Живой

Брок проснулся и привычно изучающе оглядел помещение, в котором оказался. Вчера он уснул, не утруждаясь раздеванием, свалив едва дышащего Солдата на другую половину кровати, и сейчас Барнс лежал на том же месте и в той же позе, как Брок его и оставил. Он уже проснулся к тому времени, но вставать не спешил, как и делать что-либо другое, и просто смотрел на сонного Командира своими серьёзными безучастными глазами. — Доброе утро, Солдат. Брок сказал это без задней мысли, но по дёрнувшемуся вдруг Барнсу понял, что сморозил глупость. Только потом он вспомнил: эти слова были первым, что слышал Солдат сразу после обнуления на протяжении десятилетий. В глазах Барнса осталась боль и забытое было недоверие, и Брок застыл, не зная, как исправить ситуацию. — Который час? Он сел в кровати и потянулся, будто ничего не случилось, краем глаза следя за внешне спокойным Барнсом. — 7:05, — отозвался тот, тоже садясь. — Командир… — Что? Солдат замялся, как бывало перед чем-то личным. Вроде «у меня болит рука так, что я сейчас помру» или «можно мне сделать воду теплее, а то я заморожусь и без криокапсулы?». Что-то жизненно необходимое для Барнса было личным, а значит — неважным. — Говори, — поторопил Брок. — Нарушение протокола? — в металлическом голосе послышался неуверенный вопрос. — Я должен быть там. Он кивнул головой в сторону каморки, дверь которой так и оставалась закрытой, а ключ по-прежнему торчал в замке. Брок устало выдохнул — началось с утра пораньше — и покачал головой. — Не должен. — По инструкции… — Нахуй такие инструкции, — перебил Рамлоу. — Ты не животное, чтобы в клетке сидеть, понял? — Так точно, — уже увереннее отозвался Барнс. Брок потянулся за телефоном, чтобы убедиться, что в ЩИТе его не искали — увольнительные увольнительными, а когда работаешь на организацию такого масштаба, нужно всегда быть на связи. Но пропущенных не было, как и новых сообщений, и Рамлоу вздохнул спокойно. — Как самочувствие? — поинтересовался он. — Функциональность полностью восстановлена. — Замечательно. Сейчас пожрём и будет вообще хорошо. Сиди здесь, а я за твоими радужными хуюзи. Он оставил Барнса в комнате, не утруждаясь закрытием дверей, и отправился на поиски еды для них обоих. Коридоры оказались запутаннее, чем выглядели, и Броку пришлось изрядно поплутать, прежде чем он наткнулся на одного из охранников. На базе, оказывается, была кухня, и после короткой инструкции Рамлоу смог её отыскать. На импровизированной кухне нашёлся Фойз. Он заваривал чай в небольшой серой керамической кружке, и обернулся на открывшуюся дверь. — Я за коктейлями для Солдата, — предупреждая вопрос, сказал Брок. — Доброе утро, доктор. — Доброе, лейтенант Рамлоу, — Фойз приветливо кивнул. — Коктейли возьмите в холодильнике. Как самочувствие Солдата? После тестов не часто бывают проблемы, но вчера реакция была на удивление яркой. Я пытался понять, что её спровоцировало, но пока, признаться, не преуспел. Но всё ведь ещё впереди, верно? Он засмеялся, и Брок уже точно знал, кого убьет вторым. Первым будет Пирс. — Он… стабилен. — Рад это слышать, — это вряд ли. — Не хотелось бы снова обнулять, это сбивает некоторые настройки, и приходится начинать всю работу сначала. Брок прислушался внимательнее, стараясь, однако, не показывать слишком яркого интереса, чтобы не вызвать подозрений. Об обнулениях нужно было узнать как можно больше, чтобы сделать всё возможное и вернуть Барнсу воспоминания. — Так обнуления стирают всё подчистую? — с отвлечённым любопытством спросил он, отворачиваясь к столу. — Не совсем, — Фойз, напротив, повернулся к собеседнику лицом. — Мы используем обнуления для очистки застаревших всполохов памяти. То, что должно быть забыто, но то и дело проявляется. Это как вернуться к заводским настройкам, только наоборот: стираются не последние действия, а те, что были до самого первого обнуления. Это потрясающие технологии, не находите? И мы в этом деле добились уже огромных успехов! Гордость в его голосе не просто сквозила — она лилась через край, и Брок не мог этого не понять. Он как мог дружелюбнее улыбнулся и преувеличенно бодро заметил: — Я так понимаю, во многом в этом ваша заслуга, — он постарался, чтобы это прозвучало не вопросом, а, скорее, комплиментом. — Очень может быть, — Фойз многозначительно пожал плечами, а затем вдруг придвинулся ближе и понизил голос. — Скажу вам по секрету: у меня есть идея, как усовершенствовать процесс обнуления. Только тсс! — Усовершенствовать? — Брок напрягся: только этого ещё не хватало! — Как? Доктор вздохнул и принялся рассказывать, с энтузиазмом размахивая руками. — Сейчас у Солдата перебои с памятью — то и дело прорывается что-то из прошлого, а этого нельзя допустить. Вот мы и вынуждены обнулять его так часто. Можно усилить мощность, но тогда сотрутся и базовые навыки, и после каждого нового обнуления придётся вносить коррективы в его программу. Это муторно. Я же, — он выделил первое слово, — создам механизм, позволяющий стереть желаемые воспоминания, будто их и не было, причём раз и навсегда. — Как вам это удастся? Голос Брока, натренированного скрывать свои эмоции, чуть не подвёл в последний момент. Если Гидра сможет навсегда стереть ненужные им воспоминания, то они получат не только идеальное оружие в виде Зимнего Солдата, но и возможность создать армию из таких же, как он. Фойз посмотрел на Брока, но не заметил его напряжения, и с лёгкостью ответил: — Уже удалось, лейтенант. Прибор, конечно, на стадии тестирования, но, могу вас уверить, — он подмигнул, — всё пройдёт блестяще! Рамлоу чувствовал, как подкашиваются ноги. Времени оставалось совсем мало. — Надеюсь скорее увидеть его в действии. Он заставил себя улыбнуться и подхватил два пластиковых стаканчика с коктейлями для Солдата. Фойз согласно кивнул ему на прощание и добавил уже вдогонку, пока дверь за Броком не закрылась: — Обязательно оставлю для вас место в первом ряду. Когда Рамлоу не нашёл Барнса в комнате, он не сильно встревожился: Солдат снова был в своей кладовке и вышел, как только услышал голос Брока. — Я принёс твой коктейль. На этот раз он был цвета недозрелой ежевики, и Брок скривился: ежевику он не любил ещё с детства. — Какой он на вкус? — поинтересовался он, смотря, как Барнс безо всякого выражения на лице пьёт. — Питательный. Пресный. Немного подслащённый. — Можно попробовать? На лице Барнса появилось замешательство, будто он не мог понять, зачем Брок спрашивает, если может просто взять, но он беспрекословно протянул стакан. Как только Брок сделал глоток, он будто снова вспомнил, за что не любил ежевику, хотя коктейль имел с ягодой мало общего. Он был как жёваная сгоревшая резина, посыпанная сверху сахаром. И как Барнс живёт только на такой вот пище? — Господи, какая же хуйня! — он брезгливо поморщился и отдал стакан обратно. — Надеюсь, это хотя бы полезно. Солдат в ответ кивнул, будто это был вопрос. — Частично восстанавливает микрофлору, помогает поддерживать обмен веществ и сбалансирует микроэлементы. — Тебе бы в рекламе сниматься, — хмыкнул Брок в ответ на такое резюме. Барнс молча допивал свой коктейль, потом взялся за второй. Его Брок предпочёл не пробовать. — Что бы ты хотел съесть вместо этой сраной бурды? — спросил он, смотря, как быстро пустеет стакан. На лице Солдата не дрогнул ни один мускул, пока он обдумывал вопрос. Рамлоу уже решил, что он не ответит, как услышал тихое, но уверенное: — Мясо. — Уже прогресс, — он улыбнулся. — Будет тебе мясо. Как только вытащим тебя отсюда, сожрёшь такой огромный стейк, какой сможешь в себя впихнуть. После завтрака и водных процедур Брок привёл Солдата в тренажёрный зал. Тут Барнс был на своей территории: тягал железо, разгонял дорожку до сверхзвуковой скорости и перепробовал все тренажёры, да и смотрелся посреди груды металла органичнее, чем в комнате или, тем более, кресле. Брок сначала только смотрел, а затем решил, что и ему размяться не помешает. До Барнса с его суперсилой было далеко, но слабаком Рамлоу никогда не был. Солдат всё равно смотрел на его попытки взять больший вес как на потуги пятилетнего ребёнка. — Что не так? — не выдержал Брок наконец. — Ты скоро во мне дыру прожжёшь своим взглядом! Барнс тут же отвёл глаза, кивнул, соглашаясь со всем сказанным и одновременно признавая свою вину: — Виноват. Брок мысленно заехал себе по лицу за грубость и поспешил исправиться: — Нихуя подобного. Просто говори, что хотел. Он видел, как замялся Барнс, но торопить не стал. И действительно: то ли Солдат привыкал постепенно к новому Командиру, то ли не смел его ослушаться, но он заговорил снова: — Ты действуешь не как остальные Командиры, — Брок нахмурился, не зная, хорошо это или плохо. — Они не тренировались вместе с Солдатом… со мной. — Что так? — поинтересовался Рамлоу, решив, что ничего плохого всё же не сделал. — Чтобы не показывать максимум своих сил. Чтобы не выглядеть слабее. Чтобы я не думал, что могу пойти против них и победить. — Мы и так оба знаем, что ты сделаешь меня одной левой… Или правой… — Брок натянуто улыбнулся. — Имею в виду, если ты решишь на меня напасть, тебя не остановит незнание моих сил. Но ты не нападёшь. Барнс нахмурился, но промолчал, и Брок снова закатил глаза. — Спрашивай давай! — Почему? — Почему ты не нападёшь? — уточнил Брок. — Почему ты так думаешь? Рамлоу задумался: а действительно, почему он так в этом уверен? Они знакомы второй день, и не сказать, чтобы за это время узнали друг друга с лучших сторон, но Брок доверял Солдату, и, кажется, это было взаимно. — Сложновато объяснить, — наконец, ответил он. — Я немного знаю тебя. Не ту хрень, что в «Инструкции», а другое. Знаю, что ты хороший парень. Был им когда-то, и, надеюсь, остался. Я тебе верю. Барнс, слушавший опустив голову, вдруг вскинул на него глаза и перебил: — Нет. — Не мог бы ты выражаться не так лаконично? Я мысли не читаю. — Я не «хороший парень», — пояснил Барнс, прежде чем снова замолчать. — Ты пока не помнишь всего, но ты не плохой. И ты уж точно человечнее всех в этом здании. Включая, пожалуй, меня. Солнце, которое в подземелья отродясь не светило, клонилось к закату, и пришло время «осмотра и починки оборудования». Когда они вернулись в главный зал, где стояла криокапсула, там собралась, похоже, вся охрана Гидры. По периметру разместились вооружённые солдаты, за их спинами прятались четыре медика в белых халатах. Фойз тоже был там, просматривал что-то на мониторах в центре комнаты, а рядом стояло кресло, по прежнему обвитое ремнями. Броку не понадобилось много времени, чтобы понять, что ничего тут хорошего не произойдёт. Барнс, похоже, сообразил это ещё раньше. Он, весь день выглядевший расслабленным и на удивление человечным, сейчас снова замкнулся, ощерился и всем видом давал понять, что без боя не дастся. Этого нельзя было допустить. Пока солдаты не направили на них двоих автоматы, у Брока ещё был шанс уговорить Барнса подчиниться. У них была возможность обойтись без жертв со своей стороны и дотянуть до возвращения Роджерса. А там и освобождение не за горами. Брок повернулся к Солдату и шепнул одними губами, так, чтобы остальные не смогли услышать даже при всём желании: — Потерпи. Ему ответил лишь беспомощный взгляд. Барнс сражался с установкой беспрекословно подчиняться Командиру, едва обретённым доверием к Броку, ненавистью к Фойзу, его креслу и охранникам, и нежеланием получить очередную порцию боли. На его лице явно читалось, что он понимает всю безысходность своей участи, но добровольно ей не сдастся, лучше получит ещё пару ударов шокером перед тем, как его силком затащат под ненавистные ремни. Брок всё это видел в его глазах и прекрасно понимал, но сейчас у них не было такой роскоши, как строптивость и возможность сопротивляться. — Пожалуйста, — шепнул он снова, — последний раз. Барнс застыл, и их глаза встретились. И помимо боли, злости на своих мучителей, желания поскорее со всем этим покончить, Брок увидел слабый огонёк надежды. Солдат боялся поверить ему, но неосознанно уже это сделал. — Обещаешь? — так же тихо спросил Барнс, почти не размыкая губ. И столько невысказанной горечи было в его голосе, что Брок, пообещавший себе вытащить его отсюда любой ценой, чуть не бросился делать это прямо сейчас. — Обещаю, — твёрдо ответил он. Следующий час Брок помнил плохо — всё было как в тумане: Барнс сел в кресло и позволил Броку себя привязать, на что Фойз вроде бы как-то отреагировал; потом Солдату что-то вкололи, и он ненадолго отключился, а когда пришёл в себя, то вкололи снова. И снова. И снова. Иногда уколы чередовались «короткими импульсами, призванными стимулировать мозговую активность» — Фойз объяснял, что делал, хотя его никто и не просил — но Брок всё равно не слушал. Всё его внимание было приковано к Солдату, сцепившему зубы от невыносимой боли. Он не кричал — видимо, контролировал себя лучше, чем при обнулении или чтении кода, но всё равно было понятно, что его рвёт на части, перемалывает и выплёвывает, чтобы потом проделать то же самое ещё раз. Когда заготовленные шприцы закончились, Брок облегчённо выдохнул, но, похоже, рано: один из медиков-ассистентов подкатил ближе стоящий тут же механизм, похожий на древнее сверло в кабинете стоматолога, и Барнс, только завидев его, обессиленно и как-то беспомощно зло откинулся на спинку кресла насколько позволяли ремни. — Для чего это? — Брок напрягся, уже перебирая в голове варианты, как отмазать Барнса от этой машины. — Строго говоря, это усовершенствованная отвёртка, — даже сосредоточенный, Фойз не терял воодушевления. — Честно говоря, я не силён в технике и знаю лишь основные её функции… «Так какого чёрта ты, нихуя не знающий, лезешь?!» — хотелось крикнуть Броку, прежде чем разъебать кресло и забрать Солдата, но он сказал другое: — Тогда почему и эту работу спихнули на вас? Он понадеялся, что так звучало достаточно лестно — вызывать подозрения или, тем более, раньше времени ссориться с доктором не хотелось. То есть, хотелось, и ещё как, но Брок благоразумно предпочёл этого не делать. — Знаете, толковые техники на вес золота, лейтенант, — Фойз ответил доброжелательно, значит, заискиваюший голос Брока не подвёл. — Мало людей, которым я мог бы доверить то, что создавалось с таким трудом, — сука, ты о человеке говоришь! — а осмотреть протез необходимо. Так что лучше я, чем никто другой, верно? Он улыбнулся, и Брок очень надеялся, что ответная улыбка вышла не слишком кровожадной. Когда Барнс уже не мог сдерживаться и закричал от боли в полный голос, Брок мысленно представлял, как именно будет убивать Фойза. Сначала вырубит, привяжет к этому ёбаному креслу, потом вкатит какой-нибудь дряни из его шприцев, ёбнет током для «стимуляции», а затем медленно и методично будет впихивать во все отверстия его «отвёртку». И если после этого тот ещё будет жив, Брок сдаст его Роджерсу — принципы принципами, а вряд ли тот спустит докторишке издевательства над своим другом. Обратно в комнату Брок нёс Барнса чуть ли не на руках — тот всё ещё был в сознании, но настолько слаб, что не мог даже сам переставлять ноги. Каким бы ни был желаемый эффект у сывороток Фойза, пока они действовали откровенно хуёво. Он запер дверь изнутри и понёс Барнса в ванную. Там оставил едва держащегося на ногах мужчину подпирать стену и принялся споро его раздевать. Барнс вёл себя тихо и не возражал, но смотрел настороженно. Брок заметил, что в последнее время он стал проявлять гораздо больше эмоций, и надеялся, что весь успех не рухнет от одного неосторожного шага. Раздетого Барнса он запихнул в ванну и принялся уверенно поливать из душа струями тёплой воды. Солдат мог только опираться на кафельную стену, поэтому мыть его Броку тоже пришлось самому. Он механически намыливал и смывал, растирая пальцами задубевшие мышцы спины и плеч и пытался абстрагироваться ото всех ненужных мыслей. Он не мог не понимать, что держит в своих руках прекрасное голое мужское тело, но тело это было не Роджерса, поэтому, хоть и вызывало определённый отклик в штанах, но большего Брок бы не позволил ни себе, ни «телу», хотя отклика от того всё равно было не дождаться. — Повернись, — сухо приказал Рамлоу, когда со спиной было покончено. Солдат послушно встал к Броку лицом, откидываясь затылком на стену, чтобы не упасть, и обнажая шею. Рамлоу не удержался и провёл по ней ладонью, чуть прижав кадык — больше, чем мытьё, но недостаточно для чего-то иного. Барнс открыл глаза и цепко поймал его расфокусированным взглядом. Он предсказуемо ничего не сказал, но Рамлоу почувствовал себя беспричинно виноватым. Голову он мыл сосредоточенно, уже не позволяя себе ничего лишнего, хотя хотелось, и ещё как, особенно, когда Барнс сам тянулся за ускользающими прикосновениями, подставлялся под руки и ластился, как большой чёрный кот, которого так и хотелось потискать, почесать за ушком, прижать к себе. Но Брок держался и остался горд собой. Он свалил Солдата, завёрнутого в одно серое, уже промокшее полотенце, на кровать. Тот упал, как мешок картошки, и только глаза — живые, больные и виноватые, по-прежнему следили за каждым движением Брока. — Как чувствуешь себя? — Рамлоу присел рядом, не касаясь, а только обозначая своё присутствие. — Функциональность минимальна, но самочувствие стабильно и постепенно приходит в норму. — Хорошо, — Брок удовлетворительно кивнул, — поправляйся и лучше поспи. Барнс вдруг напрягся всем телом и попытался подняться, но у него конечно же ничего не вышло. — Ты чего? — удивился Рамлоу, очень стараясь не кинуться на помощь. — Функциональность почти восстановилась, — даже слепому было понятно, что это не так, но Брок промолчал, — я уйду, как только… смогу. — Уйдёшь куда? Ёбнулся совсем? Спи, сказал. — Здесь? — Солдат непонимающе посмотрел на Брока. — Господи, конечно! Рамлоу закатил глаза, но быстро вспомнил, с кем говорит, и кто Солдата таким сделал, и одёрнул себя. Он вытянул одеяло из-под безвольной тушки и укрыл Барнса, который от этого простого жеста сжался, насколько позволяла «функциональность», и посмотрел затравленно. Брок с тихой яростью понял, что боль тот принимает проще и как-то легче, будто к ней привык, а к проявлению заботы или доброты — нет, поэтому в ответ на них ощетинивается и становится подозрительным. — Спокойной ночи, Барнс, — мягко сказал Брок, отодвигаясь на свою половину кровати. — Ты хорошо справился сегодня. — Я… умница? — тихо уточнил Солдат, и Брок мог поклясться, что он так пошутил. — Да, — ответил он, усмехнувшись, — ты умница. — Раньше говорили, — вдруг снова заговорил Солдат, теперь ещё тише, на грани слышимости, — не «спокойной», а «доброй» ночи. — Откуда ты знаешь? В темноте было не видно, но Брок знал, что тот напрягся и пытается понять, можно ли довериться Броку и в этом, и честно ждал, что он решит. — Воспоминание. Рамлоу понял с одного слова. — Что ты вспомнил? — тот замялся. — Я не скажу им и не стану обнулять. Ты можешь мне рассказать. — Что-то давнее. Хорошее. Барнс шептал быстро, отрывисто, тщетно пытаясь подобрать правильные слова, и Брок с ужасом понял, как тому трудно просто описывать свои чувства, после того, как их из него выжигали и вытаптывали столько лет подряд. — Кто-то раньше желал тебе «доброй ночи»? — Да. Он был… маленький, — он точно хотел сказать не это, но получилось только так, и пока это большее, что у них было. — И ночь была хорошей, потому что он был. Больше никого, но он был. — Кто «он»? — Я… не помню. Не знаю, кто. Он был как ты — добрый. Помогал мне. И я ему тоже верил. — Что было потом? — Не знаю. — Не страшно, — уверил Брок, видя, что Солдат погрустнел. — Ты ещё вспомнишь. И то, что было, и своего «доброго и хорошего». Давай тогда… — Солнце, — вдруг снова сказал Барнс. — Он был как солнце. Светлый. Яркий. И тёплый. Солнце мне… нравится. «Думаю, ты ему тоже» — про себя ответил Брок, наконец-то понимая, кто был для Солдата тем самым «солнцем». — Спи, Барнс. Ты увидишь своё солнце, я тебе обещаю. Он даже не заметил, как не раз назвал Солдата по фамилии, а не позывным, и никто не стал его поправлять. Они уже засыпали, когда тишину комнаты снова нарушил мягкий шёпот: — Доброй ночи… Брок.