***
Март пришёл совсем незаметно. Ханджи с техническим отделом, при помощи купленного отцом Лисет оборудования готовили к презентации первый опытный образец водоочистительной установки. Если Закклей даст добро, то они опробуют его уже в начале апреля. Работали они почти без устали — и если Ханджи отвечала за техническую сторону вопроса, то плечи Лисет и отряда Леви трещали от бытовых вопросов и бесконечной бумажной тягомотины. Лисет почти не спала последние несколько недель, работая с бумагами. Когда она видела себя в зеркале, то невольно пугалась: под глазами залегли глубокие тени, а впалые щёки не отличавшиеся здоровым румянцем в лучшие её дни, приобрели и вовсе мертвенно-бледный вид. Отчёт плыл перед глазами и она никак не могла сфокусироваться на корявом почерке Ханджи. Женщина устало прикрыла глаза, прикладывая к ним ладонь, когда до ушей донёсся звук открывшейся двери. Лисет с надеждой вскинула взгляд, желая видеть совсем другого человека. — Ты разочарована? — Негромко спросил Леви. — Скорее устала в край. Я же знаю, что он в Тросте, хоть и видела его в последний раз две с половиной недели назад, — горько ухмыльнулась она в ответ. — Тебе нужно иногда отдыхать, Лисет. Ты и без этого карнавала анальных радостей не пышешь здоровьем, а сейчас выглядишь так дерьмово, что в мешки под твоими глазами поместится Эрвин. — Леви, вот за что я тебя люблю, так за твои метафоры. Надо же как завуалировал своё желание позаботиться. Леви ухмыльнулся. — Метафор у меня много, детство было, знаешь ли, весёлым. А кто о вас придурках заботиться будет? Я и сам по горло засыпан отчётами, но я не забываю есть по несколько дней подряд. Что ты, что Эрвин, что эта сумасшедшая Ханджи. — Леви. Ты виделся с ним? Аккерман налил в кружку чай и всучил Лисет тарелку с бутербродами. — Пока не съешь это, хрен я тебе что скажу. Пока она ела Леви рассказал, что виделся с Эрвином в Тросте несколько часов назад, тот передал несколько опытных образцов огнестрельного оружия для ознакомления. — Это всё? Или ещё что-то? — Ещё сказал, что безумно скучает по всем нам, а в особенности по тебе и велел передать тебе это, — перед капитаном на стол лёг немного мятый пухлый конверт. — Спасибо, Леви, — её пальцы бережно погладили шероховатую бумагу. — За то что принёс конверт? Или еду? — И то, и другое, а ещё, спасибо, что согласился написать для него письмо. — Тц. Это было нетрудно. Ладно, пойду передам очкастой распоряжение Эрвина, а ты отдохни, реально дерьмово выглядишь, — сказал Аккерман поднимаясь, чтобы уйти. Когда он вышел в коридор, то вздохнул. Ему и самому иногда хотелось, чтобы был в этом мире человек желающий написать столь трогательное письмо для него, хотя, пока он писал, то неоднократно назвал Эрвина сентиментальным слюнтяем. Помотав головой, прогоняя непрошенную мысль Леви пошёл к Ханджи.Глава 24.
22 мая 2019 г. в 12:41
Лисет уже давно спала, утомившись за день, доверчиво положив голову ему на плечо. Ему, отдохнувшему днём хотелось продлить момент близости родного тела под боком. Для него не имело никакого значения, что она рядом с ним уже очень долгое время.
Они поднимаются наверх, в комнату, попрощавшись с барменом. Её глаза лихорадочно блестят в тусклом свете коридора. Эрвин прижимает её своим телом к стене, а она в ответ обнимает его за шею и увлекает в поцелуй. Спотыкаясь, и теряя равновесие, не столько от количества выпитого, сколько из-за попытки целоваться и идти одновременно. С их-то способностями. Чёртов замок не желает открываться или это из-за дрожи в единственной руке? А дрожь вызывает волнительная близость женского тела, обманчиво кажущегося хрупким.
В квартире он снимает с неё форменную куртку и только годами отработанный автоматизм не даёт бросить её на пол. Он был чертовски рад, что она без УПМ, сейчас это было бы лишним. Она вешает одежду на стул и нагая идёт в душ, он, как завороженный идёт за ней. В клубах пара и пены уже сложно разобрать кто кого дразнит больше. Только хлопки его бёдер об её бёдра и стоны, что он срывает с её губ. Её тонкие пальцы бережно мылят его голову и от этих прикосновений у него, казалось, кипела кровь. Хрипло выдохнув её имя, его накрывает с головой, а тело получает желаемую разрядку. Она аккуратно смывает его семя с внутренней стороны бедра, смывая следы их телесной близости, а он, сам не зная почему едва не плачет от радости, хотя на её недоумённый взгляд он ответит, что в глаз попало мыло.
Он отвлёкся от своих воспоминаний, когда услышал тихий всхлип. Лисет плакала во сне. Ей часто снились кошмары. Очень часто битва за Шиганшину, оставившая неизгладимый след в её душе. Эрвин и сам тогда думал что всё кончено.
— Прости меня. Если бы ты не закрыла меня собой, тебе не пришлось бы чувствовать боль, — негромко прошептал он.
— Это неправда. Потерять тебя было бы хуже смерти, — неожиданно чётко произнесла Лисет.
Эрвин посмотрел на жену — она, по-прежнему спала, но дыхание стало чуть спокойнее. Он гладил её по спине и прижался к её светлой макушке подбородком, незаметно погружаясь в сон. Утром она должна будет уйти, а ему предстоит встреча с Найлом.
Лисет проснулась рано. Эрвин спал на спине, а лицо его было расслаблено, без горьких складок у рта и нахмуренных бровей он выглядел гораздо моложе. Впрочем, имей он лицо испещрённое морщинами и седые волосы она любила бы его и таким. Уезжать совсем не хотелось. Она знала, что Ханджи ждёт её возвращения и корила себя за своё малодушное желание бросить рапорт об увольнении на стол. Тихо одевшись она вышла, чтобы заказать завтрак — в том, что Эрвин в её отсутствие будет есть через раз она не сомневалась; когда он поглощён работой или иным занятием, он может забыть обо всём.
— Ты рано, девочка, — позёвывая заметил кабатчик.
— Работа у меня такая. Некогда спать, — улыбнулась она. Можно нам завтрак на двоих?
После завтрака Лисет заставила себя подняться на ноги, чтобы оставить его. Это вынужденные меры, — уверяла она себя. Если она задержится, то желание остаться станет почти невыносимым и дело вовсе не в физическом контакте с мужем. Дело в душе, что отчаянно хотела прижаться к его груди и сидеть отсчитывая удары его сердца до конца жизни. Дело в том, что они оба устали воевать и хотели спокойной жизни. Но было одно «но»: их маленький мир не существовал без борьбы.
— Мне пора, — тихо сказала она, вставая с кресла.
— Когда ты вернёшься? — Сорвалось с его губ, прежде, чем она подняла брови от удивления. Эрвин закрыл глаза, чувствуя себя идиотом.
— Как только смогу вырваться в город, — ласково улыбнулась ему жена, — я думаю ты и сам знал ответ, Эрвин.
Она заставила себя повернуться и сделать шаг по направлению к выходу из квартиры.
Эрвин видел как Лисет идёт, а время словно замерло — вот она заносит трость, упираясь ей в пол, затем переносит вес на плечи, медленно приподнимая больную ногу. Ему стало безотчётно страшно, что часть его самого покинет это помещение. Он знал свою работу слишком хорошо. Даже находясь плечом к плечу не всегда было место их душевным порывам. Рамки были всегда, задолго до прорыва стены Мария. В эти рамки и стандарты он тщательно подгонял свой образ идеального командора, но этот человек был единственной отдушиной за всю его жизнь. Она одна, всегда — с первого дня, видела его простым человеком с правом на ошибки и боль.
— Лисет, — жарко шептал он ей в шею, судорожно обхватив её талию рукой, в секунду сокращая расстояние между ними, — я могу без тебя существовать, а жить не получается. Его голос срывался, а хрупкое равновесие было нарушено. Пальцы женщины дрогнули, разжимаясь, заставляя трость упасть, вслед за ней, упавшей на колени. Её плечи дрогнули, а серые глаза заволокло пеленой слёз.
— Лисет, — снова выдохнул он, прижимаясь щекой к её спине, — прости. Я знаю как тебе тяжело. Я чувствую также. Но я не мог иначе… посмотри на меня.
Она медленно обернулась: по впалым щекам текли слёзы, а губы предательски дрогнули, в попытке позвать его по имени. Лисет обессиленно упёрлась лбом в его грудь. Эрвин не долго думая приподнял её лицо, а затем приник своими губами к её, стирая поцелуем желание плакать, извиняясь за свою несдержанность. Она вскинула руку, зарываясь пальцами в его волосы, а он в ответ углубил поцелуй, сплетая свой язык с её. Единственная его рука ловко расстёгивала пуговицы её рубашки, гладя мягкую грудь, с твёрдыми сосками. Ему было откровенно плевать, что они сидят на полу. Мир вокруг перестал существовать. Он увлёк её, заставляя лечь, как много лет назад, когда он сам считал, что любить не способен. Навис над ней и смотрел в изученные вдоль и поперёк черты лица. Ему хотелось сделать всё самому. Эрвин нетерпеливо рванул пряжку её ремня, заставляя женщину приподнять бёдра. Затем также поступил и со своими брюками, ставшими слишком тесными.
Лисет хотела его, он знал это; это чувствовалось в её готовности принять его, это слышалось в её негромких стонах и в его собственном хриплом дыхании. Смит, как мальчишка, дорвавшийся до сладкого ласкал её грудь и сам едва не изливался, чувствуя, как горячо внутри его жены.
— Чёрт возьми, как же с тобой хорошо, — простонал он, кончая и обессиленно прижимая свой постыдно вспотевший лоб к её выпирающей ключице. Он был в прострации, а в глазах ещё блестела эйфория от испытанного им оргазма. Лисет же гладила его светлые, растрепавшиеся во время секса волосы и не гнала его прочь, так же наслаждаясь близостью.
Они не знали сколько времени пролежали так. Может быть пять минут, а может быть час.
— Мне пора, — негромко выдохнула Лисет, — как бы мне не хотелось остаться здесь, Ханджи ждёт меня, Эрвин.
— Я знаю, — просто ответил он, — я просто хотел… я… люблю тебя.
— Так же как и я тебя. Даже если нам не дано будет пожить спокойно. Я всегда буду любить тебя, Эрвин. Помоги мне встать.
Он смотрел, как карета увозит его любимую женщину, непроизвольно подняв руку к губам, всё ещё помнящих сладость её поцелуя. Когда карета скрылась из вида, он вздохнув, стал готовиться к встрече с Найлом. Тот обещал привезти опытные образцы «ветра свободы».