный капитан проводил их в подземелье, где хранилась Женская особь. В нём боролись два чувства: любопытство и облегчение. Ему одновременно было интересно, на кой-чёрт разведчикам понадобилась эта мрачная девушка в кристалле, но вместе с тем он чувствовал, как напряжение уходит, ведь вместе с ней, с подконтрольной ему территории, исчезнет опасность её пробуждения. Они остановились возле двери, ведущей в узкую тёмную камеру, возле которой дежурили четыре человека. — Откройте дверь, — распорядился капитан, — с этого дня, головная боль по наблюдению за этой «спящей красавицей», переходит разведкорпусу. Солдаты удивлённо приподняли брови, однако, вопросов не задавали, торопливо открывая дверь в камеру, освещаемую лишь тусклыми факелами и естественным свечением кристалла, что поблескивал, мертвенно-синим цветом. В неверном свете факелов лицо Энни, заключённой в кристалл казалось подвижным и живым, вызывая ужас у полицейских. — Как вы планируете перевозить её, а также куда? В многострадальный Трост? — спросил капитан полиции. — Не совсем. Мы отвезём её в замок, где когда-то вели наблюдение за Эреном. Это довольно прилично от Троста, в глуши. Там хорошие подземелья и поблизости нет людей, поэтому, мы сможем довести наши исследования её нынешней формы до конца, — негромко ответил Эрвин. — Она уже много лет не подаёт признаков жизни, но всё же, командор Смит, будьте начеку, никто из нас не знает, что произойдёт, когда она очнётся. — Спасибо, за ценные рекомендации, именно так я и думал поступить, — ровно ответил Эрвин, но Лисет хорошо знавшая своего мужа, уловила тень сарказма, в его ответе. Кристалл перевернули в горизонтальное положение, закрепив его специальной сетью, разработанной, когда-то отрядом Ханджи, для захвата титанов. Когда кристалл был надёжно упакован в крытую повозку, а солдаты разведки заняли места, в соответствии с планом командора, вся процессия выдвинулась обратно в Трост. Дабы странная компания не вызывала пересудов и не привлекала лишнего внимания, к разведчикам в штатском, Найл сопровождал их до конца поездки. Мрачная громадина старого замка слепо пялилась на прибывших. Место было неприятным, окружённым со всех сторон деревьями. Двор, вымощенный камнем, навевал уныние. Между камнями торчали жухлые остатки сорняков щедро припорошенные снегом, вызывая праведный гнев в душе капитана Леви. Найла передёрнуло: внутри этого замка должно быть куча паутины и прочей гадости, что появлялась там, где долго отсутствовал человек. — Найл, путь был неблизкий. Предлагаю тебе сегодня разместиться здесь, а завтра вернёшься в Митру, — предложил Эрвин. — Предложение заманчивое, но я, как-то не горю желанием дышать пылью. — Ты хочешь сказать, свинья, что мои люди привыкли дышать пылью? — вскинулся Леви, — или, мы похожи на дебилов чтобы не отправить в пустующий замок людей, чтобы навести порядок? Его тираду прервала подошедшая Микаса, которая негромко сказала: — Капитан, Ханджи просит вас помочь с выгрузкой кристалла. — Что? Ладно, идём, — произнёс он, бросая неприязненный взгляд на Дока. Командор полиции посмотрел на унылый ландшафт, окружающий его, тяжело вздыхая. Эрвин прав, лошади устали, а мороз неприятно щипал ноздри. Хотелось домой, к Мэри и детям в тепло и уют, но сегодня он останется здесь, в неприветливом логове разведчиков, надеясь, что за время его отсутствия, его стол не лопнет от отчётов. Внутри замка оказалось не так жутко, как снаружи. По крайней мере, он не увидел ковра из пыли и занавесок из паутины, что рисовала ему фантазия. В столовой было немноголюдно в столь поздний час. Сонный дежурный пригласил путников к столу. Док, изумился еде, что подавали здесь. В отличие от самой захолустной полицейской столовой, где подавали мясо, разведчики ели преимущественно блюда из картофеля и круп. Полицейский привык к более основательной пище, чем суп из сушёных грибов и каши, поэтому остался полуголодным. Желудок отчаянно просил мяса. Эрвин и остальные выглядели вполне насытившимися, запивая скромный ужин горячим чаем. Найл недоумённо косился на жену Эрвина, она съела лишь маленькую порцию супа и кусочек хлеба. Как могла женщина, выросшая в богатой семье, есть так мало и такую простую пищу. В той среде, в которой она провела детство, явно не было таких деликатесов, как хлеб, посыпанный сахаром и каша без масла, на обед. Она, словно почувствовав его взгляд, посмотрела на него своими вечно ледяными глазами. — Что-то не так? — спросила она. — Что? Нет, прости, задумался просто вот и смотрю в одну точку, — торопливо сказал он, переводя взгляд в сторону. Кровать, была неудобной. Нет, отвратительно-неудобной. За годы службы в полиции на должности командора, он отвык от таких удобств, уровня казарменных коек. Ему было тридцать восемь, в таком возрасте даже самый закоренелый солдат, захочет покоя в тихом семейном кругу. Найл вздохнул, сколько лет солдаты жили припеваючи, уходя на заслуженный отдых в преклонном возрасте, со всеми регалиями. А на их долю выпало столько, что на три поколения вперёд хватит. Взять хотя бы его и Эрвина Смита: они ровесники, оба женаты, но если Найл был рационален, выбирая в жёны простую девушку и службу в полиции, то Эрвин был идеалистом, готовым на всё для достижения своей цели, и женился он, на столь же сумасшедшей особе. Он хмыкнул, вспомнив Лисет. Таким, должно быть, был бы сам Эрвин, будь он женщиной: красивой и бесчувственной. В конечном итоге, хоть старый друг и говорил, что любит свою жену, это скорее всего попытка самоубеждения. Такие сумасшедшие с лёгкостью меняют мир, но любить не способны. Он почти простонал. Какого чёрта он об этом думает? Возможно ему стоит прогуляться, на сон грядущий, подышать морозным воздухом, а потом лечь? Должно помочь, а если нет, то хоть время убьёт. Решительно кивнув, он оделся и вышел в темноту коридора, стараясь не создавать лишнего шума. В большой гостиной, исполняющей роль, зала для совещаний горел камин. В креслах сидели разведчики, которым не спалось. Ханджи и Моблит, Леви, Эрен, Микаса, Жан, Армин, Флок и командор с женой. Несмотря на поздний час, беседа была оживлённой. — Очень скоро, мы сможем приступить к выполнению ранее задуманного плана. Всем, огромное спасибо, за оказанное содействие при транспортировке Женской особи. Эрен использует свою способность, чтобы вызволить Энни, из кристалла. Надеюсь, все из вас помнят о мерах предосторожности и ответственности, что мы несём? — негромко произнёс Эрвин. — Да, сэр, — пронеслось по залу. — Кстати, Эрвин, какого чёрта у нас здесь делает старина Найл? Неужто ему охота участвовать в наших экспериментах? — спросила Ханджи, — раньше за ним такого любопытства не наблюдалось… — Нет, он и сегодня оставаться не хотел. Не стоит относиться к нему плохо, только потому, что в прошлом у нас были разногласия. В конце концов он помог нам. Пожалуй, настала пора когда, нам стоит прекратить распри, хотя бы между собой, — сказала Лисет. — Что вы хотите этим сказать? Вы же сами всегда говорили, что лучше пусть вас титан перекусит, чем с полицией дружить? — хмыкнул Жан. — Да, Жан, так и было. У меня есть свои причины, не любить полицию. Но сейчас, мы стоим на скользкой доске, поставленной на цилиндр. Баланс крайне хрупкий. Если мы начнём выяснять отношения между собой, то Марли нас раздавят, как тараканов. Поэтому, я прошу каждого из вас быть благоразумными. Кстати, ты и сам, когда-то в разведку не хотел. Так что нечего меня подкалывать, — ответила Лисет. — Не хотел? Да я и сейчас не хочу. Сборище психов… — Сам ты псих, — буркнул Эрен. — Пожалуй, пора расходиться, пока вы не подрались. Детский сад имени командора Эрвина, твою мать, — лениво сказал Леви, гася, начинающийся конфликт. — Эгей, Эрен, лучше пойдём, посмотришь что мне удалось придумать… мы с Моблитом очень старались, кажется вышло неплохо… — невпопад добавила Ханджи. — А чего только Эрена зовёшь, четырёхглазая? Или, ты хочешь разнообразить вашу с Бернером, частную жизнь? — подколол Зое, капитан. Ханджи рассмеялась, Моблит, напротив покраснел. — Хорошо, коротышка, ты тоже можешь пойти, если хочешь… — Избави Кенни, пусть земля ему пухом будет, не пойду я с тобой никуда, по крайней мере, пока твой кабинет напоминает свинарник, а на голове твоей сала столько, что на нём, можно пожарить мешок картошки, а остатками накормить половину сирот Троста, — язвительно сказал Леви, ставя кружку на стол, — Эрвин, я к себе. Надоели мне ваши посиделки. Вы тоже, — он кивнул на своих бойцов, — дуйте спать, завтра, нам ещё этот убогий свинарник приводить в божий вид, — закончил он, вызвав недовольный вздох у молодёжи. На носу война, а капитан о пыли беспокоится. Постепенно, импровизированное собрание сошло на нет, чай был допит, да и день был длинным. Только Эрвин и Лисет продолжали разговаривать не торопясь уходить. — Я хочу тебе кое-что показать, — сказал Эрвин неожиданно. — Правда? Мне даже интересно, что это. — Я его обнаружил, когда осматривал предоставленные нам помещения, но тогда, со всеми треволнениями и провалом экспедиции совсем позабыл об этом. Возможно оно сломано, но… пойдём, я хочу чтобы ты взглянула. Мне кажется, тебе понравится. Он вёл её по коридору, который в темноте казался бесконечным. Поворот, лестница, снова поворот, её трость, глухо стучала по каменному полу, а их шаги отзывались гулким эхом, тонувшим в безмолвии давно пустующего замка. — Эрвин, да скажи, наконец, куда ты меня ведёшь? — не выдержав, громко прошипела она. — Мы почти пришли… осторожнее, здесь ступенька, — шепнул он в ответ, подавая ей руку. Они оказались в просторном помещении, где было много столов, накрытых материей. По всей видимости, когда-то, при прежних владельцах это место служило чем-то, вроде бальной залы. Цель их прибытия сюда была далека, от шумных весёлых мероприятий, поэтому, они особо не интересовались этим помещением. — Ты привёл меня сюда, чтобы потанцевать? — хмыкнула женщина, — что ж, на хромой вальс я, пожалуй, способна. Эрвин мягко улыбнулся. — Нет, не совсем. То, что я хочу тебе показать, стоит чуть дальше, в конце зала. По всей видимости, замок принадлежал местному аристократу, которого за что-то невзлюбило прошлое правительство, — его голос эхом отдавался в просторном помещении, — вот то, что я искал, — он остановился, — помоги мне снять полотно, Лисет. Она потянула пыльное полотнище, обнажая то, что так страстно хотел показать ей её муж. Её взору предстало траченное жизнью пианино, однако, несмотря на все тяготы жизни и время, что оно простояло в безмолвном замке, оно было целым. — Эрвин…как ты узнал? Могу поклясться, что я никогда не упоминала, что умею играть на нём. — Мне рассказала твоя сестра. — Игра на музыкальных инструментах, была моим компромиссом, чтобы отец разрешил мне заниматься верховой ездой, — вздохнув, покачала головой Лисет, — а потом, на каждом торжестве, что устраивал мой отец, меня, с завитыми кудрями, в каком-нибудь тошнотворно-дорогом платье, просили сыграть что-нибудь гостям. И я возненавидела занятия музыкой… а потом, я стала солдатом и о такой ерунде из прошлого старалась не вспоминать. Даже отец никогда больше не просил меня играть… — Но ведь я — не твой отец, Лисет, — он обнял её, — прошу, сыграй мне что-нибудь. Выплесни свою боль, гнев, страх, всё, что ты копишь в себе, — почти с отчаянием просил он, — ты страдаешь, а виной этому всему я… — Я сыграю тебе, только если ты пообещаешь, больше, не говорить, что виноват, в моих несчастьях. Не уверена, смогу ли я играть на этом инструменте, он много лет простоял здесь, в тишине. Она открыла крышку пианино, поочерёдно, нажав на клавиши, выдала: — Сойдёт. Расстроено, конечно, но для нас это не так уж важно, верно? — усмехнулась она, садясь за инструмент. Руки её легли на клавиатуру привычно, словно не было всех прожитых лет. Первые неуверенные аккорды донеслись из расстроенного инструмента, стирая окружающее запустение. Вот ей снова пятнадцать, а вокруг восторженные лица знатных господ, от фальшивых улыбок которых тошнит. Вот она, в тёмной спальне, перед зеркалом режет свои волосы: неаккуратно, рвано, небрежно. Абсолютно безжалостно срезая свою прошлую жизнь. Вот ей восемнадцать: она в рядах разведки, худая и нескладная, но полная решимости, и уверенности в себе. Вот к ней подходит Эрвин, с бутылкой вина… Вот их свадьба, они клянутся друг другу в верности, Эрвин, улыбаясь, несёт её на руках в спальню. После, картины меняют друг друга, окрашенные кровью и смертью, из её глаз текут слёзы: по сыну, что умер не успев пожить, по товарищам, что погибли в бою, по всему миру, что объят войной и горем. Мелодия кончилась, разрушая наваждение. Эрвин сидел почти не смея дышать. В этой простой мелодии казалось было всё: от тихой радости, до безудержной печали. Его ушей достиг негромкий всхлип: Лисет плакала, рыдания сотрясали её хрупкие плечи. Он поспешил к ней. — Ну всё, шшш, не плачь. Прости, что заставил тебя, — шептал он, гладя её спину. Она упрямо помотала головой. — Нет, спасибо тебе, что заставил. Это старое пианино помогло мне выплеснуть всё, что годами копилось в душе, причиняя боль. Прости, что расклеилась, обещаю, что стану сильнее. Я… люблю тебя, Эрвин, хоть не часто говорю об этом, — сказала она, лихорадочно прижимаясь к нему в поисках защиты. — Мы справимся. Когда-нибудь, ты сможешь сыграть, другую, более весёлую музыку нашим детям. Я верю в это… а пока… мы должны бороться ради мира, жертвуя личным счастьем. Знаю, что требую от тебя много, родная. Но… Улыбка осветила её заплаканное лицо, когда она потянулась к нему за поцелуем. За одним из столов, скрытый тенью сидел Найл, привлечённый голосами в коридоре. Узнав парочку, шагающую впереди, сам не зная, какие тайны хочет узнать, он проследовал за ними. Дверь была незаперта, поэтому он просто сел в уголке, наблюдая. Сейчас его терзало чувство жгучего стыда: то, что он видел, явно не предназначалось другим. Как мало, он в самом деле знал, об этих двоих. Для себя он чётко решил, что отложит все свои дела и возьмёт выходной, а лучше два, проведёт время с детьми и женой, забыв ненадолго о своей работе. Дождавшись, когда Эрвин, бережно поддерживая Лисет под руку выйдет, а их шаги стихнут в бесконечном лабиринте коридора, он тихо вышел за дверь и отправился к себе.