***
Двери парадного подъезда распахнулись. Навстречу графу вышел сам хозяин дворца. Одет он был пусть и не для торжественного приема, а несколько проще, однако безукоризненно и с большим вкусом. — Прошу извинить, что поторопил, Ваше Сиятельство. Но мой повар приложил столько усилий, дабы угодить гостю, что я решил немного ускорить нашу встречу. Хочется, чтобы Вы смогли оценить по достоинству его старания. Ужин только что приготовлен, — сеньор Витторио был необычайно любезен. — Благодарю Вас, но не стоит беспокоиться: меня Вы не поторопили и ни от чего не отвлекли. Напротив, я был совершенно свободен: шурин уехал к Розетти, завтра они отправятся в замок за городом. Я временно стал хозяином особняка Дитмара, — без тени улыбки ответил Эрих. — Друзья, наконец, встретились, им есть о чем поговорить после разлуки. Я был бы лишним. Вентурини бросил на гостя быстрый взгляд, оставшийся незамеченным. — Прошу Вас, — Витторио пропустил графа вперед, и они вошли во дворец. Как бы красиво не смотрелся palazzo снаружи, великолепие внутреннего убранства поражало, не шло ни в какое сравнение. Высокие, сводчатые залы, через анфиладу которых герцог сопровождал гостя, были отделаны благородным мрамором из Венецианской республики. На стенах висели картины, сразу привлекшие внимание гостя. Он уже не смотрел ни на шикарную мебель из дорогих пород дерева, ни на гобелены с яркими, красочными мотивами. — Мой друг, ведь Вы позволите себя так называть? Я вижу, Вас впечатлили картины. Тут лишь небольшая часть: для них не хватило места в галерее. Но все-таки это чуть позже, — улыбнулся герцог, распахивая массивную дверь, — а пока прошу к столу.***
Приглашенный повар постарался на славу: длинный стол, накрытый всего лишь на две персоны, изобиловал красиво украшенными блюдами, подносами с фруктами и кувшинами с вином. Благородные, ароматные розы алого и темно-бордового цветов в позолоченных вазах придавали торжественность предстоящей трапезе. — Я сам выбирал, какие блюда следует приготовить. Мне хотелось, чтобы у Вас сложилось самое лучшее впечатление об итальянской кухне, — гостеприимно продолжал Витторио. Эрих, стараясь не показывать удивления, смотрел на гастрономическое великолепие, представшее его взгляду. Часть блюд вообще была для него загадкой, он не мог сразу понять, что же это такое перед ним. Заметив это, герцог пояснил: — Кое-что приготовлено по кулинарной книге Алиция, написанной еще в Древнем Риме. Аристократы-патриции устраивали праздничные застолья с экзотическим мясом, сладкими винами и блюдами, приправленными медом. Рецепт от Алиция вы можете оценить: кролик, приготовленный в красном вине. Соус к нему уже современный, с медом и специями, привезенными из Нового Света. Слуга положил на тарелку кусочек незнакомого Эриху блюда, вкус и правда был отменный. Красное вино, рекомендованное хозяином, тоже оказалось выше всяких похвал. Герцог много говорил об истории появления того или иного кушанья, фон Кролок лишь немного пробовал, он больше слушал собеседника. — Меsser, Вы совсем ничего не едите, — сказал Эрих. — Так увлеченно обо всем рассказываете, что забыли о своей тарелке, — впервые подобие улыбки появилось на его губах. — Неужели? Действительно… — удивился герцог, кладя себе кусок мяса. — Телятина с кровью, у меня своеобразный вкус, — он отрезал совсем немного и положил в рот, запивая большим количеством красного вина, окрасившего губы, словно это была кровь. Дружелюбное выражение лица Витторио на мгновение стало совсем другим, глаза хищно сверкнули. «Показалось», — Эрих стряхнул с себя мимолетное наваждение, а гостеприимный хозяин промокнул губы салфеткой и улыбнулся.***
После ужина Витторио пригласил гостя пройти вместе с ним. Эрих подумал, что пришло время посмотреть картины, но ошибся: герцог открыл двери в просторную комнату, по виду — небольшую гостиную. Окна были плотно завешены бархатными шторами, резная мебель из черного дерева искусно инкрустирована слоновой костью и перламутром. В центре стоял массивный квадратный стол, по сторонам от него — стулья с прямыми спинками. На столе и спинке каждого стула располагались мифологические сюжеты. — Это какая-то особенная гостиная? — заинтересованно спросил Эрих. — В некотором роде, — герцог открыл внушительных размеров шкатулку, стоящую на столе. — Это курительная комната. — Впервые слышу о такой. — Не мудрено. Предлагаю Вам попробовать сигару, — вельможа взял в руку свернутую из сухих листьев трубочку цилиндрической формы. — Это новинка с Антильских островов, из Нового Света. Туземцы вдыхают дым от горящей сигары из листьев табака, используя в своих ритуалах. — Но зачем сигары здесь, в Европе? — удивился Эрих. — О, Вы попробуете и наверняка получите удовольствие от табачного аромата, — Витторио поднес зажженную свечу к сигаре, которую держал в зубах, и втянул в себя воздух, а затем, на мгновение замерев, выдохнул обратно. Сразу завился дымок, а комната наполнилась приятным запахом, незнакомым фон Кролоку. Он также, как и герцог, зажег сигару и вдохнул, моментально закашлявшись. — Ваше Сиятельство, не так глубоко. С непривычки сигара, как правило, вызывает кашель, — Витторио заботливо похлопал гостя по спине. Действительно, вдыхая спокойнее, Эрих ощутил не только аромат, но и терпковатый, крепкий вкус табачных листьев. Герцог вопросительно смотрел на него. — Да, необычно и очень приятно, — согласился граф. Вентурини же продолжил рассказ: — Спутник Колумба, капитан Родриго де Херес, привез это чудо в Старый Свет. Именно он и показал первым, как надо «пить дым». Родриго даже был посажен в тюрьму: власти решили, что в него вселился Дьявол, настолько бедняга пристрастился к табаку, — усмехнулся Витторио. — Вы так рассказываете, словно видели это своими глазами, — удивился фон Кролок. — Нет, просто я хороший рассказчик, — невозмутимо прозвучало в ответ. Эрих почувствовал легкое головокружение, аромат и вкус табака приятно расслабляли его. Поддавшись внутреннему порыву, граф вдруг произнес: — Я хочу извиниться за то, как вел себя накануне, и не ответил на вполне естественный вопрос. Вы спросили, давно ли я овдовел. Уже восьмой год, но до сих пор не могу смириться с утратой любимой жены. Она была смыслом моей жизни, — Эрих сбросил с себя маску неприступного безразличия, сейчас это был очень усталый, печальный человек с потухшим взглядом. Не понимая сам, почему он это делает, граф стал говорить о Габриэле, поведал историю любви и счастливой семейной жизни, затем рассказал о мученической смерти ее и не рожденного ребенка. Витторио слушал внимательно. Весь его вид показывал не праздный интерес, а глубокое сочувствие и участие. Под пристальным взглядом карих глаз Эрих продолжал рассказ и долго не мог остановиться. Вампир внутренне ликовал: его собеседник сам перешел на доверительное общение, как ему того хотелось, не пришлось прибегать к силе гипнотического внушения. Витторио не хотел вторгаться в разум смертного: ему был симпатичен этот мужчина, и, вопреки своей сущности, бессмертный хотел помочь ему. Эрих же, закончив рассказ, удивился самому себе: настолько необычно и несвойственно ему было откровенничать с посторонними. — Дорогой граф, — произнес Витторио, когда понял, что фон Кролок закончил печальный рассказ, — я искренне сочувствую Вам. Теперь я понял всю глубину Вашей потери. Но, увы, такова жизнь… Она порой очень несправедлива… Уходят от нас самые незаменимые. Те, с кем хотелось бы провести целую вечность. — Вы верно подметили. Я до сих пор слишком люблю ту, что уже давно обратилась в прах, чтобы искать ей замену. Наверно, мне на роду написано страдать от одиночества, хотя переносить боль одному — ужасно. Несколько раз я думал о том, чтобы уйти в мир иной, — вновь удивившись собственной откровенности, продолжал Эрих. — Только то, что сын еще не вырос, останавливало меня. Но теперь Герберт почти взрослый, так что… Простите меня, я наговорил много лишнего, это не может быть Вам интересно. — Напротив! Я рад, что Вы открылись мне. Теперь стало немного легче, не правда ли? Но, думаю, Вы все-таки заблуждаетесь, считая, что все хорошее у Вас в прошлом, — Вентурини подошел к окну, приоткрыл слегка одну из штор и нахмурился: — Ночь уже заканчивается, а мы так и не осмотрели картинную галерею. Вижу, как Вы устали, мой друг. Я пришлю за Вами карету в то же самое время, что и вчера вечером?! — прозвучало полувопросительно-полуутвердительно. — С удовольствием. Благодарю Вас за ужин и замечательную беседу, — учтиво откланялся Эрих. Карета герцога быстро доставила его к особняку Дитмара.***
Едва гость вышел, выражение учтивости на лице Витторио сменилось глубокой задумчивостью. Бессмертный видел в графе фон Кролоке подходящего кандидата для того, чтобы стать в будущем одним из выдающихся не-мертвых. Казалось бы, чего проще: обратить и поставить перед фактом, но герцог не хотел этого. Будучи уже больше ста лет не-мертвым, не считая сорока земных лет, он умел быть жестоким; если надо, отметал, не раздумывая, жалость и сентиментальность. Но почему-то все это никак не относилось к новому знакомому. Витторио прекрасно знал самого себя (ну, а как же иначе!) и понял: в случае с Эрихом фон Кролоком он изменит привычным правилам. «Если граф не захочет пройти обращение, я не буду настаивать», — твердо решил вампир. Дело даже не в том, что кровь добровольца была питательнее и слаще на вкус, вовсе нет. Бессмертный Вентурини признался самому себе, что ему чрезвычайно нравится этот гордый синеглазый красавец, замкнутый человек из горной Трансильвании. С ним он был готов, пожалуй, разделить если не вечность, то хотя бы какую-то ее часть.***
Эрих, хотя и лег в постель под утро, долго не мог заснуть. Герцог Вентурини всего за один вечер сделал то, что не получилось у Дитмара за несколько лет. Графу стоило выговориться мало знакомому собеседнику, чтобы осознать: после смерти Габриэлы его жизнь все равно продолжается. Какая насмешка судьбы! Тот, кто сам умер больше ста лет назад, сумел возродить угасший интерес к жизни. Но Эрих этого еще не знал.***
Проснувшись, фон Кролок понял, что скоро наступит вечер. Хотя удивляться было нечему: заснул он только днем, когда неяркое осеннее солнце было высоко над линией горизонта и стремилось к зениту. Голова болела то ли от выпитого накануне вина, то ли от нарушения распорядка дня. Обычно Эрих просыпался с первыми лучами солнца и старался занять себя интересной книгой. Раньше его день был полностью посвящен заботам о благополучии семьи. Граф лично контролировал все происходящее в замке и выезжал даже в самые дальние владения. Но после смерти жены он полностью отошел от дел. Поддавшись жестокой тоске, Эрих даже отдалился, насколько это возможно, от единственного сына: Герберт слишком напоминал умершую мать. Видеть его безутешному вдовцу было невыносимо больно. Все вопросы, будь то благополучие фамилии или обучение виконта, легли на плечи сводного младшего брата. Мариус прекрасно со всем справлялся, от строительства новой мельницы в дальнем владении до выбора учителей для наследника. Книги по искусству давно стали единственными собеседниками и друзьями Его Сиятельства, если уместно так сказать о не имеющих голоса томах и рукописях. К тому же крайне неприятный, даже страшный сон не позволил ему полноценно отдохнуть. Эрих, открыв глаза, с облегчением подумал, что увиденное было всего лишь кошмарным видением. Габриэла, его единственная возлюбленная, стояла и смотрела на него, улыбаясь. Он протянул руки вперед, сделал пару шагов навстречу. Вдруг прекрасное женское лицо исказилось гримасой боли и отчаяния. Из глаз жены потекли слезы, но не обычные: это была кровь, оставлявшая дорожки на белоснежном лице, стекавшая на шею и полупрозрачную сорочку. Крови становилось больше, уже ручьи струились по ее щекам, лились на землю, напитывали подол из легкой ткани. — Габриэла, любимая, — позвал Эрих, но та внезапно исчезла, а он услышал громкий детский плач и почувствовал: в его руках что-то лежит. Опустив глаза, граф понял, что держит сверток с младенцем. Откинув двумя пальцами уголок белого батистового шитья, он увидел лицо плачущего создания. Но лучше было бы вовсе не видеть этого: мертвый ребенок, чье тельце почти разложилось, громко кричал, а из глазниц крохотного черепа вытекала кровь. Только не алая, не та, в которой утопала Габриэла, это была черная, мертвая кровь. «Твой сын! СЫН!!!» — низкий голос бил по перепонкам, проникал в мозг, доставляя боль, и перешел в сплошную какофонию из скрежета и дьявольского хохота. Эрих метался в постели, что-то выкрикивал, цеплялся, сжимая до побелевших костяшек пальцев край одеяла, и, наконец, ударившись макушкой о спинку кровати, проснулся. Дыхание было частым, словно он долго и быстро бежал, сердце билось так, будто вот-вот выскочит из груди. Влажная от пота простыня почти съехала с матраса. Фон Кролок провел дрожащими пальцами по лбу — было липко и противно. «Слава Богу, всего лишь сон, но какой же страшный…» — обычно сдержанный, рациональный граф долго приходил в себя и с трудом успокоился. «Все-таки надо сходить в храм, Габриэле нужны молитвы о ее душе», — подумал Эрих и поморщился. Обида графа на Господа была очень велика, а несправедливость произошедшего с Габриэлой настолько очевидна, что Его Сиятельство уже давно вообще не посещал церковь, разуверившись в высшей справедливости и мудрости Господа.***
Когда Эрих вспомнил, что за ним будет прислана карета из дворца Вентурини, первой его мыслью было оказаться от визита. «Однако герцог не виноват в том, что я видел дурной сон. Верх неприличия обижать отказом человека, который так расположен ко мне», — подумал фон Кролок. Его Сиятельство тщательно привел себя в порядок, стоя перед зеркалом. Стараясь отвлечься от воспоминаний кошмарного сна, который никак нельзя было назвать благоприятным, Эрих написал письмо в Трансильванию и с удивлением отметил, что за окном уже смеркалось. «Так и не сходил в собор», — с досадой подумал он. За окном раздался цокот копыт и легкий скрип колес подъехавшей кареты.***