Белая ночь

Аллен как будто очнулся от глубокого сна. С трудом открыв глаза, он совсем не понимал, где находится. И только, приподнявшись на локте и осмотревшись, он начал догадываться, что тут, где он лежит, было большое и жестокое сражение. И что сам он пострадал в этом сражении. Мальчишка был весь в грязи, из ран на боку и плече текла кровь. Но это было неважно. Гораздо больше его беспокоили слова, словно эхо звучащие в голове: «Аллен, я возвращаю тебе твое тело. Спасибо за то, что так бережно хранил мою память все эти годы. Графа больше нет, как и остальных Ноев. Мы уничтожили их. Я тоже мертв, и теперь ты должен жить дальше без меня. Я уверен, у тебя все получится. Ведь с тобой рядом будут твои друзья. А я… я всегда любил тебя, как брата. Люблю и сейчас…». Печальный голос Неа все затихал и затихал, пока не погас совсем, смешиваясь со стуком сердца Аллена. «Нет! Этого не может быть! Неа!.. Нет, он не мог покинуть меня!» - из глаз мальчика потекли слезы. Силы покинули его, и он упал на колени. - Аллен! – позвал его обеспокоенный женский голос, – Аллен… Что с тобой? Девушка тоже была в крови. В ее глазах цвета лаванды был страх – и бесконечная доброта. Лицо ее было знакомо, но Аллен никак не мог вспомнить, где видел ее… как будто пытался восстановить осколок забытого сна. - Линали! Аллен! – к ним подбежал рыжеволосый юноша, – С вами все в порядке? - Эй, Шпендель, тебе мозги отшибло? Что ты молчишь? – Раздражение второго юноши, подошедшего секундой позже, казалось, можно было ощутить даже кожей. Перемазанные в крови и саже и едва державшиеся от усталости экзорцисты выжидающе смотрели на плачущего седого мальчишку. - Кто вы? – крикнул он. Слезы и паника звучали в его голосе, – Откуда вы меня знаете?! От боли, шока и сильной кровопотери все перед его глазами заволокла темная пелена; тело бросило сначала в жар, и сразу в холод, и Уолкер провалился в черную пропасть обморока. *** Открыв глаза, Аллен увидел потолок комнаты. Приходя в себя, он приподнялся на кровати, а потом сел. Постель чистая, пахнущая свежестью и крахмалом; раны аккуратно и умело перевязаны… где же он? Какое-то внутренне чувство, вроде интуиции, подсказывало ему, что он дома. Но мозг отказывался принимать это. Он не узнавал ни светлых стен, ни деревянной двери, ни тумбочки у кровати. Повернувшись влево, чтобы посмотреть в окно, Аллен неловко задел раненной рукой стену и едва не вскрикнул от боли. Вместе с болью нахлынули и последние воспоминания. «Неа больше нет… И что теперь? Я остался один…» - мальчишка положил руку на глаза, снова ложась навзничь. - О, Аллен, ты уже очнулся! – радостно улыбаясь, в дверном проеме стояла девушка. Кажется, ее звали Линали… он видел ее уже. Не дожидаясь приглашения, она подошла и, усевшись на стоящий рядом с кроватью стул, продолжила: – Как ты себя чувствуешь? Ты ведь довольно сильно ранен… - Спасибо, со мной все в порядке. – нехотя ответил Аллен. Он не желал сейчас разговаривать, тем более - с людьми, ему незнакомыми. - Ты и правда меня не помнишь? – в голосе девушки явственно слышались слезы. - А должен? – раздраженно ответил Уолкер, – Не могла бы ты оставить меня в покое? Я не знаю, кто ты, и я не хочу с тобой разговаривать. Из глаз девушки потекли слезы. Резко поднявшись со стула, она, не оглядываясь и всхлипывая, быстро выбежала из палаты. «Кажется, я ее обидел… Ну и черт с ней. В следующий раз не будет лезть со своими вопросами». Вытянув руки перед собой, Аллен стал их изучать. Руки были не теми, которые он помнил. Сколько же месяцев он забыл? Сколько лет? Предаваясь грустным мыслям, мальчишка не заметил, как в палату вошел еще один гость. - Нехорошо девушек доводить до слез, – Это был рыжеволосый юноша, – Я понимаю, тебе сейчас нелегко, но Линали переживает за тебя, и ты мог бы не срываться на ней. - А с чего ты взял, что я буду тебя слушать? Ты мне никто, и она тоже. Так что оставь меня в покое. - Меня зовут Лави, если ты забыл, и мы с тобой друзья. – казалось, этому парню все по барабану, – А слушать ты будешь. Еще раз увижу, что ты обидел Линали – и я надеру тебе уши. И вообще ты стал больше походить на Юу, чем на себя, Аллен. Поморщившись от резких слов Лави, мальчик отвернулся, но тот, словно и не заметив этого, продолжил болтать дальше – о погоде, листьях и обеденном меню… *** «Прошла уже целая неделя. Я начал уже припоминать людей Ордена. Когда-то они были моими друзьями… и мне нужно вести себя, как и прежде, но вот только - как это? Лави говорит, что я часто улыбался и всегда был вежливым. И я стараюсь, как могу... но это не возвращает мне память. Вспомню ли я вообще когда-нибудь все?» Его выписали из больничного крыла, и теперь он сидел в своей, как ему сказали, комнате. Но он не помнил этой комнаты. Совершенно не помнил. А еще этот Канда.. он не выходил из головы мальчишки. С первого взгляда, с первой встречи между ними как-то сразу установилась стойкая неприязнь, и каждый раз при встрече само так выходило, что они обменивались колкостями и иногда чуть ли не дрались, благо, их все время растаскивали. Канда был таким холодным, гордым и неприступным, а эти глаза... Иногда казалось, что в них проскальзывало что-то теплое. Но лишь на мгновение. Эти глаза стали притягивать Аллена, и с каждым разом, когда он смотрел на японца, то понимал, что хочет узнать его лучше. Заглядывая в зеркало, Аллен не узнавал себя. Он будто бы вырос, и цвет волос изменился, появился шрам на лице. Откуда он? И что с ним произошло такого, от чего поседел?.. Вопросы роились в голове, и их становилось все больше и больше, но ответов все не было. Скоро в дверь постучит Линали и вместе они пойдут на завтрак. Потом обследования, обед и прогулка по улице, в которой к ним присоединится Лави. После – ужин, и только потом можно будет спокойно пойти и закрыться в своей комнате. Хоть мальчик и не помнил ее, сейчас она стала для него его маленькой крепостью. *** Утро Канды не заладилось: топот по ту сторону двери бесцеремонно прорвался в его сон, заставляя с рыком открыть глаза. Что? Комуи сообщает, что вскоре Орден расформируют? Вообще чудесно. Ну вот почему все неприятности начинаются с утра?.. «Еще и этот шпендель… Почему он ничего не может вспомнить? И почему меня это так злит? Черт! Ну почему я должен хотеть именно этого человека?» идя на завтрак, думал японец. Судьба как будто подслушала его мысли: проходя в обеденный зал, он почти столкнулся со Стручком. Тот поднял к нему лицо, и, встретившись взглядом с этими серыми глазами, Канда неожиданно для самого себя представил, как в них появляется желание. Как тогда, когда это был Ной... тогда он тоже, впиваясь пальцами в серую кожу, раз за разом представлял себе именного этого человека. Ему нужен именно Аллен. И именно его глаза… Хмыкнув и задев белобрысого паренька плечом, прошел мимо. «Ну почему именно сегодня надо было встретить это седое бобовое! И почему меня с такой силой тянет к нему?!». Покончив с завтраком, Канда отнес обратно к окошку Джерри поднос с тарелками и направился к выходу из зала... И тут, как назло, опять столкнулся с этим мальчишкой, на этот раз, вовремя не заметив его, врезавшись в него плечом. - У тебя что, мозгов настолько мало, что ты даже не можешь сообразить, что идешь напролом? – раздражаясь все сильнее, начал Канда – Ты мне мешаешь, Мояши! Аллен хотел что-то возразить, но, как только услышал в конце фразы это слово – «Мояши», вздрогнул и странно уставился на Канду. - Юу, прекрати. Тебе никто не мешает пройти. Иди, куда шел - Встал на защиту мальчика Лави, вырастая рядом с Алленом. - Еще раз назовешь меня по имени, нашинкую, как капусту, – прошипел мечник, и, в последний раз взглянув в серые глаза, вышел из зала. «Что это с ним случилось? И что это был за взгляд?» - потихоньку остывая, раздумывал Канда, широко шагая коридорами Ордена к своей комнате. *** Весь оставшийся день Аллен раздумывал над тем, что случилось утром в столовой. «Мояши… что же такого в этом слове? Почему оно кажется каким-то… не знаю даже, родным… интимным?». Мальчик чувствовал, что-то внутри словно начинает загораться, еле-еле теплясь, но с каждым новым вдохом набирая силу, разрастаясь, расширяясь. Что-то, что изменит его жизнь. Но что это такое, он, ломая голову и так и сяк, так и не смог понять. В размышлениях незаметно прошел день. Вернувшись в комнату и устало улегшись на кровать, Аллен все еще думал о Канде и произнесенном им слове… Мояши… Мозг постепенно окутывался сонной дымкой, и мальчишка, борясь с тяжелыми, словно налитыми морской водой веками, уплывал куда-то в серую пелену. Горячий, медленный и чувственный поцелуй на губах. Нежные и уверенные руки, ласкающими, вкрадчивыми змеями скользящие по телу. Огонь в паху полыхает все сильней и сильней.... Все тело в сладкой истоме, оно выгибается под умелыми ласками, желает мужчину, дарящего их... Боги, как же он хочет его! Поцелуй прерывается, но нежные губы продолжают путешествовать по его коже. Шея и мочка уха. Щеки и скулы. Подбородок, снова шея, легкий укус за кадык… А после – голос, с легкой хрипотой и придыханием: - Я хочу тебя, Мояши… Аллен резко сел на постели; сердце его учащенно билось в груди. Что это было? Сон? Или воспоминание? Но разве бывают такие подробные, жаркие, яркие сны? И откуда эта уверенность, что этот голос, и руки, и губы, что доводили его почти до исступления, принадлежали Канде?.. «Почему именно он? Такого не может быть! Человек из сна был слишком нежен и ласков… И мог ли Канда, этот гордый красавец, желать его, Аллена, простого седого мальчишку? Бред. Определенно, бред. Но что, если и правда… мог?...» . После этого воспоминания-сна Аллен долго не мог уснуть. Мысли бродили вокруг самурая заколдованными ведьмиными кругами, и даже утром, и последующим днем не давая ему покоя. Наконец, вдоволь измучив себя догадками и их же опровержениями, мальчишка решился на отчаянный шаг. Он решил узнать обо всем у самого Канды. *** Вечер медленно вступал в свои права. Поужинав, как обычно, Канда собрался идти к себе в комнату. День был напряженным: снова эти совещания и планирования дальнейших действий…. Акумы остались, хоть и было их немного, но без графа они стали хаотично сеять смерть по всей земле. Приходилось что-то придумывать, выстраивать тактику, просчитывать действия на несколько шагов вперед... Отбросив все мысли, Канда поднялся из-за стола, и, уже выходя из зала, почувствовал на себе чей-то взгляд. Пристальный, не отрывающийся взгляд, от которого щекоталось в волосах и между лопатками… Пройдя к лестницам и свернув за угол, спрятавшись от посторонних глаз, он приготовился ждать... И уже через пару мгновений седой вихрь на всех парах врезался в его грудь. - Чччерт, какого лешего ты… – потирая ушибленную голову, начал было Уолкер… - Что тебе надо, Стручок? – удивленно спросил японец. Вот уж неожиданность… - Эм… я… хотел поговорить, – тут же смутившись, сказал Аллен. «Он другой. Не такой, как всегда. Что-то в нем изменилось... что же? Он… Он не смотрит в глаза как обычно, а старательно отводит взгляд» - смотря на мальчишку, все больше и больше удивлялся Канда. - И о чем же? - Э... Я не знаю, с чего начать... – снова замялся седой, – Понимаешь... Мне тут… приснился один странный… сон. Но я не уверен, был ли это сон. Может быть, воспоминание… - Ну а я тут причем? – прервал его Канда. «Черт! Он слишком… слишком… Нужно держать себя в руках. Держать себя в руках! Не поддаваться!». - Скажи, а ты мог бы хотеть другого мужчину? Этот прямой вопрос несказанно удивил японца. - К чему ты клонишь, Мояши? Аллен вздрогнул, как от окрика, и посмотрел в глаза Канде. В этих больших серых глазах читалось совершенно не скрываемое желание, смешанное со страхом. И терпение Канды, вместе с его хваленым самоконтролем, треща по швам, лопнули: Канда схватил Уолкера за руку. - Э-э-э!!. К-к-канда?! Куда ты меня тащишь?! Что случилось?! - Заткнись, Мояши!.. …Втолкнув в черноту своей комнаты мальчишку, мечник с громким стуком захлопнул за собой дверь и запер ее. Потом рывком расшторил окно, впуская в закуток между голых бетонных стен тусклый свет звезд. Аллен стоял, прижавшись лопатками к стене, и вид его сказал Канде больше, чем сам мальчишка смог бы сказать словами… Аллен даже и не заметил, как брюнет оказался рядом. Как-то сразу он заполнил все поле зрения, почти касаясь носом щеки и вглядываясь в его глаза, находя пальцами его руки, сжатые в кулаки… а потом вдруг его губ коснулись другие, обветренные и шершавые, и блондин почувствовал, что ноги его не держат… Но его держал Канда. Губами – целуя настойчивей и настойчивей, ладонями – судорожно оглаживая его бока и грудь… Страх плескался в мальчишке тем меньше, чем теплее и жестче становились поцелуи мечника. Спустя пару минут и сам он, словно очнувшись от оцепенения, неловко обнял Канду за талию, приподнимаясь на цыпочках, тянясь к его губам своими… Все это было знакомо и незнакомо, словно дежавю, пугало и притягивало одновременно, и Аллен, путаясь в своих ощущениях и волосах Канды, сдавался, слабея с каждой секундой. Он не помнил, как оказался на кровати. Помнил, как японец, жарко целуя, склонился сверху, касаясь пальцами щеки, очерчивая линию губ, лаская их жадными пальцами… Эти пальцы были везде: они щекотали горло и теребили соски, они зарывались в волосы и ласкали живот, они дразнили плоть невесомыми, еле заметными, то такими безумно приятными прикосновениями. Они, легко нажимая, пробрались между сжатыми бедрами к лобку и дальше, к яичкам и анусу, мягко перебирая светлые волосы, прося, уговаривая расслабиться. Они проникли внутрь и там, длинные, твердые, начали свой медленный танец, вращаясь, покачиваясь из стороны в сторону, распаляя все больше и больше… Аллен совсем потерял ощущение реальности. Он не открывал глаз, боясь, что эта темнота, до краев, до отказа наполненная Кандой, вдруг улетучится. Канда стал для него всем: воздухом в легких, мыслями в голове, образами на внутренней стороне век… Ему хотелось подчиняться, его хотелось пить до самого конца, наслаждаясь потрясающим вкусом… - Открой глаза, - что это? Шепот ветра в весенней листве? Или удар грома в тихую июльскую ночь? - Аллен… …прямо в его душу смотрели два черных омута, на дне которых серебрились, переливаясь, осколки разбитой вдребезги луны. Мальчишка не смог удерживать взгляд долго: в следующее мгновение каменный член сильно уперся между его ягодиц, натягивая кожу, растягивая узкое колечко мышц… он закричал, и Канда, наклонившись, поймал его стон губами, вбирая в себя, почти душа яростным, неистовым поцелуем. А дальше все смешалось в вихре рваных движений, холодка в животе и жара в анусе и члене, в шершавой руке, беспорядочно ласкающей тело, в мокрой от пота спине, по которой скользили собственные ослабевающие руки… И вспышка, ярчайшая, как первый рассвет над новым миром, вспышка удовольствия, бескрайней эйфории и ничем не омрачаемого счастья.