***
Эрих сам не знал, почему поднялся с кровати и, накинув халат, вышел из комнаты, а затем и из гостевых покоев. Он не мог заснуть; самые разные мысли мелькали в его голове, ни на одной из них не получалось сосредоточиться. Невероятные вопросы, на часть из которых он уже нашел ответы, рождали новые вопросы, и мужчина совсем запутался, пытаясь свести концы с концами. Витторио оказался вампиром, в этом уже не осталось сомнений. Но тогда почему он до сих пор не лишил его жизни, почему не тронул его? «Носферату — бесчувственные, лишённые малейших проявлений человеческого участия существа, они хуже, чем хищные, дикие звери. Это нежить, дети Сатаны. Целью их существования является поиск и немедленное умерщвление людей через укус, который приводит к неминуемой гибели или появлению живых мертвецов, таких же, как они. Всё зависит от количества потерянной человеком крови, — вспоминал Эрих прочитанное когда-то о вампирах. — Но ведь Витторио совсем не такой. Мы вместе уже не первый месяц, и другой на моём месте, менее внимательный, ничего подозрительного не заметил бы… А что знаю я? То, что во дворце нет зеркал, что в шкафу у него стоит бутыль с кровью?! Бред, не верю… Хотя…». Мужчина сам себе противоречил: с одной стороны, он понял, с кем имеет дело, с другой — упорно не принимал жестокую истину. У него не появилось мысли о том, чтобы уйти из шикарного дворца без объяснений. При желании можно было легко затеряться в Неаполе, а затем покинуть Италию, вернувшись в Трансильванию или отправившись в Испанию. Вполне естественное решение для обычного человека, но только не для графа фон Кролока. Он даже не рассматривал такой ход событий, и, будучи по характеру прямолинейным, считал бегство недостойным и унизительным. «Правильнее всё выяснить у Витторио, а не теряться в догадках», — к такому единственно приемлемому для себя выводу пришёл Эрих. К тому же была ещё одна причина, по которой он не покинул герцога. С этим было свыкнуться едва ли не сложнее, чем с осознанием вампирской сущности Витторио. Речь идет о чувстве, которое казалось настолько неправильным и противоестественным, что вовсе не имело права на существование. И тем не менее оно было, овладевая фон Кролоком всё сильнее, заставляя пересмотреть взгляд на жизненные устои. Взаимная симпатия и дружеское участие превратились в истинную привязанность, которая переросла в нечто большее, чему люди придумали красивое название — «любовь». Но насколько уместно это чувство, когда речь шла о двух мужчинах? Как и проснувшееся желание, подчинявшееся не разуму, а телу. «Столько раз Витторио давал мне понять, что это не только дружба», — размышлял Эрих, стараясь мыслить отстранено и безучастно, но не мог. Вновь вспоминались ласки рук, страстный шёпот и поцелуи; глаза, смотревшие так нежно, с… любовью? «Опять он уехал. Вновь оставил меня в неведении, и при этом был так взволнован. Надеюсь, он скоро вернётся», — фон Кролок, глубоко задумавшись, шёл по тёмному коридору со свечой в руке. Внезапно мужчина остановился и оглянулся назад. На полу лежала шляпа, в кресле с закрытыми глазами сидел Витторио. Эрих, погруженный в свои мысли, не сразу заметил спящего. Лицо герцога было измождено, великолепные пышные волосы, обычно безукоризненно лежащие на плечах и спине, небрежно взлохмачены и спутаны, вокруг ботфортов натекли небольшие лужицы из растаявшего снега. Отставив свечу, Эрих прикоснулся к щеке Витторио и легонько провёл по ней. Спящий моментально очнулся и стальной хваткой сжал его запястье, не сразу поняв, кто перед ним. — Эрих… С тобой все в порядке? — сколько было беспокойства в простых словах! Витторио обнял его и сказал, что не вынес бы разлуки, что волновался за него. У фон Кролока перехватило дыхание и защемило под ребрами от искренней заботы и от непривычного обращения на «ты», словно к близкому, родному человеку. — Я же обещал, что дождусь Вас… Дождусь тебя… — голос неожиданно дрогнул, Эрих почувствовал безграничную нежность к прекрасному мужчине. Отчего-то захотелось разрыдаться, было невыносимо хорошо стоять рядом и при этом пронзительно-больно видеть Витторио уставшим и растерянным, но таким заботливым и милым сердцу. Искреннее беспокоящимся за него… Сильный, мужественный граф фон Кролок словно попал в давно забытое детство. Тогда он заблудился в лесу, и его долго искали. Эриха совсем не ругали, когда нашли; наоборот, были рады благоприятному исходу. — Хвала всему, ты здесь, и я от одного этого уже счастлив. Мне очень многое нужно тебе сказать, но не сейчас, — Витторио вымученно улыбнулся. — Проводи меня. Вместе мужчины дошли до покоев герцога и распрощались на пороге. Каждому из них надо было не только выспаться, но и о многом подумать.***
Пожелав Витторио спокойного отдыха, Эрих в нерешительности задержался возле дверей. Вопросов стало ещё больше, чем накануне. Но дождаться ответов на них предстояло только с наступлением темноты. Фон Кролоку ничего не оставалось, как пойти в гостевые покои и попытаться заснуть. Когда Эрих увидел герцога после пробуждения, им овладело ощущение незримой опасности: уж очень встревоженно тот выглядел. Удивила его реакция — непонятное беспокойство и быстрое облегчение, словно он, Эрих, избежал серьёзной угрозы. Хотя осознавать, что Витторио так переживает за него, было приятно. Фон Кролок догадался, что именно он стал причиной смятения и спешного отъезда Вентурини. Проводив Витторио до дверей и придя к себе, Эрих, казалось бы, должен был расслабиться и спокойно отдыхать. Действительно, он вскоре заснул, но странные видения очень беспокоили мужчину. Фантасмагорические картины не позволяли ему погрузиться в спасительное забытьё. Чудовищные аллегории с триптиха Босха ожили и обзавелись голосами; мало того, всматриваясь в их лица и личины, фон Кролок узнавал знакомых людей. Причудливым образом персонажи триптиха обрели черты его близких. Так, на левой створке с изображением аллегорического Рая вместо Адама и Евы он увидел себя и Габриэлу; Богом, взявшим женщину за руку, был его отец, Мейнард фон Кролок. Неожиданно Эрих ощутил себя уже внутри картины, сидящим обнажённым на траве рядом с Богом. В очень недобром Раю, со львом, пожиравшим оленя, и множественным мелким злом: кошка тащила в зубах задушенную мышь и зашипела на Эриха, глядя мёртвыми глазами; птица острым клювом безжалостно раздирала лягушку. Затем он оказался внутри центральной части картины, спустившись из небесного Рая на Землю. Сад наслаждений был местом безудержной похоти с огромным количеством обнажённых людей, предающихся плотскому греху. Нет, прямого совокупления там не было, но аллегорические вкушения гигантских ягод и фруктов означали именно это. Сам Эрих верхом на невиданном животном вместе со многими мужчинами скакал в бешеном хороводе вокруг озера с плещущимися девушками. И все мужчины, кроме него, держали дары для своих избранниц: кто рыбу, кто яйцо, кто-то — огромные ягоды. Рядом с Эрихом был Витторио, также приготовивший свой аллегорический дар — гигантскую ягоду сладострастия; её он протянул не одной из купальщиц, а Эриху. И вот они, взявшись за руки, отправились вместе наслаждаться земной распутной жизнью. «Шли босые, как Боги, и, как Боги, смеялись», — прозвучало в голове у фон Кролока. Вдруг он увидел жену, накрытую прозрачным цветком и скромно сидящую в стороне. В Саду наслаждений Габриэла (или Ева?) не участвовала в происходящем. Она стыдливо опустила глаза, так как раскаялась в своём грехе. И прозрачный цветок был символом отрешённости и нежелания говорить что-либо, как и полагалось смиренному человеку. Над женщиной склонился Мариус, сводный брат Эриха, с большой черной ягодой соблазнов на голове и что-то говорил, прикоснувшись к её плечу. Но Габриэла лишь слегка улыбалась и молчала. Рядом с ними юный Герберт, виконт фон Кролок, пытался откусить от огромной алой ягоды плотского греха, которую держал в клюве гигантский удод. «Постой», — пытался сказать Эрих своему обнажённому спутнику, но не мог — открывая рот, он, подобно рыбе, не произнёс ни слова, в то время как Витторио, цепко удерживая за руку, тащил его всё дальше и дальше от жены и сына.***
Мужчина метался в горячечном бреду, волосы его влажными прядями прилипли ко лбу и разметались по подушке. Он громко стонал и наконец проснулся, пытаясь унять бешено стучащее сердце и восстановить дыхание. Самое время было прочитать молитву, отгоняя от себя страшный сон, но Эрих давно разуверился в силе христианского Бога. «Жуткий бред», — подумал он, резко сев в кровати и запустив пальцы в волосы. Фон Кролок поднялся и раздвинул тяжёлые шторы — за окном давным-давно был день. Сощурившись, он смотрел во двор, на расчищенную от снега площадку перед парадной лестницей — за последнее время Эрих успел отвыкнуть от дневного света. Открыв окно и вдохнув полной грудью, мужчина запрокинул голову и посмотрел вверх на серое, угрюмое небо. Наконец, придя в себя и успокоившись, он решил вновь попытаться заснуть, ведь назвать отдыхом его кошмар было нельзя. Фон Кролок сдвинул шторы и лёг в кровать.***
Он вновь очутился внутри картины, теперь это была аллегорическая преисподняя, Ад — место наказания людей за прегрешения при жизни. Раздавалась жуткая какофония звуков: безумные музыканты громко играли чудовищные мелодии, их старались перекричать мерзкими голосами гигантские птицы. Ад кишел всевозможными монстрами. Они мучили грешников — пожирали их, протыкали ножами или похотливо приставали. И вновь Эрих увидел жену. Или же Еву, первую грешницу на сотворённой Богом Земле? Она тихо сидела, опираясь спиной о ножку трона Дьявола и смотрела в зеркало, которое оказалось головой мерзкого зелёного монстра с лапами-корнями. Чёрная отвратительная жаба на груди и черные четырехпалые руки, обнимавшие нагую Габриэлу, довершали тягостную картину. Смиренная и печальная, обречённая на вечные страдания… — В чём же твой грех? — спросил фон Кролок, но голос его не был слышен из-за жуткого смешения отвратительных и громких звуков. Повернув голову, потрясённый Эрих увидел брата. Вернее, монстра с телом рыбы и головой Мариуса, искажённой рыбьими жабрами и гигантской, хищной пастью, но граф узнал его. Алчно глядя перед собой, самым невероятным образом Мариус пожирал обнажённого Герберта, пытаясь заглотить его голову пастью полурыбы-получеловека. Лишь Витторио нигде не было, фон Кролок озирался, но не видел его. Внезапно Эрих почувствовал: острые и изогнутые, словно крючья, когти схватили его за волосы, беспощадно раздирая кожу головы, и подняли вверх, а затем перехватили под коленями. Ледяной холод сковал его тело. Последнее, что увидел Эрих — синий монстр, сам Дьявол, его немигающие, застывшие глаза и острый, хищный клюв, распахнувшийся в предвкушении новой жертвы.***
Мужчина проснулся от собственного громкого крика. Дверь распахнулась, в комнату вбежал Витторио со свечой в руке. — Эрих, это всего лишь сон, успокойся, — взволнованный герцог подошёл к окну. — Так и есть: ты замерз, посмотри, какой сквозняк устроил, — Вентурини раздвинул шторы и захлопнул распахнутое ветром окно. Свет полной луны осветил комнату. Граф плохо слушающимися пальцами провёл по лбу. — Что же это такое?! — только и мог он вымолвить. — Всего лишь сон, — повторил Витторио и сел рядом с ним. — Я только посмотрел триптих, который Вы… ты мне не показывал. Это ведь Босх? А потом увидел самый страшный сон в жизни… — Ты слишком впечатлителен, поэтому я не показывал тебе «Сад наслаждений». Поверь, не стоит обращать внимание… — Да, понимаю, — перебил граф, приходя в себя. — Извините, Messer, мне надо переодеться. — Хорошо, буду ждать в библиотеке, — кивнул Витторио и вышел, оставив зажжённую свечу на комоде. Пламя, отражаясь в зеркале, создавало дополнительное освещение в комнате. Эрих заторможенно смотрел, как сама собой отворилась и закрылась дверь. Герцог Вентурини в гладкой поверхности не отразился…***
В библиотеке, как обычно, был накрыт небольшой стол с едой и лёгкими закусками. Витторио, безукоризненно причёсанный и щеголевато одетый, снял симарру*. Белая рубаха из флорентийского кружева ручной работы подчёркивала его бледность, сливаясь с кожей не-мёртвого, чёрные панталоны из бархата облегали длинные, стройные ноги. Вампир понимал: настало время объяснения; честно говоря, побаивался этого разговора и не очень был готов к нему. Но выходка Чезаре ускорила события. Лёжа в саркофаге, Витторио думал, что и как он будет говорить Эриху, однако всё получилось иначе. Кошмарный сон фон Кролока изменил его планы. Услышав крик ужаса, бессмертный немедля вторгся в разум человека и поспешил в покои дорогого ему мужчины. «Как всё некстати, — с досадой думал Витторио, прихлёбывая из бокала кровь, приправленную корицей, — сначала Чезаре с его подлым розыгрышем, потом этот ужасный сон. Видит Люцифер, не так я представлял наше объяснение. В первую очередь надо его успокоить, чтобы не напридумывал себе предупреждений, посланных свыше». Прошло довольно много времени, пока пришёл фон Кролок. Герцог издали почувствовал не только его приближение, но и владевшее им смятение. Тем не менее, одет Эрих был с не меньшей тщательностью и аккуратностью, чем сам герцог. Колет** из тончайшей, мягкой замши на шнуровке выгодно подчёркивал статную фигуру, кружевные манжеты и воротник шёлковой рубахи придавали облику изысканность и утончённость. Густые, тяжёлые волосы цвета воронова крыла, перехваченные бархатной лентой, гладко выбритое лицо с лихорадочным румянцем на щеках, ярко-синие глаза, в которых застыл безмолвный вопрос, — Вентурини невольно залюбовался прекрасным мужчиной. — Друг мой, успокоился немного? Давай договоримся: с этой минуты только на «ты», это моя маленькая просьба, — Витторио выжидательно посмотрел на собеседника, и, когда тот кивнул, немедленно продолжил: — Я хочу помочь. Ты видел сон, страшный, но всего лишь сон. Такова сила воздействия полотен Босха — даже сильные мужчины попадают под влияние его аллегорий. Что больше всего тебя насторожило? Ты ничего не ешь… Выпей хотя бы вина, — предложил герцог. — Благодарю, что-то не хочется. Мне важно понять, что всё это означает, ничего страшнее в своей жизни я не видел. Вообще о многом хочу спросить, — Эрих был необычайно серьёзен. — Я не просто смотрел со стороны на триптих, но был внутри картин, участвовал в происходящем, видел себя Адамом, а Габриэлу — Евой. Там находились мои близкие — отец, брат, мой сын. Мы все погрязли в грехе, даже невинный Герберт. Вы, то есть ты… там тоже был, кстати. Самое страшное — все потом оказались в чистилище, Габриэла сидела у трона Дьявола. Мы испытывали ужасные муки. Что всё это значит? — отчаянье отразилось на лице мужчины. — Знаешь, я не рассказывал тебе: я ведь ходил в церковь, говорил с padre, но ничего не почувствовал от его слов. Витторио подошёл к Эриху и внимательно посмотрел ему в глаза. — «El sueño de la razón produce monstruos», — говорят у меня на Родине, в Испании. Это означает: «Сон разума рождает чудовищ». Вдумайся. Когда разум спит, фантазия в тёмных грёзах порождает чудовищ. Босх ведь тоже видел сны, сочетание фантазии с разумом привело к рождению его творения, да и остальных произведений тоже. Это вовсе не предупреждение, не предзнаменование грядущих несчастий, — Витторио замолчал ненадолго, думая, как ему быть наиболее убедительным. — Воображение в сочетании с разумом производят не чудовищ, а удивительные, пусть и не всегда приятные взгляду творения искусства. Чудовищ порождает не само воображение и не сам по себе разум, но именно сон последнего. — То есть увиденные во сне аллегории перевесили мой здравый смысл? — недоверчиво спросил Эрих. — Вот именно, — согласился Витторио. — Ты меня правильно понял. Во сне ты оказывался захвачен игрой собственного воображения, однако решил, что это вмешательство высших сил, чужих и опасных. Ты сам навлёк на себя этот сон. Посуди сам, как могла оказаться в Аду твоя жена, существо чистое и безгрешное? Пожалуй, это стало последним доводом, окончательно убедившим фон Кролока. — Да, конечно, ты прав. Я сам устроил себе это ужасное испытание, — задумчиво произнёс он. — Я не обладаю достаточной мудростью и не могу управлять своими мыслями. Спасибо тебе. — Ты ведь хотел поговорить не только об этом?! — скорее утверждая, чем спрашивая, сказал Витторио. — Я готов ответить на твои вопросы. — А ты САМ ничего не хочешь рассказать? — вопрос был задан, что называется, «в лоб» и очень серьёзно. Настало время для предельно честного разговора. — Хорошо. Обещай мне, что бы ты не услышал, помнить: я не хочу и никогда не хотел навредить тебе. Тем вечером у Розетти я сразу понял: наконец появился тот, кого я долго искал. Это не пустые слова, ты сам назвал меня мудрецом, — грустно улыбнулся Витторио. — Уже не секрет для тебя, но всё равно произнесу вслух: я не-мёртвый, носферату. А ещё таких, как я, называют вампирами и кровососами, порочными тварями, прОклятыми порождениями Тьмы. Достойными лишь быть сожжёнными на солнце или насаженными на осиновый кол, — голос зазвучал глухо и зло. — А теперь можешь идти. Я тебя не держу. Герцог подошёл к окну и устремил взгляд в темноту, ему тяжело было смотреть на Эриха. Все произошло слишком внезапно, спонтанно. Витторио понимал: он теряет того, кто стал ему ближе всех встреченных за жизнь и сравнительно недолгое вековое бессмертие. Он говорил скупо, отрывисто, а на самом деле был на грани отчаяния. Но гордый герцог ни за что не мог показать собственную слабость, меньше всего он хотел вызвать жалость. — Я тебя не тронул раньше, а теперь отпускаю. Рядом со мной быть опасно. Иди, пока я не передумал. — Но… почему?! — для Эриха всё происходило тоже слишком быстро и неожиданно. Он думал, что Витторио начнёт его убеждать, завлекать обещаниями, обволакивать сладкими речами. Этого не случилось — бессмертный сдался без боя. — Вампир никогда не упускает свою добычу. Скажи, почему ты так поступаешь? — голос Эриха дрогнул от волнения. В библиотеке стало тихо, совсем не сразу прозвучал ответ: — Ты стал слишком дорог мне. Помнится, ты говорил, что я вернул тебя к жизни. Очень хорошо, так иди и наслаждайся ею. — С самого начала нашего знакомства я заметил, насколько ты отличаешься от окружающих. Ты оказался первым, с кем мне захотелось вместе проводить время за долгие годы. Умный, красивый, образованный — ты можешь произвести впечатление и быть на удивление убедительным, — невесело усмехнулся Эрих. — Не стоит притворяться: с первого взгляда ты был нацелен на меня, как на жертву, — фон Кролок, наоборот, в упор смотрел на отвернувшегося Витторио, ему хотелось встретиться с ним взглядом. — Ответь, откуда вдруг такое благородство? Почему ты меня не тронул, хотя имел возможность много раз сделать со мной всё, что угодно? Допустим, я раньше лишь догадывался о твоей сущности, зато теперь уверен, и ты отпускаешь меня, так просто?! — Тебе действительно нужно это знать? Все равно сейчас уйдёшь, - Витторио, забыв о правилах приличия, стоял к собеседнику спиной и упорно не хотел смотреть на него. — Ты кое о чём забыл: МЕНЯ не хочешь спросить? Что чувствую Я? Почему ты так уверен, что я уйду? Никто за меня не решает, что мне следует делать, а чего не стоит! — распалялся Эрих. — Тебе совсем неинтересно узнать, как я отношусь к тебе, что думаю? Ты заранее уверен, как я поведу себя, хотя я сам ещё не знаю! — синие глаза стали почти чёрными, а голос срывался от возмущения. После такой пылкой тирады Витторио повернулся лицом к фон Кролоку и заговорил: — Прости за то, что я столько времени не решался сказать правду — просто не хотел, чтобы ты оставил меня. Когда ты едва не отплыл в Испанию, я готов был на всё, лишь бы мы не разлучались. Ты поверил и остался. А теперь… Вампиру легко силой внушения подчинить человека, но я не стану этого делать. Эрих, знай: и у не-мёртвых есть душа, они способны на сильные чувства. Многое зависит от того, каким был бессмертный в прошлой жизни, и кто сделал его вампиром. — Расскажи о себе. Хотя бы ТЕПЕРЬ не лги, а правду расскажи. Я имею право знать, — прозвучало очень требовательно. — Историю моей жизни ты знаешь, она полностью правдива. Я умирал от отравленного вина, но мне не суждено было погибнуть — я прошёл обращение и обрёл бессмертие. Мой создатель Клаус де Винтер, первородный из рода царственных вампиров. Все обращённые им становятся избранными, или высшими, если де Винтер, испив крови смертного, после первого пробуждения утолит его жажду своей царственной кровью. В этом случае первородный создатель наделяет своих «детей» особым даром — силой, которой нет у обычных носферату. Так что перед тобой избранный вампир. Я не отличаюсь внешне от обычных людей, могу бывать в обществе, хорошо контролирую жажду крови. Мои создания тоже становятся избранными, и их «дети» тоже. Но это не продолжается бесконечно: с каждым следующим «коленом» сила избранного становится слабее и совсем угасает после шестого звена в цепочке обращённых мной. Я понятно рассказываю? — То есть ты слабее своего создателя, а созданный тобой бессмертный слабее тебя, но всё равно намного сильнее обычных вампиров? — что-что, а мыслил логически граф фон Кролок прекрасно в любой ситуации. — Да, если они обращены не первородным, а обычным носферату, — кивнул Витторио, — ты схватываешь на лету. Но я отвлёкся от своей истории. Де Винтер долго наблюдал за мной, сомневался, и когда я умирал, всё-таки решил меня обратить. Так появился знакомый тебе герцог Вентурини. — И многих ты, — Эрих запнулся, подбирая наиболее точные, но деликатные слова, — осчастливил, наделил этим даром? Много ли избранных создал? — Совсем нет. Первородный предупредил меня: высшие не-мёртвые — это особая каста, группа избранных, знатные аристократы в мире носферату. Лишил жизни я многих, а обратил единицы. Одним из моих созданий стал Чезаре Борджиа. Теперь я жалею, что подарил ему бессмертие. — Тот самый Чезаре, сын папы Римского, легендарный отравитель? Но он же умер несколько десятилетий назад. Ах, да… Всё это очень странно и звучит неправдоподобно. Но я верю тебе. — Он мой двоюродный племянник, именно у него я был накануне. Чезаре настроен против тебя, требует гостя из Трансильвании в качестве блюда на Балу, скоро ведь самая длинная ночь года. Я рассказал ему о тебе и теперь сожалею об этом, прости, — в голосе герцога звучало раскаяние. — Почему? Я его даже не знаю, — вскинул брови Эрих. — Неужели непонятно? Это ревность. Чезаре обладает великолепной интуицией, он понял, насколько ты дорог мне, почувствовал опасного соперника. Долгое время мы были близки, но расстались незадолго до твоего появления. В силу властного характера он не хочет, чтобы его место кто-то занял. Он терпел моих спутников, пока это было обычным удовлетворением желания, но ты… Это совсем другое: ты слишком дорог мне. Я опасаюсь за тебя, поэтому готов отпустить и помочь скрыться. — Вито, — вырвалось у Эриха, — мой славный Вито. Я никуда не уйду, я хочу остаться. Ты стал мне необходим, я не смогу существовать вдали от тебя — ни человеком, ни вампиром. Ты подарил мне надежду, мне совсем неважно, в качестве кого я буду рядом — друга или любовника. Обрати меня, и мы пойдём по вечности вместе. Я знаю, что надо делать. Эрих начал снимать колет. Витторио смотрел на пальцы, торопливо развязывающие шнурки, спешащие расстегнуть ворот рубахи и оголить шею. Вампиру, несмотря на выдержку, с трудом удалось отвести взгляд, чтобы не видеть открывшуюся полоску человеческого тела с призывно пульсирующей жилкой. — Подожди, Эрих, — герцог сглотнул, но старался говорить спокойно. — Не сегодня, не торопись. Ты должен определиться окончательно, нужно ли тебе это. Не хочу твоего разочарования, когда всё будет невозможно исправить. Пальцы замерли у обнажающейся шеи, фон Кролок с недоумением смотрел на герцога. — Я сам пожелал этого. Что-то не так? — Прости за прямоту. Надеюсь, это не покажется тебе грубостью, но я думаю в первую очередь о твоём благе. У тебя раньше не было близости с мужчиной, не так ли? — прищурившись, Витторио внимательно смотрел на своего vis-a-vis. — Нет, но… — Я это понял. Ты можешь быть разочарован; если близость не оправдает ожиданий, а ты станешь к этому времени вампиром — ты возненавидишь меня за то, что я лишил тебя жизни, или даже, упаси Тьма, станешь врагом. У тебя не устроенный в жизни сын, значит, ты не свободен. К тому же ты молод и здоров. Когда меня обратил Клаус де Винтер, я умирал. Моего согласия никто не спросил, и я не имел своей семьи. — Почему отговариваешь, хотя желаешь этого? Ты всё рассказал мне предельно откровенно. Я так же откровенно отвечу тебе: сын прекрасно обходится без меня, за ним присматривает мой младший брат. Он гораздо ближе Герберту, чем я; Мариус для него не дядя, а друг и брат. Так что за своего наследника я спокоен. Смыслом моей жизни была Габриэла, но её нет со мной уже восемь лет. Сам видишь, меня здесь ничего не держит. Напоминание о Герберте кольнуло фон Кролока: в последнее время он вообще не вспоминал о нём. Дело в том, что сын был невероятно похож на Габриэлу. Прекрасно понимая, что поступает малодушно, фон Кролок намеренно держался вдали от виконта, чтобы не бередить в душе рану, нанесённую смертью жены. Словами, адресованными Витторио, он пытался убедить самого себя и успокоить собственную совесть. Бессмертный подошёл к Эриху, вопросительно смотревшему на него и, едва касаясь, провёл пальцем по античному профилю трансильванца. — Что же ты со мной делаешь, искуситель, — прошептал вампир, очерчивая подушечкой полуоткрытые губы человека. Эрих легко вздохнул и потянулся навстречу манящим губам совершенного создания Тьмы. Витторио отозвался нежным поцелуем, медленно и плавно втянул нижнюю губу соблазнителя, и тут же отпустил. Эрих, сразу поняв, принял предложенную игру и стал ласкать прохладную губу вампира, словно невесомый лепесток нежного цветка. Это было слишком провокационно для искушённого и опытного любовника. Витторио долго отвлекался от мыслей самого откровенного характера, но, оказавшись недопустимо близко от желанного, горячего мужчины, немного отпустил себя. Эрих, словно почувствовав, что герцог дрогнул, накрыл ртом податливые губы и на мгновение замер, а затем несдержанно смял их, проталкивая язык, распаляясь сам и распаляя партнёра. Бессмертный отозвался на откровенный призыв, принял его и отвечал взаимностью, затягивая и легко покусывая, обвивал и не отпускал язык человека. Эрих чувствовал касания зубов, на мгновение стало немного больно, как от быстрого укола иглой — острый, удлинившийся клык прокусил его язык. Фон Кролок, в отличие от Витторио, не понял толком, что произошло, и с недоумением посмотрел на резко отстранившегося Витторио. Вампир же сразу почувствовал вкус крови. Хотя это была всего лишь крошечная капля, но она могла привести к необратимым для человека последствиям. Вентурини начал терять контроль над собой; непростой разговор ослабил его обычную выдержку, результатом чего стали вытянувшиеся клыки. — Что-то не так? — непонимающе спросил Эрих. — Не сейчас, — ответил герцог, — не сегодня, прости. Не хочешь прогуляться? — и, резко меняя тему: — Надо забрать Мрака: он остался вчера в чужих руках, его нужно вернуть обратно. Или останься здесь, я один вполне справлюсь. — Я составлю тебе компанию, с удовольствием проветрюсь. — Тогда оденься теплее. Могу предложить табар*** на меху, так ты точно не замёрзнешь.***
Витторио пригласил графа в свои покои. Наконец-то Эрих увидел спальню герцога. К его удивлению, никакого гроба там не было. Обстановка комнаты, хотя и шикарная, но без кричащей роскоши, выглядела в обычном для эпохи Ренессанса стиле. Разве что поражала своими размерами огромная кровать с балдахином. Стараясь не проявлять любопытство слишком явно, граф внимательно рассматривал комнату и не видел ничего необычного, если не считать отсутствия зеркала. Витторио, между тем, подошел к незаметной дверце в углу комнаты и открыл её, жестом приглашая Эриха пройти. К графу вернулась мысль о гробе, и вновь он был разочарован: они оказались в огромной гардеробной. В трансильванском замке у Габриэлы фон Кролок была большая гардеробная с бесчисленным количеством нарядов, но всё-таки гораздо меньших размеров, чем здесь. Витторио предложил Эриху теплую меховую накидку и сам оделся по погоде.***
Дорога на Капую привела их к убогому домику. На всякий случай Вентурини предостерегающе поднял руку и прислушался. Не почувствовав опасности, он несколько раз постучал в дверь. — Женщина, я пришёл забрать своего жеребца! Открывай! — раздался его требовательный, громкий голос. Послышалось шуршание, и вскоре дверь открылась. Кармина явно ждала гостя: обутая в деревянные башмаки молодая крестьянка была одета в юбку из грубого холста, на худые плечи женщина набросила старый шерстяной платок. — Здравствуйте, добрый господин, — поклонилась она. Увидев, что вчерашний незнакомец не один, крестьянка сначала испугалась, но вскоре успокоилась: Эрих не вызвал у нее страха; разговаривая с герцогом, Кармина всё время смотрела на него. — Я купила лучшего овса, как Вы велели, и накормила жеребца. Он отдохнул в конюшне старосты, недавно я привела его сюда, — женщина прошмыгнула за дом, и через минуту вернулась, ведя за уздцы благородное животное. — Мальчик, мой славный, — оживился Витторио, придирчиво осматривая своего любимца. — Ты хорошо с ним обращалась, — удовлетворенно продолжил он. — В благодарность тебе оставляю коня, на котором приехал. Опешившая Кармина, забыв про испуг, встала на колени и потянулась к затянутой в лайковую перчатку руке. В это время дверь заскрипела — на крыльцо вышел малыш, бесстрашно шлёпая босыми ножками по холодным, обледеневшим ступеням и глядя прямо в глаза грозному господину. Витторио достал из кармана несколько монет и протянул вновь оробевшей женщине. — Купи одежду и еды ребёнку, — холодно сказал он. — Плохой у тебя хозяин, — впервые подал голос Эрих, — не бережёт своих людей. Мои крестьяне не выглядят такими измождёнными. — Храни вас… — осеклась Кармина, едва не произнеся «Господь», — спасибо, добрые господа. — Конь стоит хороших денег. Продай тому, кто знает толк в лошадях. Это породистый скакун, не предназначенный пахать землю. Седло я тоже оставлю, так больше выручишь за него, — Витторио вскочил на Мрака, а Эрих — на того коня, на котором приехал. Вскоре они скрылись из вида. Кармина выдохнула с облегчением и, отведя ребенка в дом, привязала скакуна около крыльца. Женщина чувствовала себя богачкой и благодарила Бога, пославшего ей такую удачу. — Глупая крестьянка, — усмехнулся Витторио, — она подумала, что от упоминания Всевышнего я обуглюсь. — Мальчик тебя совсем не испугался, в отличие от матери. — Разве ты видишь рога на голове и копыта вместо рук и ног? — хмыкнул Витторио. Дальнейший путь всадники проделали молча. Каждый размышлял о своём: один терялся в догадках, почему герцог не захотел заняться с ним любовью, другой в мельчайших подробностях обдумывал, как сделать следующую ночь поистине незабываемой. Действительно, почему Вентурини отверг графа? Всё вполне объяснимо: Витторио не мог допустить, чтобы Эрих почувствовал пугающий, мертвенный холод его тела. Это могло отпугнуть фон Кролока и поубавить его желание обращения. Сам же он хотел насладиться жарким, чувственным теплом пока ещё живого человека. И умный вампир придумал, как угодить обоим.***