***
В Тросте Эрвин и Лисет тщательно изучали материалы, над которыми работала Ханджи. — Вот здесь недочёт, — Эрвин указал на помарку в чертеже, — видишь? — Ты имеешь ввиду, что сюда необходимо поставить другой клапан? — Да, исправь. — Мне кажется, что здесь исключена ошибка, взгляни, — она указала на место в схеме, где был обозначен механизм, обосновывающий наличие клапана. — Вот как? — Он присмотрелся к схеме получше, — действительно. Тогда всё в порядке. Лисет потёрла глаза, уставшие от долгой работы с бумагами. — Устала? — Есть немного. Я всё думаю. Зачем Эрен прихватил с собой Хисторию? Решил повторить опыт своего отца женившись? В девочке течёт королевская кровь… Эрвин, ты не думаешь о том, что… — Что Хистория нужна им как инкубатор с королевской кровью? Такая мысль посещала меня. Но сделать мы пока ничего не в силах. — Зачем Марли нужно нападать на Элдию? Неужели из-за того что клятва отречения от войны была разрушена? Но и до этого были психи, желающие знать правду об этом мире, разве не так? — Именно поэтому прошлое правительство и хотело нас истребить. Вспомни хотя бы кампанию Лобова. Нельзя учесть всё на свете. Нам нужна информация, а в дневниках Йегера- старшего лишь крупицы. Мы безбожно мало знаем об этом мире. Спасибо прошлым властям и учебникам по истории. — Многия знания — многия скорби, Эрвин. Возможно Карл Фриц держался этой теории как мог, но последующие поколения… что именно они видели в момент передачи воспоминаний, что останавливало их? — Это мы должны узнать. Но для того чтобы понять врага, нужно понимать его мотивы. В этом кроется опасность. Понимать врага — иногда ещё простить. Запишешь отчёт для Ханджи. Не хотелось бы потратить на бумаги твой последний выходной. Завтра предлагаю провести день так, будто мы молодожёны. — То есть не вылезая из постели? — Хмыкнула Лисет. — Не только. Поедим в ресторане, посмотрим на звёзды, помечтаем о будущем, сделаем то, чего я, будучи капитаном, а затем командором позволить себе не мог. Лисет казалось что её челюсть оцарапает пол, настолько она отвисла в удивлении. Вид у неё был, наверняка, идиотский. Просто, в царящем вокруг них хаосе, предложение Эрвина звучало примерно так: «устроим пир, во время чумы». Эрвин рассмеялся. Так, как не смеялся давно. От смеха выступили слёзы на глазах, а в груди полегчало. — Лисет, твоё осуждающее лицо стоило моего предложения. Я знаю, что мы в полной жопе. И, каюсь, знай я, что теория отца откроет горизонт с такой грязью, я бы предпочёл её не доказывать. Мы на пороге войны, а любви в нашем мире нет места, но что это меняет? Люди, по-прежнему, женятся и рожают детей, парни творят глупости, разоряя клумбы у ворот военпола, чтобы подарить своей женщине цветы, а девушки сбегают от родителей, чтобы увидеться с любимым. Именно на пороге близкой гибели мы чувствуем, как на самом деле прекрасна наша жизнь. Мир меняется, это неизбежно. И, конечно, нам не удастся ничего из задуманного на завтра, кроме, может быть душевной беседы и ужина с вином. Если быть откровенным, то завтра я должен встретиться с Пиксисом. — Прости, Эрвин. Иногда я устаю настолько, что начинаю думать, кем бы мы могли стать не будь мир таким. Я, например, могла бы стать директором школы или приюта. С детьми и с дураками постарше опыт работы, дай боже. Ханджи могла бы стать аптекарем или доктором, Моблит — художником, Леви — владельцем чайной лавки. — Это он тебе сказал? Не думал, что доверит кому-то ещё, — хмыкнул Эрвин, — а я, мог бы быть учителем истории, как мой отец… — он вздохнул. — Как странно, правда? Мы все такие разные, но делаем одно дело. Как сильно на нас повлияло наше окружение. — Иными словами, мы — кучка моральных калек, с кучей внутренних проблем, — он вздохнул, — именно это и объединяет нас. — В нашем мире, всеми нами движет надежда и отчаяние. Даже после пережитого нами, мы способны верить, любить и мечтать о несбыточном. Это даёт надежду на то, что ещё не всё потеряно.***
Армин знал, что если командор Ханджи или капитан Леви заметят его отсутствие на посту, то ему придётся провести по соседству с Энни минимум сутки, но Жан настойчиво предлагал ещё партейку в шахматы и он малодушно соглашался. К счастью для Армина, капитану Леви было не до него. Он проводил время в компании Микасы, которая растеряно смотрела в свою кружку с чаем и не совсем понимала что она делает здесь, в обществе капитана. — Ты чего не пьёшь? Попробуй, такого чая ты явно никогда не пила. Аккерман отпила из кружки: чай был действительно вкусным. — Полицаи облажались с контрабандой и Эрвин выбил из них пожизненные поставки этой божественной заварки, — пояснил он девушке. — Я не совсем понимаю, капитан. Зачем я здесь? — Ты здесь просто попить со мной чай и поговорить, Микаса, — неожиданно мягко сказал Аккерман, — иногда, даже грубиянам, вроде меня, нужно с кем-то поговорить, или помолчать. Эрвина нет, Лисет уехала, очкастой не до меня. Можешь конечно протереть пыль, если найдёшь, — он тут же сгладил мягкость — колкостью. — Я нравлюсь вам? — Она впервые посмотрела на него прямо, заставляя поперхнуться чаем. — Нравишься. Но больше, чем ты мне позволишь, я с тобой не сделаю. Я, знаешь ли, в детстве насмотрелся на всякое дерьмо и не на помойке себя нашёл, чтобы принуждать женщину, которая меня не хочет, спать со мной. Поэтому пей чай. Хочешь — молчи, хочешь — расскажи о своём детстве, об Эрене, да о чём угодно, только не уходи, ладно? Глаза Микасы расширились в удивлении. Обычно немногословный капитан за полчаса беседы выдал слов больше, чем за все годы её службы в его отряде. Последний раз он просил её о чём-то, когда командор готовил революцию. И это было… необычно. — На вас это не похоже, — сказала она, покачав головой. Леви подошёл к ней и, склонившись к сидящей на стуле девушке — поцеловал. Легко, платонически, не принуждая ни к чему. Но когда девушка удивлённо вздохнула, приоткрыв рот, он не выдержал и углубил поцелуй, сплетая свой язык с её и чувствуя, что дело-дрянь и уставшее тело хочет большего. Неожиданно она ответила, обняв его, в сиюминутном порыве, заставляя его негромко простонать. Вместе с сорванным с губ стоном к Леви пришло чёткое осознание, что это, действительно, было на него не похоже. Он не пускал в свою жизнь никого, за очень редкими исключениями. Но Эрвин, Лисет и Ханджи были для него кем-то вроде семьи, как Изабель и Фарлан, когда-то, как погибшая Петра, так и не ставшая для него кем-то большим. Действительно, совершенно, не похоже и от этого, ещё более прекрасно. Армин оставил ребят и пришёл на свой пост, только когда Жан окончательно утомился и задремал посреди партии. От бега по коридору и лестнице в боку закололо, несмотря на годы, проведённые в армии его сильной стороной, по-прежнему, оставался ум, к которому добавилась способность превращаться в титана. По, ставшей обыденностью, традиции он приложил руку к кристаллу, в котором не то спала, не то медленно умирала Энни Леонхардт и выдохнул: — Здравствуй. Прости, что сегодня так поздно. Жан уговорил поиграть с ним в шахматы. Энни безмолвствовала и когда Арлерт уже развернулся к кристаллу спиной и собирался сесть, по поверхности кристалла неожиданно пошла трещина, а за ней, с негромким треском ещё одна. Армин замер, не в силах покинуть свой пост. Как назло, сегодня он был здесь один и вздумай Энни напасть на него, едва ли он сможет что-то сделать. Кристалл продолжал разрушаться, покрываясь всё новыми трещинами, пока, наконец не лопнул. Осколки больно оцарапали руки парня, прикрывающие лицо от повреждений. Когда Армин отнял руки от лица, то увидел девушку, лежащую на полу. Дрожащими пальцами он перевернул её на спину и попытался нащупать пульс и похолодел, когда обнаружил что он отсутствует. — Нет, ты же не могла умереть, Энни… ты же сильная. Мир не терпит слабых, поэтому… — он сложил руки крест-накрест и несколько раз с усилием надавил на грудную клетку Леонхардт, после чего приложил ухо к груди. Бесполезно, так он лишь бессмысленно сломает ей рёбра. — Прости, это единственный выход, — сказал он приоткрывая ей рот, чтобы сделать искусственное дыхание. Ему казалось что время остановилось, когда он, набрав в легкие воздуха приложил свои тёплые губы к её ледяным. Словно спасал утопленника, вдох, четыре нажатия, вдох, четыре нажатия… — Ну же, дыши, чёрт возьми! — В отчаянии крикнул он, ударяя по полу кулаком. Слёзы заволокли глаза пеленой, капая на лицо безучастной девушки. Армин плакал и сам не знал почему. Хотел ли он, чтобы она выжила после всего, что она натворила? И если да, то чья это воля, его или Бертольда? За этими мыслями он не сразу понял, что Энни дышит. Поверхностно и часто, но дышит. Когда обнаружил, то рассмеялся от облегчения. Ей явно нужна была медицинская помощь. Подхватив девушку на руки он поторопился к Ханджи.