Мир меняется, меняемся и мы

Армин и сам не знал зачем приходит в подземелье к Энни. Возможно, он чувствовал себя одиноко. В последнее время он искал компании капитана Смит, но блестящий ум этой женщины был занят проблемами большего масштаба, чем его одиночество. Она была одержима идеями командора, ради которого готова была идти на любые жертвы. — Интересно, можешь ли ты меня слышать, Энни? — сказал он негромко, со вздохом прикладывая свою узкую ладонь к холодной, неровной поверхности кристалла, — ты называла меня хорошим человеком… когда-то давно. Ты ошибалась… я вовсе не хороший человек, я совершил много ужасных поступков. Убил женщину из полиции…съел Бертольда. Знала ли ты, что он тебя любил? А теперь его нет… — его голос сорвался, а по щекам парня текли слёзы, которые он ненавидел. Чувство жалости к себе затопило всё его существо. — Я также слаб и бесполезен, Энни. Я запутался и вижу странные сны. Даже не знаю, кого во мне больше: меня самого или Берта? Если бы ты могла, то сказала бы мне, кто я… — Армин? Что ты здесь делаешь? — спросил Жан, — могу поклясться, что слышал твой голос. Кирштейн застыл на пороге заметив вздрагивающие плечи товарища. — Эй, Армин, не плачь. Мне тоже не по себе от того что мы будем с ней сотрудничать, — он положил руку на плечо Арлерта. — Жан? Как ты оказался здесь? — Странный вопрос. В наряд заступил, вместе с Микасой… а что здесь делал ты? — недоумённо спросил Кирштейн. — Я…я… пришёл посмотреть… столько всего случилось с нашей последней встречи… — рассеяно ответил Армин двигаясь в сторону выхода, словно не замечая Жана. — Вот как? Это уж точно…эй, Армин, куда ты? — Жан, — подала голос Микаса, — мне кажется, что сейчас лучше не приставать к нему с расспросами. Вместе с силой титана, похоже, приобретаешь и воспоминания. Думаю, ему сейчас нелегко. Бертольд, по всей видимости, питал тёплые чувства к Энни… — Чёрт, как всё запутано. Закончатся ли когда-нибудь эти загадки? — в сердцах сказал Жан. Микаса лишь пожала плечами. Командор Эрвин сидел в кабинете и разбирал корреспонденцию, доставленную курьером. Среди прочих официальных бумаг, в глаза бросалось письмо, запечатанное сургучом. Оттиск на сургуче был ему не знаком, на самом же конверте было написано лишь: «Командору разведкорпуса Эрвину Смиту». Он задумчиво сдвинул брови. Кому понадобилось отправлять данное письмо? На конверте не было даже имени отправителя. К счастью, курьер ещё не покинул временную резиденцию разведчиков, обнаружившись в столовой. — У меня к тебе есть вопрос, — произнёс Эрвин, приближаясь к нему. — Командор? Чем я могу быть полезен? Вы хотите отправить письмо в Трост? Эрвин покачал головой, вынимая из кармана всё ещё запечатанный конверт. — Скажи, тебе случайно не известно, кто отправил мне это? — спросил он. Курьер немного замялся, после чего всё же ответил: — Моя вина, командор. Я уже собирался выезжать, когда ко мне подошла она. Она так слёзно просила отдать вам конверт, что я… — Как она выглядела? — Я толком не рассмотрел. Когда я выезжал было довольно темно. Сами понимаете — зимнее утро мрачное. Невысокая, хорошо одета, вот и всё что я могу сказать о ней, — покачал головой курьер. — Хм… спасибо и на этом. Отдыхай, — сказал Эрвин. Он вернулся в свой кабинет, отложив письмо в сторону. Сам он не станет его открывать, дождётся Лисет. Его терзали смутные сомнения, что письмо явно не носит официальный характер. Иногда он получал письма от гражданских. Чаще всего, в таких посланиях содержалась просьба о приёме их чада на службу. Он глянул на конверт и помотал головой, явно это не просительное письмо, ведь на нём нет имени, кроме его собственного. Негромкий стук в дверь заставил его поднять голову от отчёта исследовательской группы Ханджи. — Войдите! Дверь открылась, явив Эрвину Армина Арлерта. — Сэр, простите за беспокойство, но у меня есть вопрос, который не даёт мне покоя. Эрвин удивлённо приподнял брови, но кивнул, показывая свой интерес к собеседнику и поощряя продолжать. — Мы перевезли Энни в наше убежище и надёжно спрятали, но как вы планируете её вызволить? Об этом не было сказано ни слова. — Выходит Эрен и Микаса тебе ничего не сказали? — Вздохнул Эрвин, — возможно это правильный шаг с их стороны, но мне казалось вы доверяете друг другу? — Микаса слишком предана Эрену, — Армин покачал головой, — хоть он в последнее время и вёл себя по-скотски, она не выдаст его секретов и под пытками. Что до Эрена… мне кажется, что те черты, что отличали нас и делали друзьями прежде, превратились в стену, по толщине напоминающие кристалл, в котором спит Энни. Эрвин понимал парня. Чертовски понимал. Между ним и другом однажды тоже выросла стена. — И как давно он не доверяет тебе? — Нарушил, наконец, молчание командор. — С тех пор, как он узнал о своём отце, сэр. Его словно подменили. Иногда мне кажется, что лучше бы я умер в тот день, чем увидел, как он пытается всё сделать сам, огородившись от всех плотной стеной. — Никогда не сожалей о том, что остался в живых, мальчик, — жёстко произнёс Эрвин, — если он не сказал тебе, значит считал это лишним. Я не в праве выдавать его секрет. Сейчас, мы идём по очень тонкому льду и любой просчёт будет фатальным для человечества в стенах. — Разве раньше было не так? — Недоумённо протянул парень. — Раньше, я нёс ответственность только за своих солдат. А теперь просчёт будет стоить жизни мирным жителям. Раньше над нами довлела лишь перспектива прорыва стен и катастрофической нехватки еды. Теперь всё иначе, Армин. — Тогда, сэр, ответьте мне, зачем вы устроили революцию? Чтобы вернуть стену? Или чтобы утолить свои амбиции? — Отчасти, и то, и другое утверждение можно признать за истину. Но… мне не хотелось жить в мире, где учитель должен умереть в мучениях за то что приблизился к правде. Мне не хотелось быть скотом, запертым в загон, без права выбора. Умирать в бою за короля-самозванца и кучку аристократов, которые погрязли в подсчётах собственной выгоды и уюте, когда я, Армин, вёл гражданских и своих людей на убой за территории, которые у нас отняли. Я слишком многое в своей жизни поставил на карту, чтобы слушать упрёки ребёнка, пусть талантливого, но всё же ребёнка, о том, что я не прав был, подарив людям правду. Есть вещи, о которых я жалею, но если я буду упиваться своим бесконечным горем, то не добьюсь ничего. Однажды, ты с лёгкостью согласился обвинять без доказательств, сейчас, тебе придётся поверить мне и своим друзьям точно также. — Но… — Придёт день, когда тебе и им придётся решать, каким будет наш несовершенный мир. Сейчас, просто положись на нас. Ледяные глаза командора подавляли желание спорить, поэтому Армин, счёл за благо просто кивнуть, принимая точку зрения Эрвина. Торопливо отдав честь он вышел в коридор. Эрвин устало вздохнул, когда за солдатом закрылась дверь. Сейчас ему остро не хватало Лисет. Она уехала рано утром, чтобы встретиться с сестрой, прибывшей в Трост, бросил небрежный взгляд на часы, показывающие без четверти два. Ухмыльнулся, осознав степень своей привычки к её незримому присутствию в жизни. — Какого хрена ты лыбишься? Выглядишь жутко, — прорезало тишину саркастическое замечание Леви. — И тебе не хворать, — буркнул командор, — чаю? — Знаешь, не откажусь, только, чур я завариваю. Без обид, Эрвин, но тебе явно не хватает рук… Эрвин беззлобно улыбнулся, уступая товарищу хлопоты. — Ты не ревнуешь? Она уехала на рассвете, в компании этого скользкого типа, Найла. Я бы на твоём месте весь извёлся, — хмыкнул Аккерман, наливая чай. — Во-первых, ты не на моём месте, во-вторых, я слишком хорошо знаю свою жену, чтобы ревновать, — невозмутимо парировал Эрвин. — Тц, как скучно. Хотя ты прав, вам суждено было быть вместе. Иногда мне кажется, что вы не сможете существовать в мире, где не будет войны. — Это ещё почему? — возмутился командор. — Вечно ходите по острию ножа и тянете титана за несуществующие яйца, — ухмыльнулся Леви. — Я тоже думал что не сможем, пока не услышал как Лисет играет на пианино. Леви, я бы душу отдал, чтобы слышать это вновь и вновь. А ещё её смех, искренний и звонкий, как ручей. Если бы я умел приносить людям счастье, клянусь, я бы сделал её самой счастливой на свете, — он горько вздохнул, замолчав. Леви расхотелось язвить, столько горечи он услышал в этих словах. Железный командор был человеком, хоть и тщательно культивировал в себе образ бесстрашного воина. Сейчас, перед Аккерманом сидел обычный человек, доверившийся ему. Не хотелось рушить это мгновение, сказав грубую остроту. — Впрочем, не бери в голову. Спасибо, что выслушал. — Эрвин. Это нормально, быть человеком. Хотя бы рядом с теми, кого зовёшь друзьями. Я знаю, что тебе сложно одновременно удерживать людей стальной волей и быть хорошим. Для меня неважно, как о тебе будут думать другие, я давно смирился с тем, что ты псих, — он отставил кружку в сторону, — пойду, навещу очкастую, избавлю Моблита от страданий. Когда Аккерман был у двери до него донеслось: — Спасибо, Леви. — Просто оставайся собой, — сказал он и тенью скользнул за дверь. Уже начинало темнеть, когда Лисет, коря себя за нерасторопность ехала в экипаже обратно. Она безумно соскучилась по сестре, но совершенно не была готова морально выдержать все её сочувствующие взгляды и горестные вздохи, то и дело вырывавшиеся из её груди. Хотелось домой, к Эрвину. Когда она уезжала рано утром из временного штаба в компании Найла, он ещё спал, всем своим беззащитным видом вызывая щемящую нежность в душе ледяной женщины. Когда карета, безбожно скрипящая на ухабистой дороге остановилась, выпуская женщину прямиком в объятья мороза, отпуская замёрзшего извозчика восвояси, видят боги, она побежала бы, позволяй её несчастная нога к нему, единственному, в объятия. Но ранение и звание капитана обязывали, поэтому она лишь чуть ускоряя шаг шла по мрачному заснеженному двору туда, где билось её сердце. Эрвин, с самым серьёзным выражением лица сидел за столом и нахмурив брови читал документ, лежащий перед ним, погрузившись в чтение настолько, что не сразу отреагировал на открывшуюся дверь в кабинет и негромкий стук трости по каменному полу. Он отвлёкся лишь тогда, когда его шею обвили тонкие руки, которые он узнал бы из тысячи других. — Лисет, ты вернулась, — мягко улыбнувшись сказал он, — и кажется, снова забыла про перчатки, — покачал он головой. — Эрвин… — Иди ко мне, — позвал он, отодвигаясь от стола. Колени ощутили приятную тяжесть жены и холод рук, забравшихся под его куртку. Когда их губы встретились Эрвин почти понял, что имел ввиду Эрен, говоря про ощущение единства всего вокруг. — Я скучал по тебе, — признался он, переводя дыхание после долгого поцелуя — чай будешь? Она только покачала головой, прижимаясь к нему. — Можно я погреюсь об тебя? Не хочу вставать. Готова просидеть с тобой так, хоть до глубокой старости, — пробурчала она ему в шею, вызывая волну приятной дрожи. — Лисет, мне сегодня пришло любопытное письмо… — И что в нём любопытного? — Поинтересовалась она. — Пока не знаю. Я ждал твоего возвращения, чтобы прочесть его. Курьер сказал, что его передала хорошо одетая барышня в Тросте. Этот факт делает его любопытным. Оттиск на сургуче мне не знаком, поэтому мне было важно прочесть его вместе с тобой. — Тогда давай посмотрим на него, хотя, признаюсь, если это любовное послание мне будет неловко читать его, — сказала она, поёрзав на коленях мужа, заставляя его втянуть воздух. — Если ты и дальше продолжишь делать так, то к письму мы приступим не скоро… — он подтянул письмо поближе, — знаком ли тебе этот оттиск? Лисет покачала головой. — Вскрой конверт, пожалуйста. Печать с негромким хрустом сломалась, под натиском бумажного ножа, в конверте лежала коротенькая записка, написанная убористым почерком. Супруги погрузились в чтение. — И что это может означать? — Нарушила тишину Лисет. — У меня нет ни малейшей догадки на этот счёт, — пожал плечами Эрвин, — почерк и оттиск на сургуче мне не знакомы, но место, где предлагают встретиться… знакомо и даже очень, правда, я не был там со времён поступления в разведку. Лисет ещё раз перечитала записку, в которой значилось: «Эрвин, мне жизненно необходимо встретиться и обсудить с тобой несколько вопросов, не дающих покоя. Я буду ждать встречи в пабе «Дуб и ленточка» завтра, с полудня до четырёх часов дня. Пожалуйста, приходи один. Искренне надеюсь на скорую встречу.» — «Дуб и ленточка»…никогда не была в этом заведении. Если ты говоришь, что не был там со времен поступления в разведку, то это должно значить, что… — Да, именно в этом пабе, я впервые ощутил боль от разбитого сердца. Там работала Мэри. Но, насколько мне известно, Найл и его семья теперь живут неподалёку от Стохесса, так что едва ли это могла быть она, — пожал плечами Эрвин. — Ты поедешь? — Спросила она глядя ему в глаза. Эрвин поднял руку и нежно провёл по её лицу. — Только, если ты будешь со мной. — Но в письме ясно дают понять, что хотят видеть тебя одного. — Лисет, — выдохнул Эрвин, — я раненый солдат, у меня одна рука… — Которая провокационно гладит мою грудь, — хмыкнула женщина, — раненый, как же, отбить Эрена у Бертольда, вести новичков на самоубийственный бой, этому одна рука не помеха, а как на встречу с одной единственной женщиной… — Так да? — Дыхание Эрвина опалило шею, когда он поцеловал тонкую чувствительную к ласкам кожу, срывая вздох с её губ, — или нет? — Спросил он, отрываясь. — Ты знаешь, какая ты сволочь, командор? — Риторически вопросила она, зарываясь тонкими пальцами в его волосы. — Мм, это ещё почему? — Каждый раз, когда я хочу сказать тебе нет, ты вынуждаешь меня сказать обратное, — вздохнула она. Эрвин лишь торжествующе улыбнулся.