Мир меняется, меняемся и мы

Утро выдалось пасмурным и мрачным, Лисет с хрустом потянулась, прогоняя остатки сна. Рубашка Эрвина, в которой она предпочитала спать, сползла с плеч, обнажая все застарелые шрамы, заставляя зябко поёжиться, пол неприятно холодил ступни ног. Зима в этом замке была крайне неприятным временем года. Воровато обернувшись к спящему мужу она обнаружила, что Эрвин разглядывает её. — Давно не спишь? — Улыбнулась она. — Не то чтобы давно… но момент, когда рубашка съехала с твоих плеч я не пропустил. Иди ко мне поближе, я тебя согрею. — Мы же так опоздаем… — сделала она робкую попытку встать с кровати. — Значит опоздаем, — выдохнул он, притягивая Лисет к себе. Экипаж трясся на ухабистой дороге, везя в Трост чету Смит. На Лисет был гражданский костюм, превращающий хрупкую женщину в представительного господина в чёрном. Эрвин украдкой разглядывал свою жену, тонкую красоту которой нельзя было испортить, казалось, ничем: ни короткой грубой стрижкой, ни мужской одеждой. — Лисет, — негромко окликнул он, привлекая внимание, задумавшейся супруги, — о чём думаешь? — Я думаю, о том, что нас ждёт, когда закончится зима. Я так устала от войны, Эрвин. Я мечтаю о том дне, когда мы будем спокойно жить, передав ответственность грядущим поколениям. Иногда, я завидую простым людям, живущим своей жизнью. Они принадлежат сами себе. Мы же выбрали другую дорогу и будем пить горькую чашу до дна без сожалений. — Я хотел бы посвятить своё сердце тебе одной, любимая, но я не принадлежу сам себе, — горько улыбнулся Эрвин. — Я знаю, дорогой, прости, что жалуюсь, — мягко улыбнулась она в ответ. В паб было решено войти порознь, поэтому Эрвин отправился в штаб, а Лисет к месту, обозначенному в таинственной записке. Предчувствие было самое паршивое, как будто она участвует в каком-то отвратительном спектакле. Отчего-то было ощущение, что сегодня она узнает то, о чём знать не было малейшего желания. Как и было оговорено заранее, она заняла столик находящийся в тени, за соседним столиком должен был разместиться Эрвин. — Что будете заказывать, сэр? До Лисет не сразу дошло, что официантка обращается к ней. — Сэр? — Прошу меня простить, я немного задумался, — улыбнулась она официантке, — будьте так любезны, принесите, какого-нибудь супа, на ваш вкус и бутылку лучшего красного вина, сударыня. — Есть домашняя лапша и суп с грибами, вам какой, сударь? — Домашнюю лапшу, пожалуйста, — небрежно махнула рукой Лисет. — Что-нибудь ещё? — Могу я поинтересоваться, который час? — Было без четверти двенадцать, когда я подошла к вашему столу. — Благодарю вас, сударыня, это всё. Она как раз приступила к трапезе, когда дверь открылась явив пабу командора Смита. Старый бармен увидев высокого гостя вышел из-за стойки и поприветствовал его, как родного. — Это же бравый командор Эрвин, сколько лет, сколько зим. Давненько я тебя не видел в наших краях. Слыхал, ты важной птицей стал. — Я тоже рад вас видеть в добром здравии, Эндрю. Но не заходил я вовсе не от того, что стал важным, — спокойно ответил Эрвин, пожимая руку пухлому мужчине. — А то я не знаю, сынок. Помню, как будто вчера было. Ты и Найл, Мэри вечно крутилась возле вас… весёлые были деньки, а? — Да уж, были. Город давно проводил кадетов нашего выпуска, в не самое светлое будущее, Эндрю. — И чего я, старый осёл, болтаю? Пойдём, сынок, я тебе стаканчик налью. — Извини, мне назначена встреча, поэтому, как-нибудь в другой раз, — покачал головой Смит. — Эх, жалко, но ничего не попишешь. А встреча часом не с женщиной, а? — лукаво подмигнул бармен. — Кабы я знал, Эндрю, кабы я знал… — Ну, коли встреча не состоится, то милости прошу за мою стойку, — радушно улыбнувшись командору, мужчина вернулся к работе. От места веяло воспоминаниями и грустью. Те же столы, те же стулья, тот же самый человек за стойкой, только он сам стал безнадёжно другим. Это было ни хорошо ни плохо, просто мир менялся вместе с ним, а в этом пабе время казалось застывшим. Казалось, что вот-вот откроется дверь и хохоча до боли в животе, сюда ввалится он сам лет на двадцать с хвостиком младше, а за ним следом Найл, такой же молодой и глупый. И это ощущение вызывало неприязнь. Прошло больше двадцати лет, за которыми крылись боль и бесчисленные потери. Беззаботная юность осталась позади, поникла под грузом взваленной на его усталые плечи ответственности. За соседним столиком он видел Лисет, делающую какие-то заметки в своём блокноте и когда их взгляды на миг пересеклись, он улыбнулся ей, приподняв уголки губ, а она в ответ отсалютовала ему стаканом с рубиновой жидкостью, едва заметно кивнув. Время шло, официантка, обслуживающая столик Эрвина принесла еду, а таинственная незнакомка выделялась своим отсутствием. Это раздражало, подумать можно у него есть время на подобные глупости. Эрвин яростно ткнул картофелину вилкой, отчего та развалилась. — Чтоб тебя, зараза, — негромко ругнулся он. — Ты всё-таки пришёл, — выдохнули за спиной и не успел он обернуться, как его заключили в объятия. С трудом отстранив от себя радостную женщину, командор удивлённо выдохнул: — Мэри? Какого чёрта ты вытворяешь? — Извини, Эрвин, просто я очень рада что ты пришёл, — она буквально лучилась. Где-то за соседним столиком, одному господину в чёрном, вино упорно не хотело лезть в нужное горло, вызывая надсадный кашель, от вопиющей наглости творящейся неподалёку. — Позволь спросить, с каких пор у тебя ко мне есть неотложные дела? Мне казалось, что все вопросы давно решены, — чуть резче, чем хотелось спросил он. — Ты изменился… когда-то ты был более радостным в моей компании, — жалобно заключила Док. — Кажется, это было до того, как ты сказала Найлу заветное «да», Мэри. Ближе к истине. К чему эта встреча? — уже спокойнее спросил Эрвин. — Скажи, ты счастлив? — неожиданно спросила она, заискивающе глядя ему в глаза, как раньше, когда он был молод и глуп, а она казалась ему самой прекрасной женщиной в мире. На секунду повисла неловкая пауза. Эрвин сам не знал, что она хочет услышать от него. За тенью её беззаботной улыбки он видел уставшую женщину, которая отчего-то решила почувствовать себя нужной кому-то. Она почти кричала об этом, пытаясь спрятать свой страх за улыбкой. — Эрвин, я рискую, встречаясь с тобой. Мне пришлось соврать матери, чтобы она приглядела за детьми, пойми, я пришла, потому что хочу спросить… — Счастлив ли я? — Закончил он предложение за неё, — а какое это теперь имеет значение, Мэри? Когда-то давно, я считал себя счастливым, приходя сюда, чтобы встретить тебя. С тех пор многое изменилось. — Эта женщина, твоя жена. Она сделала то, что я побоялась. Нашла в себе смелость быть с тобой… я боюсь остаться одна, Эрвин. Найл вечно занят, а я всегда одна, с детьми. И ты будешь прав, если назовёшь меня мразью, но я так устала… — Ты устала быть матерью? Или ты устала быть женой главы полиции? Мэри, мир изменился, а тебя тревожит то, что тебе не так комфортно, как раньше? Или ты думаешь, что я тот, кто не оставит тебя в одиночестве? — Это не то, что я хотела услышать. — А что ты хочешь от меня услышать? Что я люблю тебя? Или что я женился от безысходности и это было ошибкой? Или ты ждёшь, что я попрошу прощения, за то что не умер ранней героической смертью и не избавил тебя от душевных мук? — Эрвин, прости. Я тогда молодая и глупая была. Я на самом деле любила, нет, люблю тебя. Мне не хватило смелости признать это раньше. Давай начнём всё заново. Клянусь, я смогу сделать тебя счастливым и больше никогда не предам, — её голос дрогнул, от подступивших слёз. — Тебе кажется, что ты любишь меня. Ты любишь придуманный тобой образ. Я — настоящий, это вовсе не рыцарь в сияющих доспехах. Я стою на горе трупов, которую воздвиг за годы службы в разведке. Я — человек, потерявший руку в бою, за призрачную надежду человечества выжить. Ты спросила, счастлив ли я? Единственное счастье в моей никчёмной жизни это моя жена. А брать чужие стаканы, в чужом доме я не стану. Забудь свои глупые мечты и будь рядом со своим мужем в горе, и в радости, как поклялась. — Мне всегда казалось, что ты ждёшь, когда я передумаю и вернусь к тебе. Почему? — Я отпустил тебя и пожелал счастья, а себе желал скорой смерти, посвятив остатки своего сердца человечеству. Я был разбит и сломан, а душа моя заледенела. Мои теории, всё что у меня было, — горько произнёс Эрвин, — возвращайся домой, забудь о прошлом, его не вернуть. — Ты её любишь? Просто ответь, и я уйду. — Да, Мэри. Настолько, что не задумываясь отдам свою жизнь за неё. До ушей Эрвина донёсся громкий всхлип. Плечи Мэри сотрясались от рыданий. — Я ужасная, да? Наговорила всего, теперь ты скажешь Найлу о том, как низко я пала. Он всегда так гордился, что я выбрала его. Сама не знаю, что со мной. Эрвин налил в стакан воды и подал ей. — Успокойся и вытри слёзы. Я никому не скажу об этом. Только пообещай мне, что выбросишь меня из головы. У вас прекрасная семья. Что до внимания, которого тебе не хватает… Спроси как-нибудь у Лисет, как часто нам удаётся побыть наедине, не умирая от усталости. И никогда не желай себе встать на её место. Наша жизнь состоит из последствий сделанного нами выбора. Никто не знает, как сложилась бы твоя жизнь, останься ты со мной. Скажу тебе лишь одно: я не отказался бы от своих идей и не пошёл бы в полицию, даже ради тебя. Она шмыгнула носом и улыбнулась. — Я знаю, Эрвин. Спасибо, что образумил. Возможно это правильно, что мы поменялись местами, — она легонько сжала его плечо, — знаю, что это почти невозможно, но всё же, будь счастлив. Женщины. Эрвин рассмеялся, былое очарование Мэри лопнуло, как мыльный пузырь, обнажив не самые приятные черты её характера. У их странной встречи был неприятный осадок, имеющий странное послевкусие. Окажись он счастливцем много лет назад, сегодня на его месте сидел бы Найл? Эрвин поднял взгляд и посмотрел на Лисет. Перед ним был единственный выбор без сожалений, за всю жизнь. Чего ещё оставалось желать уставшему солдату? Пока она была рядом с ним, он готов двигаться к своей мечте, невзирая на зыбкость и темноту неясного будущего.