***
— Ты должна согласиться, если хочешь жить. Ты ведь знаешь, тебя можно и заменить кем-нибудь. — И кем? Той женщиной с тростью? Или другой, с одним глазом? Они пойдут на такую жертву, в угоду чудовищной регенерации? — Нет, — парень покачал головой, печально улыбаясь, — они не пойдут. Они слишком устали от войны, впрочем, как и все мы. — Знаешь как хочется жить? Когда ты понимаешь, что год-другой и наступит пора умирать? Тринадцать лет, Армин. У меня никогда не будет мужа и детей. Если бы я была чуть старше… — Я знаю, Энни. Я тоже умру, но позже. Мне осталось одиннадцать с небольшим, украденных у смерти, лет. Жены у меня тоже не будет; бессмысленно, мне, сироте оставлять вдову и детей, не имея за душой ничего, кроме ответственности и знаний. У женщины с тростью и у женщины с одним глазом, как ни странно есть надежда на завтра; они знают цену каждому прожитому году и каждой грани жизни, за которой, неизменно, таится смерть. — Бертольд? Ты съел его, не так ли? — Ровно спросила она. — Да. Я не хотел этого. Видимо, в награду за его убийство, я, находясь при смерти, был вынужден принять его силу, его память и его чувства — тоже. Поэтому, я не могу тебя ненавидеть, поэтому я вижу бессчётные смерти в своих снах. Сколько же людей вы уничтожили во имя своей империи? Вы ведь, и до того как войти в наш дом, были убийцами? И, даже зная всё это, моё сердце пропускает удар при виде твоего, вечно хмурого, лица. Я и сам не знаю, кто любил тебя больше, он или я сам? Армин ударил ладонью по стене, ненавидя себя за слабость. — Армин… я не держу на тебя зла. Если ты смог победить Колосса, будучи человеком, то тебе нет нужды чувствовать себя слабаком и укорять себя за его смерть. Ты заслужил право называться воином. — Проблема в том, что я не хочу им быть, Энни. Я хочу быть просто Армином Арлертом. На поле боя стоял выбор: спасти раненного в живот командора или меня. Меня спасла жена командора, находящаяся при смерти и командор, очнувшийся по воле случая. Он остановил руку капитана Леви. Почему он это сделал я понял много позже. — И почему же? Продолжай, мне интересно. Кроме тебя и, этого вашего, командора, со мной больше никто не говорил. — Когда мы подъезжали к Тросту, они оба были в беспамятстве. Все думали, что они не переживут дорогу. Он остановил Леви, потому что, в горячечном бреду смерти, он был простым человеком, который любит свою жену. — Его жена, та женщина с тростью? — Да. — Расскажи мне ещё что-нибудь, Армин. А этот капитан, Леви, он всегда такой? — Какой? Злой? — Нет, не злой, скорее перегоревший… я убила его отряд, тогда в лесу. Я уже не помню всех подробностей. Ты, кажется ещё тогда понял, что это я? — Я не был уверен до конца. Но по прибытии обратно я сопоставил все факты… — Ты всегда был умным. Спасибо, что приходишь сюда. Ты, по-прежнему, тот же Армин, которого я знала. Я подумаю над предложением вашего командора, можешь передать. А сейчас, иди, мне нужно отдохнуть. — Хоть ты и сделала много плохого, Энни… ты не кажешься злой. — Я и не злая. Я, как этот Леви, выгоревшая пустышка.***
Микаса сидела на скамейке, наслаждаясь закатом, в гордом одиночестве. Весна постепенно вступала в свои права, пробиваясь сочной зеленью и первыми робкими цветами. Ещё одна весна, таившая в себе войну. Девушка вздохнула, кутаясь в старый красный шарф, подаренный Эреном. Всё ли у него хорошо? Он всё, что осталось от её семьи. Он и разведкорпус. Некстати, в памяти всплыл недавний разговор с капитаном. Действительно, что она знала о нём? Кроме напыщенных титулов, коими, его щедро осыпал народ и его фамилии, такой же, как у неё? По обрывкам его фраз она знала, что вырос её однофамилец явно не в лучших условиях. Вот и всё. Как он относится к войне? Что чувствует? Почему так странно держит чашку? Пока она размышляла закат догорел, окрашивая небо, в цвет пролитых чернил. Скоро похолодает, а значит пора возвращаться. Проходя мимо кабинета командора девушка заметила, что дверь открыта, а сам командор разговаривает о чём-то со своей женой, сидящей рядом с ним. Даже занятые работой, они были семьёй. Микаса, скрытая темнотой коридора, наблюдала за их движениями. Вот командор потянулся за кружкой и его рука, неожиданно столкнулась с рукой его жены. Он улыбнулся и уступил ей, а она сделала глоток и передала её ему, на миг, задерживая свои пальцы в его ладони. — Подглядывать нехорошо, Аккерман, — негромко прозвучал голос капитана Леви за спиной. Она резко обернулась на источник звука и увидела его, с папкой в руках. — Я не подглядывала, сэр. Так вышло случайно… — Тц. Ты не умеешь врать, Микаса. Постой здесь немного, я отдам Эрвину бумаги и мы сможем поговорить. Несмотря на открытую дверь, капитан постучал. — Войдите! — Пригласил командор, — зачем стучал? Дверь не заперта. — Не хотел стать свидетелем неуставных отношений, — съязвил он, — я принёс то, что ты просил. Здесь и мои протоколы и лабораторный журнал Ханджи. — Спасибо, Леви. Чай будешь? — Не сегодня. У меня есть ещё дела. — О чём хотела поговорить, Аккерман? — Спросил Леви у девушки, когда вышел из кабинета командора. — С чего вы взяли, что хочу? — Это предсказуемо. В этом крыле находятся кабинеты Эрвина, Лисет, Ханджи и мой. К кому из офицеров ты хотела прийти? Микаса вздохнула, потупив взгляд. — Аккерман? Я не врал, когда говорил Эрвину, что у меня есть дела. Не досуг мне, в угадайки играть. Плечи девушки вздрогнули, а пальцы теребили потрёпанный шарф. Она сама не знала, что заставило её дать слабину, да ещё и перед капитаном Леви. — Я… простите, капитан. Мне не стоило приходить, — она уже развернулась, чтобы уйти, когда почувствовала мозолистую ладонь капитана, поверх своей ладони. — Пойдём со мной, живо, пока к моим титулам не навесили ещё и «женоненавистника», — спокойно сказал он, по-прежнему, крепко держа её за руку. Когда они вошли в кабинет, капитан усадил её на диван, а сам подошёл к столу, наливая в две чашки чай. Одну он сунул в ладони девушке, другую взял сам, тем же, диковинным способом. — Я одного не пойму… ты, то бегаешь от меня, как от прокажённого, то приходишь к дверям моего кабинета и, когда я предлагаю сесть и поговорить, ты снова убегаешь. Чего ты хочешь? Чтобы я попросил прощения за тот поцелуй? Хоть ты явно была не против, чёрт с тобой, мне очень жаль, что я так поступил. — Мне не нужно ваше извинение. — Тогда что тебе нужно? Глядя на тебя, я начинаю верить в россказни церковников о рае и аде, Аккерман. — Почему вы так странно держите кружку, сэр? — Ради этого, определённо, стоило прийти сюда. — Это тайна? — Да не, в общем-то. Если ты забыла, то вырос я в подземном городе, что под нашей столицей, среди нищеты и грязи. В том ужасном месте всё решала сила. Сколько мне тогда было не могу сказать, но… я отчётливо помню, что я выиграл в честном бою у местного торговца право взять любую вещь из его лавки. Я взял небольшой сервиз, резко выделяющийся из обыденных вещей в нашей помойке. Чашки были настолько тонкой работы, что были бы уместнее на столе у короля, чем в подземной клоаке. Но, когда я налил в одну из них чай, ручка, за которую я взялся откололась, а чашка упала и разбилась вдребезги. — Вы боитесь, что так произойдёт снова? Леви вздрогнул, как от удара. Меньше всего ему хотелось признавать наличие у него такого чувства, как страх. — Скорее я привык, — ответил он, — у меня давно есть возможность купить себе чайный сервиз, но привычка всё беречь, похоже, неискоренима. Леви задумчиво сделал глоток чая. — Поцелуйте меня ещё раз, — неожиданно попросила Аккерман. Леви поперхнулся. — Я не ослышался? — Откашлявшись спросил он. — Нет. Я сказала: «поцелуйте меня ещё раз». — Странная ты девушка, Микаса. То шарахаешься от меня, то задаёшь странные вопросы, заставляя лезть в глубины моих не самых лучших воспоминаний… Она провела рукой по его обманчиво юному лицу, он в ответ вздохнул. — Я сделаю это, но учти, что после этого назад дороги не будет. Ты понимаешь меня, Микаса? — Я поняла вас… тебя, — неуверенно произнесла она, теряясь от непривычного обращения. — Назови моё имя, — попросил он и повисла тишина. Она не отнимала своей руки от его лица, не отводила взгляда, но молчала, глядя ему в глаза. — Леви! — Рявкнули совсем с другой стороны, а дверь с грохотом врезалась в стену, — Эрвин просил передать тебе… оу. — Ханджи, возможно ты не в курсе, но, у воспитанных людей принято стучать в двери, прежде чем войти. Что просил передать Эрвин? — Удивительно спокойно отреагироввл Аккерман. — Ну, я относила остававшиеся у меня бумаги, и он попросил передать, что завтра нужно будет провести тренировку. Необходимо, чтобы твои ребята ознакомились и научились правильной стрельбе из нового вооружения. А также просил передать, что через неделю привезут новые УПМ. — Я понял тебя. Если это всё, то вали. — Леви, ты извини. Неудобно получилось, — неожиданно тихо ответила учёная. — Кто ты, и что ты сделала с четырёхглазой? Матом тебя прошу, поди прочь и не мешай, Ханджи. Ханджи ухмыльнулась и вышла, закрыв за собой дверь. Леви легко поднялся с дивана и запер её на засов. — Леви, — донеслось до него с дивана, где, по-прежнему сидела Микаса. Он обернулся и замер. Его собственное имя звучало приятно из её уст. Хотелось услышать снова. Он подошёл к сидящей девушке и склонился над ней. — Скажи ещё раз, — попросил он. — Леви, — выдохнула она ему уже в губы.***
— Леви? Что-то случилось? — В пятый, наверное, раз окликнула его Лисет, сидящая за столом напротив него. — Да, я… спал плохо, вот и торможу. Где Эрвина носит? Скоро построение, а его и близко нет. — Пошёл поговорить с Энни Леонхардт. Он всё ещё надеется на её помощь. — И ты отпустила его одного? — Поддел он её. — Отпустила? С каких пор он моя собственность? — Съязвила в ответ женщина. — Ну, с тех самых пор, как ты сказала ему «да», стоя в ратуше, под всхлипы твоего отца. Радовался, небось, что такую язву сбагрил. — Слишком часто ты, в последнее время, нашу свадьбу вспоминаешь. Я уже не помню таких тонкостей. Это так мило. — С тобой бесполезно упражняться в злословии, женщина, — сдался Аккерман, — и всё-таки? — Он пошёл вместе с Арлертом. Парень, похоже, неплохо с ней ладит. — Это и пугает, если честно, я не узнаю его. Интересно, что происходит с людьми, когда они получают эту чудовищную силу. Что заставляет их ломать свою природу? Вспомни хотя бы Эрена. — Кто знает? Раньше и мы ненавидели титанов, считая их бездушными тварями жрущими людей просто так. Всё так запуталось, Леви. Всё так запуталось… — О чём толкуете? — Спросил Эрвин, кладя руку на плечо своей жене. Лисет машинально подняла свою руку и положила её поверх его. — Да так, о разном. Как всё прошло? — Даже лучше, чем я рассчитывал. Армин, определённо имеет дар убеждения. Эй, Леви, ты о чём задумался? — Никогда раньше не замечал за тобой тягу к роскоши, Эрвин. — Что? — Я говорю о кольце на пальце. — Ах, это…это не тяга к роскоши. Это обручальное кольцо. У Лисет точно такое же, — улыбнулся Смит. — Не припомню, чтобы вы их надевали когда женились. — Этого и не было, Леви. Пока Эрвин жил в Тросте, то невольно узнал о новой традиции, — пояснила Лисет. Сколько лет они знакомы? Достаточно, чтобы помнить их ещё неженатыми. Ещё тогда, когда Эрвин был целью аристократа Лобова, она была рядом. Тонкое кольцо на её пальце, столько лет спустя, свидетельствовало о глубине их связи, делая их почти неотделимыми друг от друга. Этакий род привязанности, заставляющий выигрывать войны, несмотря ни на что, заставляющий дышать через боль, и улыбаться сквозь слёзы. Вслух же он произнёс: — Понятно. Пойдём на построение.