***
После возвращения Эрвина находиться в больничных стенах стало почти невыносимо. Лисет понимала, что сейчас у Эрвина много проблем, которые требовали его безотлагательного внимания. Она понимала его и готова была, как и прежде стоять рядом с ним, помогая и оберегая. Но когда три дня спустя доктор сообщил, что её состояние стабильно и она может покинуть стены больницы, она едва не расцеловала его на прощание. Одежда, в которой она была в день похищения никуда не годилась, поэтому девушка попросила Браус привезти из Троста вещи для неё, дабы вернуться после выписки самостоятельно. И сейчас, когда карета увозила её от опостылевших запахов медикаментов, девушка чувствовала ничем не объяснимую радость. Карета притормозила у бывших ворот Троста и Лисет подошла к полицейским, которые отвечали за подъем в город на лифте. — Мне необходимо попасть в Трост. — Причина визита? — Я возвращаюсь домой. — Сожалею, дружище, но лифт сегодня не обслуживает гражданских. Начальство объявило рейд, придётся ехать через Каранес, — ответил полицейский. Лисет недоумённо смотрела на молодого полицейского. — Капитан разведкорпуса Лисет Смит, — представилась она, — спускай лифт. — Ага, а я — командор Пиксис и королева Хистория в одном лице, — засмеялся парень, — дёргай отсюда, щёголь, а то доложу куда следует и получишь несколько дней в камере с алкашами. — Хорошо подумал? — Ты мне, что, угрожаешь? Я сказал дёргай отсюда, пока я добрый. Естественно Лисет не взяла с собой чёртово удостоверение, когда шла в караулку проверять солдат, а после было не до этого. Сейчас было важно вернуться в Трост, придурков можно проучить и позже, поэтому она молча проглотила оскорбление этого желторотика и договорилась с извозчиком о смене маршрута. В кабинете Эрвина шло импровизированное собрание. Ханджи недоуменно смотрела на командора и никак не могла взять в толк что он несёт. — Ты — что? — Переспрашивала она снова и снова. — Ты — следующий командор разведки, я ухожу, по приказу главнокомандующего Закклея, — теряя терпение, но стараясь говорить спокойно ответил он. — Ханджи. По приказу Закклея, не по своему почину. У тебя что, со слухом проблемы? — На редкость спокойно произнёс Леви. — Да как такое возможно? Я не могу понять. В чём твоя вина? В том что паренёк сбежал вместе с королевой? И вообще, какого чёрта я должна стать командором? Мне казалось, что это должна быть Лисет, — Ханджи выдохнула, переводя дух. — Ханджи, я пока ещё могу тебе приказывать, — напомнил ей Эрвин, — но я прошу тебя занять моё место. Считай это временной мерой. — Я… хорошо. Когда объявишь об этом остальным? — Перед поездкой в Митру. У меня есть несколько дней, хочу дождаться выписки Лисет, — стоило ему произнести эту фразу, как дверь кабинета распахнулась и, тяжко опираясь на трость, в кабинет Эрвина вошла она. — Легка на помине, — произнёс Леви, — что-то вид у тебя не радостный. — Мне пришлось ехать через Каранес, — пояснила она, — полиция сказала, что гражданским нечего отвлекать доблестных служащих полиции. Эрвин принял пальто из её рук, покачав головой. — Ты снова забыла перчатки, — негромко заметил он. Они не обнимались и не целовались, но эта негромкая фраза Эрвина была стократ интимнее любого поцелуя. Ханджи и Леви, не сговариваясь поднялись, чтобы уйти. — Вы куда это собрались? Мне казалось, что есть несколько вопросов, которые нужно обсудить. — Обед скоро, нужно поторопить дежурных по кухне. Да и техническому отделу нужно будет дать распоряжение о временном переносе оборудования в замок. Для исследования кристаллической формы Энни мне понадобятся мои приборы… — ответила за двоих Ханджи. Похлопав Эрвина по плечу и подмигнув Лисет, они вышли.***
— Иди ко мне, — прошептал Эрвин, когда за друзьями закрылась дверь. Целуя её, он мягко толкал девушку к столу, который был завален аккуратно сшитыми в книги отчётами. Легко улыбнувшись на лёгкое: «ой», когда её упругий зад упёрся в столешницу, Эрвин гладил её спину, запустив руку под рубашку, пальцами очерчивая каждую выпирающую кость, каждый шрам на её коже, заставляя шумно выдыхать от ощущений. Он целовал её тонкую шею, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Лисет нетерпеливо расстёгивала пуговицы на его рубашке, с наслаждением ощущая как напрягаются его мышцы от лёгких прикосновений её тонких пальцев. Они не говорили, сейчас им это было ни к чему. Существовало только рваное дыхание и шорох не снятой до конца одежды. Сквозь оглушающий стук своего сердца Эрвин слышал, как звякнула пряжка ремня Лисет, а затем гулкий звук, с которым брюки оказались на полу. Когда она прикоснулась к его ремню, помогая освободить, ставший каменным, член, Эрвин сдавленно простонал. Нетерпеливо обняв сидящую перед ним жену, прижался к ней, почти до боли впиваясь губами в мягкую шею. Его язык ловил ритм её сердцебиения с каждым жадным толчком в податливое тело. Лисет крепко обнимала ногами его поясницу, а руки её лихорадочно гладили спину супруга. Было так невыносимо хорошо, от того что он снова нуждался в ней, или, это она сама отчаянно нуждалась в нём? Когда Эрвин хрипло простонал ей в ухо её собственное имя, ответ на вопрос перестал интересовать Лисет. — Да… Эрвин, господи, да! — Сорвалось с губ. Тело отчаянно желало этих безумных прикосновений; снова и снова, до тех пор пока в них самих есть жизнь и то безумие, что зовётся любовью. Её часто спрашивали, не надоедает ли однообразие? Когда ты, на протяжении стольких лет, делишь с одним человеком не только постельные утехи, но и невзгоды и тяготы. Определённо нет. Начало их отношениям положило выпитое вино, внезапная страсть, возникшая, от чувства близкой гибели, когда отчаянно хочется быть кому-то нужным. С годами это ушло. Но взамен, пришло что-то гораздо большее, чем просто желания плоти. Чувства стали глубже и всё — от тяжёлой травмы до растрёпанных, с утра волос, вызывало палитру эмоций: от глухой беспросветной тревоги до щемящей нежности в душе. Она всегда будет его любить, какими бы их не делали раны и время. Он всегда будет любить и защищать её, сколько бы он не потерял в этой жизни. Едиными в данный момент были не только два тела, мнущие бесценные отчёты, едиными были их души, концентрирующиеся на смыкающихся в оргазме мышцах. Не было необходимости в словах. Только легкая усталая полуулыбка, самая искренняя из всех, когда разгорячённый потный лоб прикасается к такому же, объятому жаром лбу. Только прикосновение тонких женских губ к его обветренным губам. Только они вдвоём в целом мире.