***
Прошло около месяца. Осень набирала обороты и неотвратимо шла навстречу зиме. Дни становились короче, а ночи — длиннее. И хотя средиземноморский мягкий климат сильно отличался от суровой, ветреной Трансильвании, было понятно: скоро наступит самое холодное время года. Дитмар отбыл обратно на Родину, Эрих же остался в Неаполе, несмотря на уговоры шурина. Два-три раза в неделю вечер и часть ночи граф проводил во дворце Вентурини. Герцог опекал нового друга, при этом был крайне тактичен и предупредителен. Всё время мужчины проводили в беседах о науке и в разборе технических новинок. Эрих, словно губка, впитывал знания, которыми щедро делился с ним Витторио, герцог действительно был блестящим рассказчиком. Математика и физика, география и химия — поистине широчайший спектр интересов, объединявший мужчин для совместных бесед. Так, по крайней мере, считал граф фон Кролок. Что же касается Витторио… Ему раз от разу становилось все тяжелее находиться рядом с полным горячей, живой крови мужчиной. Именно поэтому встречи с Эрихом были не такими частыми, как того хотелось бы вампиру. Он не отступился ни на йоту от намеченного плана, стараясь стать другом фон Кролока, но только ему одному известно, с каким трудом он сдерживал свои желания. День зимнего солнцестояния приближался медленно, но верно. Вампир хотел, чтобы обращение, если оно состоится, произошло именно в святую для не-мёртвых ночь.***
Мужчины сидели, склонившись, над многолистным атласом мира с градусной сеткой, и вновь Эрих находился близко от герцога, почти касаясь его пышных волос, вдыхал аромат бергамота и можжевеловых ягод. Он был занят рассмотрением картографической новинки и не мог видеть, как Витторио провел языком по губам и пожирал его жадным взглядом. В тот вечер речь шла о путешествиях Колумба. Витторио рассказывал о том, как каравеллы испанца отправились через Атлантику искать путь Индию, а попали в Новый Свет. Эрих перевернул лист, чтобы посмотреть на изображение новых земель. Его ладонь оказалась накрыта чужой ладонью: хитрый вампир словно не видел, что собеседник собирается перевернуть страницу, и решил это сделать сам. Прохладная ладонь лежала поверх пальцев фон Кролока, герцог совсем не спешил ее убирать. — Вторая экспедиция вышла из Кадиса и направилась в Западную Индию, — негромко продолжал Витторио. Граф странным образом ощутил волнение: интонация тихого голоса была очень интимной, словно речь шла не о географическом открытии, а о чём-то тайном, глубоко личном. О чём-то, объединявшем их двоих и бывшем общей тайной. Или это ему только показалось? Герцог, между тем, почувствовал легкую дрожь собеседника, но словно не заметил её. Вентурини заговорил об Антильских островах, а Эрих не смог их найти на карте. И вновь рука герцога легла на его руку, помогая отыскать нужную точку в атласе. Фон Кролок взглянул в глаза Витторио, испытывая непонятное волнение. Он слушал, но почти не слышал рассказ, лишь следил за движением губ и пытался осознать, что же такое с ним происходит. — Мой друг, Вам вновь нездоровится? — участливый вопрос вывел его из оцепенения. — Нет, всё в порядке. Не беспокойтесь, Messer, — в том же состоянии ответил Его Сиятельство плохо слушающимся языком. — Выпейте вина, — герцог протянул бокал, — Вам станет легче, Эрих, — из его уст имя звучало очень мягко. — Благодарю, — последовал ответ, и граф сделал пару глотков, — Вы сказали… Эрих? — По-моему, мы вполне можем называть друг друга по имени. Если Вы не против. — Нет, конечно, не против… Витторио, — фон Кролок впервые так назвал герцога. Графу было необычно и приятно произнести его имя. — Я волнуюсь за Вас и, пожалуй, провожу лично. А лучше… знаете, оставайтесь во дворце. Уже немало лет я живу отшельником, совсем один. Гостевые покои давно пустуют, — Вентурини был красноречив и очень убедителен. — А завтра, когда Вам станет лучше, мы продолжим беседу. После недолгих раздумий Эрих согласился. Действительно, не было смысла ехать в особняк Дитмара, если вновь намечалась встреча с герцогом. Гостеприимный хозяин проводил графа в гостевые покои и оставил одного, распахнув дверь и пожелав хорошего отдыха. Эрих оказался в роскошных комнатах, обставленных с большим вкусом, и прошел в спальню. На низком столике стояла ваза с букетом живых цветов, пейзажи и натюрморты «малых голландцев»* украшали стены. Кровать с поднятым балдахином и откинутым краем стеганого атласного одеяла ждала гостя. Мягкий, удобный халат и сорочка для сна из тончайшего шёлка показались фон Кролоку подходящими по размеру, чему он немало удивился: почти двухметровый граф часто испытывал проблемы с выбором одежды. Хотя это вполне могли быть новые вещи самого сеньора Вентурини, обладавшего примерно таким же ростом и статью, как трансильванский граф.***
Проводив Эриха в гостевые покои, герцог вернулся в кабинет, собираясь до рассвета заняться бумагами. Член Европейского трибунала вампиров долго сидел над разложенными листами с записями, ему предстояло написать несколько важных писем. Но Витторио никак не мог сосредоточиться: сознание присутствия под одной крышей с ним графа фон Кролока странным образом отвлекало от привычных дел. Напрасно он пытался вникнуть в документы: сухие строки канцелярского языка никак не хотели укладываться в его голове в чёткие формулировки и мысли. Герцог постоянно прерывался, с недоумением глядя на чёрную статуэтку из драгоценного эбенового дерева. Кейн, познавший кровь, был вырезан безвестным флорентийским мастером более полувека назад. Самым странным образом Витторио находил у священного вампирского божества черты Эриха фон Кролока. Стройная и прямая, словно натянутая струна, фигура в развевающемся плаще, длинные пряди волос… Герцог в очередной раз попытался сосредоточиться на письмах и хотя бы остаток ночи провести с пользой для дела, но не мог. Вздохнув, он убрал в стол бумаги и задумчиво сидел за столом, поворачивая в длинных, когтистых пальцах статуэтку. Гость из Трансильвании упорно не отпускал его. Строгое, печальное лицо вновь и вновь всплывало перед ним. Глаза, синева которых была словно покрыта начинающей оттаивать коркой льда, пухлые и чувственные губы, вкус которых Вентурини так и не успел узнать… «Какая чудовищная несправедливость! Этот мужчина создан для любви и страсти, он же добровольно превращает себя в монаха!» — негодовал Витторио. Граф заинтересовал его с первого взгляда, стоило тому появиться в особняке Розетти. Прекрасный психолог, Вентурини почувствовал смятение и обиду на Бога у высокородного трансильванца. Лучшего претендента на то, чтобы занять высокое место в иерархии бессмертных, трудно было представить. Оставалось попытаться убедить его сделать свой выбор в пользу вечной жизни, а если не получится — насладиться в полной мере горячей кровью мужчины. Если бы не одно «НО»: герцогу чрезвычайно понравился Эрих фон Кролок. Настолько, что всегда уравновешенный не-мёртвый почти потерял голову. Находясь рядом с графом каждую ночь, неутолимую жажду Вентурини мог обуздать, благо, проблем с запасами крови у него не было. Сложнее было сдерживать свои чувства: высокородный герцог желал этого мужчину настолько сильно, как никого и никогда не хотел за без малого полтора века существования. Он даже был готов — вообще неслыханно! — отпустить фон Кролока целым и невредимым, если бессмертие его не заинтересует, или же близкие отношения с мужчиной окажутся для него категорически неприемлемы. Витторио закрыл глаза и представил себе графа не замкнутым и неприступным. Герцог видел в мечтательных видениях страстного любовника, в глазах которого не лёд и безразличие, а горячее желание и похоть, стискивал его в объятиях, не желая отпускать, терзал губы, сминая их и срывая стоны вожделения… Невозможность получить желаемое мучила Витторио, но он продолжал действовать по намеченному плану: сделать так, чтобы фон Кролок САМ захотел быть рядом с ним, без давления со стороны Вентурини. Герцог смел на это рассчитывать: попытка поцелуя, вовсе не отвергнутая Эрихом, позволяла ему надеяться. И, конечно, коль скоро граф остался ночевать во дворце Вентурини, хозяин не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать за гостем. Герцог увидел фон Кролока в тот момент, когда он переодевался. Черный костюм был аккуратно убран шкаф, Эрих стоял обнажённый и держал в руках халат и сорочку. Он оказался даже лучше, чем предполагал Витторио, хорош настолько, что бессмертный едва не потерял остатки здравого смысла и не помчался в гостевые покои. Безупречное тело мужчины в самом зените мужественной, зрелой красоты: мускулистое, с подтянутым торсом и широкими плечами, узкими бедрами и безукоризненными округлостями ягодиц, длинными, ровными ногами и сильными руками. Когда фон Кролок развернулся, надевая сорочку, герцог увидел его мужское достоинство. Зрелище явно впечатляло, а ведь Эрих даже не был возбуждён… Витторио судорожно сглотнул и вцепился в подлокотники кресла. Не-мёртвому была неприятна собственная слабость, но его пресловутая выдержка дала сбой. Велик был соблазн повлиять на фон Кролока ментально, подчинить себе. Но Витторио потерял бы самоуважение, соверши он подобное. Хотя даже сила воли избранного бессмертного не могла быть беспредельной. Мыслить взвешенно и рационально в случае графа фон Кролока было для вампира невыполнимой задачей: слишком сильным был зов плоти.***
До рассвета оставалось еще время. Эрих давно спал. И тогда Витторио наплевал на правила и собственные принципы, ведь объект его желания был так близко! С каждой минутой герцогу все сложнее было держать себя в руках. За бессмертие он привык легко брать всё, что ему хочется, а не изводить себя от невозможности получить желаемое. В несколько молниеносных, незаметных движений вампир оказался за дверями кабинета и был около гостевых апартаментов. Хорошо смазанные петли не заскрипели, Витторио неслышными, летящими шагами прошел в спальню. Балдахин кровати не был опущен, открывая взору вторгшегося не-мёртвого умиротворяющую картину. Граф спокойно спал. Лицо его казалось безмятежным, на нём не было обычного выражения горестной сосредоточенности. Стоящая на столике свеча ещё не догорела, отбрасывая неверные, причудливые тени на потолок и стены комнаты. Вентурини застыл, склонившись над спящим и всматриваясь в расправившийся изгиб обычно сосредоточенно нахмуренных бровей, задержал взгляд на пухлых, слегка приоткрытых губах. Дыхание человека было тихим и размеренным. Витторио не сдержался и провел кончиками пальцев по гладко выбритой щеке, невольно отмечая нежную кожу мужественного графа. Эрих улыбнулся во сне от лёгкого прикосновения. Бессмертный откинул угол одеяла и присел на краю широкой кровати. Широкая шёлковая сорочка скрывала тело спящего, не позволяя увидеть ничего, кроме ступней и щиколоток. Витторио понимал, что очень рискует, но не для того он оказался в этой комнате, чтобы бесславно ретироваться. Длинные пальцы приподняли и сдвинули вверх тонкую, мягкую ткань. Взору герцога открылись стройные, но крепкие, мускулистые ноги, плоский, подтянутый живот с ложбинкой пупка, идеально очерченные бедра. Но заинтересованный взгляд Вентурини остановился на внушительном мужском достоинстве: Эрих лежал перед бессмертным во всем великолепии. «Природа не поскупилась, была щедрой к нему! Я не ошибся», — удовлетворенно подумал вампир. Созерцать открывшуюся картину, но ничего при этом не предпринимать было выше сил герцога: слишком он вожделел этого мужчину. Пальцы скользили, невесомо касаясь кожи, поднимались вверх, от щиколоток к бедрам. Губы покрывали нежными поцелуями идеальные ноги, вслед за пальцами стремились к бедрам, уже не легко касаясь, а целуя требовательно, крепко. Правда, остатки благоразумия ещё не покинули Витторио: на ногах не оставалось следов после знакомства с настойчивыми губами. Вампир отстранился, пересел чуть выше и с удовольствием отметил, что его ласки пробуждают… нет, не Эриха, но его спящее мужское достоинство. Ладонь накрыла весьма внушительных размеров бугорок, слегка сжала его и замерла: Витторио встревоженно смотрел на выражение лица Эриха, но мужчина продолжал спать, лишь дыхание его немного участилось. «О, Тьма! Пошли ему крепкий сон!» — пронеслось в голове не-мертвого, а язык уже вылизывал живот, легонько касался углубления пупка, приоткрытые губы не просто целовали, а втягивали кожу, вызывая легкую дрожь возбуждения спящего фон Кролока. Внезапно Витторио отстранился: на коже проступили две царапины от вытянувшихся клыков, и он с сожалением прервался. Маленькая фляжка, лежащая в кармане герцога постоянно, в очередной раз помогла не сорваться: ему пришлось сделать несколько больших глотков крови. Облизнув губы, бессмертный вернулся к приятному занятию, продолжая легонько покусывать соблазнительное тело. Эрих тихо застонал, почувствовав во сне легкую боль, а около паха запылало ярким огоньком красное пятно, результат излишней страстности Вентурини. «Он порядком возбудился, — с удовлетворением отметил Витторио. — Ну до чего же хорош!» — знаток мужской красоты и страстной любви, герцог Вентурини невольно залюбовался разбуженным мужским достоинством, испытывая, кроме влечения, чисто эстетическое удовольствие. И было от чего: увенчанный крупной головкой, солидный член сочился и слегка подрагивал в ожидании продолжения чувственных ласк. Слизнув выступившую каплю, Витторио обнял головку губами, провел языком, словно дразня, и оставил ее. Язык проворно скользил вниз по стволу, обильно смачивая слюной, и, спустившись к основанию члена, облизал яички и слегка втянул их в рот по очереди. Вновь раздался легкий стон, Витторио замер. «Спи, милый, спи… но чувствуй всё… покажи мне своё желание… — всё-таки Вентурини пришлось прибегнуть к силе ментального воздействия. — Я слишком долго ждал. Дай насладиться прекрасными стонами, но не просыпайся!» — одновременно и успокаивая, и возбуждая, внушал вампир. Герцог продолжал ласки, забирая в рот яички и отпуская их, выцеловывал ствол, обводил языком напрягшиеся, выступающие венки, нежную кожицу вокруг головки и чувствовал возбуждение спящего человека. Тело мужчины покрылось мурашками и дрожало, длинные пальцы судорожно стискивали простыню, ноги напряглись. А губы, ах… Чувственные губы граф покусывал во сне, заглушая собственные громкие стоны, и даже поранил нижнюю губу. Выступившая капелька крови становилась больше, стала яркой, крупной ягодой, еще мгновение — и потекла бы по подбородку. Вампир проворно слизнул её, почувствовав пьянящий вкус, и с трудом сдержал себя: хотелось мять, терзать, долго не отпуская, чувственные, желанные губы. Но еще сильнее хотелось испить горячей, хмельной крови, стоило бессмертному перевести взгляд на пульсирующую жилку на шее человека. «Все должно быть по-другому, еще не время, — с сожалением подумал бессмертный и в который раз судорожно сглотнул. — Спи крепко, но покажи, что ты чувствуешь», — вновь приказал Витторио, погружая в рот предмет вожделения, проталкивая глубоко в глотку. Всасываясь напористо, он почти не сдерживал себя, ощущая вкус соков желанного тела. Мускулистый, твёрдый живот спящего мужчины словно окаменел, напрягся ещё сильнее. Вампир же продолжал насаживаться ртом на возбужденный до предела член и, помимо страстного желания спящего Эриха, чувствовал его жар, согревался им, заставляя смертного делиться теплом полнокровного тела и энергией. Витторио казался себе почти живым, теряя контроль над собой от заполнения сочащейся, возбужденной плотью, слыша вблизи участившееся биение сердца Эриха и его сладостные стоны. Клыки, помимо желания, выступили и мешали бессмертному: он слишком сильно возбудился. Совладав с собой, герцог поднял голову, выпуская божественный отросток изо рта, и поспешил расстегнуть брюки, освобождая собственный внушительных размеров член от тесноты белья, тоже ставшего влажным. «О, Люцифер! Дай мне сил не укусить его!» — молил Витторио, а рука его, между тем, плотно обняв ствол, двигалась вверх-вниз, все быстрее и быстрее, то натягивая, то отпуская нежную кожицу, заставляя спящего человека метаться, как в бреду. Наконец, густая, тягучая сперма стала изливаться на обхватывающую член ладонь, стекая с нее на живот. Замедляя движения, но продолжая крепко сжимать член, герцог помогал Эриху достигнуть пика удовольствия и одновременно кончил сам без помощи рук и пачкая костюм. Мужчина с громким криком изогнулся и резко сел в кровати. За долю секунды до этого, предугадав, Витторио накрыл свечу влажной от спермы ладонью, с шипением загасив пламя. Неслышно отскочив в угол комнаты, он смотрел, как ошарашенный человек растерянно захлопал глазами. Эрих ничего не видел в абсолютной темноте. Он откинулся на подушки и несколько раз шумно, глубоко вздохнул, восстанавливая сбившееся дыхание и бешено колотящееся сердце, а затем вновь затих, укрывшись одеялом. Убедившись, что фон Кролок заснул, герцог неслышно выскользнул из спальни.***
Витторио быстро написал записку и положил сложенный листок на пол около дверей в гостевые покои. Вампир спешил: приближался осенний рассвет. Выпив крови больше, чем обычно, он закрылся изнутри в своей спальне и через потайную дверь в примыкающей гардеробной спустился в подземелье. Не очень большая, но богатая усыпальница встретила его холодом и тишиной. Забравшись в саркофаг, вампир задвинул крышку и сложил руки на груди. Ему требовалось не только отдохнуть и восстановить силы, но и подумать над происходящими в его не-жизни событиями. Хотя он сам осознанно создавал себе проблемы. Очень рациональный обычно представитель рода Борджиа вдруг повел себя непредсказуемо, словно не избранный бессмертный, давно разменявший вторую сотню лет, а желторотый, глупый юнец. «О, Тьма! Неужели я разучился сдерживать себя? — Витторио было крайне неприятно осознавать горькую правду. — Эрих… и откуда он только взялся?» Но стоило вампиру подумать о фон Кролоке, как его недовольство пропадало, уступая место мечтательности, помимо желания, герцог начинал улыбаться. Разумеется, он ментально настроился на происходящее в плотно занавешенной комнате гостя. Эрих еще спал, но вовсе не спокойным, безмятежным сном, каким заснул накануне, нет. Фон Кролок постанывал и беспокойно ворочался во сне. «Пусть видит сны, они помогут ему разобраться в себе», — с удовлетворением подумал Вентурини. Удручало лишь то, что едва не застигнутый врасплох не-мертвый не убрал следы своего пребывания в спальне графа. Небрежно затушенная, упавшая на бок свеча, царапины на животе и бедрах, не зализанные вампиром, и запах. «Ангел меня подери! Мой запах. Хотя, как можно утверждать наверняка, что я там был? Ведь дворец — мой дом, и вполне естественно, что в доме чувствуется запах хозяина. А вот succhiato (засос) трудно объяснить. Тем более, такому серьезному и вдумчивому человеку, как Эрих фон Кролок. Интересно, что он подумает, когда проснется, как поведет себя? — лоб вампира прорезала морщинка. — И как мне самому теперь держаться с ним?» Помимо этого, еще один вопрос не давал покоя бессмертному. Клыки предательски вылезали в самый неподходящий момент. То, что произошло в спальне гостя, нельзя было назвать близостью. И даже в такой вполне невинной, с точки зрения вампира, ситуации у него проснулась неутолимая жажда крови. Что же произойдёт, когда занятие любовью станет полноценным? Как не отпугнуть от себя Эриха? «Он не должен узнать о моём бессмертии прежде, чем мы станем близки», — убеждал самого себя Витторио.***
Его Сиятельство вновь проснулся далеко за полдень. Если вспомнить, что на дворе стояла поздняя осень, понятно, что через несколько часов должно было стемнеть. Голова не болела, но чувствовал себя Эрих крайне неуютно. Он даже не сразу понял, где находится, и с полминуты пытался сориентироваться. Ну, а когда понял, что проснулся в покоях дворца Вентурини, то решил: «Уже достаточно задержался у гостеприимного герцога». Почему-то было очень некомфортно на шикарной кровати с поднятым балдахином. Эрих откинул край теплого стеганого одеяла и с удивлением отметил, что ночная сорочка и простыня были влажными. «Вспотел… Странно, — в комнате совсем не было жарко, правда, одеяло было пуховое. — Да, наверное, очень теплое одеяло». Он подошел к шкафу и вынул костюм. Сняв сорочку и собираясь взять брюки, граф замер в недоумении: на животе красовались две глубокие царапины и большое красное пятно недалеко от паха. Эрих посмотрелся в зеркало — глаза лихорадочно блестели, губы опухли. На нижней губе засохла небольшая корочка, выглядевшая, словно след от укуса. Фон Кролок подошел к кровати. Помимо того, что сорочка и простыня были влажными от пота, на них выделялись вязкие белые пятна. «Господи, да что же это такое?! — в недоумении подумал граф. — Неужели?!» — мелькнувшая догадка была чудовищной и нелепой. Эрих нахмурился, сел на край кровати и почувствовал едва различимый запах — смесь можжевеловых ягод и бергамота. У фон Кролока застучало в висках. Он прикрыл глаза, в его ушах зазвучал его собственный голос, который стонал, сначала очень тихо, а потом громче, несдержаннее, вплоть до криков. Низ живота напрягся, граф ощутил сладостную тяжесть. Казалось, тугой узел закручивался внутри и заставлял возбуждаться его достоинство. Граф часто задышал, словно почувствовал на теле прикосновения чужих рук, прохладных и умелых, его плоть затрепетала, желая ласк жадного рта, развратных и волшебно прекрасных одновременно. Мужчина вновь застонал, не в состоянии сбросить с себя странное наваждение. Тогда Эрих сделал то, чего не делал раньше — помог самому себе, представляя Витторио, дыша быстро и рвано. Произошедшее было настолько дико и нехарактерно для сдержанного, чопорного графа! Он, хотя и оказался, мягко говоря, ошарашен, все-таки оделся и открыл двери гостевых покоев. На пороге лежал сложенный листок. «Дорогой Эрих! С огромным сожалением сообщаю, что вынужден Вас покинуть, совсем ненадолго, всего на пару дней. С удовольствием предлагаю Вам своё гостеприимство, если сочтёте возможным. С нетерпением жду следующей встречи и содержательной беседы. Ваш В. Вентурини». Граф поплутал по огромному, безлюдному дворцу и, наконец, оказался у входных дверей. Сидящий на стуле слуга Стефано вскочил при его появлении и почтительно склонил голову. — Скажи, я могу видеть господина герцога? — спросил Эрих. — Ваше Сиятельство, хозяину пришлось спешно уехать. Он велел принести Вам свои извинения, — отчеканил вышколенный слуга, — если надо — экипаж к вашим услугам. Набросив на плечи плащ, фон Кролок сел в карету и вскоре был в особняке Дитмара. Впрочем, там он не задержался, лишь взял кошель с золотыми дукатами и вновь оказался за воротами.***
Пройдя по улице, ведущей в центр города, граф оказался на Виа Дуомо и решительно направился в собор Сан-Джерромо. Величественный готический храм, объединивший в единое целое три церкви, в этот час был безлюден. Его Сиятельство двигался между рядами стоящих скамеек и присел, не доходя до алтаря. Рассеянно глядя на памятники правителям прошлого, работы Лафранко и Доменикино, Эрих не испытывал ни малейшего трепета. В недавнем прошлом будучи глубоко верующим человеком, он разочаровался в религии и отдалился от Бога, когда умерла Габриэла. Граф не исполнял церковные обряды, не ходил на мессу, давным-давно не видел в церковных таинствах ни священнодействия, ни присутствия Бога, ни путей ниспослания Божьей благодати. Сидя на скамье в намоленном храме, Эрих не чувствовал ничего, кроме пустоты. — Сын мой, вы пришли поговорить с Господом? — на его плечо легко опустилась мягкая ладонь. Граф вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял пожилой священник в чёрной сутане. Глаза смотрели на фон Кролока ласково и внимательно, в другой руке пресвитер держал четки. — Вовсе нет, — довольно резко ответил Эрих. — Быть может, Вам нужна помощь? Я готов выслушать и помочь Вам советом и молитвой, — мягко и доброжелательно продолжил священник, смиренно восприняв тон богатого прихожанина. — Чем Вы можете мне помочь, если Бог давно отвернулся от меня? Он отнял ту, что я любил больше жизни, и нерождённого ребенка, — произнес граф сквозь зубы. — Это испытание должно укрепить веру. Супруга смотрит на Вас с небес и печалится. Но Господь не оставит Вас своей благодатью, он непременно поможет, надо только верить и ждать его милости. Все мы смертны, на небесах Вы вновь встретите свою единственную, ваши души будут вместе вечно… — Довольно! Святой отец, не надо. Эти разговоры могут затуманить голову лишь глупым молодым девушкам. Бог жесток и беспощаден на самом деле. — Вы не правы, сын мой. Бог милосерден и всепрощающ… — За что же я должен просить прощение? Я был добрым христианином, верным мужем, хорошим отцом. И в одночасье Бог лишил меня всего! Послал нечеловеческие мучения самому кроткому и доброму существу на свете — моей жене. Но Ему было мало — он забрал и ребенка, которого она носила! — Эрих начал распаляться, голос его зазвучал громко и резко. — Сын мой, не поддавайтесь искушению. Гневаться на Господа — большой грех. Даже больший, чем уныние или похоть. — Я был верным мужем и почти восемь лет храню верность той, кого уже нет, — все так же, с металлом в голосе, сказал Граф, но внезапно голос его зазвучал вызывающе и насмешливо: — Святой отец, как Вы считаете, в чём заключается грех похоти? — Разве вы не знаете? — удивился пресвитер. — «Не возжелай жену ближнего своего». Вы ведь не станете брать грех на душу и соблазнять замужнюю даму? — внимательные глаза вопросительно смотрели на странного дворянина. — О, нет, будьте спокойны! Я не разрушу чужую семью, — после этих слов священник вздохнул с облегчением и осенил Эриха крестным знамением. — Благодарю, сын мой, Вы меня успокоили. — Вы меня не дослушали. Ответьте лишь на один вопрос: будет ли грехом, если одинокий вдовец, вместо того, чтобы соблазнить чужую жену, найдет утешение в объятиях свободного, одинокого мужчины? — абсолютно серьёзно спросил граф. Пресвитер от неожиданности выронил четки. Лицо его вытянулось, он стал торопливо креститься. — Ответьте мне, святой отец, — Эрих был настойчив. — Зачем Вы пришли в храм? Ваши слова кощунственны. Я могу лишь молиться о спасении Вашей заблудшей души, — искренне огорчился священник. — Не стоит. Я все решил. Пришел лишь затем, чтобы передать Вам это, — фон Кролок достал из кармана плотно набитый золотыми монетами кошель. — Нет-нет, я не возьму Ваших денег. — Я хочу Вас попросить молиться не обо мне, а о душе моей супруги. Ее звали Габриэлой. Поверьте, она была хорошей христианкой, большой праведницей, — граф протянул кожаный кошель священнику. — Сделайте это для неё. Пресвитер стоял в нерешительности, затем всё-таки взял деньги. — Я буду молиться и за Вас. Пусть снизойдет на Вас благодать, чтобы Вы избавились от искушения… — Право, не стоит. Прощайте, — мужчина, не оглядываясь, покинул святое место. Пожилой священник смотрел ему вслед и осуждающе качал головой: он был очень расстроен тем, что не сумел достучаться до души страдающего человека и не наставил его на путь истинный. Эрих покинул храм. Выйдя на улицу, он вздохнул с облегчением. Граф фон Кролок окончательно расстался с христианским Богом. По крайней мере, он был честен и с собой, и со Всевышним, как бы кощунственно при этом не звучали его слова.***